НЕПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА.

РОМАН.

ВИКТОР ТОР-ШЕ.

1 глава.

Начало новой жизни Фёдора Васильевича Боровкова.

 

Фёдор проснулся. Вокруг было темно и неуютно. По привычке он намерился протянуть правую руку к табуретке, где лежали спички и папиросы, но своенравная конечность не подчинилась. Честно говоря, курить ему не очень и хотелось. Не зная почему, но вдруг во всём своём теле он ощутил какое-то неописуемое блаженство, коего ещё никогда не испытывал. Фёдору стало как-то легко и свободно. Голова, как это ни странно, после вчерашнего не болела, и к горлу не подкатывал неприятный комок тошноты, хотя принял он накануне изрядное количество горячительных напитков. Так как поклонника Бахуса ничего не беспокоило и даже зуб, нывший вот уже который день, не давал о себе знать, Фёдор решил предаться воспоминаниям о своём героическом недавнем прошлом.

Он вспомнил бодрящее пиво с белой облачной пенкой и дразнящий, приятный запах вяленой воблы, так гармонировавший с кружкой свежего слабоалкогольного напитка. Всеми этими продовольственными товарами Фёдор обзавёлся в кабачке с задорным названием «А, ну-ка, заходи». Зашёл-то Фёдор Васильевич туда, как и подобает человеку – на своих двоих, но вот как покинул кабачок, хоть убей, не помнил. Может, и ползком, а, может, и друзья-собутыльники вынесли. Да и как попал к себе домой, на свою кровать, ни сном, ни духом не ведал. После первой кружки пива как-то сама собой возникла и вторая, и третья, а там и компания знакомых подкатила. У кого-то из них оказалась бутылка напитка для русской души – прозрачная, как слеза, «Столичная» водочка. И в тесном кругу людей, движимых одной целью: к уходу от реального, обыденного, опостылевшего мрачного мирка – в мир грёз и мечтаний, где каждый становился более сильным, способным и даже гениальным, был сооружён истинно российский национальный коктейль, в простонародии называемый «ершом» (смесь пива и водки). «Ёрш» произвёл на своих потребителей неописуемый эффект, который мы все неоднократно могли наблюдать на улице, например, видя какого-нибудь гражданина, некрепко стоящего на ногах, с умилением на лице обнимающего фонарный столб, или просто мирно похрапывающего где-нибудь в тени от выросшего не по проекту кустарника. На этом воспоминания Фёдора Васильевича о вчерашнем дне закончились, и как ни пытался закоренелый склеротик вспомнить хоть что-нибудь ещё, несмотря на невероятные усилия, ничего из этого не вышло. Остальные события, произошедшие в кабачке «А, ну-ка, заходи», стерильно законсервировались и похоронились где-то в самом дальнем и тёмном углу мозгового вещества.

– Да, «ёрш», что ни говори, сильная вещь, – рассудил Фёдор Васильевич и решил полежать, ни о чём не думая и ничего не вспоминая.

Торопиться ему было некуда. Впереди целый выходной, и он забылся. С Фёдором Васильевичем довольно часто случались такие провалы в памяти после очередной попойки. Поэтому он и на этот раз не придал никакого значения своей забывчивости.

Фёдор Васильевич вспомнил кухмистерскую, где пил пиво и старорусский коктейль – «ёрш». Однако не вспомнил, да и не мог вспомнить ещё и о коньяке подпольного розлива, в тот вечер так же изрядно потравивший и так расшатанный донельзя нездоровый организм. Собственно говоря, это был вовсе не коньяк, просто сей суррогат принято так называть в обществе, где вращался описуемый. На самом деле питьё являлось ничем иным как самогоном. В него для придания более солидного вида и для схожести с коньяком подсыпался низкосортный растворимый кофе. Он и придавал горилке цвет дорогого спиртного. И пиво, и «ёрш», и самопальный «коньяк»  взыграли в ослабленном организме Фёдора Васильевича и привели последнего в крайне возбуждённое состояние. Он был готов совершить массу всевозможных подвигов.

Может, статься, состояние крайнего возбуждения прошло бы само собой, если бы в кабачке не появилась симпатичная, как показалось Фёдору Васильевичу, женщина. С ней он тут же, как истинный рыцарь и джентльмен, вздумал познакомиться. Но вся-то беда заключалась в том, что дама его внезапно воспылавшего любовью сердца заявилась не одна. С ней притащился рыжий крепкий мужчина, по своим физическим данным явно превосходящий пылкого воздыхателя. Если бы Фёдор Васильевич выпил меньше, то никогда бы не осмелился сделать такой необдуманный шаг в своей жизни. И, оценив обстановку не так, как её следовало бы оценить, паладин бросился на приступ крепости возлюбленной. Сначала рыжий гражданин вроде не возражал знакомству навязавшегося весельчака со своей спутницей, приняв его выходку за мирную, дружелюбную, невинную шутку. Но постепенно стал осознавать, что прилипала прицепился к его даме, как банный лист. Рыжий гражданин позволил себе произнести в адрес Фёдора ряд грубых и непростительных оскорблений, что и привело ловеласа в сильную ярость и заставило кинуться на рыжего с кулаками. Публика кабачка с интересом следила за разворачивающейся драмой и уже успела разделиться на две группы. Первая находилась на стороне Фёдора Васильевича, другая на стороне рыжего. Так что, когда началась драка между двумя почитателями единичного экземпляра противоположной особи, – между пиитом, готовым слагать мадригалы, и – прозаичным, серым обывателем, она тут же переросла в побоище. В нём приняли участие и первая, и вторая половины завсегдатаев кабачка. В куче-мале сцепившихся друг в друга пьяных мужичков нельзя было разобрать, кто на чьей стороне, и поэтому каждый бился сам за себя. Фёдор Васильевич в этой всеобщей потасовке быстро забыл о своём главном сопернике – рыжем, так как удары посыпались отовсюду: и справа, и слева. Отважный идальго, как мог, защищался от тумаков, пинков и зуботычин, но силы его приближались к исходу, тело обмякло, и изможденный селадон упал под ноги дерущихся. Сердце вояки вдруг пронзила острая боль, и без того неясное сознание заволокло туманом. Так Фёдор перешёл от одной жизненной формы к другой, хотя об этом ему ещё только предстояло узнать.

Фёдор Васильевич открыл глаза – вокруг было по-прежнему всё так же темно.

«Странно, – подумал очнувшийся завоеватель дамских «крепостей», – уже успел протрезветь и даже голова не болит. После этого провалялся ещё три битых часа, как мне кажется, а солнце всё не всходит».

Он попробовал подняться, но загадочное нечто мёртво держало его дряблые члены.

– Здесь что-то не так: или я сплю, или сошёл с ума.

Но ни того, ни другого не было. Фёдор Васильевич и не спал, и не сошёл с ума. Он продолжал, занимая раздражающее горизонтальное положение, всматриваться в темноту, стараясь хоть что-нибудь уловить своим зорким взглядом, но, потратив на это целых двадцать минут, бросил не принесшее результатов занятие и уже просто смотрел в никуда. Неожиданно его внимание привлёк маленький, чуть заметный огонёк.

– Ну вот, хоть светлячок выполз, и жить стало веселей.

Но постепенно светлячок становился всё больше, и через некоторое время Фёдор Васильевич мог различить у этого «насекомого» человеческие части тела: ноги, руки, туловище, голову.

– Я не дома, – выдала самая сообразительная мозговая извилина догадку. – А где?

Светящийся, не известный науке человекообразный паук приближался.

– Это привидение! – почти крикнул лежащий паникёр и захотел вскочить и умчаться, куда глаза глядят, лишь бы избежать встречи с незнакомым доселе миром духов.

Но, как и в первый, и во второй раз, попытка пошевелить и поднять обрюзглый стан не удалась. Привидение находилось уже близко. Фёдор Васильевич ясно видел черты его лица. Это был мужчина лет сорока с пухлыми губами, толстым подбородком и впалыми блестящими глазами. В лице у призрака отсутствовали и страшное, и ужасное. Но зловещий свет, излучаемый привидением, до смерти пугал недвижимого трусишку.

– Может, пройдёт мимо, – надеялся Фёдор Васильевич, – если я закрою глаза? Нет, больше пить не буду, кажется, белая горячка прочит себя в родню. Если пронесёт и этот фонарный зомби не тронет меня, ей-Богу, пойду лечиться от рюмочной пагубной болезни, – он закрыл глаза и стал ждать, что произойдёт дальше.

– Эй, приятель, почивать изволишь никак? – сказало привидение, подлетев к трясущемуся от страха Боровкову вплотную. – Эй, да не бойся, я же видел, как ты зыркал на меня, ажно глаза из орбит выкатывались. Не притворяйся, говорю, растопырь зенки-то, пучеглазый. Чего вежды-то слепил?

Фёдор Васильевич приоткрыл веки.

– Ну что тебе надо? Уйди, шайтан, отстань от меня. Что я такого сделал? Чеснок тебе в печёнку.

– Э-э… да ты не понял, где находишься, браток? А я-то и не догадался сразу, думаю, что он так «пуговки» таращит, а ты, оказывается, себя ещё в рядах живых числишь. Так вот, помер ты, браток. Это тебе не вещественный мир. На кладбище загораешь. Теперь здесь твой загон, твои ясли. Оталлюрил, жеребец.

«Вот это да! – прибег к анализу Фёдор Васильевич. – А ведь и правду вроде толмачит. И зуб не болит, и не тошнит с похмелья. Значит, я, действительно, дух? Так, стоп. Если я дух, то почему не порхаю, как этот таракан светящийся?» – Вот ты утверждаешь, дескать, умер я, и, значит, тело моё остыло и разлагается, – произнёс вслух новоявленный покойник. – А если я после своей смерти могу мыслить, значит, я – дух. А раз я дух, то почему не летаю, как ты, а лежу, как прикованный?

– Э, чего, шустряк, захотел – летать сразу! Лётчиком, что ли, был? Нет, сперва бренные твои останки разложиться должны, а уж потом и душа от тела освободится. Так что, жди червей и крыс, они знают своё дело, быстро тебя по кусочкам растащат – и лётай себе на здоровье.

– Ну, спасибо, успокоил, а я-то чуть в штаны не наложил, от мысли, что теперь вечность так проваляюсь.

– А, может, и проваляешься, я вон по твоей постной мине заключаю – никак водочкой баловался? Небось, от неё и помер? Ну теперь страдай. Будешь, как лягушонок, в банке спирта плавать. Может, Тутанхамоном станешь. Да не дрейфь, шучу я, шучу.

– Раз я на кладбище, то почему не вижу, кроме тебя, других духов? – промолвил растерянно Фёдор Васильевич, повертев глазными яблоками.

– Да потому и не видишь, что все на собрании. Сегодня же воскресенье – день обсуждения духовных вопросов. У нас здесь строго: как собрание постановило, так оно и будет. А я не в общем табуне, потому что здесь как бы сторожем работаю, за порядком слежу.

– И много платят? – сострил недавно умерший, привыкая к своему новому положению в космической прослойке бестелесных.

– Да что нам деньги теперь – пыль. От скуки всякие штуки сочиняем. Заняться-то нечем! Вот и собрания придумали, и порядки, и работа у каждого своя имеется. Да ты и сам, когда выкуклишься из тела, тебе всё в новь будет казаться, а там полетаешь-полетаешь, да от безделья и скуки загнёшься. Только ты не беспокойся, я тебя Варваре представлю. Она тебя быстро к делу пристроит, с ней не захандришь. Она у нас баба деловая. Да вон, глянь-ка, кажись, сходка закончилась. Ну, ты полежи, а я за Варварой сгоняю.

Фёдор Васильевич перекатил глазные шары в бок, следя за удаляющимся от него духом, и обнаружил, что вдалеке показалась целая стайка светлячков. С их приближением темнота дала взад пятки, и постепенно всё вокруг наполнилось светом. Духи-фонарики окружили Фёдора Васильевича и с любопытством принялись рассматривать и обсуждать свежего покойника. Они смеялись, галдели, задавали какие-то вопросы, на кои новенький, недавно остывший труп не отвечал, потому как из-за света, излучаемого погребённым народцем, с непривычки щемило глаза, и Фёдор не мог различить тех, кто его спрашивает. Он зажмурился, рассуждая: «Ну и попал я! Не лучше чем наверху. А думал, после смерти наступят тишина и покой, а на тебе тишину и покой! Нет, лучше вообще не надо помирать. Чёрт меня дёрнул зайти в этот кабак! Интересно, от чего я там сковырнулся? Нечего было шляться по харчевням и забегаловкам».

– Эй, приятель. Слышь, браток! Опять уснул никак?

Фёдор Васильевич открыл глаза на голос духа-сторожа.

– Я к тебе Варвару привёл, как обещал, – сообщил недавний знакомый, видя, что новенький слушает его.

– А ну-ка, Максим, пусть все отлетят подальше, а то совсем человека напугали, лежит ни живой, ни мёртвый, – обратилась Варвара к духу-сторожу.

Угомонившаяся стайка беспрекословно подчинилась Варвариному приказу и отстала от новенького, однако, продолжая наблюдать за происходящим на расстоянии. Фёдор Васильевич перестал щуриться, так как света, что испускали кладбищенские старожилы, поубавилось, и он уже не бил так сильно в зрачки. Наконец, ему удалось как следует обозреть Варвару. Это была габаритная женщина с волевыми чертами лица, говорившими о её огромной силе воли и о способности руководить метущимися массами. Фёдору Васильевичу показалось лицо Варвары до боли знакомым и через несколько секунд он понял почему.

– Фёдор! – воскликнула вдруг Варвара. – Никак ты, проклятый? Наконец-то, и ты издох! А я ведь тебя ждала, паршивца. Околел-таки!

– Никак, узнала, Варвара? – удивился дух-сторож Максим. – Чай, родственник?

– Родственник, – передразнила Варвара, – да это же муж мой! Змий! Это он загнал меня сюда, гадюка, забулдыга подзаборный.

Фёдор вздрогнул, узнав в Варваре свою бывшую жену, которую похоронил семь лет назад и никак не ожидал её уже встретить.

– Господи! – взмолился он. – За что Ты меня так наказываешь, неужели мне и на этом свете в аду гореть? Изжога перечная, забодай тебя комар!

– Запричитал, холера, – перебила Варвара, – что ты в жизни хорошего-то сделал, чтобы у Бога милости просить? Алкоголик недоделанный. Ну, подожди, вот выйдет твоя душа из тела, мы с тобой поговорим.

– Поговорим, – усмехнулся Фёдор, – да ты рта раскрыть не дашь, пилюля горькая, знаю наверняка. Будь проклят тот день, когда женился на тебе!

– Да кто бы за тебя ещё замуж-то пошёл, пентюх, если не я? Кому ты был нужен, такой недотёпа? Но клянусь, если бы знала, что пить начнёшь, никогда бы не позарилась на эдакое добро!

– Жаль, что не знала, – ухмыльнулся Фёдор.

– Замолкни, сколиоз горбатый, – махнула рукой Варвара. – Ох, в молодости у меня столько женихов было, а я, дура, на этого польстилась!

– Сказала бы раньше, что дура, я бы близко к тебе не подошёл, – опять съязвил Фёдор. – А когда выползу из тела, то только ты меня и видела, сколопендра членистоногая. Улечу, куда глаза глядят, лишь бы твою болтовню не слушать. Судя по всему, это не мой порт приписки.

– Позволительно ли так со своей женой препираться? – сделал замечание дух Максим. – Да и не только женой, она здесь у нас самая главная. Не будешь слушать её – пропадёшь.

– Максим, тебе, что, сварливые, нудные бабы нравятся?

– Нет, – ответил дух-сторож, удивившись такому вопросу со стороны новенького и не поняв его смысл.

– А что тогда за Варвару горой стоишь?

– Ну ты мели языком, мели, а хоть иногда, да думай, что балаболишь. Знаешь, как мы тут до Варвары жили – смертельная тоска! А сейчас и работаем, и в хоре поём, и ещё много чего делаем, не жизнь, а сказка.

– А трактир-то у вас здесь есть? Ну хоть какая-нибудь завалящая корчма? – сделал последний выпад Фёдор. – Ведь настоящий мужик должен пахнуть потом, табаком и водкой.

– Ишь, чего захотел! – запыхтела Варвара. – И тут пьянствовать? Нет, милок, ты теперь дух и эту гадость в себя влить не в состоянии. Наслаждайся трезвой головушкой и свои порядки не устанавливай.

Фёдор выругался в ответ на Варварины слова, закрыл светлы очи и притворился спящим, не реагируя больше ни на что. Он знал, ежели станет продолжать хохмить, то из Варвариных уст на него выплеснется такой поток грязи, что зальёт с ног до головы. Посему принял решение терпеливо дождаться отторжения астральной сущности от своих бренных останков, более ни с кем не общаясь.

Время для Фёдора шло ужасно медленно, тело никак не хотело отпускать душу на свободу. Нежиться в кровате-гробу без движения жутко надоело. Но день тянулся за днём, и он начал замечать, как то тут, то там из его материальной оболочки с завидным упорством выбиваются наружу лучи от настоящего «я». Свечение усиливалось. И вот однажды лежебока почувствовал, что его больше ничего не держит, и рискнул пошевелиться. Сначала подёргал ногой, потом приподнял руку и, поняв, что теперь, действительно, свободен, встал.

– Слава Богу, выбрался! – произнёс он и всплыл, словно воздушный шарик, над самим собой.

Взглянув на полусгнивший, кишащий опарышами, непродезинфицированный мясной фарш, на коричневые кости и прилежно объеденный выразительный череп, Фёдор содрогнулся, так как впечатление было удручающее. Дух взлетел повыше, чтобы осмотреться, но, поднявшись на два метра вверх от гроба, маковкой натолкнулся на неожиданное препятствие.

– Вот те на, – удивился покойничек, – какой низкий потолок!

В это время недалеко от места захоронения Боровкова совершал свой очередной сторожевой облёт Максим. Он, как истинный профессионал своего дела, моментально засёк подозрительные барахтанья в могильном ящике, принадлежавшем мужу своей непосредственной начальницы, и мигом спикировал к месту происшествия.

– С выходом тебя, – искренне поздравил Максим. – Дождался, наконец!

– Спасибо, – вздохнул поздравляемый изгой замогильного общества, – скажи, Максимыч, обо что это я долбанулся башкой? Ведь я – дух, и для меня не существует никаких препятствий!

– Как бы не так – не существует, ещё как существует! Ты столкнулся с небом. Ты можешь запросто передвигаться в земле, но на поверхность махануть – кишка тонка. Такая у нас, духов, участь.

– Так, здесь и пол тогда есть? – спросил Фёдор.

– Говорят, есть, но точно не скажу. Никто из нас пока глубоко в недра не опускался – страшновато. Да и ещё, говорят, там, внизу находится царство диавола. А кто хочет к нему попасть? Добровольцев нет.

– Послушай, Макс, – опять спрашивал Фёдор, – что-то никак в толк не возьму, куда я попал – в ад или в рай: ни чертей, ни ангелов не сыщешь? Думаю так, если я здесь, то значит это рай. Но с другого угла прикинуть, раз здесь Варвара, то это непременно должен быть ад. Так помоги разобраться!

– Э, братишка, это впереди. Настанет день Суда и всех нас распихают: кого вправо, кого влево – грешников в одну сторону, праведников в другую. Для первых – ад, для вторых – рай.

– А когда произойдёт Суд?

– Справочников нет, может, завтра, а, может, через сто лет, а, может, и через миллион. Ждать надо. Но, видимо, нескоро. Экскурсию не желаешь совершить по кладбищу? Я здесь всё знаю, всё покажу.

– Да на кой мне эта экскурсия? Мне бы улизнуть отсюда поскорей – подальше от Варвары. А там найду себе тёпленькое местечко в другом городище, лишь бы ей не пахло!

– Вот поэтому и предлагаю устроить тебе экскурсию, чтобы ты осознал истинное положение вещей и сильно на Варвару не шумел. Так как гнездиться здесь будешь, пока Господь Бог тебя не призовет на исповедь.

Экскурсия, устроенная услужливым гидом Максимом, не заняла много времени, через час Фёдор уже понял, что попал в западню. С правой стороны кладбища был неимоверно глубокий овраг, с левой – крутой обрыв, впереди – болото, позади – река (через воду дух не транспортабелен, так же, как и через небо). А внизу чернела страшная пропасть, куда никто из обитателей изолированного кладбища никогда не осмеливался опускаться. Выход отсутствовал.

– Чёрт бы побрал такое месторасположение! Какой идиот его выбирал? – возмущался Фёдор Васильевич. – Что мне теперь в этой дыре всю свою духовную жизнь проторчать, света белого не видеть? Заживо сгнить в замурованном карцере?

После того, как Фёдор окончательно уразумел, что проклятая судьба подложила ему хорошую свинью, заточив в небольшом пространстве скорбного участка, он опустил голову, сник и отдал себя на растерзание главенствующей в заблокированном мире духов бывшей жене Варваре. Но оставаться бывшей женой Варвару не устраивало, и она вынесла на суд высокочтимого собрания пресмыкающихся единомышленников вопрос о безоговорочном признании её прав на Фёдора. Фёдор, в свою очередь, заявил, что он категорически возражает против таковой постановки вопроса и даже слышать не желает, что у него и здесь, в этом тёмном мире, будет жена, которую он так недолюбливал ещё на том свете. Но собрание, выслушав Варварины доводы о том, что якобы только она сможет сделать из развязного саботажника и паяца порядочного духа и приложит для этого все усилия, решило признать их брак законным. Тогда Фёдор тут же подал апелляцию в арбитражную комиссию, коя, разобрав тяжбу, в свою очередь, вынесла приговор, гласивший, что в течение месяца с непокорным не должен разговаривать ни один патриотически настроенный гражданин. Этот бойкот ничуть не огорчил осуждённого, а, напротив, обрадовал – ведь в число пикетчиков, не общающихся с ним, входила и предводительница – Варвара. И он мог хотя бы месяц не слушать её упреков и нареканий. Пользуясь сложившейся обстановкой, бузотер объявил голодовку и забастовку, а заодно присвоил себе статус суверенного государства.

Но месяц просвистел, как один день, и на каторжанина Фёдора были возложены командиршей Варварой обязанности не только перед общественностью, но и перед ней, как перед законной женой. Теперь ему надлежало появляться среди людей только со своей «милой» Варварой, ни на шаг не отступая от строгой воспитательницы. Кроме того, Фёдор выполнял при ней функции секретаря. Должность секретарши невольника явно унижала, и он всячески пытался уклониться от умаляющих его достоинство процедур. Но сие являлось практически невозможным, так как Варвара зорко следила за порученной работой. Кроме того, бедолаге вменили в обязанность посещать все собрания и совещания духов, летать на хор, где ему отвели партию тенора, заниматься в театральном кружке, где ему доверили играть в нравоучительных пьесах, в основном бандитов и страшно провинившихся грешников, посещать уроки Варвариной этики и эстетики и так далее, и тому подобное. От всего этого Фёдора мутило и тошнило, ему не хотелось заниматься ни чем из выше перечисленного, да ещё и насильно. Он любил пребывать в одиночестве, чтобы никто не мешал, любил летать, где хочется и как хочется. Но Варвару это не заботило, и она с каждым днём всё больше и больше уделяла «муженьку» свои драгоценные внимание и заботу, не давая подопечному расслабиться ни на минуту. Как говорил Фёдор: «Жизнь у меня лучше некуда, а ещё хуже не надо». Он совсем перестал мечтать об освобождении из кладбищенской тюрьмы и уже свыкся с незавидной участью послушной овечки в стальных когтях волчицы-Варвары, и превратился просто в куклу, которой можно было переставлять ножки, наклонять головку, переворачивать её на спинку и животик, чтобы она говорила «мама». И не знал, и не ведал, бедняга, что его освобождение из цепких лап беспощадной рабовладелицы не за горами.

В тот день, когда Боровков обрёл веру в то, что скоро покинет родное, но такое ненавистное кладбище-тюрьму, на душе у него скребли кошки. Настроение по десятибалльной шкале упало до ноля. Он успел выслушать от Варвары целый ряд необоснованных нападок и теперь должен был спешить на хор, дабы петь опостылевшие арии.

– Да что я, в конце концов, крепостной? – выпустил пар узник. – Сколько можно терпеть кабалу? Нет, хватит, всё, больше не вынесу! – стукнул он по пустоте кулаком. – Долой все директивы и экзекуции!

Фёдор изменил свой курс полёта, направившись не на бесполезные песнопения, а в самый дальний и укромный закуток кладбища, редко посещаемый другими почившими братьями, в надежде остаться одному и отдохнуть от никчёмных причуд и распоряжений узурпаторши. Укрывшись, таким образом, от глаз духовного товарищества, он присел на воображаемый им стул, спиной облокотившись на стену оврага.

«Как жаль, – сожалел обречённый на посмертное заключение, – что нельзя продырявить эту воздушную стену. Кажется, всё бы отдал, чтобы дать дёру из этой чёртовой блокады».

Вдруг проклинающий всё и вся Боровков почувствовал, как потолок задрожал. Сначала несчастный плакальщик в жилетку подумал, что это какая-нибудь машина подвезла к могиле нового покойника. Но в этом месте кладбища ещё никогда не хоронили, и это показалось странным. Приглядевшись, Фёдор увидел на потолке продавленный след от гусениц.

«Это или трактор, или экскаватор», – догадался раб закрытого пространства.

Затем возникли сразу несколько бегущих следов от больших колёс самосвалов. Кузова грузовиков, видимо, были набиты под завязку, так как вмятины, проецируемые шинами, въедались в грунт довольно глубоко. Неожиданно Фёдора тряхнуло, и стена, на которую он облокачивался тыльной частью, резко продвинулась на полметра. Не ощутив позади себя опоры, замахавший руками балансировщик чуть не шмякнулся.

«Так, это интересненько», – почесал затылок озадаченный мужичок и стал наблюдать, что случиться далее.

Подошли ещё машины, и стена снова немного отодвинулась.

«Они занялись засыпкой ненавистного оврага, – понял арестант, – они строят дорогу. Это же путь к свободе! Если машины завалят бездонную ямину, то я беспрепятственно распрощаюсь со своей бастилией и получу карт-бланш».

Боровков знал: овраг достаточно объемен, и, чтобы с ним покончить, потребуется не мало времени. Но он готов ждать, сколько угодно, лишь бы исчезнуть из замурованного кладбища. На душе у замыслившего побег узника полегчало. Но чтобы Варвара не догадалась о том, что он затевает, и не обнаружила этот лаз, который сооружают для него души с бренными телами, он, как ветер, помчался на хор. В этот раз сторонник демократического правления пел, как не пел ещё никогда. В его голосе присутствовали нотки победы, цвета радуги, букет счастья.

Прошла неделя. Проход, ведущий на свободу, удлинился на целых семь метров. Узник изредка, боясь разоблачения, тайком посещал свой укромный уголок, о коем не должен пронюхать никто из племени преданных вождю в женской юбке, и с каждым разом становился всё уверенней в скором освобождении. Фёдор понимал – ещё немного, и его побег осуществится. И пусть вредная комендантша Варвара делает что хочет с этими глупыми духами-подлизами, которыми верховодит, но его ей будет не достать.

Варвара, как наблюдательная женщина, конечно, не могла не заметить диковинной перемены, случившейся с её бывшим мужем в последние дни. Он стал более разговорчивым, покладистым, с охотой и без недовольства выполнял все её приказы, стал улыбчивым и спокойным. И на лице его больше не возникали гримасы раздражения и отчаянья. Но она не придала тому никакого значения, надеясь, что её «супруг» просто начал перевоспитываться. Варвара и заподозрить не могла, что он сбежит, потому как это являлось невозможным, – ведь она знала свои владения. Но диктаторша ещё не знала, что люди, живущие наверху, решили расширить её границы, проложив дорогу через овраг.

И вот, наконец, счастливый час пробил в тёмном царстве и для подъярёмного Фёдора. Прилетев в очередной раз посмотреть на то, как движутся дела у строителей, он с величайшим восхищением обнаружил, что овраг полностью засыпан землёй, и его выходу за пределы тоталитарного государства ничто не мешает. И мученик теперь с лёгкостью воплотит долгожданную мечту. Заключённый рванул вперёд, бросая кладбище-тюрьму навсегда. Его манила свобода.

– Прощай, Варвара! Прощайте, оковы и кандалы!

Первым делом Боровкову захотелось пошататься под своим родным населённым пунктом, где родился, вырос, постарел и, в конце концов, умер. Город от кладбища находился недалеко, и ему не пришлось тратить много времени на путешествие. Заметив торчащие из потолка сваи, он сообразил, что прибыл на место. Фёдор хорошо был знаком с архитектурным планом областного центра и отлично ориентировался даже с закрытыми глазами.

«Вот это фундамент роддома, где я впервые вдохнул едкий смог цивилизации, – вспоминал беглец. – А вот теперь прямо надо мной школа, где учился Бог весть чему целых десять лет. Какое время прекрасное было! А вон там институт. Ах, эти студенческие годы, мне их никогда не забыть! Сабантуи до утра, юношеская влюблённость, дешёвая столовка. Ах, молодость, молодость!»

Фёдор носился сломя голову, дивясь долгожданной свободе. Теперь он ничем и никому не был обязан, ему не надо спешить ни на собрания духов, ни на хор, ни на уроки Варвариной этики и эстетики.

«Эх, Варвара, Варвара, да если бы не ты, разве я начал бы пить? Эти твои постоянные упрёки, ругань… Какой нормальный человек выдержит? А ты меня собралась и на этом свете в бараний рог скрутить, на измор взять. А вот на-ко, цапни! – Фёдор сложил пальцы в замысловатую фигуру и рассмеялся. – На слона лошадиную сбрую не напялишь. Даже детей нам с тобой Бог не дал, а я так мечтал о каком-нибудь голопузике. Что мне оставалось ещё, как не бутылка с напитком для успокоения души?»

Боровков навестил все памятные места, бывшие ему дорогими при жизни и, таким образом, вдоволь насладившись забытым ощущением полной свободы, прилег отдохнуть. Он растянулся во весь рост, закинув руки за шею, и принялся упиваться тем, что никто и никуда его не гонит и ничего не заставляет делать такого, что бы не соответствовало его личным желаниям. Вдруг блажной от получаемого удовольствия Фёдор напрягся и вскочил, схватив себя за голову.

– Совсем память никудышная! – воскликнул он. – Клад сквалыги-купца Засыпина!

Наш герой начал охотиться за этим кладом ещё в детстве, когда ему исполнилось лет двенадцать. В городе из уст в уста передавалась легенда о сказочно богатом, скаредном купце Афанасии Засыпине. Рассказывали, что консервативных взглядов купца на старости лет прогневал недостойным поступком его единственный сын – наследник всех богатств. И Афанасий, дабы его сокровища не попали к опальному чаду, закопал всё своё состояние перед смертью где-то в окрестностях тогда небольшого городишка. Сколько же кубометров переворочал Фёдор за свою жизнь, но так и не нашел вожделенного клада! И вот теперь у него появилась возможность откупорить кубышку старого скряги, ведь сейчас он – дух, может обшарить каждый миллиметрик под землёй. И кладоискатель взялся за дело, сантиметр за сантиметром обследовать «кишечники» многочисленных районов. Какова же была его радость, когда он почти после двух часов поиска наткнулся на сундук солидных размеров! Отыскать его мешали сваи, канализационные трубы и ещё всякая дрянь, зарытая людьми девятисоттысячного города. Но находка стоила того, чтобы за неё попотеть. Как существо бестелесное Фёдор не в силах был открыть сундук и просто просунул любопытную физиономию сквозь крышку, чтобы осмотреть сокрытое внутри. А там беззаботно пылились и золотые монеты царской чеканки, и жемчуг, и бриллианты, а также рубины, сапфиры, браслеты, перстни, посуда из дорогих металлов и многое, многое другое. От всего этого несметного богатства у Фёдора захватило дух.

– Эх, ё-моё, – горестно сожалел он, – если бы мне сундучок при жизни, там, наверху, я бы таких делов натворил! А нынче на что мне всё это? Да пропади оно пропадом!

Фёдор Васильевич тряхнул рукой и полетел прочь от земных, тленных ценностей. Впереди его ждала масса открытий и приключений.

 

  2 глава.

Мила.

 

Утро. Будильник уже прозвонил, но Миле не хотелось покидать тёплую, мягкую постель. Родители ушли на работу, и девушке никто не мог помешать подремать ещё хотя бы полчаса или часик. Решив, таким образом, пропустить первую пару в институте, где она обучалась архитектурному делу, ленивица погрузилась в сладкий, крепкий сон. Но он продолжался недолго. На этот раз её потревожил телефонный звонок. Мила стала ждать, когда он замолчит, надеясь вновь уснуть. Но телефон не унимался. Она не выдержала, соскочила с кровати и подбежала к аппарату. Однако, когда поднесла трубку к уху, то услышала короткие гудки: на другом конце провода, видимо, устали добиваться ответа. Сон был нарушен, и окончательно разбуженная неженка поплелась в ванную комнату умываться. Завершив водные процедуры, подошла к трельяжу, на коем валялась куча разной косметики, для того, чтобы в очередной раз полюбоваться своей красотой и раскрасить брови, ресницы, губы, а затем нанести на щёки румяна, так оживляющие её лицо. Из зеркала смотрела молодая, красивая, стройная очаровашка с черными, как ночь, волосами, свисавшими до плеч, курносым носиком, большими зелёными глазами и маленьким, но вместе с тем капризным ротиком. Мила сбросила ночнушку и увидела белоснежное обнажённое тело. Её грудки, как рожки игривой козочки, торчали серыми сосками кверху. Талии «козочки» позавидовала бы любая манекенщица, а ножки её были стройны и длинны, как у антилопы.

Миле исполнилось двадцать лет, она училась на четвёртом курсе высшего учебного заведения. Родители её являлись интеллигентами в неизвестно каком поколении. Папа в настоящий момент был владельцем солидной строительной фирмы, а мама – главным режиссёром городского театра. И как люди, занятые работой, к своему сожалению, они не уделяли дочери достаточное количество времени на воспитание, и компенсировали то материальными благами. Любимица часто получала от них дорогие подношения. То папа привезёт из очередной заграничной вылазки что-нибудь, то мама – с гастролей. В деньгах родители дочке не отказывали и подавно. Но самым лучшим подарком своих стариков красотка считала новую машину – ярко-красный кабриолет «Фиат», ключи от которой получила ровно полгода назад, в день двадцатилетия. В институте девушка пользовалась славой самой классной невесты, и приударить за ней мечтал каждый, в надежде завладеть не только её рукой и сердцем, но и толстым кошельком родителей. Но Миле не нравились такие ухажёры, она терпеть не могла их приставаний. Больше всего на свете она обожала только одного человека – себя. Налюбовавшись  вдоволь своими прелестями в зеркале и наложив на лицо косметику, очаровашка стала ещё более привлекательной. Одевшись, она засунула в сумочку несколько тетрадок и, обрызгавшись душистым дезодорантом, отправилась в институт. Как сама говорила: «Повышать интеллект».

Подъехав на ярко-красном автомобиле к зданию альма-матер, у парадных дверей увидела сокурсников. Закончилась первая пара, и те отдыхали на перемене. Расфуфыриная девица вышла из кабриолета и приблизилась к подружкам.

– Мила, – подбежала к ней одна из её однокашниц, Наташа, – у нас тут с Зиной спор возник. Не поможешь ли нам?

– С удовольствием, – саркастически хмыкнула опоздавшая на занятия любительница поспать.

– Так вот. Мы поспорили насчёт того, что за тобой любой парень с нашей группы пойдёт хоть на край света, только пальцем поманишь.

– Да зачем мне они нужны, недоумки? Они-то все пойдут. А пойду ли с ними я? Вот правильная постановка вопроса.

– А вот Зина утверждает, есть один человек, который на тебя не позарится.

– И кто этот герой?

– Виталий, – ответила Наташа и хихикнула.

– Ну что же, – ухмыльнулась Мила, – посмотрим. Я вам гарантирую – через час ваш эталон неприступности будет предан мне, как собачонка. Я буду его полновластной хозяйкой.

Прозвенел звонок. Студенты заторопились в аудиторию занять места. Преподаватель приступил к изложению учащимся новой темы, но Мила его не слушала. Её поглотил спор Зины и Наташи. Виталий, которого она должна обратить в верного раба-поклонника, сидел на другом от неё конце зала, и перекинуться с ним словцом красотка не могла. Поэтому написала записку и передала по цепочке.

Виталий, приняв послание, не прочитал его сразу, так как внимал объяснению преподавателя. Истекло минут двадцать, прежде чем он развернул аккуратно сложенный листок бумаги. Мила всё это время нервничала, обычно её крючковатый почерк парни расшифровывали мгновенно после получения и спешили без задержек дать ответ. И то, что соблазняемый нахал не сделал этого немедля, её очень рассердило.

Записка содержала следующее:

«Виталий, сегодня в кинотеатре Космос в 19. 30. состоится рекламный показ художественного фильма «Замок теней». Буду рада, если составишь компанию. Уверена, для тебя это приятный сюрприз. Мила».

После долгих ожиданий взбалмошная девица заполучила лаконичный ответ:

«Извини, но никак не могу. Виталий».

Отказ юноши, как молния, ударил самолюбивую кокетку. Она вся зарделась, на лице появился гнев.

– Идиот, – процедила обиженная сквозь зубы, – чтоб тебя разорвало!

Больше всего её разозлило не то, что Виталий пренебрег ею, а то, что был проигран спор – ведь она обещала Наташе и Зине в течение часа сделать из него послушного ягнёнка.

– Но ещё не всё потеряно, – негодовала самонадеянная мадемуазель, – я тебя достану! Как миленький за это на коленках поползаешь!

Виталий, конечно, ничего не подозревал о споре барышень, и никак не хотел уколоть Милу и поселить в ней злобу к себе за коротенькое письмецо. Просто вечерами на вокзале он подрабатывал грузчиком и поэтому, естественно, не составил королеве красоты курса компанию, а написать об этом не додумался, поскольку увлёкся лекцией и старательно ловил каждый звук, исходящий от педагога. Виталий часто натыкался на суждения о том, что Мила – симпатичная девушка, и вроде бы небезразлична ему, но он считал её «не по зубам», считал, что ей нужен совсем не такой партнёр, как он.

Судьба Виталия сложилась не очень гладко. Ему исполнилось три года, когда родители погибли в автокатастрофе, и на воспитание мальчика взяла бабушка. Старушка два года тому назад умерла, завещав наследнику двухкомнатную квартиру. А так как нужно было на что-то существовать, он и совмещал учёбу с работой. Родственников у него больше не находилось, а потому на помощь со стороны не рассчитывал, крутился сам.

На очередной перемене к Миле подлетели Наташа и Зина.

– Как дела, подруга? – спросила Зина. – Попался червячок на крючок или в землю ушёл?

– Не ваше дело! – зло среагировала неудачливая воображуля.

– Значит, улизнул, – догадалась Наташа. – То-то я заприметила, когда ты на лекции получила от ворот поворот, вся скуксилась, потом напыжилась, как индюшка надутая, опосля порозовела, как рак, даже чуть было слёзы не брызнули рекой, –  Наташа давилась смехом.

Мила, не разговаривая далее, отвернулась от подруг и зашагала к выходу. Занятия её больше не интересовали, и она поехала домой, полностью раздавленная и побеждённая. Зайдя в квартиру, не переобувшись, пронеслась к себе в комнату, упала на кровать и пискляво захныкала. Так пролежала около получаса. Затем, немного успокоившись, встала и по привычке взглянула в зеркало. Из него смотрела какая-то нюня. Тени полустерлись, тушь потекла с ресниц, глаза от слёз покраснели.

– Дурочка, – вымолвила рёва, – и чего так расстроилась? Да если и вправду захочу, он будет принадлежать мне и только мне!

Вдруг проигравшая спорщица неожиданно для самой себя ухватилась за мысль, что Виталий не такой уж плохой парень, не как другие балбесы. Целеустремлённый, умный, высокий, приятен лицом и манерами, и за юбками не волочится.

«Вот такого бы в мужья, – промелькнуло в мозгу у заплаканной девицы. – И родителям он моим понравится. Они любят таких скромных и тихих», – она улыбнулась своей неожиданной находке и пошла в ванную принять душ.

На следующий день в институте Мила специально села позади Виталия последить за предметом душевных переживаний и убедиться насколько правилен её выбор. Смотря на него, она остро почувствовала, что хочет находиться с ним рядом, с ним и более ни с кем. Наблюдательница ощутила необычайное притяжение к этому парню.

«Да я никак влюбилась? – удивилась про себя прелестница. – Вот это да, ни думала, ни гадала! Четыре года проучились вместе, а я только сейчас поняла: он всегда представлял для меня идеального, гармоничного мужчину».

Если бы кто из парней знал, как Виталий обратил на себя внимание Милы! Они все бы принялись отказывать ей в просьбах, а не потакать им. Оказывается, чтобы завоевать капризную недотрогу, необходимо всего лишь не обращать на неё внимания, и она сама клюнет на эту приманку. Разжечь её самолюбие простым отказом пойти в кино!

Страсть Милы к непокорившемуся её чарам предмету обожания с каждым днем разгоралась всё сильнее и сильнее. У девицы всё полыхало в груди, когда она видела рыцаря своей мечты. Он превратился для неё в «объект номер один». Подруги, заметив то, как прежде холодная мисс таращится на Виталия, начали подшучивать над ней. И однажды, когда юноша зашёл в аудиторию, где уже расположилась вся группа, кто-то нарочно проговорил так, чтобы все слышали:

– Ну вот, Милин возлюбленный пожаловал. Теперь все в сборе, можно начинать урок по семейному праву.

Услышав реплику, красотка опустила пышные от туши ресницы и покраснела, как помидор, даже не попытавшись урезонить провокаторшу, сказавшую это во всеуслышанье.

Как-то на практических занятиях по физике Виталий и Мила попали в пару. Они должны были вместе выполнить лабораторную работу. Молодой человек и озабоченная девица удалились в дальний угол кабинета и принялись за физические опыты, записывая выводы в тетрадь. Задание было несложным, и они расщёлкали его быстрей, чем все остальные пары студентов. В образовавшейся паузе пронзённая стрелой шутника амура завела беседу на интересующую её тему.

– Скажи, пожалуйста, Виталий, – обратилась она к нему, – почему ты отказал мне тогда? Ну, помнишь, когда послала записку? Я тебе совсем не нравлюсь?

– Ты всем нравишься, – насторожился парень.

– А почему тогда?

– Мила, у меня наметились на тот вечер дела, и я никак не мог отменить их.

– А когда ты свободен? – состроила глазки недавно влюблённая барышня.

– В воскресенье.

– Очевидно, тебе покажется странным, что девушка приглашает парня на свидание, но не отказывай мне, пойдём в это твоё свободное воскресенье куда-нибудь. Я думаю, ты не пожалеешь, потратив его на меня.

– Хорошо, – согласился Виталий, – только дай знать, во сколько и где встречаемся.

– В шесть часов вечера у детского театра кукол, – радостно выпалила курносая цаца, добившись своего.

– Буду тебя ждать, – вынужденно махнул головой не устоявший перед напором зелёных глазок, уступчивый капитулянт.

*

Наступило воскресенье. День получился безоблачный, ясный, погода заслуживала всяческих похвал. Виталий привёл себя в порядок. Вышел из дома и поспешил в киоск за цветами. Это было первое свидание в его жизни, и он не желал ударить лицом в грязь, тем более что девушка ничего себе, и даже более того – красавица.

На место встречи педантичный юноша пришёл раньше назначенного времени на пятнадцать минут, так как не хотел, чтобы Мила ждала, что, как полагал Виталий, не подобает даме. Но он ошибался, Милы там не оказалось, и ровно в восемнадцать часов тоже. Так молодой человек прокараулил её час с лишним и уже собрался уходить, как вдруг рядом с ним остановилась ярко-красная машина. За рулём сидела Мила. Она, как богиня, выступила из своего шикарного «Фиата». Наряд модницы с вызывающим декольте ничуть не уступал блеску и изяществу легкового автомобиля. Виталий испугался, что его одежда не будет гармонировать с её великолепным портновским изделием, достойным суперзвезды.

– Извини, – подбежала к парню разнаряженная «кукла», – я немного опоздала. Куда поедем?

– Поедем? Я рассчитывал, ты придёшь пешком, и мы просто погуляем по улицам.

– Цветы мне? – поинтересовалась опоздавшая особа у замявшегося кавалера.

– Да, тебе, возьми, – протянул молодой человек головастые тюльпаны.

– Неплохо, – оценила полубогиня букет с брезгливостью во взгляде и интонацией в голосе. – Поехали, я сама отвезу тебя куда надо.

Они забрались в машину и покатили.

– Почему ты обратила свой взор именно на меня? – задал вопрос по дороге Виталий.

– А на кого ещё? – с ноткой удивления приподняла плечико красотка. – Не на этих же баранов, которые липнут, как назойливая мошкара.

Машина притормозила у китайского ресторана.

– Вот и приехали, –  заглушила двигатель владелица кабриолета. – Выходим.

– Но у меня нет денег, – попытался возразить Виталий, видя, что Мила ведёт его именно в ресторан.

– Не беспокойся, я заплачу, – девица широко улыбнулась, показав белые ровные зубки и заметив цветы в руках кавалера, добавила, – Ох, а куда же девать букет? Зачем ты захватил его с собой? Пусть бы лежал в машине, теперь он только мешает, – она выхватила у него из рук подарок и бросила в мусорный бачок. – Вот и избавились мы от них, ты – мой самый дивный цветок! Зачем мне другие?

Перед закрытыми дверьми ресторана топтались желающие попасть вовнутрь, но, судя по табличке с надписью «Мест нет» и по грозному выражению лица швейцара, дерзновения их были тщетными.

– Вот видишь, – убеждал Виталий, – нам всё равно туда не прорваться.

– Не волнуйся, здесь всё схвачено и за всё заплачено, – с хитринкой на кончиках губ девица настойчиво продолжала тянуть юношу.

И действительно, когда швейцар опытным глазом выделил Милу из общей толпы, его физиономия расплылась в улыбке, и он стал похож на майское соцветие самых первых и благоуханных роз. Швейцар поспешил щелкнуть засовом и раскланяться, в то же время отстраняя от открывшегося прохода пытающихся любыми путями и средствами достичь своей цели бестолковых посетителей.

– Здравствуйте, Милочка, – низко склонился «неваляшка» в ливрее ещё раз. – Как чувствует себя ваш папочка? Что-то он забывать нас стал, заходит всё реже и реже, а ведь он один из самых дорогих гостей в нашем заведении.

– Ах, – всплеснула руками польщенная красотка, – у него столько работы! Я и сама его редко лицезрею: весь в делах. Но я обязательно передам ему ваши слова.

– Будем очень рады принять и вашу мамочку, – приглашая Милу и её спутника пройти в зал, словоблудил раболепно швейцар. – Ваш любимый столик свободен. Я как знал, что вы сегодня окажите честь, и просил метрдотеля не сажать за него никого.

– Благодарю вас, – жеманно ответила девица льстивому швейцару.

Они прошли к столику и присели на мягкие кожаные стулья.

– Выбирай, гурман, – обратилась Мила к Виталию, всучив меню, – ты – мужчина, тебе и карты в руки.

Молодой человек раскрыл красочно оформленное в китайском стиле меню и принялся изучать. Но, прочтя названия нескольких блюд, растерялся, так как не знал, что они собой представляют, да и цены, на его взгляд, очень кусались. Он предпочёл бы поесть где-нибудь в кафе-столовой, там всё намного дешевле.

– Я не сомневаюсь, ты, как девушка с утончённым, рафинированным вкусом, сделаешь это более удачнее, нежели я, – вывернулся плохой знаток восточной кухни и сложил меню, отдавая его назад.

– Что ж. Я, так я.

В эту минуту к их столику подпархнул официант, поприветствовал гостей с такой же поддельной улыбкой, какая ранее прилипла к швейцару:

– Выбрали, господа?

– Всё как обычно, – распорядилась обихаживаемая невозмутимо унижающимся персоналом постоянная клиентка, так и не посмотрев в меню, – и шампанского побольше!

– Не извольте беспокоиться, доставим в лучшем виде, – официант поклонился и отпорхнул.

Виталий никогда не посещал подобных фешенебельных заведений и посему чувствовал себя довольно неловко. На него давила изысканность и пышность оформления ресторана, а вежливость и пресмыкающееся обращение служащих являлись непривычны. Наконец, принесены блюда и можно было приступить к трапезе. Но он не знал, как едят эти кушанья, и – смутился. Смутился молодой человек ещё и из-за того, что вместо ножа, вилки и ложки официант приволок две тоненькие деревянные палочки. Мила взяла уверенным движением одну из палочек, ловко подцепила маленький кусочек какого-то заморского фрукта, с лёгкостью отправив его в свой нежный ротик. Виталий тоже попытался повторить за ней данный цирковой трюк, но кусочек скользкого фрукта выскочил из-под палочки неумелого едока и, не дойдя до потребителя, свалился на скатерть. Мила рассмеялась, отчего Виталий ощутил себя ещё в более неловком положении. Лицо его, как у манекена, побелело, а на лбу выступил пот. Заметив это, девица позвала официанта и попросила того принести привычный для своего спутника набор столовых приборов.

Прошло три часа, как они переступили порог китайского ресторана. Избалованная, видавшая виды «куколка» чересчур уж увлеклась шампанским и всё чаще и чаще заставляла подливать его в бокалы. Глаза красотки приобрели от выпитого французского пьянящего напитка необычайный блеск. Она превратилась в ещё более весёлую и живую хохотушку и беспрестанно подшучивала над неловкостью кавалера и его неумением ухаживать за дамой. В конце концов, Виталий, сославшись на то, что ему хочется на свежий воздух, попросил её покинуть ресторан. Состоятельная мадемуазель расплатилась с официантом, и они удалились. Усевшись в машину, Мила попыталась включить зажигание, но не получилось, так как в руках присутствовала слабость.

– Милый, – начала уговаривать она, – извини, но я, кажется, не в силах сдвинуть этот тарантас. Будь так добр, сделай это за меня.

– Но я не умею водить машину, – возразил Виталий.

– Я научу, – куражилась курносая модница. – Вот смотри: это – ключ зажигания, это – педаль газа, это – тормоз, вот этот рычаг переключает скорости, ну, а это – руль. Надеюсь, об этом ты знаешь. И что это за мужчина, не умеющий водить машину?

Упрашиваемый неумеха через некоторое время всё-таки согласился сесть за руль, хотя у него в голове так же играло шампанское.

– Ничего, не бойся, если что, то я тебе подскажу, –  успокаивала волнение друга вконец опьяневшая учительница по вождению.

Молодой человек фыркнул стартёром, выжал педаль сцепления и поставил рычаг на первую скорость. Опустил педаль, машина тронулась с места.

– Но быстрей, быстрей, – подпрыгивала на сиденье, словно мячик, хохотунья, – я так хочу, чтобы ветер свистел в ушах. Сегодня наш с тобой день! Хочу запомнить его на всю жизнь.

Рисковый «ковбой» поддал газ, значительно прибавив мощности железному коню, и переключил коробку передач на вторую скорость, затем на третью. «Фиат» ехал неровно, виляя из стороны в сторону. К счастью, было уже довольно темно и на шоссе не присутствовало других лихачей. Юноша проезжал на красный свет светофоров, так как заводила, играющая первую скрипку, всё сильней и сильней подзадоривала его.

– Теперь баранку вправо, а то мы провороним свой поворот, – приказала инструкторша.

У Виталия не было опыта вождения транспорта с двигателем внутреннего сгорания, и он просто не знал, что на крутых виражах необходимо сбрасывать скорость, дабы избежать заноса на встречную полосу движения. Наездник, оседлавший   своенравного «мустанга», не видел происходящего за поворотом из-за зданий, стоявших почти вплотную к проезжей части дороги. И поэтому свет фар встречного «скакуна» явился для него полной неожиданностью. Последовал сильный удар. Две машины, идущие на немалых скоростях, заскрипели тормозами и столкнулись лоб в лоб. Наступила гробовая тишина. Молодой человек боялся открыть глаза.

– Ты, молокосос, а ну-ка давай, вытряхивайся! – услышал испуганный паренёк голос, прозвучавший, как гром средь ясного неба. – Прилип задницей, что ли? Ты мне за всё заплатишь, сопляк!

У Виталия в голове страшно гудело. Он сделал над собой усилие и поднял веки. Прямо перед собой увидел машину, с которой только что «поцеловался». Лобовые стёкла у обоих авто отсутствовали. Юноша перевёл глаза в сторону, туда, где похлюпывала носиком Мила. Та сидела, вцепившись руками в кресло, с выпученными, как у жабы, глазами и что-то тихо бормотала про себя: то ли молитву, то ли проклятия. Видимо, она прибывала в шоке.

– А ну вылезь! Чего сидишь? Посмотри, что натворил! – снова услышал юный «гонщик» грозный голос.

Рядом с разбитой продукцией автозаводов прыгал мужчина лет сорока. По щеке его из небольшого пореза текла кровь. Мужчина открыл дверцу, за которой застрял Виталий, и вытащил нашкодившего недотёпу за шиворот.

– Смотри! Смотри, твоих рук дело, паршивец! – не унимался хозяин покалеченного средства передвижения.

Передние части машин являли собой плачевный вид. Девица, наконец, опомнилась, слегка покачиваясь, покинула взъерошенный автомобиль. Мужчина с окровавленной щекой намеривался сказать в адрес виновника Д Т П ещё несколько бранных слов, но, заметив вышедшую пассажирку, широко раскрыл глаза.

– Милочка? – пробормотал он.

Мила подняла взгляд на только что бушевавшего в гневе мужчину и узнала в нем дядю Валеру, самого близкого друга отца.

– Дядя Валера, – замурлыкала она, – ради Бога, простите. Это моя вина. Я попросила сесть его за руль, зная, что он не умеет водить. Дядя Валера, это мой жених Виталий. Не беспокойтесь, мы за всё заплатим. Вы только папе моему ничего не говорите. Пожалуйста, дядя Валера, мы возместим, будьте покойны!

– Эх, не горе, так беда, – смягчился мужчина. – Но смотрите, я многое вам прощаю.

– Спасибо, – совсем оправившись от аварии, поблагодарила смазливая «кошечка». – А ваша четырёхцилиндровая малышка после ремонта засверкает ярче, чем новая, я вам обещаю. Не пройдёт и недели, гарантирую.

– Мила, Мила, – покачал головой дядя Валера, – ты же знаешь, как я люблю тебя и твоего отца, – он шагнул к девушке и прижал её узкий лобик к своей груди. – Хорошо, ты не пострадала. Я себе этого никогда бы не простил, хотя и не виноват в том, что твой друг, как самый отважный японский камикадзе, с криком «банзай!» бросился на таран. А машину можно и новую купить. А вот человеческую жизнь не купишь. Ну ладно, ребята, – отпустил он проказницу, – вы тут постойте, а я пойду позвоню. Пусть буксиры пришлют. И валенку понятно: теперь придётся пешком топать. Если подъедет Г Б Д Д, то пускай проваливают к чертям собачим! Скажите, всё сами решили, полюбовно. В общем, Милочка, ты знаешь, что сказать. Ты – девочка умная, не пропадёшь!

История, в которую влип Виталий благодаря сокурснице, была из принеприятнейших. Две покореженные машины за один вечер – это уж слишком! И ко всему прочему Мила выдала его за своего жениха. Теперь дядя Валера непременно расскажет об этом родителям выдумщицы, и с этим ничего не поделаешь. К тому же, однокашница поставила условие, что ремонт машины дяди Валеры ляжет на её нежные женские плечи, а ремонт многострадального кабриолета – на крепкие мужские плечи Виталия. И ему ничего не оставалось делать, как согласиться на такое условие, так как вина за случившееся, всё-таки, по мнению молодого человека, лежала на нём. Но как решить проблему, связанную с реанимацией «Фиата», юноша не знал. То, что ему удавалось зарабатывать, надрываясь по вечерам в шкуре грузчика, едва хватало на питание и оплату квартиры. Для Милы, напротив, не возникло никаких проблем. Машина дяди Валеры через неделю блестела как новенькая. Это стоило проворной «киске» золотой заколки с бриллиантиком – подарок родителей, проданный ею через коммерческий магазин «Сапфир». Так она нашла средства для восстановления чужой машины. Девице не составило бы труда за кратчайший срок подшаманить и свой автомобиль таким же способом, но в голове у неё возник план, с помощью которого она надеялась привязать к себе парня навсегда. Мила прознала из разговора с «королём дорог» – это шутливое прозвище придумала она, – о его настоящем материальном положении и понимала: он не справится с поставленной ею задачей, это и даст возможность через некоторое время связать парубка по рукам и ногам.

Вскоре хитрая плутовка сообщила Виталию, что родителей известили о появлении у неё жениха. Источником информации был, конечно же, дядя Валера. И она, как порядочная девушка, просто обязана представить его своим старикам. Кроме того, курносая модница напомнила молодому человеку, что он отныне её должник и это, некоторым образом, накладывает определённый отпечаток на их отношения.

Встречу с родителями мнимой невесты назначили на субботу. Идти Виталию не хотелось, но деваться некуда. За то короткое время, прошедшее после первого свидания с расчётливой «куколкой», он намного лучше узнал Милу. Оказалась она всего-навсего капризной, коварной «лисичкой», которой мечталось иметь возле себя преданного слугу, носившего бы её всю свою жизнь на руках и поклоняющегося перемещаемой ноше, как божеству. Честно говоря, она перестала нравиться Виталию как женщина. Нет, и с фигурой, и с лицом у неё всё в полном порядке, но вот как человека он взбалмошную зеленоглазку не понимал. В ней не присутствовало чего-то загадочного, чего-то влекущего, манящего. Виталий не знал, о чём с ней можно говорить, как вести себя в её присутствии. У них не находилось абсолютно никаких общих интересов. И те частые встречи, случающиеся теперь, не приносили молодому человеку удовлетворения.

Виталий затащился в подъезд дома, где жила навязавшаяся невеста, поднялся на двенадцатый этаж, приблизился к двери, оббитой коричневой кожей с цифрой «54», и нажал на звонок. За дверью послышались шаги, и вскоре на площадку выплыла Милина физиономия. Увидев дружка, она вся засияла.

– Проходи скорей. Ну, чего встал как вкопанный? Проходи! Мы тебя заждались. Даже в день нашей помолвки позволяешь себе опаздывать.

– Помолвки? – спросил Виталий.

Мила поднесла палец к губам:

– Тише, я не успела тебя предупредить, но у нас это семейная традиция. Так принято, понимаешь? Тот день, когда жених знакомится с «родоками» невесты, считается помолвкой, после которой мы уже как бы будущие муж и жена. Твоё посещение является как бы предложением мне. Сегодня ты, как жених, попросишь официально у моих патронов руку и сердце их дочери. То есть, моей руки и сердца. И почему ты без цветов? Мама была бы им так рада, она такая сентиментальная! Раздевайся скорей, а то, чувствую, родители уже нервничают, а мы тут в передней с тобой всё шепчемся и шепчемся. Давай свою курточку – я  повешу её на вешалку, и пойдём в зал. Я тебя представлю.

Виталий был просто ошарашен услышанным. Оказывается, он заявился сюда не в гости, а набиваться в родственники!

«Вот это я влип», – подумал юноша, шагая по длинному коридору прихожей. – Мила, может, пока не поздно, давай расскажем твоим всю правду. И про разбитые машины, и про тот розыгрыш про жениха и невесту, в который поверил дядя Валера.

Он не договорил, так как хитрая «лиса» втащила его за руку в гостиную. Молодой человек забыл, что он ещё хотел сказать, от представшего перед его взором. Такой потрясающей обстановки невольный жених не созерцал ещё ни в одной квартире, кои ему приходилось посещать. Потолок был необычайно высок, с него свисала громадная, разлапистая, сверкающая хрусталём «баккара» люстра. Стенные шкафы – все до одного – были инкрустированы под золото и блистали наравне с люстрой от обилия встроенных зеркал и завитых железочек. На стенах висели гигантские по сравнению с обычными мерками персидские ковры. От ярких красок, собравшихся на них, казалось, что все пёстрые птицы Африки слетелись сюда. Скорее всего, парень попал в маленький дворец, нежели в обычную квартиру. Оторопев от такой ослепительной красоты, он не сразу заметил мужчину и женщину, тихо сидящих на цветном, оригинальном диване и не отрывающих глаз от обожателя своей дочери.

Мама Милы – обаятельная женщина, на вид которой нельзя дать больше тридцати лет, хотя ей, даже с хвостиком, перевалило за сорок, представляла собой очень живую и энергичную леди, чему способствовала её работа в театре, и поэтому первой завела разговор:

– Что же ты, Милочка? Познакомь нас, пожалуйста!

– Ой, извини, мамочка! Знакомьтесь – это мой Виталий. А это, – обратилась она уже к молодому человеку, – мои добрые, милые родители. Мамочка, Надежда Николаевна, и, конечно, папочка, Григорий Иванович. Но я, надеюсь, ты, как и я, станешь называть их в будущем «мама» и «папа», а не по имени-отчеству.

«Лисичка» поднялась на цыпочки и коснулась губами щеки кавалера. Это смутило юношу. Потом подошла к Григорию Ивановичу и тоже поцеловала его, затем и маму. Надежду Николаевну, как человека чувствительного и творческого, эта сцена растрогала, и она позволила себе уронить две-три слезинки.

– Что ты, мама, плачешь? – прощебетала Мила. – Все девочки когда-нибудь взрослеют и выходят замуж, ничего в этом страшного нет. Ни я, как говорится, первая, ни я и последняя. Правда, пап?

– Да, конечно, доченька, – пробасил Григорий Иванович и вслед за женой чуть не прослезился, но как мужчина крепкой воли сумел подавить в себе детское желание поплакать, встал и протянул руку. – Что ж, молодой человек, рад с вами познакомиться. Если правду молвить, то я уже подумывал, что Милочка не сегодня, так завтра выкинет такую штуку и приволочет жениха. Да вы не обижайтесь на мои слова, я вам искренне рад! Вот и в этом доме появится ещё один мужчина кроме меня, а то в женском обществе просто загниваю, – Григорий Иванович засмеялся и дружески похлопал парня по плечу. – Я весьма и весьма наслышан о вас от дочери. Она говорит о вас только хорошее!

– Да, конечно, я тоже про вас слышал от Милы, – соврал из вежливости студент.

– Пожалуйста, проходите в столовую, непременно необходимо отпраздновать нашу встречу. Сегодня такой день, такой день! – засуетилась Надежда Николаевна.

Когда все уселись за праздничный стол, Виталий отметил для себя, что и столовая, где ему сейчас предстояло отобедать, выглядела шикарно. «Наверное, здесь все комнаты очень богаты, – рассудил он, – такую своеобразную мебель найдёшь разве что только в тридевятом царстве». На столе разместились блюда, каких Виталию не предложили бы даже в китайском ресторане, где ему удалось побывать. Но, если бы он ведал, какую цепь событий повлечёт за собой посещение восточной кухни, не соблазнился бы на неё вовек. Так же в наличии имелись две бутылки французского дорогого шампанского. Нельзя не отдать должное и посуде, красовавшейся на столе, но, впрочем, лжезятьку было сейчас не до неё. Он сидел и думал о том, как ему удастся выпутаться из этой истории про жениха и невесту.

– А ну-ка, молодой человек, распечатывайте это благородное вино, напиток гусар, – пробасил Григорий Иванович, покосившись на бутылку шампанского.

– Милочка, поухаживай за Виталием, всё же он пока наш гость! Я вижу, он – стеснительный юноша, положи-ка ему вот это, – мама Милы протянула тарелку с супане. – Я так старалась сегодня, с самого утра на кухне, – по лицу Надежды Николаевны было видно, что она очень волновалась и всячески пыталась угодить «ухажёру» дочурки.

Раздался хлопок. Виталий открыл шампанское и хотел наполнить фужеры.

– Нет уж, молодой человек, вы своё дело сделали, теперь моя очередь, – папа сватуемой отобрал бутылку из рук юноши и разлил шипучее вино сам, произнёс тост за знакомство, и хрустальные фужеры зазвенели колокольчиками от прикосновений друг с другом. – Я выпытал у дочери, – опять забасил Григорий Иванович, осушив фужер до дна, – что вы очень перспективный товарищ. Мила уверяла, в институте вы – круглый отличник. Мне нравятся умные и целеустремлённые люди. Я постараюсь помочь вам в вашей дальнейшей карьере после вуза. Мне необходим человек, который мог бы впоследствии занять моё место, или, проще говоря, заместитель, наследник. Фирма у меня солидная, нужен грамотный и соображающий инженер. Мне тяжеловато справляться с ней одному. Надеюсь, вы подойдёте. Молчите? Думаете? Ну, думайте, не думайте, а всё равно всё вам после нас останется, молодым, – Григорий Иванович снова наполнил фужеры. – Рассчитывал, что дочь займёт моё руководящее кресло, и поэтому посоветовал ей поступать в архитектурный институт, но она как-то холодно относится к учению. Навряд ли потянет такую крупную строительную компанию, как моя, тут уж ничего не выкроишь. Так что вся надежда на вас, молодой человек!

– Извините, Виталий, а вы давно ухаживаете за Милочкой? – дождавшись своей очереди, вставила Надежда Николаевна.

– Как вам ответить, – через силу принялась выдавливать из себя слово за словом персона, прочимая в новые члены семьи, – учимся мы друг с другом, как вы догадываетесь, с первого курса, но вот на короткую ногу перешли совсем недавно.

– Знаем мы вас, молодёжь, – загремел смехом Григорий Иванович и добродушно погрозил пальцем, – «недавно», – передразнил он юношу. – Ничего, вот институт закончите, а там и пузанчика нам состряпаете.

Надежда Николаевна толкнула мужа в бок локтём, намекая тем самым, что последняя его шуточка насчёт продолжения рода сейчас совсем не к месту.

– А что, дело молодое! – озорно подмигнул пожелавший обзавестись внуками.

«Нет, так больше продолжаться не может, – заволновался прозванный подругой «королём дорог», – сейчас всё им расскажу: и про разбитые машины, и про неудачную выходку с женихом и невестой. Всё, хватит! Терпенье лопнуло! Скажу правду, только правду и ничего кроме правды. Надоело притворяться. Я не комедиант, фигляр и шут гороховый».

– Ну, так-с, теперь мы вас слушаем, молодой человек. Что вы нам скажите? – переходя к торжественной части мероприятия, спросил отец красавицы на выданье. – Что вы помалкиваете?

Виталий открыл рот, но не успел и слова произнесть, потому как Мила затараторила, словно сорока, дерущаяся с собратьями за крошки хлеба:

– Извините его, он у меня такой застенчивый, такой тихоня! – девица наигранно обняла парня, решившего выложить всё начистоту. – Дорогой, ты ведь пришёл просить моей руки и сердца? Говори же быстрей, мы ведь до безумия любим друг друга, – Мила взглянула на Виталия так, что ему стало невыносимо жарко.

– Да, – ответил он.

*

 «Вероятно, так у меня на роду написано, – идя к себе домой, размышлял помолвленный против своей воли «Емелька-простачок». – А, всё-таки, интересно получилось. Без меня меня женили. Кто бы мог подумать, что так всё повернётся. Знать бы, где упадёшь, так соломки бы постелил! И всё из-за этих треклятых разбитых машин, – прикусил язык заложник обстоятельств. – А Милка-то как за меня уцепилась, и впрямь жаждет женить на себе. И постановка явно на водевильчик не смахивает. Бесспорно, брак с финансовой точки зрения для меня выгоден. Живут они неплохо, папаша её уже пообещал меня к себе под крылышко взять. В общем-то, старики у неё интересные люди и очень мне понравились. Но жить-то мне придётся не с ними, а с этой бодучей «козой-дерезой». Да, дела мои ни к чёрту! С виду Мила просто ангел, сошедший с небес. И эти обаятельные зелёные глазки, и тоненькие губки, и нежная кожа – всё толкует о её божественном происхождении. А вот внутри у неё, в душе, наверняка сидит бес рогатый, только и ждёт, когда попадусь ему в плен. Дурень! Надо было правду-матку резать. И чего ради я пробурчал: «да». И как это Милка выудила из меня это «да»? Самое обидное: ничего теперь не исправишь! Время не повернёшь вспять. Не пойду же я сейчас назад, забирать это своё «да» обратно. Меня сочтут за сумасшедшего. Вот ведь гордиев узел. И как можно жениться без любви? Ведь потом всю жизнь придётся раскаиваться в содеянном. А может, проклюнется эта самая любовь после свадьбы? Как говорят: «стерпится, слюбится».

 

3 глава.

Фёдор и великий путешественник.

 

Чем дальше улетал Фёдор от сундука с богатствами купца Афанасия Засыпина, тем беспокойнее становилось у него на душе, ведь почти за сутки пути он не встретил ни одного себе подобного.

– Неужели, – расстраивался Фёдор, – я освободился из плена только для того, чтобы весь отрезок второй жизни провести в гордом одиночестве? Неужели духи других кладбищ не в силах покинуть пределы тёмных царств точно так же, как это случилось со мной? И неужели в их загробных мирах существуют такие же Варвары? Если это так, то стоила ли овчинка выделки? Неужто все усилия напрасны? И мне снова, когда одурею от одиночества и скуки, придётся вернуться назад, чтобы было хоть с кем-то поговорить. В мир, где меня не ждёт ничего хорошего. Эх! – в отчаянье воскликнул покойничек. – Пропади оно всё пропадом! Даже кабака нет, залить горе горькое!

Он метался из стороны в стороны, пытаясь отыскать хоть одного мало-мальски живого духа. Всматривался в темноту подземелья. И, наконец, устав от поисков собрата по разуму, лёг отдохнуть и набраться сил для новых скитаний в неуютной, потусторонней реальности. Закрыл глаза и уснул. Впрочем, уснуть, чтобы набраться сил, само по себе в мире духов не имело никакого смысла, так как дух бестелесен и, следовательно, не имел ни мышц, ни нервов, ни чего-нибудь другого, могущего тратить энергию. Да и сам сон не являлся необходимым духу, как воздух живому человеку. Скорее всего, это лишь земная привычка, которой, однако, аморфные существа довольно часто злоупотребляли. Ведь во сне можно вернуться на поверхность, а там побродить по улицам кишащего людьми города, встретиться с любимой в прошлом девушкой и с ней окунуться в мир любви и ласки, поиграть с друзьями в теннис, карты, бильярд, домино, выпить по баночке холодного пива, позагорать на пляже, или просто в тени благоуханного, пышного, ветвистого дерева, сидя на скамейке, почитать роман Александра Дюма. Но на этот раз Фёдору ненадолго удалось «уснуть», потому, как сон его не был похож на пребывание в прекрасном мире живых, а скорей наоборот. Ему снился ужасный кошмар. В своём видении Фёдор очутился на необитаемом острове, где абсолютно отсутствовала всякая растительность. Повсюду возвышались вулканы, изрыгающие раскаленное месиво и создающие оглушительный шум. Лава стекала с вершин вулканов к их подножью, затем медленно, но уверенно расползалась по всему острову. В тех местах, где она немного остывала, Фёдору удавалось устоять на образовавшемся полутвёрдом островке некоторое время. Но новая волна накатившейся лавы вновь разогревала островок-убежище, и дух был вынужден перескакивать на другой, только что затвердевший. Ноги его нестерпимо горели, по всему телу текли жемчужные капли пота. Хотелось пить и искупаться в студёной воде, или прилипнуть спиной к скользкому айсбергу. А ещё лучше нырнуть в прорубь и оставаться там навсегда – лишь бы только избежать этого ада! Но ни крана с холодной водой, ни холодильника с кубиками льда, ни проруби, ни другого желанного оазиса на острове не присутствовало. И Фёдор, как горный козёл, прыгал с одного островка на другой, надеясь не дать поглотить себя огнедышащей стихии. И в тот момент, когда дух, перескакивая с места на место, почти достиг воды, коя со всех сторон остужала вулканический остров, и собрался окунуться в солёную прохладу, как вдруг с ужасом увидел: море, окружающее клочок суши, закипело. Горячие брызги бурлящей жидкости полетели прямо в лицо, обжигая кожу и слепя глаза. Но положение загнанного в тупик «попрыгунчика» ещё более усугубилось, когда он заметил появление из синих глубин неведомых чудовищ, выползающих на красные камни и приближающихся к нему всё ближе и ближе. Существа невообразимых размеров, с большими, зубастыми челюстями и тупыми змеинообразными органами зрения! Фёдор бросился от чудищ сломя голову. Но топот их лап становился всё громче и громче. И вскоре бедняга затылком ощутил их мерзкое дыхание. Он приготовился к худшему. Внезапно земля разверзлась у него под ногами, и до смерти испуганный завтрак кровожадных драконов провалился в расщелину, на дне которой клокотала лава. Он погрузился в неё с головой. Всё тело в одно мгновение опалило огнём. От дикой боли дух закричал и очнулся.

– Вот дьявольщина! – выругалась астральная сущность. – Приснится же такое, чуть не помер от страха!

– На кого базлаешь, приятель? – неожиданно услышал Фёдор чей-то насмешливый вопрос.

Потрясённый, он вскочил на ноги, приняв вертикальное положение, и повернулся туда, откуда исходил голос. И к своей неописуемой радости увидел духа – мужчину лет сорока – сорока пяти, приветливо улыбающегося. Об одежде представшего перед Фёдором нельзя сказать, что она как-то гармонировала с приятным лицом незнакомца. Скорее, наоборот, имела противоположный характер облику хозяина. Впрочем, её нельзя было назвать и одеждой, так как являла она собой жалкие лохмотья и как бы жила сама по себе, не имея с носившим её ничего общего.

– Тебе тоже не нравится моё непрезентабельное одеяние? – крутанулся вокруг своей оси дух, поймав растерянный взгляд Фёдора. – К сожалению, сюда мы прибываем не в том, в чём нас погребают, а в том, что было на нас во время смерти. Здесь ничего не попишешь. И смертный костюм ещё никому не удавалось сменить на что-то новое. В загробном мире он прилипает к нам навсегда. Кстати, могу объяснить, почему я отдал Богу душу, находясь в жалком подобии так называемой одежды.

– Да ну её к лешему, эту одежду! – Фёдор поближе придвинулся к духу в лохмотьях. – Я так рад-радешенек, встретить тебя здесь. Я уж думал, теперь всегда вынужден скитаться один в кромешной темноте. Но, к счастью, это не так.

– И всё-таки об одежде, – перебил возникший из ниоткуда бойкий говорун, – мне приходилось бывать в таких местах, где захоронены люди, доставшиеся смерти вовсе без одеяний. Я даже знаю целое кладбище, где все до единого – и мужчины, и женщины, от детей до стариков – шныряют, простите меня за такое выражение, совсем голые, как бубны. Это невообразимое зрелище, и хотя мы, духи, бестелесны, но, надо признать, мне даже приятно было наблюдать за молоденькими девушками. Ах, это просто прелесть, до чего они хороши! Только не поймите меня превратно. И попрошу вас впредь не оскорблять такими недостойными взглядами мою скромную материю, в которой нахожусь не по своей воле, а по каверзам судьбы. И по сравнению с жителями нашей фантастической страны, гуляющими нагими, я выгляжу, всё-таки, более-менее прилично, – произнеся эту речь, балагур улыбнулся, дав понять встретившемуся соплеменнику, что нисколько не оскорблен, а просто шутит. – Ну что же, разрешите перейти и к официальной части знакомства. В моём лице вы имеете честь созерцать самого великого из величайших путешественников подземного мира, совершившего невероятное число всевозможных открытий и надеющегося, что его труды не пропадут даром и потомки оценят их и воздадут пилигриму – Андрею Хлебникову – всё, ему полагающееся по заслугам. То есть мне, разумеется. Теперь позвольте узнать немного о вас.

– Фёдор, – представился Фёдор и протянул руку.

– Лаконично и вместе с тем гениально, – опять шутливо высказался безобидный трепач и пожал подрагивающую руку. – А если, всё-таки, поподробней, поведай о себе. Что делаешь здесь?

Странствующий беглец всё как на духу рассказал Андрею. Всё с ним произошедшее после смерти. И про Варвару, и про побег, и про то, как искал – тут уж не до хорошего,– хотя бы одного мало-мальски живого австралопитека или, в лучшем случае, питекантропа.

– История не из типичных, – сочувственно подбадривал нового знакомого Андрей, – но я знавал духов и не с такими неприятностями, а куда похуже. Ты, смотрю, хороший мужик, не любишь, когда тобой кто-то командует. Поэтому и вырвался на свободу. Посему предлагаю тебе путешествовать со мной. Не станешь возражать? Подумай сам, у тебя есть возможность увидеть весь глинозёмный мир своими глазами, познакомиться со многими интересными людьми, которые когда-то жили на этой планете: учёными, писателями, художниками, политиками, философами. Ты узнаешь обо всём, о чём только пожелаешь. Когда я существовал на поверхности этого грешного спутника солнца, который нас проглотил, к сожалению, по некоторым причинам не мог путешествовать. Но много читал про знаменитых непосед, буквально проглатывал приключенческие романы. И вот теперь, когда меня ничего не держит, неужели упущу такую возможность поболтаться по свету? Так, как, полетишь со мной, или я тебя не убедил?

– Какие вопросы? – изумился Фёдор. – Конечно, я с тобой, это лучше, чем сидеть в болоте у Варвары или скучать одному.

– Кстати, о Варварином болоте. Прежде чем мы отправимся путешествовать, нам необходимо освободить всех духов, порабощённых Варварой. Дух, он и есть дух. Он должен быть свободен. Как тебе моё предложение?

– Что угодно, только не это. Ты не знаешь Варвару, она и тебя под себя подожмёт. И пикнуть не успеешь.

– Опомнись, Фёдор, нельзя допустить того, чтобы и в этом мире кто-то оставался несвободен. Это вопиющая несправедливость! Каждому духу должны быть гарантированы духовные права. Дух сам должен решать, в каком направлении ему перемещаться и что делать. Мы откроем глаза всем угнетённым на твоём кладбище. Мы прорубим им окно в иную жизнь, где каждый сам располагает собой, а не ждёт, когда ему отдадут приказ, который он обязан выполнить, и при исполнении не откланяться ни вправо, ни влево.

– Смотри сам, – предупредил недавний узник суровой узурпаторши власти, – вся ответственность целиком и полностью ложится на тебя. Отведу, стало быть, к Варваре.

– Смекаешь по-нашенски. Показывай дорогу!

*

– Осторожно, – шепнул Фёдор, – вот этот проход. Через него мне и удалось смыться из чёртовой тюрьмы. Гляди, я так и предполагал, Варвара его обнаружила после моего побега. Вон и привратника выставила, кикимора, чтобы больше никто не улизнул. Боязно мне назад в петлю лезть, да и мимо часового не проскочишь. Хоть мы и бестелесные, а дух сквозь духа пролететь не может. Давай бросим эту затею, пока не поздно, а то потом и не выберемся отсюда!

– Не дрейфь, часового возьму на себя, но одно условие: молчи, когда начну лапшу на уши вешать и только поддакивай. Готов? Двинулись.

– Стой, кто летит? – в испуге крикнул часовой, не ожидавший появления непрошеных гостей с другой стороны туннеля.

– Эй, не стреляй, – по-клоунски вскинул руки вверх Андрей, – свои мы, свои. Не узнаёшь, что ль? Вглядись получше – это твой земляк, Фёдор, ну и я с ним. Зови своего разводящего, нам к Варваре надобно, старче.

– Нет у меня никакого разводящего и позвать я никого не могу. Сейчас все на духовном собрании. Ждите, пока оно закончится и меня кто-нибудь сменит, а уж потом доложу о вас Варваре, и она решит, что с вами делать. Хотя и так знаю. Тебя, Фёдор, арестуют. А вот твой приятель, который не из нашей «помойки», подождёт своей участи.

– Правильно заметил насчет помойки, – пробурчал Фёдор.

– Да ты совсем, чи шо? Белены объелся? – опять вступил в разговор со стражем Андрей. – Знаешь ли ты, что Фёдор вернулся с секретного задания, полученного от Варвары. А ну-ка, пропусти сейчас же, а то схлопочешь!

– Как же, с задания, – скривил рожу страж. – За что тогда его арестовать приказали, если кто из наших запеленгует координаты перебежчика?

– Дурачина ты, простофиля, – наезжал Андрей. – Раз задание секретное, значит никто не должен иметь сведений о нём. И поэтому Варвара, чтобы никто не догадался, и объявила всем: дескать, Фёдор в бегах и его необходимо арестовать. На самом же деле повяжут и остригут тебя, как тупоголового барана, мешающего доставки сверхважных новостей. А меня ты не знаешь, потому как я – самый секретный агент «007», и никто не вправе на пушечный выстрел к суперразведчику приближаться. Забудь, что меня когда-то видел, а то головы не сносить. Отвали с дороги!

– Почему сразу всего не объяснили, – сдался дух-часовой, – разве ж я в курсе? Если сведенья важные, то давайте, пролетайте быстрей, я вас не задерживаю. Ну уж если что, без Варвариного приказа назад не выпущу. Стану стоять насмерть.

Собрание пребывало в полном разгаре. Обсуждали вопрос о праздновании 200-летия открытия кладбища. Решили устроить в честь знаменательного события помпезное шествие. Шествие пройдёт перед трибуной, на которую взойдут самые уважаемые члены кладбища. Духи, перебивая друг друга, предлагали на трибуну всё новые и новые кандидатуры. В основном, каждый выступал за себя, и, разумеется, в первую очередь за Варвару, которая, собственно говоря, не нуждалась в их рекомендациях. И в этот самый момент, когда вече приняло наиболее шумный характер, появились два свободолюбивых духа: Фёдор и Андрей. Увидев Фёдора, подобострастный народец моментально умолк. Воцарилась гробовая тишина. Духи потирали ладони в предчувствии кровавых событий, должных произойти с секунды на секунду. Первый шаг к кровавой бойне сделала Варвара.

– А, дармоед, вернулся, всё-таки! Блудник паршивый! Где тебя черти носили? И какого-то оборванца с собой приволок. Срамота!

– Смею заметить, мадам, – обратился великий путешественник к председательнице с явной усмешкой на лице, – ваше замечание по поводу моей одежды не делает вам чести. Поскольку обстоятельства смерти вашего покорного слуги дают мне основания гордиться таким видом. Я желал бы, чтобы все так умирали, как умер я. И кроме того, есть очень хорошая старинная поговорка: «Встречают по одёжке, а провожают по уму». Как я вижу, наборчик тряпья у вас имеется, а вот остального не наблюдаю.

От дерзких слов Андрея высокочтимое собрание ахнуло. Ещё никто не осмеливался так грубо разговаривать с царицей всея кладбища.

– Ты откуда выискался, умник такой? – взбесилась она. – Посмотрите на него, духи добрые! Это чучело огородное пытается меня уверить, что оно взошло на более высокую ступень развития, нежели я. Это оскорбление всему нашему обществу! Да тебе только ворон на поле разгонять. Я б тебя и в обезьяний питомник не пустила, ты ведь всех гамадрил перепугаешь.

– Вот, вот, – обрезал её желчные излияния Андрей, – ваши слова лишний раз показывают глубокоуважаемому собранию, что вы абсолютно не умеете культурно ладить с людьми. Посмотрите, до чего довели моего друга Фёдора, не выдержавшего вашего притеснения и дискриминации, вынужденного податься в эмигранты, сорвавшись с родного места захоронения. Ваши методы руководства заслуживают всяческого порицания.

– Ишь ты, заступник, какой нашёлся! Да что ты знаешь про нашу жизнь, чтобы её охаивать? Горлодёр губошлёпный!

– Каждый кулик своё болото хвалит, – вставил было борец против монархического строя, но Варвара не закончила.

– Ты нас тут поговорками с подтекстом не пичкай, мы тоже грамотные. «Собаки лают, ветер носит», слыхал такую? Не тебе нас, смутьян, уму-разуму учить, недоумок! Неизвестно, откуда вылупился, ещё и поучает. Да я тебя в порошок сотру! Ишь какой, всё торжество нам испортить навострился. У всех праздничное настроение в связи с двухсотлетием нашего дорогого, любимого кладбища, а он беспорядки устраивает. Переполох поднял, пыль до потолка!

– Духи! – закричал задолбленный «революционер», взывая к собранию. – Неужели вы не видите, как попираются ваши права? Как из вас лепят послушных вьючных животных, бравых солдатиков, стоящих по стойке «смирно»? Я знаю запредельный мир, я знаю, как вольготно живут братья и сёстры на других кладбищах. К сожалению, вы долгие годы были изолированы от остальных земляков, но теперь резервация аннулирована. Нет никаких препятствий. Неужели не сбросите с себя оковы, навешанные на вас партократией, и не захотите испить даже глоток живительной свободы?!

– А нас и здесь не плохо кормят, – гудонул кто-то из подпевал.

– Мы Варвару знаем давно и прониклись к ней, а тебя бачим в первый раз и доверия ты нам не внушаешь, – вторил другой подкаблучник.

– Правильно, – ощутив поддержку собрания, уже спокойно произнесла Варвара, – мы не дадим себя охмурить какому-то патетическому пустослову. Кто за то, чтобы изгнать, депортировать из нашего общества этих двоих никчёмных бродяг? Прошу поднять руки!

Всё до единого выразили единодушие с председательшей.

– Я бы и сам здесь никогда не задержался, – кинул всем приспособленцам в лицо Фёдор, которому было противно раболепство его однокладбищенцев. – С вами якшаться-то западло!

– Придёт время, и вы все одумаетесь, и поймёте, какую ошибку совершаете, – продолжал убеждать оппозиционер Андрей. – И тогда вы сбросите с престола самодурную мымру Варвару, которой пели дифирамбы, и почувствуете себя духами в высоком смысле этого слова, а не сбродом и быдлом. Да здравствует воля вольная! Ура!

– Этот оратор, витиеватый трибун, так не уймётся, – опять, выходя из себя, вспыхнула диктаторша. – А ну-ка, все вместе покончим с этим развратом, взашей их к чёртовой матери. Ишь катавасию развели, водомуты. За державу обидно!

Когда гонимые ордой други в спешке миновали узкий проход тоннеля, отделяющий резервуар забаррикадированного кладбища от остального подземного мира, и в ушах их умолкли свист и ругань разбушевавшегося, озверевшего сборища под предводительством Варвары, на душе у Фёдора вновь полегчало. Царство бывшей жены покинуто и теперь ничем не угрожало.

– Мы ещё ладно отделались, всего лишь подверглись остракизму, могло случиться гораздо хуже. Нас просто распяли бы на веки вечные! Эта старая перечница и не на то способна. Гангрена неампутированая!

– Никак не постигну этих хануриков и их кредо. Им, понимаешь ли, приносишь в каземат свободу на блюдечке с голубой каёмочкой, а они ещё и шнобель воротят. И этим же блюдечком с голубой каёмочкой тебе по кочану – бац! – возмущался Андрей. – Нет, не доступно понимания, – неудавшийся Робеспьер замолчал и погрузился в макроанализ, переваривая в себе запечатлённое в Варварином болоте.

Два духа долго летели в кромешной тьме, не проронив ни слова. И их молчание продолжалось бы ещё Бог знает сколько, если бы впереди не замаячили многочисленные огоньки. Заметив их, Андрей преобразился.

– Я обещал показать настоящий мир духов, –  обнял он Фёдора, – так ты его сейчас узришь. Мы подбираемся к подземной столице спорта «Олимп». Тебе, Фёдор, необычайно повезло: сегодня день открытия двести семьдесят пятой олимпиады духов. Ты сможешь насладиться спортивными состязаниями, какие только существуют у нас, окунуться в мир азарта, борьбы. Только прикинь, всего в каких-то нескольких десятков километров от Олимпа находится жабья лужа самодурной Варвары! Ну да ладно, хватит о плохом. Настанет час, и этот бастион людской глупости исчезнет с лица подземелья, и память о нём навсегда сотрётся из истории потустороннего человечества.

По мере того, как Фёдор и Андрей приближались к столице спорта, их взору представала фантастическая картина, которая могла привидеться, казалось бы, только во сне. Но всё происходило на самом деле. Десятки, сотни, тысячи желтеньких потусторонцев спешили в центр золотистого «улья». Попав в водоворот толпы, друзья слились с болельщиками, спортсменами, судьями и устремились в самую гущу событий. Ядром переполненного «улья» являлся, конечно же, стадион. Хотя, в наземном понимании этого слова, его нельзя назвать стадионом, потому как построен он из зрителей. То есть, духи, пожелавшие понаблюдать спортивное действо, рассаживаясь, образовывали собой трибуны. Они сами являлись и болельщиками, и в то же время строительным материалом для воплощения чудо-проекта. И прибывающие поглазеть на игрища спортсменов всё новые и новые бестелесные сами из себя возводили стадион всё выше и выше. Когда два друга-путешественника заняли отведённое распорядителем пространство, Андрей пошутил: «На этом стадионе всегда есть свободные места, но не всегда есть сам стадион».

Наконец, строительство грандиозного, монументального сооружения завершилось. Началось торжественное открытие праздника. Сначала, как и полагается, почётный круг совершили участники двести семьдесят пятой олимпиады. Затем поле заняли подтянутые, стройные девушки. Они закружили по арене, кувыркаясь, выделывая всевозможные сальто-мортале, создавая из себя дивные, многоэтажные пирамиды. Потрясающий спектакль! Кульминацией их выступления стал триумфальный салют. Девушки собрались в самом низу стадиона в кучки, каждая, состоящая из десяти виртуозных гимнасток, и резко взметнулись ввысь, рассыпавшись в разные стороны. Великолепное зрелище, по красоте превосходившее земные салюты, наблюдаемые Фёдором ещё в физической оболочке! После салюта на воображаемый помост снизошёл президент олимпийского движения и торжественно провозгласил открытие олимпиады. Было объявлено, что первыми пройдут состязания летунов, затем гимнастов и завершат день бои толкунов. Фёдор никогда не видел подобных соревнований и принялся запоминать всё, происходившее на стадионе. На спортивной площадке появились летуны, всего семнадцать человек, лучшие из лучших. Сперва проводились залёты на короткие расстояния. Их все выиграл дух, как показалось Фёдору, раньше, при жизни бывший негром. Хотя наверняка этого он утверждать бы не стал, потому как сидел на приличном расстоянии от беговой дорожки и из-за отсутствия бинокля не мог рассмотреть черты лица спортсмена. А по цвету кожи «скорохода» определить сие не представлялось возможным, так как кожный покров просто отсутствовал. От всех без исключения жителей потустороннего мира, независимо от того, какого цвета они родились на земле, исходил только мягкий, тёплый, бело-желтоватый свет. После коротких залётов следовал залёт на длинную, главную дистанцию. Фёдор болел за «негра». На стадионе стоял оглушительный рёв. Все духи-болельщики кричали, подзадоривая своих любимчиков. Фёдор никогда и не думал, что его в состоянии захватить спортивные состязания. Он почувствовал в себе азарт и изо всех сил тоже орал. Хотя его вопли в адрес негра-стайера вряд ли доходили до цели. Они бесследно пропадали в шквальном гомоне стадиона. Но на длинном залёте духа-негра постигла неудача, он немного сдал перед самым финишем и проиграл. Фёдор огорчился. Дали старт художественной гимнастике. Боровкову не нравились всякие там выкрутасы и, посмотрев парочку реверансов гибких, элегантных тел, он нашел себе собеседника, также болевшего за духа-негра, и принялся вместе с ним обсуждать ошибки нерасторопного «скорохода» в последнем забеге. Но когда подошло время толкунов, внимание его вновь переключилось на середину поля. Борьба толкунов заключалась в следующем: два атлета становились друг против друга и по команде рефери сходились грудь в грудь. Дух не мог пройти сквозь духа, и, используя это качество, спортсмены теснили друг друга к краям трибуны. И кому удавалось дотолкать соперника к зрителям, считался победителем. Соревнования толкунов стали самыми шумными и скандальными в первый день олимпиады. Духи-болельщики заключали между собой пари на победителя. Проигравший пари должен прокричать три раза «ку-ка-ре-ку». И когда определялся очередной победитель-толкун, половина народа заливалась петушиным песнопением. Это выглядело довольно-таки забавно. Наконец, «драчки» толкунов закончились, и, достаточно накукарекавшись, Андрей и Фёдор отправились отдохнуть от олимпийской сутолоки в какой-нибудь укромный уголок, где тихо и спокойно. Стадион постепенно растаял. Но на следующий день, как ни в чём не бывало, поселился на своём прежнем месте. Так прошло тридцать дней, тридцать дней счастья, которое испытывали Фёдор и великий путешественник. Чего только они не увидели на этих играх, каких только забавных конкурсов и эстафет, с кем только не перезнакомились! Фёдор находился на седьмом небе. Особенно ему понравился заключительный шахматный матч на звание чемпиона, входивший в загробные олимпийские игры. За право участия в нём сражались интеллектами самые выдающиеся гроссмейстеры на протяжении четырёх лет. Ещё при жизни Боровков любил сыграть одну-две партеечки с каким-нибудь заядлым дворовым шахматистом после пропущенного стаканчика. И, надо признать, не всегда проигрывал. Сначала Фёдор не понимал, как могут духи устраивать шахматные встречи – ведь нет простых шахматных фигур! Да даже если бы и были, то, что с ними делать? Ведь расставшиеся с физической оболочкой существа даже не в состоянии поднять фигуру, так как не имеют возможности влиять на материальный мир. Но когда на площадку вымаршировали добровольные помощники турнира и построились друг против друга в два ряда по восемь человек, он сразу обо всём догадался. Оказывается, шахматные фигуры изображали из себя сами духи, а два знаменитых гроссмейстера парили над ними и указывали, кому и куда передвинуться. Фёдору также понравились прыжки с вышки, потешные метания «молота» под метким названием: «кто дальше забросит товарища», и комичные пряталки: «найди с закрытыми глазами». Да всего и не перечесть.

Олимпиада протрубила отбой. Тридцать дней пролетели незаметно. Но из-за этих тридцати дней внутри у Фёдора что-то перевернулось. Ему стало радостней жить после смерти. Он превратился в более приветливого, добросердечного духа. Его больше никто, как раньше, не называл алкашом или пьяницей. Бывшему заключённому кладбищенской тюрьмы ни капельки не хотелось теперь вернуться туда, на поверхность земли, чтобы снова приложиться к бутылочке. Он как будто переродился. Умер, чтобы снова ожить. И жить не так, как жил прежде, а совсем иначе. Зафиксировав в своём спутнике такую перемену настроений, Андрей радовался:

– Это ещё не всё, – говорил путешественник, – это только начало. Ты увидишь и услышишь то, что там над твердью никогда не увидел бы и не услышал. Подземный мир – кладезь науки и культуры. Ты, как губка, впитаешь в себя всё, что посчитаешь нужным. Почувствуешь себя настоящим человеком, ощутишь в себе новые, плодотворные силы, которые вознесут тебя на головокружительные вершины. Итак, мой друг, вперёд, тебя ждут необычайные открытия! Я узнал, в городе Писателей скоро пройдут литературные чтения. Ты воочию будешь созерцать самих Дюма, Вольтера, Джека Лондона и многих, многих других. Всех выдающихся поэтов и писателей! Там, на земле, ты не прочёл бы того, что вынесут на суд здесь, потому как все эти произведения родятся тут, у нас. Целых триста шестьдесят пять дней и ночей рифмоплёты и прозаики готовятся к чтениям. Они вымучивают, творят доселе неизвестные рассказы и романы, стихи и поэмы. Чтобы выяснить: кто же достоин звания лучшего поэта или писателя года. А ты думал, у нас здесь только тьма, тишина и невежество? Нет, мой друг! Здесь надо жить в два, три раза сильнее, чем прежде. Может быть, жизнь только и начинается.

 

 4 глава.

Виталий.

 

Виталий возвращался домой. Шёл дождь. Не то, чтобы дождь, а так – дождишка. Бывает, дождь прольётся ливнем на землю в одно мгновенье и после него сразу из-за туч показывается яркое солнце. От такого дождя и на душе весело. Этот же моросящий дождишка, накрапывающий сейчас, ничего общего не имел с ливнем. Зарядил он с самого утра, и хотя уже вечерело, не собирался заканчиваться. Настроение у молодого человека было подавленное. Сегодня Мила знакомила его со своими друзьями. Так сказать, вводила в свой круг общения. Круг вобрал в себя всего лишь пять человек. Пять плюс один равняется шесть; в таковой должен превратиться этот круг после вхождения в него Виталия. Наконец, юноша приблизился к дому. Войдя в подъезд, почувствовал облегчение от того, что макушку больше не мочат надоедливые брызги. Невольно Виталий сравнил приставучий, никчёмный дождичек с Милой. В чём-то он был схож с ней. Открыв дверь квартиры, молодой человек прошагал прямо в спальню, там сбросил плащ и, сняв ботинки, опустился на кровать. Голову его обхватила мягкая перьевая подушка.

Виталию не понравился сегодняшний день. Такие дни он называл прожитыми зря. Хотя, в общем-то, начинался он довольно неплохо. В это утро парень проснулся рано, и всё благодаря петушиному крику. Соседи, живущие этажом выше, почему-то решили завести у себя не кошку и не собаку, и даже не рыбок и не белых мышей, а петуха. Кочет ни свет, ни заря выскакивал на балкон и, подчиняясь дурной наследственности, вопил своё любимое «ку-ка-ре-ку». Причём, вкладывал в крик все силы, присутствующие в птичьем теле. Юношу часто будили эти призывные кличи  спозаранок. Обычно он набрасывал на голову одеяло и продолжал спать. Но сегодня, когда безмятежный сон в очередной раз разгромил горластый домашний питомец чудаковатых соседей, не стал тащить одеяло и прикрывать им ушные раковины, а взглянул на часы. Большая стрелка находилась на двенадцати, маленькая – на пяти. Спать не хотелось. И несмотря на наступление выходного дня, «жаворонок» поднялся с постели и подошёл к окну. Город ещё не расшевелился как следует. Не ездили машины, не бегали по тротуарам люди. Стояли тишь да благодать. Ярило только-только показало золотую лысину. Рассвет был необычайно прекрасен. Всё небо залило багровым цветом. Ничего не предвещало промозглой погоды.

– Славный денёк намечается, – обрадовался молодой человек.

Но прогноз не оправдался. Появился ветерок, и через часа полтора небо затянуло серыми облаками, и они заплакали мелкими слезинками. Когда свои права на город заявил дождь, Виталий решил не выходить на улицу, а побыть дома, и, наконец-то, добить проект крытого бассейна, над которым так долго и упорно трудился. И за самоотверженные старания, конечно же, опять получить высшую оценку от преподавателей института. Они, знающие, что юноша обладает талантом в архитектурном деле, и дали ему это задание – намного сложней, нежели работы, полученные сокурсниками. Виталий приготовил всё для чертежа и приступил к выполнению студенческих обязанностей. Около девяти часов зазвенел входной звонок, и ему пришлось пойти открыть дверь. На пороге топталась Мила. Вот уж кого-кого, а её-то он точно не желал лицезреть. Но пересилил себя и улыбнулся.

– Здравствуй, дорогой, – Мила прислонилась к нему и поцеловала в щёку. – Извини, без приглашения. Ты не рад видеть меня?

– Отнюдь, – с иронией вымолвил Виталий, – я безгранично рад.

– А почему тогда такой грустный? Ничего, я тебя сегодня развеселю, приведу в чувства. Мои друзья устраивают небольшой сабантуйчик и, естественно, позвали меня. Но я, как наречённая невеста, просто не могу притащиться на междусобойчик без тебя. Да и жениху давно пора познакомиться с моим окружением. Ведь оно станет и твоим. Вот увидишь, это замечательные ребята. Уверена, ты найдёшь с ними общий язык.

– Но я хотел… – начал было отнекиваться парень.

– Не возражай, ты обязательно должен поехать. Давай собирайся скорей, внизу нас ждёт такси. Через пять минут облачишься в парадную форму и надушишься одеколоном, – девица повторно чмокнула домоседа в щёку и легонько втолкнула в комнату, как бы говоря, что нужно поторапливаться.

Виталий поплёлся к плательному шкафу и достал костюм. Через семь минут был готов, и они вышли из подъезда.

– Сейчас сведу тебя не только с моими друзьями, но и с нужными нам людьми, могущими пригодиться в жизни, –  пыжилась красотка, сидя в такси. – Их родители занимают ответственные посты в нашем городе и имеют ощутимое влияние. Ты познакомишься не с какими-то там простолюдинами, а с элитной молодёжью. Учти, в наш круг попадает не каждый! Многие бы всё отдали за то, чтобы втиснуться в него.

– Всё, уяснил: глаз видит, да зуб неймёт. Наверно, должен расплыться от благодарности, пасть ниц за то, что впустишь в свой высший свет?

– Не шути так, солнышко. Я просто доступно поясняю, чтобы ты знал положение вещей. И как от скорого супруга ничего не скрываю. Ведь в недалёком будущем тебе пригодятся эти связи. Не вечно же собираешься оставаться студентом? А простой инженеришка мне ни к чему. Я сотворю из тебя птицу высокого полёта.

Такси припарковалось возле шестнадцатиэтажного дома, считавшегося самым престижным в центральном районе.

Виталий заглянул в вестибюль и привлёк внимание охранника.

– Вы к кому?

– Не знаю, – замялся молодой человек.

– Тогда попрошу покинуть помещение. Здесь не положено болтаться посторонним.

В дверях показалась Мила.

– Это со мной, – крикнула она издали. – Я немного задержалась, расплатилась с таксистом.

– Виноват, – извинился охранник.

– Будьте любезны, – опять обратилась девица к экипированному в униформу, – запомните этого парня. Он теперь часто будет посещать дом. Это мой жених.

– Как пожелаете, – чётко отвесил служака, ревностно оберегающий покой своих работодателей.

Красотка нажала кнопку вызова лифта. Вскоре они поднялись на тринадцатый этаж.

– Странно, – удивился Виталий, – здесь всего одна дверь. Где другие?

– Весь этаж занимает одна квартира, и ничего странного в этом не усматриваю. Придёт время, и мы приобретем такую. Звони, не бойся.

Виталий дотронулся до блестящего звоночка. Перед его глазами нарисовалась барышня лет двадцати пяти, со вкусом одетая.

– Здравствуйте, – поприветствовала она. – Какие люди в Голливуде! А мы вас заждались. Думали, не окажите нам честь своим присутствием. Припозднились, гостинёчки дорогие. Залетайте быстрей, не через порог же говорить!

Виталий и Мила проскользнули вовнутрь квартиры и увидели ещё одну молодую девушку и двух парней.

– Прошу извинить нас, задержались, – сверкнула зелёными глазками опоздавшая. – Разрешите вас познакомить. Это скорый мой суженый-ряженый, Виталий. Представительницу родовитой семьи, которая владеет данной недвижимостью, ту, что так гостеприимно распахнула нам дверь, зовут Галя. Другую очаровательную девушку – Анжела. И, наконец, наши мужчины. Это Слава, а это Рональд.

– Всё-таки, Милочка познакомила нас с избранником! А я всё гадала, кому достанется такой лакомый кусочек, – прокудахтала Галя.

– Ну и как? – вздёрнула курносый носик вверх довольная Мила.

– Ничего себе, симпатичный парниша. Смотри, как бы я его не отбила. Прикалываюсь, конечно, – рассмеялась хозяйка громадной жилплощади. – Но не стойте как неродные, горячая снедь ждёт своих потребителей.

Все расселись по местам за ломящийся от яств стол. Виталий, удивлённый обстановкой в Милином доме, на этот раз был просто потрясён. Как-то раз ему приходилось посещать Андронниковы палаты. Так вот, это «скромное» жилище ни в чём не уступало тем знаменитым палатам. Потолок, стены и двери отделаны позолотой. Всё вокруг переливалось чарующими красками северного сияния.

– Кто толкнёт речь? – обратилась хозяйка к гостям.

– Кто, кроме Славика, – махнула головкой Мила, продемонстрировав рассыпавшиеся чёрные пышные волосы. – Давай, Славик, ты у нас мастак на эти дела.

Слава встал и поднял бокал с крюшоном.

– Выпьем за то, что сегодня в нашу шатию-братию впаялся нежданный, негаданный джентльмен по имени Виталий, который, как мы все надеемся, превратит и так донельзя сплоченную шайку-лейку ещё в более дружную и весёлую. Пьём за нас!

После сытного застолья и многочисленных тостов словоохотного Славы кичливой владелицей тринадцатого этажа было замечено, что пора поразмяться и потанцевать, а сама она схватила за руку новичка компании и потащила показывать хоромы, коими не без основания гордилась. В квартире Виталий увидел и внушительную библиотеку, и оборудованный от и до спортивный зал, и королевскую спальню, и небольшой бассейн с цветомузыкальным оформлением, и ещё много-много других комнат разного назначения. У юноши сложилось такое впечатление, как будто его водят по дворцу-лабиринту, где человеку, ни разу не бывавшему в нём, легко заблудиться и проплутать в царских чертогах не меньше двух дней, пока отыщется выход. Вернувшись к остальным гостям, экскурсируемый новичок обратил внимание на то, что Мила и Слава о чём-то шепчутся в углу гостиной. Заметив жениха, курносая кокетка замолчала. Виталий подошёл к Миле, взял её за руку и отвёл в сторонку.

– Прошу тебя, уйдём отсюда, я здесь себя неловко чувствую.

– Но, милый, пиршество только начинается.

– Я плохо знаю этих людей, мне хочется домой. Кроме того, нужно поработать над проектом, порученным в институте.

– Прости меня, лапонька, ты и вправду немного не в себе. Если так настаиваешь, отправляйся домой, а я здесь маленько побуду. Не станешь сердиться? Да, мне надо тебе сказать, хорошо, что вспомнила. Мои предки хотят поговорить с тобой. Приезжай завтра к нам в двенадцать часов.

Виталий пообещал Миле выполнить просьбу её родителей, поблагодарил хозяйку Галину за гостеприимство, попрощался со всеми остальными и покинул квартиру-дворец.

 

 *

 

Лёжа на кровати и прокручивая в голове прошедший день, потревоженный бестактной невестой домосед незаметно для себя погрузился в сон. Снилось ему, что он попал в какой-то ужасно глубокий колодец. В нём было сыро и мерзко. Ноги юноши засасывал холодный тестообразный ил. В темноте он нащупал лестницу, вцепившись в неё обеими руками, освободил ноги от объятий ила и полез вверх. Чем выше поднимался Виталий от дна колодца, тем ярче становился свет, как бы монотонно, настоятельно зовущий: «иди ко мне, здесь тепло, много свежего воздуха и нет ила». Но вдруг молодого человека кто-то окликнул. Виталий обернулся и увидел Милу.

– Помоги мне, – попросила она, смеясь, и подала руку.

Он, не колеблясь, принялся тянуть девицу за собой. Но ощутил, что та тащит его обратно. Он снова оглянулся, чтобы выяснить, в чём дело.

– Не туда, – прошипела Мила по-змеиному, – нам нужно вниз.

– Зачем? Там ведь только болото. Нам надо наверх. Ты видишь свет? Он спасёт нас!

Лицо девицы изменилось. Вместо улыбки появился злобный оскал.

– Только вниз! – прокричала она не своим, хриплым голосом. – Вниз!

Виталий испугался, быстро освободился от когтистых пальцев подруги и попытался оторваться от преследовательницы, но, проскочив пару перекладин лестницы, почувствовал, что его схватили за обе пятки. Руки парня соскользнули, и цепочка живых тел полетела на дно колодца. Но, как ни странно, не упала в тестообразный ил, а оказалась в квартире у Гали на тринадцатом этаже. Посреди комнаты, где очутилась конфликтующая парочка, стоял Слава, так любивший произносить тосты. Но сейчас он делать этого явно не собирался.

– Ты исполнила свою миссию, – злорадно прорычал Слава, – теперь моя очередь, можешь испариться.

Завершив своё чёрное дельце, подлая обманщица растворилась в воздухе, выбросив из себя жёлто-серый дымок. Виталий оказался наедине с новым действующим лицом своего сна. Тот неожиданно снял голову с плеч и запустил ею в юношу. Отчленённый шар вцепился зубами в правый локоть молодого человека, дико урча в предвкушении свежанинки и хлопая ушами. Виталий попытался стряхнуть осатаневшую голову с окровавленной руки, но безрезультатно. Тогда сорвал с рядом находившегося стола увесистую стеклянную пепельницу и ударил ею по оторванному жизненно важному органу. Голова взвизгнула и упала. Но, отскочив от пола, как теннисный мячик, заняла своё прежнее место. Слава, вновь обретя недолговременно отсутствующую часть тела, начал превращаться в какое-то омерзительное животное. И когда ассимиляция завершилась, истязаемая добыча тринадцатого этажа увидела перед собой огромадного волка, брызгающего зелёной вонючей слюной и лязгающего стальными челюстями. Волчище уверенно направился прямо на выбранную жертву. Виталий не выдержал натиска и с разбега выпрыгнул в окно, забыв, что находится в высотном доме. До земли оставалось совсем немного, и молодой человек уже приготовился к сильному удару, как вдруг кто-то бережно подхватил обречённого на смерть и мягко опустил на асфальт. Спасённый встал на ноги и огляделся, пытаясь найти выручившего его из безвыходной ситуации незнакомца. К своему несказанному удивлению обнаружил духа. Фантом был полупрозрачным и еле различимым. Юноша хотел поблагодарить своего избавителя, но тот безмолвно растаял. Затем произошло невообразимое. Земля задрожала. Здания начали рушиться. Весь город превратился в руины, и наступила гробовая, зловещая тишина. Из-за пелены пыли и дыма перед лицом измученного Виталия возник чёрный человек. Изо рта же его изрыгалось пламя.

– Ты мой! – проревел чёрный человек. – Повинуйся мне! Поклоняйся мне!

Изрыгающий огонь ударил ногой оземь, и та оголила недра свои. Опора из-под ног доведённого до отчаянья парня исчезла, и он упал в только что возникшую на его глазах пропасть. Казалось, ей не находилось конца. И, наверное, провалившийся мученик сновидения достиг бы её дна, если бы не проснулся от страха размозжиться в лепёшку. Проснулся он в холодном поту. Не вставая с кровати, дотянулся рукой до кнопки светильника и, нажав на неё, присел.

«Дьявольский сон», – подумал Виталий.

Но то, что случилось с ним в явь, было намного ужаснее приснившегося. Он ощутил спиной чей-то колющий взгляд. Взгляд, просверливающий насквозь. Создалось такое впечатление, что кто-то бесстыдно роется у него в мозгу, просматривая каждую ячейку памяти. Виталий долго не шевелился, боясь обернуться. Руки его онемели, и всё тело заколотилось мелкой дрожью. Робкий «зайчишка» медленно перевёл глаза на часы. Они показывали ровно ноль-ноль.

«Чего я испугался? Подумаешь, страшный сон приснился! Ведь я живу на третьем этаже, моя кровать прямо перед окном, и если поверну голову, то увижу лишь ночное небо и ничего больше. Никто не заглянет сюда с улицы – слишком высоко».

Наконец, осмелившись, он резко крутанул шеей на девяносто градусов. И в тот же момент стёкла в рамах лопнули, покрывшись мелкой паутиной трещин так, что ничего невозможно стало различить за окном. Но юноша, однако, успел заметить чью-то ускользающую тень.

– Чёрный человек, – прошептал Виталий чисто автоматически.

* * *

После того, как невольный жених отправился домой, покинув богемную молодёжь города, началось настоящее веселье. Дети привилегированных вельмож в фаворе давно знали друг друга и поэтому не стеснялись ничего. Кто хотел выпить – выпивал, кому нравилось слышать музыку – слушал, кто желал подвигаться – танцевал. Разнузданная молодь гуляла. И то, что они избавились от Виталия, им было только на руку. Всё-таки, он был для них чужим, не из их гоп-компании.

– Разрешите вас ангажировать. Потанцуем? – пригласил Слава Милу.

– Можно, только осторожно. Кости закаменели, пора гимнастикой заняться.

– Слушай, подруга, где ты откопала этого оборванца?

– Это ты о ком? – кружась в танце, спросила девица.

– О Виталии. Не ясно?

– Я хочу, чтобы ты никогда не позволял себе оскорблять Виталия в моём присутствии, – обиделась Мила. Вернее сказать, сделала обиженный вид.

– Не пойму, чем он тебя купил? Ведь он никто. Он среди нас, как овца в стае волков. Тюфяк!

– Он – мой жених.

– Жених, жених, – передразнил Слава, – нет, здесь явно что-то нечисто.

– Я его просто люблю, вот и всё.

– А разве ты не знаешь, как я млею от тебя? Ещё со школы по пятам бегал. А ты выбрала этого недоделанного. Чем я хуже, или руки у меня не оттуда растут, или голова не на том месте?

– Вот насчёт головы правильно заметил. У Виталия голова то, что надо. Вот посмотришь, он ещё вас всех, межеумков, в сто раз переплюнет.

– Чья бы корова мычала, а его бы молчала. Меня просто унижает, то, что сравниваешь его со мной. Это всё равно, что беспородного осла поставить на одну планку с чистокровным арабским жеребцом или орловским скакуном.

– Слава, замолчи! Я всё решила. Ты же знаешь, как захочу, так оно и будет. Можно попросить тебя кое о чём?

– Проси, но помни, я потребую взамен плату за выполнение просьбы.

– Сделаю для тебя всё, что пожелаешь, но сперва исполнишь то, о чём я тебе скажу.

– Ловлю на слове, валяй.

– Мы ездили с Виталием в китайский ресторан. Я посадила его за руль своего кабриолета. И случилось так, что он протаранил другую машину. Ну, её я, конечно, починила. А вот насчёт своей обманула Виталия, дескать, ремонт не потяну. И он сейчас как бы мне должен. Так вот, займи-ка ему деньжат на реставрацию моего «Фиатика».

– В чём секрет столь хитроумной операции? Возьми, да и подкинь ему сама. Ты не нищенка.

– Сначала выслушай, а потом тарахти. С некоторых пор заметила: отношение Виталия ко мне изменилось. Он стал каким-то кактусом колючим, букой холодным. Может, причина в том, что он лично мне должен деньги за ремонт машины? А их у него нет и в ближайшем будущем не предвидятся. Так вот я и хочу, чтобы ты был его кредитором.

– Опять ничего не понял. Возьми да отполируй машину сама. Он ведь твой жених. В чём проблема?

– Да пойми ты, олух царя небесного, покамест на нём висит крупная сумма – он мой с ног до головы.

– Почему? – поинтересовался Славик.

– Он наверняка не дурак и соображает. Рассчитаться за восстановление тачки может, только женившись на мне, и никак иначе. Но я не хочу, чтобы Виталий считал себя передо мной чем-то обязанным. Его вступление со мной в брак должно выглядеть добровольным.

– Ох, и хитрая ты баба, Милка!

– Попрошу без грубостей. Не баба, а девушка.

– А не улепетнет ли от тебя муж, когда после свадебки откроет подноготную? Так сказать, поимеет карты через плечо. Вычислит подтасовщика и вывернет оплошавшего шулера наизнанку.

– Не убежит, если ты рот открывать не намерен.

– Хорошо, располагай мной по своему усмотрению. Но запомни, долг платежом красен. А ведь можно закабалиться и по гроб жизни.

– Ладно. Считай, сделка состоялась.

* * *

Как и было условленно с Милой на вчерашней пирушке, Виталий ровно в двенадцать часов прибыл в дом её родителей.

– Наконец-то, ты нас посетил, – улыбаясь, встретил Виталия Григорий Иванович. – Считай, без пяти минут родственники, а так редко балуешь нас своим присутствием. Проходи, проходи, студент. Нам есть что обсудить и о чём поговорить. Эй, мать, смотри, кто зашёл. Мила, хватит там прихорашиваться. А ну-ка сюда!

Все четверо разместились в гостиной. Григорий Иванович предоставил слово жене.

– Мы тут посоветовались с Гришей, – приступила она, – и у нас есть к вам, молодым, несколько предложений. Мы отдаём себе отчёт в том, что вы – люди, любящие друг друга, и вам не терпится как можно скорее соединиться. Но не забывайте, вы – пока четверокурсники, и вам нужно учиться. Мы с папой думаем: лучше сперва окончить институт, а там уж и за свадебку.

– Но, мама, – возмутилась девица, в чьи планы несанкционированно вторглись, – мы не хотим ждать целый год. Мы не можем друг без друга. Правда, Виталий?

– Милочка, – продолжила Надежда Николаевна, – всё успеется. Главное сейчас образование. Кроме того, мы не настаиваем только на ваших дружеских отношениях. Просим лишь закончить ещё один курс, а свадьбу сыграем следующим летом. Свадьба у вас будет великолепная, это я вам обещаю. И свадебный круиз устроим, сделаем всё, что только пожелаете. А там, глядишь, выйдите в люди, поднимитесь на ноги. Конечно, мы вам обязуемся помогать. Мила нам рассказала всё о тебе, Виталий. Мы в курсе: тебе в жизни надеяться не на кого. Но заверяю, ты полностью можешь положиться на нас. И, кроме того, свадьба – это не шуточное дело, надо всё как следует приготовить. И платье с костюмом заказать в ателье, и присмотреть ресторан, где свадьбу играть. Забот и хлопот, как говорится, полон рот. А к тому лету мы бы спокойно, без суеты всё приготовили. Поселитесь вы, как я понимаю, после обручения на первых порах в квартире Виталия. Мы тут с папой посовещались и решили вашу будущую, пусть и временную, общую жилплощадь обставить приличной, эстетичной мебелью. Милочка у нас – отъявленная сибаритка, с задатками эпикурейства, привыкла жить в шикарной обстановке. Сами видите, дел хватает.

– Я с вами вполне согласен, Надежда Николаевна и Григорий Иванович, – вставил молодой человек. – Сыграем свадьбу следующем летом и, кроме того, за этот промежуток времени проверим, насколько сильны наши чувства, – Виталий моментально смекнул, что представилась возможность потянуть время, а там впоследствии представится и возможность расстаться с нависшей угрозой брачных оков навсегда.

– О какой проверке можно говорить? – надула Мила губки. – Немедленно возьми свои слова обратно и поцелуй меня.

Виталий выполнил прихоть капризницы и поцеловал её, но с таким видом безразличия, что у той по спине пробежал холодок.

– И всё-таки, я согласен с твоими родителями. Надо подождать до окончания института.

– Хорошо, ваше превосходительство, всё будет так, как скажете. Ведь вы хозяин моего сердца, – она театрально прижалась к парню и положила лобик ему на плечо.

– Вот и ладушки, переговоры двух сторон увенчались успехом. Разрешите перейти к более приятному. Прошу к столу отобедать с нами, – пригласил глава семейства.

Через минут сорок трапеза закончилась, все насытились. Виталий попрощался и уже хотел уйти.

– Подожди немного, дорогой, мне нужно кое-что тебе сказать. Я сейчас оденусь и выйду вместе с тобой, – задержала Мила.

По дороге хитрая «лисичка» сообщила жениху, что нашла человека, который займёт денег на ремонт разбитой машины.

– И кто этот добродетель? – спросил Виталий.

– Ты помнишь того черноволосого парня? С ним я познакомила тебя на квартире Галины. Так вот, он и есть.

– Ах да, припоминаю. Кажется, его зовут Славик. Не так ли? И в честь чего он так расщедрился?

– По дружбе, – ответила Мила. – Мы знаем друг друга со школьной скамьи.

– Да? Но я заметил, этот друг так пялил на тебя глаза…

– Ты ревнуешь? Наконец-то, в тебе просыпается настоящий мужчина.

– Совсем не ревную, просто интересуюсь, с чего он такой бескорыстный благодетель.

– Перестань, он вполне достоин твоего уважения. И вообще, мы направляемся сейчас именно к нему, нас ждут.

В гостях у Славы они пробыли недолго. Как только деньги оказались в руках Виталия, он поспешил распрощаться. Мила осталась недовольна тем, что юноша не захотел задержаться чуть подольше у Славы и упрекала его за это:

– Какой ты у меня необщительный. Я-то надеялась, в этот раз ты с ним сойдёшься поближе. Всё-таки, тебе сделали одолжение, заняв деньги. Или забыл, что я говорила? Имея таких друзей, как Слава, ты обзаводишься нужными связями, а связи, рано или поздно, пригодятся.

– Связи связями, а подумай, как отдам деньги обратно? Мне негде их взять. Чем расплачусь по векселям?

– Виталичка, лапотушечка, я как могу стараюсь скрыть от стариков, что ты помял кабриолет. Хотя они несколько раз выпытывали, почему езжу на такси, а не на «Фиате». Боюсь их огорчить. Всё сделаю для того, чтобы они не узнали об аварии. Поэтому, сам понимаешь, необходимо отремонтировать родительский подарок как можно скорей. Иначе папа и мама догадаются обо всем сами. А с деньгами что-нибудь придумаю. Мы теперь одно целое, жених и невеста. Значит, твои долги – мои долги. И пока ты со мной, ни о чем не беспокойся. Ведь мы так сильно любим друг друга! Правда? – миндальничала молодица.

– Правда, – сквозь сжатые челюсти пропустил юноша.

– А почему, раз это правда, ты такой мрачный? Уверена, когда к человеку приходит любовь, то в душе у него должны заливаться птицы, а не топать слоны, как у тебя. Только разок улыбнулся бы. Неужели трудно сделать для меня приятное? Хотя, я понимаю, ты просто стесняешься, наверное, выплеснуть свои чувства наружу. Поцелуй меня. Ну же! – Мила остановилась в ожидании прикосновения его губ.

– Не сейчас, извини, – отвернулся от нее Виталий, – не до этого мне.

– Что еще случилось? А ну-ка колись! Ты не должен таить от меня ничего.

– Да, собственно говоря, вроде бы ничего не случилось. Так, сон дурной, да стекла лопнули.

– Выкладывай свой сон.

Виталий не рассказал Миле про то, что во сне не последнюю роль играла она сама и его заимодавец Слава. Он поведал ей лишь о черном человеке, посетившим его не только в видении, но, как показалось юноше, и наяву, о чем свидетельствовали мелкие трещинки, облюбовавшие окно спальни.

– Черный человек – это не так и страшно. И вообще, самый импонирующий мне цвет – черный, – щебетала Мила. – И талисман мой по гороскопу – черная кошка. И когда покупаю билет в театр на какое-нибудь представление, то обязательно прошу дать с тринадцатым местом, и если повезет, то и в тринадцатом ряду. И родилась я тринадцатого числа. Выдам секрет: черные силы мне покровительствуют. Я не обхожу то место, где пробежал котяра, а иду прямо, потому, как знаю – это мне, в отличие от других, принесет удачу. А если черные силы потворствуют мне, то раз я с тобой, они покровительствуют и тебе. И как я отмечала раньше, пока ты со мной, тебе нечего бояться. Все будет о’кей! Да и твое стекло могли разбить мальчишки. Например, из рогатки. А тень чёрного человека наверняка показалась.

 – Но приведены в негодность оба стекла, – возразил Виталий, – и внутреннее, и наружное, а дыры в наружном нет. Значит, второе стекло разбито не камнем из рогатки мальчишек. Ведь после камня зияла бы пробоина в первом стекле. И притом, снизу доверху стёкла покрылись мелкой паутиной трещин, а если бы бросили камень, то трещина образовалась бы только в месте удара.

– Хорошо, хорошо, верю. Ты меня заинтриговал. Я желаю поехать к тебе и посмотреть на это загадочное явление.

Вскоре они находились в квартире Виталия.

– Вот сейчас увидишь, я прав. Проходи.

Они проследовали в спальню юноши. Он остолбенел, посмотрев на окно. Стёкла были целы, без единой царапины.

– И где твои лопнувшие экспонаты? – рассмеялась девица. – Постой, я, кажется, всё поняла. Ты заманил меня к себе домой в надежде побыть со мной наедине. И для этого выдумал наивную историю. Но я бы и сама пришла к тебе, глупенький. Только попроси, и без всяких неправдоподобных сказок.

– Ничего не соображу, – недоумевал молодой человек, стоя посреди спальни, как приколоченный, не в силах оторвать взгляд от окна. – Клянусь, всё случилось именно так, как рассказал!

– Ну хватит, перестань. Иди лучше ко мне. Я так люблю ощущать прикосновение твоих влажных губ. Иди скорей, я жду!

– Не сейчас, не сейчас. Готов побожиться, чтоб мне провалиться сквозь землю, я говорил правду.

– Хватит на сегодня! – щёки у Милы вспыхнули, и узенькие бровки нахмурились. – Если хочешь играть этот спектакль, играй его сам с собой, а я и так много времени потеряла. Отдай мне, пожалуйста, деньги, одолженные Славиком. Я хочу успеть съездить к специалистам, договориться о ремонте машины.

– Пожалуйста, возьми, – подал ей пачку банкнот оторопевший юноша.

– Прости меня, пупсик. Я, кажется, немного вспылила. Вероятно, у меня не очень развито чувство юмора. Ведь ты пытался просто позабавить меня? А я не поняла твоей шутки. Встретимся завтра, а сегодня разберусь с проблемами, возникшими из-за аварии. Пока, любимый.

Красотка выдернула из пальцев жениха деньги, прошла в прихожую и хлопнула входной дверью.

 

   5 глава.

Тьма.

 

Там, куда не залетал ещё ни один дух ранее жившего на голубой планете человека, где лава кипела и бурлила в чреве Земли, где, казалось, не может существовать вообще ничего, кроме хаоса и смерти, на троне восседал Гадил. Лицо его было мрачным и задумчивым. Он являлся главой огненного мира, и на его плечах лежали великие ответственность и забота о ползающих по поверхности опалённой светилом суши, и этому он уделял всё своё время. И сейчас Гадил размышлял о том, как привлечь побольше смертных на тёмную сторону. Сиё было довольно трудно исполнить, хотя в последнее столетие мизантропу удалось преуспеть в этом занятии. Он представлял собой самого могущественного духа-ангела среди чёрных братьев, обитавших на последнем этаже иерархической лестнице Вселенной. Все остальные приближённые к нему ангелы побаивались повелителя ночи, отдавая должное его силе, уму и целеустремлённости. От чёрных духов не исходил яркий ослепляющий свет как от других духов-ангелов, расставленных по более высоким небесным ступеням, за то они и прозваны «чёрными». И этот цвет полностью соответствовал их состоянию духа и их деяниям. Они, бывшие бессмертными, ждали конца, что заставляло исполнять работу всё с большим и с большим усердием. И за это их наградой должно стать увеличение числа тех, кто окажется с ними в одном ряду, когда пробьёт час, и одни займут место по правую сторону, а вторые – по левую. Но раздумье Гадила прервали два ангела ниже его по чину.

– Просим прощенья, господин, – робко обратился наиболее смелый из них к затворнику неба, – но у нас для вас есть сообщение из тайной полиции. Мы думаем, оно вас заинтересует. Кроме того, этот вопрос требует немедленного решения, так как подобный пример заразителен. Другие могут последовать ему. И ваш рейтинг может изрядно пострадать. Этот вирус коррозии необходимо подавить. Эпидемия опасна.

– Я вас слушаю, да побыстрей. Или вы не видите, я занят?

– Извините, хозяин, но побыстрей никак не получиться. Это первый случай за нашу историю и вы должны обратить на него особое внимание. Только ваше личное вмешательство в произошедшее навсегда отвадит тех, кто пожелает повторить подобное.

– Хватит тянуть. Какое дело?

– Ангел низшего чина нашего «чёрного союза» позволил себе допустить ряд непростительных проступков. Даже язык не поворачивается, чтобы сказать об этом. Я знаю, сия новость вас сильно расстроит, но, тем не менее, вы должны это услышать.

– Если ты немедленно не перейдёшь к сути вопроса, я тебя превращу в молекулу! Или выкладывайте, что там у вас, или убирайтесь!

– Хорошо, хозяин, но вам не пристало так нервничать. Дело довольно щепетильное. Так вот, низшему чину по имени Зузул тайная полиция предъявляет обвинение в предательстве братских интересов. Наши секретные агенты уже давненько наблюдают за этим огурчиком и в данный момент нам известен каждый его шаг. Вынужден зачитать несколько поступивших донесений: «Низшему чину чёрного братства Зузулу поручено отправиться в пространство, занимаемое телесными, и провести ряд операций: 1. Склонить к взятке должностное лицо. 2. Поссорить дружное семейство Андерсонов. 3. Поправить пошатнувшиеся дела новокузнецких наркоторговцев». И так далее, всего тринадцать пунктов. «Вместо этого вышеназванный пренебрег служебными обязанностями и, перевоплотившись в духа смертных, посетил двести семьдесят пятую подземную олимпиаду. На олимпиаде шельмец пробыл тридцать дней. Вернувшись же в чёрное братство, Зузул доложил своему начальнику, что все тринадцать пунктов исполнены». Следующее донесение: «Тайным агентом Сутенаром при тотальной слежке за Зузулом выявлено следующее: Зузул, вместо того, чтобы следовать долгу, на поверхности Земли допускал ряд нарушений неслыханной дерзости. Сутенаром зафиксирован факт принятия Зузулом обличия убогого существа – человека. А также факт посещения им смертной девицы Алёны. Но пребывание у смертной Зузула не было связано с её совращением или ещё с чем-либо подобным. Тайный агент Сутенар выяснил, что между девушкой и Зузулом зародилась так называемая любовь». Зузул порочит чёрное братство таким низменным и ничтожным чувством, – вставил от себя фискал, но, поймав прожигающий взгляд хозяина, продолжал: «Зузул дарил Алёне цветы, ходил с ней в кино, водил в кафе, читал стихи с сомнительным для нашего общества содержанием. Ни одно из поручений, данное ему, не выполнено».

– Хватит! Этого достаточно! – ударил кулаком по трону Гадил. – Этого достаточно, чтобы наказать презренного ренегата как следует. Не хватало мне проблем ещё и с низшими чинами. Где этот негодяй? Ко мне изменника немедленно!

– Простите, хозяин, но он опять отсутствует. По нашим сведениям, сейчас Зузул прохлаждается в границах недосягаемости, у живых покойников на литературных чтениях в городе Писателей. Вы знаете – в этом мире мы бессильны, здесь ничего не поделаешь. Наши владения находятся в центре Земли и на её поверхности. На территории, отведённой людям-духам, мы теряем свои способности.  Эта зона и её обитатели нам не подвластны. Во всяком случае, до определённого Всевышним срока, мы не можем к ним прикоснуться и царствовать в их светлячковом государстве. Только после наступления даты «Х» – одни достанутся нам, другие попадут под покровительство Отца.

– Хорошо, но как только схватите бунтаря где-нибудь на Земле или в подземных владениях, сразу тащите сюда. Я с ним живо разберусь! Вакантных мест у меня быть не должно. Этого крамольного дезертира колесовать мало.

– Будет исполнено, господин!

– Что за жизнь, даже свои своих предают, – продолжал беситься Гадил. – Развели вакханалию, кавардак сплошной. Нет, придёт время, и я наведу порядок и среди слепленных Отцом из дерьма, и здесь, у себя среди нерадивой челяди. Никто не посмеет пикнуть. Дегенераты, совсем распустились, гады ползучие! Забыли, кто ваш хозяин, в чьих руках бразды правления? Но ничего, скоро переверну весь мир. Я уже знаю, как то совершить.

 – Только прикажите и выполним всё, – выставил преданность на показ чёрный ангел, до этого молчавший. – Готовы на любые жертвы, лишь бы ублаготворить вас.

– Нет уж, уважьте, вам ничего нельзя доверить, всё у вас шаляй-валяй из рук сыпется. Того и гляди, развалите дело моё, над которым трудился целую вечность. Всё сделаю сам, и только сам.

– Разрешите спросить, владыка, что вы намерены предпринять?

– Проще пареной репы. Разве вы, холуи, в состоянии до этого додуматься? Если вам и приходят в голову какие-нибудь мысли, то и те недостойны быть выброшены даже на помойку. А теперь ответь мне, – Гадил ткнул пальцем в грудь одному из дрожащих перед ним прихвостней, – ответь мне. Что дал Отец мироздания людям, дабы они помнили Его?

– Радугу.

– Баран, «радугу», – передразнил Гадил. – Он дал им Библию. Он дал им знание о себе, свои законы, Он дал им себя в этой мерзкой Книге книг.

– Виноват, повелитель, не угадал, – роптал приспешник, вымолвивший про радугу.

Гадил продолжал:

– Вспомните, сколько раз мы пробовали забрать сию книгу у смертных. Сколько раз пытались внести в неё свои собственные мысли, вставить новые законы, но всё бесполезно, безрезультатно. Людские глаза словно не видят наших исправлений и дополнений и выбирают лишь Божье. Теперь я исправлю прежние ошибки. Я дам им свою, новую библию. Я дам им нового бога, я дам им себя. И я стану всем для них. Докажу небесам, что имею право править миром. Я уже нашел того человека, который напишет для меня книгу.

– Но для написания нужен человек, коему бы поверили остальные смертные, – осмелился высказать мнение ангел-раб.

– Ему поверят. До недавнего времени он был чист, как агнец, только что появившейся на свет. Но ныне переступил черту, разделяющую добро и зло, пренебрёг своими принципами.

– В чём его грех?

– Он должен жениться не по любви. В нём появилась зависть к тем, кто живёт по-барски, к тем, кто богат. Он польстился на состоятельную невесту. Виталий – вот наш первый пророк на Земле среди ходящих мертвецов. Ему первому я вручу свои новые законы, он же даст их всем себе подобным.

– А если не захочет?

Гадил усмехнулся вопросу:

– Устрою всё так, что даже не заметит своего падения, а когда опомнится, то будет поздно раскаиваться. Он станет моим полностью со всеми потрохами. Что за яркий свет?! – вдруг воскликнул Гадил, закрывая глаза ладонью. – Кто посмел?!

– Это я, Симон. Или ты не узнал меня?

– Зачем спустился сюда с небес, Симон? – застонал Гадил, отведя ладонь в сторону и щурясь от яркого света, излучаемого прилетевшим незваным гостем.

– Чёрный брат, – обратился к царю тьмы ангел света, – я прилетел от Отца нашего наставить тебя на путь истинный.

– А разве мой путь не есть истина? Вспомни, что Отец-Создатель говорил, сотворив человека. Дескать, грех не живёт в нём. Я доказал обратное дав вкусить плод запретный. И что получил? Был сброшен вниз. Так, где же правда, спрашиваю я тебя? Не во мне ли?

– Нет в тебе правды, ибо ты – зло, роющее себе могилу. Отец ведает всё с начала до конца, и не тебе спорить с Ним. Отец также знает, что ты задумал, и прислал меня предостеречь тебя от этой глупости. Ибо делом сим приблизишь свою погибель.

– Врёшь, Он просто завидует мне. Тому, что я могу стать для людей выше, чем Он. Я напишу эту книгу, чего бы мне ни стоило.

– Подумай ещё раз! Отец даёт последнюю возможность раскаяться и вернуться в дом Его, и служить Ему.

– Ну уж нет! Хватит с меня, наслужился. Служить бы рад, прислуживаться тошно. Ступай вон, почтовый голубь, я всё сказал.

– Прощай, Гадил. Знаю, больше не встретимся мы с тобой и Отца не увидишь ты более. Вечное забвение занесло над тобой меч. Ты же сам опустишь его на себя рукою своею.

Яркий свет исчез вместе с ангелом света.

– Напугал! Думает, раз пыхает, как атомная электростанция, так и нам может указывать, – попытался разрядить обстановку после ухода Симона лизоблюд главенствующего управленца, замахнувшегося на всевластие.

– Заткнись! Не твоё дело, раб! – крикнул Гадил.

– Может, что не так сболтнул про вестового, то прошу прощения. Сейчас я должен вам доложить о проделанных делах на Земле.

– Приступай, – с пренебрежением проговорил хозяин преисподни, – может, хоть этим порадуешь.

– За прошедшую неделю куплено душ – сто семнадцать, загублено душ – пятьсот сорок девять; всего – шестьсот шестьдесят шесть. Счастливое число. Вот подробности самых занимательных историй. Не далее как вчера нам удалось сбить с панталыку капитана пассажирского морского судна. Всего за десять тысяч долларов тот отправил на дно свой корабль вместе со ста пятнадцатью пассажирами и двадцатью восемью членами экипажа. Наш человек, хороший мужик этот капитан, дай Бог ему здоровья! Третьего дня текущей недели правителю страны Атинии подсунута ложная информация: якобы повстанцы готовы выступить с целью его свержения. На это президент Атинии ответил карательными мерами. Сто человек арестовано и брошено в тюрьму, затем тридцать два из них расстреляны. А вот самая замечательная история. При нашем непосредственном содействии продана двенадцатилетняя девочка Вика на потребу пятидесятитрёхлетнему гражданину А. В. Смирнову своими же родителями. Родители её остались очень довольны, так как получили от гражданина А. В. вознаграждение, пропитое ими без промедления. Дай Бог им долгих лет жизни за монетолюбие их! А вот ещё интереснейшая из интереснейших историй.

– Перестань, я наслушался. Мелко работаете. Мне нужны результаты покрупней, – глаза Хозяина недовольно сверкнули. – Только подумать, всего шестьсот шестьдесят шесть душ! А почему не шесть раз по шестьсот шестьдесят шесть?

– Но, господин, мы вкалываем, не покладая рук.

– Знаю, как вы обливаетесь потом, лоботрясы. На сто процентов уверен: половина из того, о чём сообщаешь, ложь. Приписками занимаетесь, мерзавцы! Самолично, по своему выбору проверю те дела, о которых докладываете. Дай сюда писульку. Сам пролистаю.

– Извольте, хозяин, как вам угодно.

Гадил погрузился в изучение переданного документа. Дочитав, поднял голову.

– Как и предполагал: одни мелочи, ничего крупного. Но, вообще-то, кое-что понравилось. Например, вот этот пункт о продаже малолетней Вики. Желаю взглянуть на неё и проверить, так ли это. Но как ни странно в докладе я не нашёл и строчки о Феофане. Ведь вы не можете не замечать: на сегодняшний день это наш враг номер один среди месящих грязь.

– Хозяин, разрешите спросить, откуда вы прознали о нём?

– По-твоему, я глупее тебя, каналья? Мне ли не ведать о делах его? Когда я в своих замыслах продвигаюсь на метр вперёд, этот смертный отодвигает меня на два метра назад. Меня, хозяина Земли, какой-то ничтожный раб, состоящий из костей и мяса. И то, что вы пытаетесь скрыть его существование от меня, является признаком вашего слабоумия. Вы должны доложить о нём в первую очередь. Почему получаю самые важные новости не от вас ко мне приближённых, а из уст низших чинов?

– Мы просто боялись вас расстроить, господин. Стоит ли вам утруждать себя заботами о каком-то навозном жуке, когда о нём похлопочем мы сами!

– Не ощущаю ваших хлопот по отношению к этому святоше. В докладе о нём нет абсолютно ничего.

– Мы пытались убрать его с вашего пути. Но, к сожалению, у нас пока ничего не получилось. Вокруг него постоянно околачиваются люди, приходящие послушать рассказы старикашки об Отце небесном и Его законах. Вы правы, повелитель, говоря о том, что он отодвигает вас от намеченной цели. Действительно, когда мы привлекаем на свою сторону души смертных, он вырывает из наших рядов в два раза больше.

– Так почему он доселе дышит, раз так опасен? – удивился Гадил. – Или вы, поданные мои, слабее человека, ходящего по земле?

– О нет, повелитель. Но Феофан наделён даром Всевышнего и на его челе печать света. Он может прорицать будущее, исцелять больных и изгонять бесов из тел людских. А, как известно, таких извести трудно, так как оных хранит рука Господня.    

– Презренные трусы! Я ваш царь и бог, я ваш хозяин. И кроме меня вы никого не должны страшиться. С пресловутым Феофаном разбирусь лично. Мне претит ваша немощность. Пошли вон, псы, – чёрные духи-ангелы удалились.

Гадил не любил брать с собой на Землю сопровождающих. Находиться в гордом одиночестве ему было намного приятнее. На поверхность он выходил довольно редко, и если на планете не случалось важных дел, с коими не в силах справиться его рабы, то обладатель правом потешаться над судьбами глиняного народишка руководил всем из штаб-квартиры. Для начала, покинув замок, он облетел вокруг земной шар, осмотрел владение и ощутил себя, действительно, хозяином всех тех, кто на нём обитал.

«Маленькие человечишки, гоняющиеся за золотом, за развлечениями, чувствующие себя счастливыми, когда у них карманы набиты хрустящими банкнотами, дерущиеся за посты министров, президентов, за власть. Разве дано им сравниться со мной,  самым великим и мудрым? Я раздавлю их, как муравьёв, сдую, как пушинки, превращу в пыль. Ползающие двуногие постоянно борются в себе со злым и добрым, чёрным и белым, ясным и тёмным. В них столько желчи, корыстолюбия, ненависти к ближним! Разве не мои они дети, дети тьмы?».

Гадил спустился пониже к земле и завис над небольшим шахтёрским городком. Городок находился в котловине, со всех сторон его окружали невысокие горы. От множества заводов и шахт, дымивших кирпичными и железными трубами, над поселением постоянно стоял густой смог, так что сверху довольно трудно было рассмотреть творящееся внизу. Наконец, Гадил отыскал глазами дом, где жила Вика, и направился к обветшавшей постройке. Смертные не могли его заметить, так как для них он не виден, и только по своему желанию хозяин подземелья представал перед людьми в том образе, который сам выбрал. Подлетев поближе к дому, Гадил разглядел хатёнку повнимательней. Домишко был деревянный, старенький, обшитый полусгнившими досками. Когда-то он состоял из двух этажей, но первый этаж почти полностью засосала песчано-глинистая почва, и его окна всего сантиметров на десять высовывались из грунта. Крыша перекосилась, дымоходная труба накренилась, и, казалось, вот-вот упадёт и развалит убогую хибару. Ангел смерти пристроился к окну второго этажа, превратившегося давно в первый, и заглянул вовнутрь помещения. Увиденная им комната соответствовала внешнему облику дома. Единственной целой вещью из мебели являлся стол. За ним сидели мужчина и женщина и громко разговаривали. Хотя, в общем-то, Гадил не сразу распознал в женщине особь женского пола, а понял, кто есть кто, из перебранки хмельной парочки. Особь мужского пола часто употребляла к своему собеседнику матерные, ругательные слова женского рода, что к мужчине не применительно. Оба лица, представшие перед хозяином тьмы, были до безобразия пропиты и по ним определить возраст млекопитающих казалось невозможной задачей. На столе стояли: керосиновая лампа, плохо освещавшая серое помещение из-за закопчённости стекла, почти допитая бутылка водки, чёрная, как сажа, сковорода, два стакана, один из них лежал на боку. Гадил также не сразу заметил девочку в углу комнаты. Лицо её было сокрыто мраком. Девочка примостилась на полу, поджав под себя ноги. Картина пришлась подглядывающему по душе, и он собрался действовать. Вылетев за калитку городьбы, принял обличие обыкновенного мирянина невысокого роста, крепкого телосложения, в поношенной, но довольно сносной одежде. И уже хотел направиться в таком образе к обитателям полуумершей лачуги, как вдруг услышал пьяную, залихватскую песню. Гадил повернул голову вправо и увидел в самом конце улицы выписывающего кренделя мужичка лет сорока пяти – пятидесяти, небритого, в потрёпанном, замурзаном одеянии. Видимо, певцу уже ни один раз удалось упасть на своём грешном пути, благодаря барахлящему, проспиртованному «гироскопу», который негативно действовал на весь вестибулярный аппарат.

– Вот ты и сделаешь за меня грязную работёнку, – решил повелитель испорченных душ и зашагал навстречу качающемуся от прелестей земной жизни певцу.

Вступить в контакт с певчим «виртуозным соловьём» не составило труда. Гадил пообещал мужичку хорошую выпивку, закуску и бабёнок на потеху, и тот купился на дармовщинку. «Соловья» звали Василий. Гадил подхватил Василия подмышку и потащил к намеченному дому. Дотянув халявщика до входной двери, постучал.

– Кого ещё нелёгкая принесла? – раздался из-за двери сиплый, скрипучий голос. – Носят вас черти.

– Открывай, добрый человек, – крикнул тот, чьему приказу подчинялись и ангелы.

Дверь отварилась.

– Ну, чё вам? – профырчал, пуская слюну, хозяин лачуги. – Чё людей беспокоите?

– Слышь, мужик, у нас тут к тебе предложение имеется. Ты нас обогрей, а мы, ей-ей, тебя не обидим, за всё сполна заплатим, – уверил знаток слабостей человеческих.

– Какие такие дела? Выкладывайте.

– Да вот, добрый человек, – хлопнул по плечу пропойцы, открывшему дверь, Гадил, – водочка есть, вино, хорошая закуска есть, а посидеть негде и приличного коллектива нет. Не составишь компанию? А?

 – Заходите, коли так. Гостям завсегда рады, особенно тем, что раскошеливаются, – искушенный обещаниями выпивоха отпрянул в сторону, пропуская посетителей. Те немедля переступили порог.

– Где же у тебя это всё? Вижу, ты сюда с пустыми руками завалился, – недоверчиво хлюпнула жена владельца хибары, слышавшая разговор.

– Да вон полные кошелки, – принявший образ смертного пальцем указал под стол.

– И точно, – раскрыла она глаза от удивления, – доставай, показывай, что в них.

На столе разместились всевозможные деликатесы: колбаса копчёная, икра, красная рыба, бекон, антрекот. Выставлен целый ряд разнообразных алкогольных напитков.

– Вот это угодил, – радовалась женщина, – да это целую неделю можно гулять, не вставая. А ну-ка, Петь, – толкнула она мужа, – тащи сюда стаканы для дорогих гостей. А меня-то Маша зовут. А вас как?

– Меня Василий, – просвистел «певчий соловей». – А это друг мой, – зыркнул он на Гадила. – Эй, друг закадычный, как тебя зовут?

– Зовите меня просто – хозяин. Так меня все кличут.

– Хозяин, так хозяин, – безразлично хлопнула губами женоподобное существо, толкая стаканы, принесённые Петром, поближе к гостям. – Петь, откупоривай бутыли, да наливай скорей, а то, не дай Боже, выдохнется.

– Хорошо пошла, – закашлял Василий, – я такого ещё никогда не пивал, аж приятность по всему телу разошлась.

– Да, знатное винцо, – присоединился к нему Петро, – всё нутро прожгло.

– А закусь-то, закусь! Всю жизнь бы хавала, – вздыхала Машка неопределённого возраста. – Не то, что наша повседневная дешёвка. Есть чем требуху набить.

– Ну вот что, Пётр, – перешёл к делу Гадил, – ты бы нам бабёнок не мог притащить? Любви и ласки хочется.

– Ха, – усмехнулся Петро. – Есть у меня бабёнка, то, что надо, золото, но стоит… О-го-го!

– Ты нас не пугай, – выступил окосевший от неизвестного ему вина Василий, – за всё заплатим. Давай показывай своё золото.

– Вика, иди сюда! – крикнул Пётр в тёмный угол комнаты. – Ну, быстрей шевели ногами! Чего притихла?

В углу что-то зашуршало, и к столу приблизилась девочка.

– Надо же, – оторопел Василий, – слона-то я и не приметил. Совсем темно у тебя здесь, Петька, как в хлеву. Свету добавь, что ли.

– И так разглядишь, – отмахнулся Петро. – А ну-ка, дочурка, покажи себя.

Девочка стояла, не шевелясь.

– Слышь, что отец говорит? – закричала женщина. – Слушайся, бесстыдница, совсем от рук отбилась!

  Машка подошла к Вике и стянула с неё платье. Девочка не сопротивлялась. Казалось, ей было всё равно, что происходит вокруг.

– Ну, хозяин. Сколько дашь за такое сокровище? – воткнув руки в бок, как торговка мясом на рынке, спросила мать, что хуже мачехи.

Впервые Гадил внимательно посмотрел на дочь бесстыжей торговки. До этого она не привлекала его, он воспринимал ребёнка боковым зрением как что-то грязное и не достойное глаз. Но, взглянув на неё, поразился. В этой маленькой, хрупкой девочке не присутствовало абсолютно ничего от её родителей. Она совсем не походила на гадкого заморыша, а, наоборот, – на прекрасного лебедя. Русые волосы её, как свежий, чистый ручеёк, струились по плечам, падая водопадом хрустальных брызг к самым бёдрам. Двенадцатилетняя Вика была воплощенной принцессой из сказки. В ней не находилось той наивной красоты, что у детей её возраста. Нельзя ребёнка назвать некрасивым, потому как он только ребёнок и красив уже тем, что дитя. Викина же красота являлась женской, взрослой, пленяющей и таинственной. Её нежное обнажённое тельце удивило Гадила. Он за долгую жизнь знавал много Венер во плоти, но, пожалуй, ни одна из них не составит конкуренции даже в зрелом возрасте, приобретя уже достаточно выраженную фигуру, великолепному строению тела маленькой девочки. Вика стояла перед взрослыми пьяными людьми, не стыдясь наготы. Ей нечего стыдиться, как не в чем каяться ещё не родившемуся младенцу. Ангел, сброшенный светом на Землю, окунулся в глаза безропотного живого товара и утонул в них, как в бескрайнем море, в необыкновенно больших, окаймлённых длинными, пышными ресницами. Цвет их тоже поразил Гадила. Он ещё ни разу не созерцал такого цвета. Гадил не смог подобрать названия ему. В них поселился цвет небес, цвет любви и надежды, цвет целомудренности, если есть такие цвета. И узкие чёрные брови, и губки, и носик, и подбородочек с ямочкой – всё потрясло воителя с добром божественно архитектурным строением. Он поймал себя на мысли, что вряд ли с девчушкой сравнятся по красоте и ангелы неба.

«В какую же очаровательную королеву превратится это неземное создание, венец творения, когда ей исполнится лет восемнадцать?».

Чем дольше Гадил смотрел, тем сильней и сильней ему хотелось подавить эту красоту, втоптать её в грязь, изуродовать. Ненависть загорелась внутри его к Создателю.

«Он дарит смертным то, чем даже не изволил когда-то поделиться со своими приближёнными. А этому обречённому на тление существу оказал милость, не выпавшую даже мне. Мои черты лица должны были бы быть куда прекраснее, нежели у человеческого детёныша, – зависть и злоба ещё сильней заполыхали в нём. – Я докажу Тебе, – кипел знаменосец чёрного братства, – красота, которую Ты создаёшь на этой Земле, всегда обречена прозябать в грехе. Только я открою Тебе на это глаза. И Ты увидишь – я прав».

– Так сколько заплатишь, хозяин? – опять спросила женщина. – За такой деликатный, специфический товарец и жизнь за одну ночь положить не жалко.

– Сколько надо? – Гадил нахмурил лоб.

– Да хоть миллион, – засмеялась губительница семени своего.

Гадил медленно полез левой рукой во внутренний карман пиджака, извлёк оттуда пачку денег и, молча, бросил на стол. Петька, Машка и Васька от неожиданности раскрыли зева.

– Неужто миллион?! – всплеснула руками Машка.

– Можете пересчитать, – холодно ответил униженный представшей красотой ангел.

Грязные руки Машки, дрожа от умиления к новеньким, хрустящим банкнотам с большими нулями, заграбастали деньги и судорожно начали их пересчитывать. Когда процедура несложных математических вычислений закончилась, ошалевшая женщина повернулась к мужу и тягуче прошипела сорвавшимся голосом:

– Петенька, мы ведь всю жизнь к этому шли. Мы теперь богатеи. А ты что, дурочка, в пол вросла! – прикрикнула она на Вику. – Благодари хозяина, он благодетель наш. Отныне она ваша, господин щедрый. Если желаете немедленно, то спаленка рядом. И бельишко вам чистое постелю, архангел вы наш. Херувим златокрылый, – Машка засуетилась, спрятала деньги в карман юбки и побежала к еле держащемуся на ножках старому шкафу вынимать стираные простыни.

– Не спеши, Маша, я, пожалуй, потом побалуюсь. Мне воздухом подышать захотелось. Выйду, – Гадил встал из-за стола. – А пока, я думаю, мой дружок Василий не откажет себе в удовольствии. А, Василий?

– Как скажешь, хозяин, – скорчил подобие улыбки на лице «певчий соловей». – Только вот девчонка-то махонькая, как бы нам не сесть в каталажку по этому делу.

– Да не беспокойтесь вы, – начала успокаивать гостей только что продавшая своё потомство хапуга-мать, боясь потерять полученные деньги, блюдя свою выгоду, – девчонка никому не проболтается. Не ты первый, не ты последний. Имелся у неё недавно клиент, остался очень доволен. Что заплакала, дурочка? Для тебя стараемся, а ты слякоть развела. И нам хорошо, и тебе перепадёт на конфетки, на сладости, и подарков всяких накупим. На вот, держи чистую постельку. Иди стели и ложись, – сунула Машка дочери простыни не первой свежести. – Иди, иди, нечего зря время терять. Слушайся маму, мама тебе плохого не хочет.

Бедняжка обречено приняла бельё и исчезла в другой комнате.

– Ну ты развлекайся, Василий, – подтолкнул певца в спину Гадил, – а я пока воздухом подышу.

Командующий чёрным братством вышел из пропитой и развратной дыры на улицу. Сбросил с себя образ смертного и вновь оказался невидим и неосязаем ни для кого из наземных жителей. Затем прилип к окну спальни, в которой уединились Вика и Василий, и принялся наблюдать.

Девочка, ещё не успевшая понять жизнь, не видевшая, будучи ребёнком, детства, стелила полуразваленный диван для старого сластолюбца, которому должна сейчас принадлежать. Василий покачивался и непослушными руками сдирал с себя одежду. Через несколько минут его рыхлая, поношенная туша соединится с невинным, неокрепшим тельцем в грехе. Замарает лучезарный источник добродетели, и сотворит из него мутный, вонючий канал, и убьёт в нём всё живое. Гадилу, видевшему за тысячелетия и не такое, стало вдруг противно от всего происходящего. И не пожелав более подсматривать за мерзостью, творимой пакостливыми людишками, отвернулся от окна и взмыл к облакам.

Вечный спор двух владык, владыки тьмы и владыки света, зла и добра, что победит – злое или доброе начало? Кто ты, человек? И почему предпочитаешь гореть в аду, нежели служить свету? Ведь твоя жизнь на Земле всего лишь мгновенье, которое решает, за кем ты пойдёшь дальше в вечность.

«Зачем Отец-Создатель вступил со мной в этот спор, – размышлял Гадил, – почему Он бросил меня в самый низ мироздания? Только потому, что я, единственный, осмелился открыть Ему правду. Эти глиняные человечки, коих Он слепил и вдохнул в них жизнь, всего лишь вместилище зла. Придёт время, и большинство из них будет принадлежать мне. И тогда Отец признает свою опрометчивость и поднимет меня выше всех. Вот и ещё четыре души сгинут в царстве моём. Девочка, несмотря на ту красоту, которую Ты дал, постепенно превратится в профессиональную проститутку. Её родители, готовые продать собственную дочь за паршивые бумажки, пали так низко, что им никогда не подняться к свету. Василий, сейчас занимающийся удовлетворением прихоти, на то только и годится, что лежать под моими ногами вместо коврика. Да и то, для него сиё неслыханное счастье. Где же твои святые, Отец? Остался всего один. И с ним скоро покончу. Феофан слишком слаб бороться со мной. В недалёком будущем по всей Земле вырастут мои церкви, и люди в них начнут молиться мне и выполнять мои законы. И приносить мне жертвы, и зажигать свечи. И так, Феофан, я иду к тебе».

 

6 глава.

Новая библия.

На поиски Феофана не ушло много времени. Подлетая к месту его проживания, Гадил сразу почуял святого старца. Всё в Хозяине затрепетало от присутствия чего-то чуждого. Как отрицательный и положительный электрические заряды притягиваются друг к другу, также и Гадила тянуло туда, где находился враг тьмы. Феофан избрал для своего пристанища небольшую деревушку, состоящую всего лишь из двадцати домов, ютящихся на скалах. Жители деревни не занимались ни земледелием, ни скотоводством, ни чем-либо другим, обычным для сельской местности. Дело в том, что желающих увидеть Феофана наплывало столько, что кроме как сдавать комнаты и угощать за плату прибывающих сюда людей не представлялось возможным. Скорее всего, эта деревня, как и много других, прекратила бы своё существование, если бы не стала примечательна тем, что лет восемнадцать назад в ней поселился святой праведник. Это и дало непривередливым трудягам заработать на кусок хлеба. Каждый день старец начинал с приёма больных, страдающих всевозможными недугами, пытаясь исцелить их. И лишь в редких случаях немощный уходил с той же болезнью, что и пришёл. Но случалось подобное только тогда, когда на нём лежала чёрная печать, то есть грех, которому нет и не найдётся прощения ни на этом, ни на том свете. Затем чудотворец открывал древнюю книгу и учил по ней несведущих в теологии добровольных учеников, отдавая всю свою душу, все свои знания страждущим найти истину истин. Вот и сейчас он листал страницы и читал:

«Итак, веселитесь небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море, потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени!».

Прихожане со вниманием следили за словами Феофана, ни на секунду не отрывая глаз от говорящего. Живая вода жизни проникала в их души, и открывались двери стучащемуся в них.

Гадил приземлился на скалу, возвышающуюся позади старца, и с высоты принялся следить за происходящим, всматриваясь в лица людей, явившихся за словом Божьим и за излечением от болезней к праведнику. Неожиданно для себя хозяин преисподни выделил знакомую худощавую физиономию. Это был Ватал. Тот самый Ватал, в которого он лет пятнадцать назад вселил бесов и заставил из-за наследства убить отца и нарушить законы книги, декламируемой сейчас Феофаном.

«Что делает здесь этот вероотступник с чёрной печатью на челе своём? – изумился Гадил. – Или ищет прощения себе? Но не найти ему вовек желаемого искупления; он всецело принадлежит мне. Ах, вот в чём дело, – понял ангел смерти, увидев, что Ватал сидит на инвалидной коляске, – кажется, за козни твои свет наслал на тебя паралич, и ты не можешь двигать нижними конечностями. Но это ещё не наказание по сравнению с тем, что ожидает тебя впереди, во тьме. Неужели надеешься излечиться и убежать от моей власти, чудак-человек? Время не пустишь вспять и не переделаешь деяний своих. Но тебе повезло. Сейчас удостоишься чести наблюдать, как умрёт последний пророк на Земле, и уже никто не помешает в стремлениях моих. Конечно, я мог бы прогнать твою болезнь своею силой, вложить в твои руки меч и заставить умертвить старца. Но зачем тебе брать на душу ещё один грех? И первого вполне достаточно, чтобы свет оттолкнул отцеубийцу. Нет, сиё свершу сам, собственными руками. И все те, кто сегодня развесил уши для речей Феофана, завтра начнут внемлить моим пророкам. Но это сделаю немного попозже. Мне хотелось бы напоследок послушать, что там вещает этим недоумкам старик. Может, и мне пойдёт на пользу?», – Гадил расхохотался.

Феофану вдруг показалось, что за его спиной кто-то смеётся громким, хрипящим смехом. Он прекратил чтение и обернулся. Никого не обнаружив позади, в недоумении посмотрел на окружающих его людей. Все стояли молча и спокойно. Значит, это ему только причудилось, и Феофан продолжил:

«И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон. Он действует перед ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелена. И творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив. И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. И он сделает то, что будет начертание на правую руку их или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое, число его шестьсот шестьдесят шесть».

– Ну всё, хватит! – вскричал недовольно герой прозвучавшего отрывка. – Дальше я знаю сам. Можешь не продолжать, старая развалина.

Повелитель подземелья взметнулся ввысь и полоснул по скале, на которой только что восседал, огненной молнией. Словно нож в масло вонзилась она в твердь, срезав огромный камень от вершины. Потеряв связь с остальной скалой, обрезок рухнул прямо на голову бедного старца, раздавив его  оземь. Кусок отвалившейся скалы был настолько велик, что чуть не придавил впереди стоящих людей, находившихся в метрах пяти от Феофана. Они, заметив несущийся монолит, успели отбежать от места его падения шагов на десять. Недоумевая, замерла толпа, пытаясь осмыслить случившееся на её глазах. Смерть проповедника привела в ужас всех, бывших свидетелями прихода костлявой. Неизвестно откуда взявшаяся молния, упавший камень, всё это потрясло прихожан, мгновенье назад созерцавших Феофана живым и внемлющих ему с открытыми ртами. Кто-то рванулся к треснувшему от удара огромному камню и, просунув пальцы в щель между бывшей вершиной скалы и дресвой, попытался оторвать глыбу от спрессованной поверхности. По щекам его текли слёзы, он кричал от тяжести, в которую вцепились руки, превозмогая боль в спине от непосильного груза.

«А, это ты, дружок, – узнал Гадил подбежавшего к гранитному куску человека, надеющегося спасти Феофана, – это ты, Ватал. Дурачок, тебе ли поднять этот камешек, когда десять тысяч таких, как ты, глиняных человечков не осилят тяжести его. Теперь это – могила Феофана, и вам не придётся рыть яму для него, я позаботился обо всём. Да ты, Ватал, как я смотрю, избавился от своей болезни – паралича. Воистину, неразумен Господь, если прощает таких грешников, как ты, и стирает с их лиц мои печати. Ты оказался в нужное время и в нужном месте, Ватал. За попытку вытащить то, что уже не освободить из тугих объятий смерти, какую-то мясную отбивную, получил прощение от Отца. Но я знаю тебя и ещё приду по твою душу. А пока прощай. Здесь я больше не нужен. У меня есть и другие дела, более важные, нежели оплакивать дальнейшее разложение старой рухляди».

* * *

 Мила взяла деньги, «одолженные» Славой на ремонт машины, и, хлопнув за собой дверью, оставила Виталия одного. После её ухода он решил засесть за чертежи. Чертить Виталий любил. Для преуспевающего студента это были не просто чертежи, к каждому из них он относился как к произведению искусства. Конечно, ко всякой работе можно иметь разные чувства: или лежит душа, или нет. Но для Виталия это вовсе не являлось работой. Скорее всего, хобби или, если можно так сказать, увлечение. Встречается и рутина. Например, стряпать чертежи обычных жилых домов, не отступая ни на йоту, ни единого шага от придуманных кем-то и зачем-то стандартов и правил. Но больше всего молодому человеку нравилось придумывать свои, собственные проекты индивидуальных односемейных коттеджей, бассейнов, театров. Здесь никто и ничто не в силах обуздать его фантазию. Как было бы скучно жить, если бы всё творилось по стандарту. Современные города почти ничем не отличаются друг от друга. Попадаешь из одного в другой и натруждаешь глаза однотипными, безликими домами, одинаковыми спорткомплексами, музеями, школами. Юноша считал, что каждый населённый пункт должен хоть чем-то отличаться от остальных. Он ещё в детстве, играя в конструктор, любил лепить домишки, причём, каждая новая конструкция не являла собой предыдущую. Поэтому Виталий и поступил в архитектурный институт. Не как другие – просто получить высшее образование, а для того, чтобы научиться делать то дело, которым с малых лет заинтересовался. Он не понимал ребят, к учёбе в институте относящихся спустя рукава. Зачем тогда жить, если все годы заниматься тем, чем не желаешь? После долгих и упорных трудов к двум часам ночи юный талант закончил работу. Оценив творение целиком, удовлетворился и, не раздеваясь, лёг на кровать. Его тут же окутал крепкий и сладкий сон.

– Встань, – разбудил уснувшего труженика чей-то громкий голос. – Время настало идти за мной. Открой очи и узри того, кто завёт тебя и говорит с тобою, и за кем последуешь на край света и ступишь в царствие блаженное.

Потревоженный призывом студент разомкнул веки, ничего не понимая.

«Кто в моей квартире может говорить?» – простучало у него в голове. «Дверь закрыта, я точно помню, Милка её захлопнула. Радио? Да нет, ночью радиосеть отключают».

Виталий протёр кулаком слипшиеся, заспанные глаза и проморгался. Присел в кровати, и тут его взгляд натолкнулся на человека, стоящего посреди комнаты.

– Как вы здесь оказались? – недоумённо проговорил парень, окончательно прогнав дрёму. – Кто вы?

Нельзя было определить пол человека, находившегося посреди комнаты. Лицо его казалось и не мужским, и не женским, но необычайно красивым, с правильными, строгими чертами. С головы до плеч спускались прямые белые волосы. Вся одежда появившегося, ночного гостя состояла из рясы – светящегося розового материала. В руке он держал книгу чёрного цвета, с кроваво-красным переплётом. Незнакомец смотрел прямо на Виталия взглядом, прожигающим насквозь.

– Ты, кажется, спросил, как я сюда попал? – снова заговорил человек в светящийся рясе. – Мне не нужны ключи, чтобы найти детей своих. А на твой вопрос, кто я такой, хочу ответить вопросом. Кто твой Бог?

– Мой Бог? – переспросил Виталий.

– Да, кого вы, смертные, почитаете за Бога?

– Вообще-то, у людей много богов: и Аллах, и Будда, и Иегова. Всех не упомнишь. Ничего не могу понять, кто вы и что вам нужно? Объясните.

– А кого ты сам считаешь истинным Богом? – не обращая внимания на вопрос юноши, настаивал пришелец.

– Иисуса Христа. Во всяком случае, в него больше верю, чем в других. Он мне более ближе. Триедин – Отец, Сын и Дух святой.

– Так вот, я возжелал раскрыть людям глаза и провозгласить об истинном и единственном во всём мироздании боге. Пришёл опровергнуть лживые учения и дать правильное и неоспоримое. Для этого избрал тебя.   

 – Что-то не скумекаю, – почесал затылок избранник. – Вы ангел?

– Я тот, кто создал мир.

– Вы Бог? – не верящий такому необоснованному утверждению насмешник состроил шутовскую гримасу. – Бог у меня в комнате, надо же! Кому расскажи – не поверят. Прошу, конечно, прощения, но как убедиться в том, что вы истинный Бог, а не тот, кто самовольно покинул психушку?

– Тебе нужны доказательства, смертный? Ну что ж, отниму у тебя жизнь, а затем снова верну. Этого достаточно?

– Нет, вот это, пожалуй, ни к чему. Обойдемся как-нибудь без клинической смерти. Вполне приемлемо, если с неба сейчас пойдёт звёздный дождь, или хотя бы снег при плюсовой температуре, в первом месяце лета – июне, – Виталий хотел всё обратить в шутку, пытаясь разоблачить незваного претендента на вселенский престол.

– Смотри.

– Что смотреть? – снова не понял юноша.

– Подойди к окну и смотри.

Молодой человек встал с кровати и, не дойдя до окна несколько шагов, остолбенел от удивления. За окном творилось чёрт знает что. Такого и во сне не приснится. Шёл снег, но необычный снег. Снежинки падали величиной с ладонь, прозрачны, как кристалл алмаза, но легки, как пух. Видимо, они состояли не из воды, так как будь те изо льда, то скорость их падения была бы велика. Снежинки, напротив, плавно и медленно парили в воздухе. Небо же расцветил настоящий фейерверк. Казалось, тысячи и тысячи метеоритов врываются в земную атмосферу, чтобы, сгорая, наполнить её оттенками всевозможных красок.

– Звёздный дождь, – прошептал Виталий. – Значит, не обманываете.

– Веришь ли мне? – добивался гость.

– Да, верю.

– Отныне я вошёл в твою душу. Я господь бог твой, ты – раб мой. Знаешь ли, зачем я здесь?

– Нет.

– Ты видел мощь беспредельную, узнал, что подвластна хозяину душ человеческих природа, но многое ещё находится в моей власти, о чём не подозреваешь. И вот я явился создать из тебя пророка, чтобы ты понёс людям учение моё и свет мой.

– Да, вы уже сказали про это. Но не отнёсся к этому серьёзно. Простите за то, что сразу не поверил, – Виталий всё ещё не пришёл в себя от такого поворота событий.

– Так вот, – продолжал новоявленный бог, – ты через меня напишешь новую библию для двуногих тварей и прольёшь свет на небеса. Тебя станут почитать все народы во все времена за труд, угодный богу. Скажи, читал ли ты Библию христианского народа?

– Читал местами, частично, – юноша качнул головой. – Издания и других религий пролистывал.

– Так вот, открою тайну тайн. Это – книга диавола. Христос же – сатана, и имя ему – смерть. Есть ли у тебя в доме сиё мерзкое писание?

– Да, есть, от бабушки осталось.

– Принеси, я докажу, что это нечистоты диавольские.

Виталий отыскал на полке книжного шкафа Библию и вручил её метившему на пост всевышнего.

– Возьмите.

Новоявленный господь с явным презрением сжал пальцами поданную книгу. Переложил свою, которую держал, подмышку и раскрыл Библию.

 – «Не убий», – пробежал он по тексту. – Это пятая заповедь. А теперь вспомним, как этот лжец Господь сам помогал людишкам истреблять друг друга. Например, при переходе израильтян Чёрного моря сатана сказал Моисею, когда евреи переправились на другую сторону: «Простри руку твою на море, и да обратятся воды на египтян, на колесницы их и на всадников их». Разве это массовое убийство совершено не самим пресловутым Богом? Или вспомнить взятие евреями Иерихона. Даже ангелам мнимый Господь приказывает участвовать в заварушках людской шушеры. Почему он даёт эту заповедь людям и сам же, своими руками, нарушает её? Вывод прост и ясен. Он – не владыка небесный, он есть владыка тьмы. Смотри, – далее перелистывал страницы гость, – вот что написано в послании к римлянам святого апостола Павла, Вторая глава, Одиннадцатый стих: «Ибо нет лицеприятия у Бога», а в Девятой главе, Тринадцатый стих, читаем: «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел». Разве эти высказывания не противоречат друг другу? А вот ещё ересь диавольская. Из книги пророка Малахии, Третья глава, Шестой стих: «Я Господь, я не изменяюсь», а в Книге пророка Ионы, Третья глава, Десятый стих, говорится: «И пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел». Выходит, Бог представлен как какая-то балаболка. Может ли Бог, всевидящий и всезнающий, произносить слова свои и не исполнять их? Бред! Внимательно слушаешь, раб мой?

– Да, прошу, продолжайте. Мне интересно. Я очень рад вашему приходу ко мне, – покорно ответил молодой человек.

– Достаточно ли доказательств, или желаешь ещё?

– О, вполне достаточно, но вы так убедительно излагаете, что хотелось бы послушать дальше.

– Что ж, тогда внемли. Вот ещё одно противоречие бесовской книги. В святом благовествовании от Иоанна, Третья глава, Тринадцатый стих, мы находим такие слова: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес сын человеческий, сущий на небесах», а в Четвёртой Книге Царств, Вторая глава, Одиннадцатый стих, находим следующее изречение: «И понесся Илия в вихре на небо». Всё нелепо от первой до последней буквы. Здесь каждое слово отторгает другое. Яд в книге для душ человеческих. Могу продолжать до бесконечности выискивать всякие оплошности и несуразности, но это не доставляет мне удовольствия, тем более ты уже знаком с ними, но ещё не ведал, насколько книга пропитана ложью. Теперь выводы сделай сам. А вот вижу наисмешнейшие строки Екклесиаста или проповедника, глава Седьмая, Двадцатый стих: «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы». Резонно ли? Из этих строк явствует, что нельзя сотворить добро, не сотворив зло, то есть, нет добра без зла, где добро, там и зло. Объединяются два разных понятия как неразделимые, не могущие существовать друг без друга. Из этого следует, что Бог – добро и диавол – зло, одно и тоже. Мыслимо ли соединять чёрное и белое? А ведь осмелилась то совершить зловонная макулатура. И люди, прочитав её, начинают поклоняться не свету, а тьме. «Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты», эта муть из псалма Давида. На, возьми книгу, чтобы глаза мои не натыкались на неё. Порви и выброси в помойное ведро, там ей и место. Что стоишь? Или сомневаешься в моих словах?

– Нет, нисколько, – Виталий разорвал книгу на две части и бросил в мусорницу для бумаг, пристроившуюся возле кульмана.

– Ты сделал правильный выбор, – похвалил ночной гость. – Теперь, действительно, достоин той чести, которая пала на тебя.

– Я просто понял – всё, написанное в Библии, является ложью.

– Нет, мой юный друг. События, описанные в старой книге, происходили на самом деле. Ложь – это учение, лежащее в основе её. Так как оно – учение диавола. И именно диавол управлял изложенными событиями. И свалился на Землю в образе Христа, дабы убить царство света и короновать своё царство тьмы.

– Но почему вы допустили это?

– Такова воля моя. Когда увидел, что один из ангелов возносит себя выше отца своего, решил наказать неверного тем, что приговорил властвовать на Земле среди людей и не мешать помыслам моим. И дал обещание не встревать в дела его, доколе терпению моему не придёт конец.

– Значит, ваше терпение кончилось, и вы спустились к нам?

– О да, сын мой, раб мой. В грехе Земля вся, поклоняются люди пороку Христу, как мне бы должны поклоняться. И возводят храмы в честь него, как мне бы должны строить. Всё перевернул нечистый, спутал белое с чёрным, унизил меня в деяниях моих, за что ниже сам же и будет опущен. Нет конца греха на Земле под его началом, повсюду правит разврат. Уверовали люди в диавола, как в Бога, и поют песни свои, возвышая его над собою, когда бы принизить ослушника надо ниже травы, ниже воды. Чтобы был он под ногами человеческими, чтобы топтали его неистово, чтобы проклинали имя его в устах своих человеки и не нашлось бы никого, кто поверил лжеучению его, зная моё учение – истинное и справедливое. Раскрой и посмотри в эту рукопись, – протянул он Виталию книгу с кроваво-красным переплётом, достав её из подмышки. – Что видишь в ней?

Юноша раскрыл книгу и перевернул несколько страниц.

– Но в ней ничего не написано, я ничего не обнаружил.

– Я же вижу, – продолжал ночной гость, – в ней истинное учение и напишешь его ты, со слов моих, рукою своею. И превратишь в смех все существующие религии всех народов, созданные диаволом для распрей между ищущими правду.

– Как мне жить теперь? Скажите, что делать? Достоин ли я быть избранным?

– Живи, как жил. Жизнь не есть грех. Делай то же, что делал. Нет злого в поступках твоих. Но храни свято тайну, открытую мною, доколе не скажу рассекретить тайник, доколе книга жизни не написана до конца. Знай, есть сила чёрная, жаждущая помешать написанию её. Не должна тьма знать о нашем праведном сговоре, так как от действий согласованных погибнуть должна на веки вечные. Храни книгу как самую великую святыню. Спрячь от взора обманутых. Береги как зеницу ока. Не пожалей живота своего ради спасения бесценного сокровища. И да воздастся тебе за всё стократно! А сейчас прощай. Жди меня, ибо книга сия ещё не начата, но начало ей уже положено.

С последними словами ночной посетитель растаял в воздухе. Виталий застыл с врученной книгой, раздумывая, как быть. Всё произошедшее настолько необычно, что он сам и верил, и не верил всему увиденному. С одной стороны – такого быть не могло, с другой – он глядел на всё своими глазами. Мыслимо ли, чтобы сам бог навестил его и дал работу, должную изменить не только жизнь избранного одного из миллионов, но и судьбу всего человечества, ход истории? Наконец, молодой человек справился с оцепенением и, наклонившись к письменному столу, открыл дверку и бережно положил новую книгу книг в один из ящиков, сверху прикрыв газетой. Затем присел на кровать и принялся прокручивать в голове случившееся. И в размышлениях незаметно погрузился в сон.

*

Часы прозвонили в семь часов утра. Виталий, потягиваясь, поднялся с кровати. Прошёл к кульману, чтобы ещё раз взглянуть на результат своей работы, чертёж выполнен отлично,– и поплёлся на кухню. Там положил два яйца в железную кружку, включил конфорку. Пока успеет умыться, яйца уже сварятся. Незатейливый повар вспомнил смешной анекдот и улыбнулся: «Слушай, – говорит одно яйцо другому, – мы всего пять минут варимся, а уже такие крутые». Зайдя в ванную комнату, открыл холодную воду, и, набрав её в ладони, поднес к лицу.

«Стоп, – вдруг вспомнил студент. – Какой странный сон мне приснился ночью. Бывает же такое – как наяву! И чего только не причудится. Сон на тему религии, и с чего бы вдруг. Раньше только девчонки снились, а здесь сам бог. А зачем я поднялся в такую рань? Завтрак начал готовить. Сегодня нет занятий в институте, этот день отвели для самостоятельной подготовки к экзаменам. И можно ещё поспать часиков до восьми–девяти, учитывая то, что до двух ночи просидел за чертёжной доской. На заработки идти только в шестнадцать часов. Надоело разгружать эти стотонные вагоны. И ещё где-то придётся подыскивать работёнку: долг ведь Славику надо вернуть. Эх, не жизнь, а сплошные муки. Когда всё это кончится?»

Но пойти лечь спать, несмотря на трудовую ночь, не хотелось. И Виталий отправился очищать от скорлупы куриные яйца. Он позавтракал, потом включил телевизор, решив посмотреть международные новости и отдохнуть как полагается. Зазвонил телефон.

– Да, – поднял трубку молодой человек.

– Алло, это баня? – услышал он не то детский, не то девичий голос.

– Нет, вы ошиблись.

– А почему в трусах стоите?

– Я вовсе не в трусах, – Виталий положил трубку на место. – Пацаны балуются. И чего им с утра не спится?

Юноша опустился в мягкое кресло и продолжил смотреть и слушать международные новости. Телефон снова зазвонил.

– Опять эти пацаны, не отвечу, обойдутся.

Но телефон беспрестанно звонил и звонил. Терпения у Виталия не хватило, и аппарат снова оказался у него в руке.

– Ну, я вам сейчас задам, – снял трубку. – Эй вы, бандиты малолетние, а ну-ка прекратите, а то…

– Ты что, Виталий? – услышал он Милин голос. – Какой я тебе бандит, да и малолетний к тому же. Не поздоровался, не спросил кто, а в крик. Ты меня должен по звонку узнавать.

– Ой, извини, Мила. Здравствуй. Тут, видишь ли, мальчишки балуются. Я подумал, они снова звонят, чтобы про баню спросить.

– Какие же они бандиты, просто играются. Я и сама когда-то дядю Васю с третьей полки спрашивала. Чудесное время – детство. Так вот, что я тебе звоню с утра пораньше. Галя, ты, надеюсь, помнишь её? Ну, та, к которой прошлый раз в гости ходили, приглашает нас на свой день рождения в следующую субботу к десяти часам.

– И эту новость я должен узнать, – посмотрел на часы, – в восемь тридцать пять.

– Я бы и сама не стала тебя беспокоить в такую рань. Но Галка звякнула мне минут десять назад. Совсем с ума сошла. Подняла с постели. И чего ей в голову взбрело именно сейчас позвонить? Прикольщица. То ли бессонница мучает? А ещё мне хотелось услышать твой мягкий баритон. Соскучилась по тебе, хотя и виделись вчера. Я, наверное, дурочка, да? Ты уж прости. Так как насчёт дня рождения? Надо подарок какой-нибудь купить. Не идти же с пустыми руками. Задумала её перстнем золотым одарить, присмотрела в магазине. Как считаешь? Или духи какие-нибудь французские на крайний случай.

– Мила, я не смогу присутствовать на дне рождения.

– Почему, дорогой? Ведь это наши друзья. Они обидятся.

– Здесь ничего не поделаешь, придётся тебе отправляться одной.

– Милый, хоть можешь объяснить свой отказ? Тебе не нравятся мои друзья?

– Не сердись. Не пойду по независящим от меня обстоятельствам. Вспомни, декан как-то выступал перед нами в институте и сказал, что, возможно, лучшие студенты, проявившие свои способности в обучении, поедут на двухмесячную учёбу под Москву в научный городок. Там будут читать лекции ведущие специалисты по архитектуре. Соберутся профессора со всего мира. А в прошлую пятницу, после последней пары декан вызвал меня в кабинет и сообщил, что я, как круглый отличник, могу поехать туда и получить дополнительные знания.

– И ты согласился? И зачем это нужно? Такие месяцы, как июль и август, потеряешь. Вместо того, чтобы отдыхать, голову забивать. Нет, я бы не решилась на такую жертву. На попятную не пойдёшь?

– Но как же, Мила, ведь мне одному из всех студентов института выпала такая честь. И потом, каждый начинающий архитектор мечтал бы увидеть и послушать самых гениальных учёных мира.

– Ах, извини, совсем забыла – ведь ты у нас ярый хорошист и вскоре превратишься в маэстро по собиранию бетонных домиков.

– Не смейся, я вполне серьёзно. Так что теперь поняла, я, действительно, не могу пойти на этот день рождения. Уезжаю в научный городок уже в среду.

– И ты вчера не произнёс об этом ни слова! Как вытерпел только? Ведь я не увижу тебя целых два с лишним месяца. Какой ты всё-таки холодный! Нет, не понимаю тебя. Бросить любимую девушку на целых два месяца и так спокойно говорить. Не ожидала.

– Как-то времени подходящего не нашлось предупредить.

– Что же, раз надо ехать, то надо ехать. Хоть скажи, что любишь меня. Скажи, чего молчишь? Пророни хоть слово.

  Молодой человек через силу выдавил из себя:

– Ну, конечно, люблю.

– Пожалуйста, без «ну», – хмыкнула Мила, – а просто «люблю».

– Ну хорошо, люблю.

– Опять это твоё «ну». Ладно, так и быть, принимаю жгучее объяснение в любви. Какие планы на сегодня? Встретимся, погуляем?

– Мне ещё чертёж необходимо доделать, – солгал Виталий. – А потом на вокзал топать, вагоны разгружать. Сегодня ничего не получится.

– Тогда привет рабочему классу. Кстати, ещё хочу признаться. Ты мне сегодня снился. Мы были с тобой одни, и никто нам не мешал. И делали всё, что хотели. И это так приятно. Я прямо голову потеряла.

– И мне кое-что снилось.

– Надеюсь, в твоём сне я играла главную роль? Соло было за мной?

– Подожди, совсем другой сон, не про это, – парень пересказал всё привидевшееся, по его мнению, во сне.

– Дорогой, ну ты даёшь балдёж! Сначала, якобы, какой-то чёрный человек разбивает стёкла. Затем прилетает бог. Тебе не кажется, это звенья одной цепи? Не думаю, что тебе мечтается, чтобы будущая жена, признала тебя не вполне здоровым и решила, что вам, сударь, необходим психиатр. С сегодняшнего дня, слышишь меня? Приказываю грезить только обо мне, и в своих снах видеть только меня. И других вариантов не намечается.

– Как прикажешь, госпожа, – поддельно ласковым тоном ответил жених, – неожиданно взгляд юноши наткнулся на мусорницу для бумаг, видневшуюся в проёме двери другой комнаты. – Не может быть, – осёкся молодой человек.

– Повтори, плохо слышно, – раздалось в трубке.

– Ничего, это не тебе. Извини, кажется, в дверь стучат. После перезвоню. Пока.

– Пока, – согласились в трубке.

Виталий бросил аппарат и поспешил к мусорнице. Он не ошибся. Там лежали разорванные пополам писания пророков. Потом кинулся к столу, открыл дверцу и выдвинул ящик. Дрожащей рукой приподнял газету, под ней лежала чёрная книга с кроваво-красным переплётом.

«Значит, это не сон. О господи, какой я дурак, рассказал всё Миле. Ведь обещал никому ничего не говорить. Хорошо ещё не сболтнул в телефон про порванную Библию. И правда, кажется не сон, а реальность. Наверное, схожу с ума и мне, действительно, нужен психиатр. Но вот она книга нерукотворная – настоящая, материальная. Можно даже подержать», – избранный ночным гостем пророк сел на пол, безвольно опустил руки на колени, не веря самому себе.

 

7 глава.

В электричке.

 

– Здравствуй, Виталий. Хорошо, что зашёл перед отъездом, – положил руку на плечо студента декан.

– Здравствуйте, Владимир Семёнович. Здесь вот нужна ваша подпись, – протянул Антонов бумаги.

– Разумеется, – принял руководитель факультета поданое и подписал. – Теперь можешь получить  у казначея в кассе свои, так сказать, командировочные. Смотри, не подведи там наш институт, держи марку. Ты наш лучший студент, покажи всё, на что способен. А я уж хотел послать за тобой секретаря, порученьице у меня к тебе имеется. С минуты на минуту подойдёт мой старый друг. Талантливый инженер, мы с ним знакомы ещё со студенческой скамьи. Надеюсь, не откажешь в моей просьбе? В общем, дело вот какое. Надо съездить с ним в Малиново. Это всего полтора часа езды на электричке. Он передаст кое-какие научные работы, которые необходимо вручить профессору Миллеру. Миллер будет читать лекции в научном городке, куда ты едешь. Сделай милость, окажи такую услугу. А от занятий тебя сегодня освобождаю. Можно отослать эти бумаги и почтой, но раз подвернулась такая возможность отправить их с оказией, то почему бы не воспользоваться. И быстрей, и надёжней. Как, ты не против?

– Конечно, Владимир Семёнович, – согласился Виталий, – без проблем.

– Вот и отлично. А пока сгоняй к Наталье Глебовне, получи деньги на дорогу, на проживание и возвращайся.

Вскоре юноша получил причитающуюся сумму в кассе и снова постучался в кабинет декана. Там уже сидел человек, о котором говорил Владимир Семёнович.

– Знакомьтесь, – указал декан на пожилого мужчину, – один из лучших архитекторов нашей страны, Кананыхин Александр Петрович. А это, – похвалил он парня авансом, – один из будущих лучших архитекторов, Антонов Виталий Викторович. Да, очень перспективный выйдет специалист. Хорошая смена нам растет. Уникум, самородок.

Пожилой мужчина пожал начинающему коллеге руку.

– Счастливо вам, – сказал декан, провожая из кабинета Александра Петровича и Виталия. – Желаю удачи, студент, – одобрительно взглянув на питомца института и рукой потрепав его волосы, добавил, – завтра тебе в путь. Ни пуха, ни пера!

Когда два новых знакомых прибыли на вокзал, до электропоезда оставалось ещё тридцать минут, и Александр Петрович принялся рассказывать о тех бумагах, что предстоит отвезти профессору Миллеру. Это была работа всей жизни учёного. Он трудился над ней уже много лет, пренебрегая и здоровьем, и временем.

– Старые маразматические взгляды на современную архитектуру, – говорил умудрённый научными изысканиями Кананыхин, – давно пора закопать в могилу и забыть о них. Я разработал целый ряд принципиально новаторских теорий, важных для решения архитектурных задач. Владимир Семёнович – мой давнишний друг, а твой декан как-то показывал твои чертежи. Они мне очень понравились. В них чувствуется творческое мышление. Но не хватает главного – свободного полёта мысли. Твои стремления как бы закомплексованы. Приходится выбирать между тем, что можно, и тем, что нельзя. Я же пытаюсь дать ту необходимую вам, молодым, думающим архитекторам свободу.

Александр Петрович долго и увлекательно повествовал о своём труде. О профессоре Миллере. О том, что профессор, так же, как и он, занимается данной проблемой. Что они общаются с помощью переписки много лет и делятся удачными открытиями, помогая продвинуться архитектурному искусству, пусть даже на маленький шажочек, но вперёд. И творимое ими должно изменить отношение и подход к конструированию сооружений будущего. Александр Петрович оказался для Виталия довольно-таки интересным собеседником. Когда встречаются люди, одинаково увлечённые, одержимые своей работой, их отношения сразу же перерастают в дружбу. Студент с большим наслаждением слушал неумолкающего, задетого за животрепещущею жилку спутника, у которого ему было чему поучиться. Они оба даже не заметили, как пробежали тридцать минут, и электричка заскрипела тормозами у перрона. Сев во второй вагон, пожилой мужчина и юноша и там продолжали дискуссию по волнующей их теме, ни разу не заинтересовавшись пейзажами, проносившимися за окнами. Вероятно, Виталий так и слушал бы седовласого говоруна до конечной остановки, если бы в электропоезде на очередной станции не появилась девочка, отвлекшая его от горячей речи единомышленника. Девочка прошла на свободное место и села лицом к Виталию почти в другом конце вагона. Напротив неё опустились на скамейку какие-то потрепанные, замызганные мужчина и женщина, на которых молодой человек не обратил особого внимания. Юноше и в голову не пришло, что девочка едет вместе с этими неопрятно одетыми людьми. Уж очень она не вписывалась в их компанию. Он не мог оторвать взгляда от прекрасного лица божественного создания. Оно было необычайно красиво. Девочка тоже посмотрела на юношу и смущённо опустила ультрамариновые глаза. На её губах мелькнула чуть заметная улыбка.

 – Чего разулыбалась? – вдруг проскрипела напротив неё развалившаяся женщина. – Надо было там улыбаться. Такой мужчина обеспеченный попался, а ты даже ни разу белы зубки не показала. А теперь оскалилась. Совсем не жалеешь родителей. А мы ведь всё для тебя, для тебя. Эх, Вика, вот подрастёшь, сама спасибо скажешь. До землицы поклонишься.

Девочка нахмурилась и безразлично направила взор в окно, лишь бы не вступать в прения с сопровождающими. Она устыдилась слов, значение которых Виталий не понял. Александр Петрович продолжал с энтузиазмом рассказывать о научной работе. До конечной станции оставалось ещё двадцать минут, и всё это время Виталий делал вид, как будто вникает в слова архитектора, а сам тайком продолжал любоваться девочкой – неожиданной своей попутчицей, боясь, что она вот-вот сойдёт на каком-нибудь полустанке, и он больше никогда не увидит её. Девочка чувствовала на себе прикованный взгляд молодого человека и тоже время от времени позволяла себе оторваться от окна и незаметно покоситься в его сторону, уже не улыбаясь, но всё так же, как и в первый раз, смущаясь и опуская глаза.

– Просьба к пассажирам: при выходе из вагонов не пересекать железнодорожные пути. Пользуйтесь подземным переходом. Конечная станция – Малиново, – раздалось из динамиков электропоезда.

– Приехали, – засобирался Александр Петрович. – Я и не ощутил, как промелькнули полтора часа. А дальше недалеко – минут пять-семь ходьбы до моего дома. Попьёшь чайку, перекусишь, возьмёшь бумаги, и я провожу тебя на вокзал, в обратный путь. Пойдём.

Девочка, мужчина и женщина тоже поднялись и направились к выходу. Следуя за ними, Виталий продолжал смотреть на милое существо со спины, с сожаленьем прощаясь с ним теперь навсегда. Юноше показалось странным, что, покинув вагон, Александр Петрович повёл его за девочкой.                                                                                                                       

– Ты всё время, пока мы ехали, постоянно наблюдал за девчушкой и мало внимания уделял говоримому мной. Вот и сейчас глазеешь на неё.

– Я? – покраснел Виталий, – Да что вы, Александр Петрович, я и не думал.

– Нечего здесь стесняться. Она действительно очаровательна, несмотря на свои двенадцать лет. А ты видишь разницу между этим дитя и её родителями? Вот и я говорю, – не дождавшись ответа от молодого человека, продолжал Александр Петрович, – как у таких заморышей могло появиться такое чудо? Это же два разных полюса – северный и южный. Контраст. И как они совместились?

– А откуда вы их знаете? – спросил парень как бы ненароком.

– Городок у нас небольшой, здесь все знают друг друга. А насчёт Морозовых, так они соседи. Их дом, если его можно так назвать, находится рядом с моим. С ними я хорошо знаком. Женщину зовут Машка, мужчину – Петька, по отчеству и называть не хочется, а девочку – Вика. Надо заметить, Машка и Петька – закостенелые алкоголики. Да что я тебе говорю, на них и так всё написано. И над девочкой они издеваются. Хозяйством Вика только и занимается. И в магазин слётает, и полы помоет, и обстирает. Такая маленькая, а уже вся тяжесть жизни на неё свалилась. Она и занятия часто в школе пропускает, хотя умней своих сверстников в сто раз, останется без образования, и всё благодаря своим пращурам. Толкуют, будто бы они  Вику-то продают за деньги мужикам разным, пользуются ею, как хотят. Правда или нет, но сам частенько замечал, ходят к ним всякие подозрительные типы. Таких отцов и матерей сразу убивать надо. Да где сейчас правду сыщешь? Девочка прибегает ко мне, когда родители уж чересчур перепьются и буянить начинают. Спрашивал её несколько раз о житие-бытие, да только молчит, ничего не рассказывает, как в рот воды набрала.

– Не может быть, не верю! Такая девочка и так несчастна?

– Ты слишком молод, посматриваешь на мир сквозь розовое стекло и ещё не знаешь всех прелестей, выкидываемых судьбой. А вот и мой дом, сейчас передохнём.

Обходя хибарку, где обитали Машка, Петька и Вика, Александр Петрович не желал смотреть в сторону развалюхи. Но хозяин лачужки, заприметив соседа, крикнул с порога:

– Эй, Петрович, чего не здороваешься! Или не соседи мы? Слышь, зашёл бы. Я тут на прошлой недели у тебя деньжат занимал. Так вот, отдать хочу. Заходи, заходи, не топчись на месте. И приятель твой тоже пусть заходит.

– Заметил, чёрт бы его побрал, – выругался Александр Петрович. – Пойдем, деваться некуда. Занимал ему тут недавно. Да не ему собственно говоря. Если бы не девочка, то и не глянул бы в его сторону. Долго там не задержимся.

Они зашли в избёнку. Внутреннее убранство комнаты подходило более всего для притона, нежели для жилого помещения.

  «И в такой ужасной трясине растёт эта дюймовочка, – чуть не присвистнул Виталий. – Бедлам настоящий».

– Эй, Маш, а ну-ка накрой на стол. Для дорогих гостей ничего не жалко. Волоки из закромов шкалик с первостатейным первачком.

– Да мы на минутку, – отнекивался Александр Петрович, – нам тут с молодым человеком ещё о делах посудачить требуется, и ехать ему скоро.

– Как хотите, – обиженно буркнул Петька. – Маш, достань там деньжат – с соседом рассчитаюсь.

– Сейчас принесу, – с довольным видом пообещала Машка. Женщина шагнула к комоду, открыла дверцу, державшуюся на одной петле, и принялась копаться в тряпках. Наконец нашла старый, подранный чулок и сунула в него руку, видимо, за деньгами. Вдруг вся посинела и принялась судорожно копаться в чулке. – Петька! – крикнула она. – Ты деньги не брал из загашника?

– Да ты дура, баба. Совсем очумела?

Машка высунула руку из чулка, сжатую в кулак. Когда она раскрыла его, то на ладони все увидели пепел и обгоревшие мелкие кусочки купюр.

– Это ты, паскудница, сделала? – набросилось полуженское недоразумение природы на Вику. – Прибью скотину!

– Ты чего орёшь на неё? Ух, холера, она ведь с нами всегда была, мы без неё никуда не выходили.

– Ах, он, змея занюханая! – рухнула на пол своей тыльной частью Машка, вытряхивая из чулка содержимое. – Смотри – ни одной целой бумажки. Всё в пепел превратилось. А ещё мужчина такой солидный, а такую туфту подсунул. Да чтоб ему в аду гореть! Недаром он тогда смылся. Я, говорит, воздухом подышу, а сам улизнул, мудак трелёвочный. Хозяином, говорит, меня называйте. Никакой ты не хозяин, а прыщ гнойный, – женщина заныла, пересыпая пепел из одной ладони в другую.

– Вот те и миллион, – вслед застонал муж. – Я сразу почуял: дело нечистое. Такую сумму, какой идиот даст даже за такое? Обманули нас, Вика, провели вокруг пальца. Ничего, они у нас попляшут, – погрозил Петька кулаком воображаемому супостату. – Попадись он мне, я из него отбивную котлету выделаю, засранец.

– Пойдём отсюда, – шепнул Александр Петрович Виталию. – Пусть сами разбираются.

Они тихо прикрыли за собой скрипучую дверь лачужки. Дышать, после того, как побывали в пропитом и прокуренном помещении, стало легче.

   – До белой горячки наклюкались, ненормальные, – сетовал седовласый архитектор, не получивший денег обратно. – О каком-то миллионе толкуют? Да у них таких сумм сроду не водилось, насколько помню. А если и появлялось кое-что, так они быстро всё через вино-водочный спускали. Ох, горе, горе.

Настало время Виталию отправляться в обратную дорогу. Проходя мимо развалюхи, где недавно побывал, он всматривался в мутные окна, надеясь, что хоть на миг промелькнёт за ними личико божественной девочки, или она сама выскочит на улицу за чем-нибудь, и он ещё разок полюбуется на неё. Но девочка не выказывала своего присутствия, а развалюха удалялась всё дальше и дальше.

– Ты всё запомнил из того, что я поручил? – поинтересовался, провожая гостя, пожилой инженер.

– Передам профессору Миллеру, слово в слово, не беспокойтесь.

– Так я надеюсь на тебя.

Их окружил шум железнодорожного вокзала. Александр Петрович давал студенту последние наставления, когда увидел счастливую пару молодых людей: парня – жгучего брюнета, и розовощёкую девушку.

– Здравствуйте, – в один голос поприветствовала молодая пара.

– А, вот и вы, ребята, – заулыбался мужчина, радуясь встрече. – Познакомьтесь, Виталий, будущий мой коллега, пока студент. А эти воркующие голубки – Алёна и Павлик. Эх, молодые люди, если бы у Виталия нашлось время, обязательно бы познакомил вас поближе. Но, к сожалению, уже подходит электричка. Виталий, тебе пора.

Юноша попрощался и сел в вагон. Электричка тронулась. Всё время, пока он ехал до города, перед его глазами сияло ангельское личико Вики. Теперь никогда, никогда более не увидит его. Как жесток этот мир. Разве может быть несчастным ребёнок, которому от рождения дана такая красота? Красота, должная служить добру, радовать окружающих. Может, всё ещё наладится, и она пребудет счастливой, несмотря ни на что. Ни на ту трясину, в которой прозябает, ни на пропитых, опустившихся родителей, каждое утро ищущих, на что бы похмелиться. Родителей, нашедших в дочери средство существования, продающих её тело извращенцам, сладострастцам, а свои души – диаволу. Как жесток этот мир!

* * *

Павлик тот, что вместе с Алёной подошёл к Александру Петровичу и Виталию, являлся никем иным, как Зузулом. Да, да, именно тот самый Зузул, прогневавший хозяина тьмы своими поступками, и которого в настоящее время разыскивает тайная полиция Гадила. После посещения литературного конкурса, проходившего в мире духов, Зузул полетел к возлюбленной, Алёне. Наконец-то, он осмелился сделать ей предложение. Необходимо признать, это решение ему дорого стоило. Чёрный ангел не желал обманывать Алёнку, потому как сильно любил её, и посему задумал открыть ей всю правду. Ничего не скрывая, выложить, кто он на самом деле. Зузул понимал, что после того, как раскроется перед зазнобой, может потерять её навсегда. Но любовь была сильнее его, и отступать он не хотел. Девушка спокойно выслушала Павла и сначала не поверила сказанному. Но затем, когда тот в доказательство правоты сбросил с себя земной облик и предстал таковым, каков есть, сомнения рассеялись, как дым. После долгого молчания Алёна твёрдо объявила, что любит только его одного и другой в преданном сердце уже не поселится. И дорог он ей не по образу, в котором предстаёт, а по душе своей. Но, однако, просила никогда не показываться в настоящем обличии Зузула, а остаться навсегда Павлом. Ведь именно в этом образе она его полюбила и будет любить, не взирая ни на что. И согласна выйти за него замуж. Родители Алёны жили далеко, вёрст за восемьсот. Девушка покинула их на двадцатом году жизни, заявив, что хочет быть самостоятельной, и ни от кого не зависящей. Что у неё есть профессия медсестры, полученная в училище, и теперь она в состоянии прокормить себя сама. Собственно говоря, единственным родным в семье был только отец. Он сошёлся с мачехой Алёны лет десять назад. Девочка и женщина невзлюбили друг друга сразу. Из-за мачехи падчерице и пришлось уехать в этот шахтёрский городок, покинув родной очаг. Алёна уговорила Зузула не делать пышной, шумной свадьбы, а, просто, зарегистрировавшись в загсе, посидеть в узком кругу близких знакомых. В свидетели она предложила взять Александра Петровича и его жену, Ольгу Прокофьевну. Именно за этим Алёна и Павел направлялись к их дому, но встретили доброго мужчину по дороге, проходившей через вокзал. Алёна давно знала Александра Петровича. Девушка познакомилась с ним, когда он попал в поликлинику, где она работала. Александр Петрович обжёг руку по неосторожности и нуждался в медицинской помощи. Алёне, как медсестре, выпала обязанность наложить на ожог пострадавшего мазь и перебинтовать рану. Общительная сестричка разбалагурилась с больным, и они так быстро сошлись за короткое время, что он пригласил весёлую болтушку к себе на чашку чая, где и представил её жене, Ольге Прокофьевне. Постепенно девушка часто стала навещать одиноких стариков. Родных в городе у неё не было, и она нуждалась в общении с приятными, ласковыми людьми. Благодарная сирота при живом отце, всё больше и больше ощущала к ним привязанность. Да и старики отдавали ей всё своё тепло. Так как детей им Бог не дал, то они нашли в Алёне свою дочку, хотя и стеснялись признаться в этом друг другу.

Зузул не подозревал в себе охоты влюбиться в земную девушку. И если бы кто раньше намекнул ему об этом, то ангел рассмеялся бы ему в лицо. Зузул уже не один великий круг служил Хозяину и ни разу не помышлял об измене. Был верен, как цепной, преданный пёс, исполняя беспрекословно его желания и приказы. И всё шло бы так, как шло,  не получи Зузул задание, послужившее резкой перемене его бытия. Однажды чёрного ангела низшего чина вызвал к себе приближённый Гадила – Хабил, и передал распоряжение босса отправиться на поверхность. Задание состояло в следующем. В одном из наземных городов жила-была девушка Алёна. Эта девушка Алёна полюбила одного парня – шахтёра, и бегала за ним как привязанная, не отставая от него ни на шаг. Парень почувствовал свою выгоду и позабавился с молоденькой, проведя с ней ночку – другую. На чём и прекратил отношения, обзаведясь новенькой подружкой. Такие уж они, эти люди. Алёнка находилась в полном отчаянии, ведь парень обещал жениться и обманул. Зузулу выпала честь воспользоваться состоянием девушки, довести его до крайности и подсунуть ей баночку с ядом. Тем самым подтолкнуть к самоубийству. И прибавить уже к падшим душам ещё одну, свежую и наивную. Задание казалось не таким уж трудным, выполнить его представлялось плёвым делом. И Зузул понёсся на землю, не подозревая о том, что его ожидает впереди. Пробив твердь, чёрный ангел оказался на поверхности. Будучи невидимым для телесных существ, отыскал дом предполагаемой жертвы и, влетев вовнутрь, стал свидетелем такой картины. Алёнка сидела на стуле вся в слезах. Напротив неё, раскинувшись на кровати в сапогах, возлежал разухабистый парень лет двадцати трёх, покуривая сигарету и стряхивая пепел за ложе.

– Как же так? – говорила Алёнка. – Ведь я поверила тебе, ты ведь обещал, а сам уже с другой. Как же так? – слёзы ещё сильней потекли из глаз обманутой. – Ты ведь жил со мной как с женой. Неужели правда не любишь меня? Я лишь прихоть для тебя? Ведь ты первый у меня, Мишенька. Скажи, что это неправда. Скажи, что любишь меня. Чем я хуже той?

– Да отстань. Сама за меня уцепилась. «Я люблю тебя, я люблю тебя», – дразнил Михаил. – Кто за язык тянул? Если бы не ты сама, я бы никогда не залез тебе под юбку. Курица, раскудахталась. Ну, чего ревёшь? Найдёшь ещё себе дурачка, который женится на тебе. А я ещё не отгулял. Мне перебеситься надо. Кроме тебя и другие девки есть. Кто о них позаботится, если не я? – он засмеялся.

– Мишенька, хочешь, перед тобой на колени встану? Брось Светку. Ведь не любит она тебя! Я тебя люблю, я жизнь ради тебя отдам!

– Да кому нужна твоя жизнь! Ишь, чего захотела. И не любит меня Светка, ну и что? Я её тоже не люблю. Она хоть знает, что ей надо, и в жёны набиваться не станет. С ней проще – переспали и разошлись по-хорошему, и хомут на шею не вешает. В общем так, не о чем нам с тобой больше базарить, – парень встал с кровати, бросил недокуренную сигарету на пол и затушил сапогом. – Прощевай, хозяйка, – вышел за дверь.

Алёнка залилась горючими слезами. Так плакала минут пятнадцать. Наконец, слёзы истощились из глаз. Она сидела тихо, не шевелясь, переживая свой позор.

«Что скажут обо мне теперь люди в городке? Ведь все в курсе про меня и про Мишку. Как посмотрят? Разве смогу показаться на глаза после такого? Стыд-то какой!».

Зузул, видевший всё происшедшее, вдруг ни с того ни с сего пожалел Алёнку. Ещё ни к кому и никогда не испытывал он чувства жалости, а тут…

«И что, собственно, случилось? – растерялся чёрный ангел. – Кто она мне? Да никто. Почему же проснулось во мне это чувство? Ведь она всего лишь смертная, чего её жалеть? За работу браться пора».

Но Зузул не приступил к намеченной работе. Пользуясь тем, что незаметен, принялся детально рассматривать жертву. Алёнка была черноволосой, стройной девушкой. Лицо её не казалось броским и красивым. Скорее всего, оно обычное, женственное, с густыми, ровными бровями, с носиком-картошечкой, пухловатыми, румяными щёчками. Неожиданно что-то кольнуло в груди у Зузула. Ему вдруг захотелось погладить девушку по густым, чёрным волосам.

 «Нет, не сейчас, – заметался раб тьмы, – пусть она умрёт позже. Я не в силах убить её немедля», – и он стрелой вылетел из дома. Что-то боролось внутри него. Зузул знал: девушка должна умереть, приказы должно выполнять. Впервые в жизни воля Хозяина залезла ему занозой в печень. Впервые сторонника зла одолело желание ослушаться повеления владыки. «Неужели, – притормозил он, – я влюбился? Разве в состоянии я влюбиться? Я, слуга чёрного света? Ведь чувство любви незнакомо нам, оно спит крепким, летаргическим сном, пушкой не разбудишь, а тут очнулось от девичьих слёз. Но почему это случилось именно со мной? Разве я не такой, как все остальные в чёрном братстве? Почему так горит в груди? Что за огонь? Нет, немедленно вернусь назад и исполню то, что обязан исполнить», – Зузул повернул обратно.

Девушка стояла перед зеркалом и смотрела на своё отражение мутным взором. В одной руке держала коробочку снотворного, в другой – стакан воды.

– Вот и всё, подруга, – произнесла она, высыпала на трюмо таблетки из коробочки, собрала их в горсть и поднесла к губам.

Не ведая, что толкнуло его на такой поступок, холоп Гадила рванул к девушке и ударил её по руке. Таблетки, как бусинки, рассыпались по всей комнате. Алёна от неожиданности выронила стакан, упала на пол и громко зарыдала.

«Что я делаю? – схватил себя за голову ангел. – Бедняжка сама выполняет мою работу, а я мешаю. Что со мной? Повелитель уничтожит меня. Превратит в какую-нибудь жабу, и просижу на болоте пару тысяч лет, кликая дождик».

В дверь постучали. Алёна не отвечала и продолжала рыдать. Постучали настойчивее. Она встала, вытерла слёзы с лица рукавом блузки и дрожащим голосом спросила:

– Кто там?

– Это я, Миша, – послышалось из-за двери. – Кошёлку тут забыл. Открой, некогда мне.

Алёнка отыскала сумку, валявшуюся у прикроватной тумбочки, и подошла к двери. Чуть-чуть приоткрыв её, так, чтобы не было видно заплаканного лица, просунула авоську, набитую пачками «примы», в щель и, еле сдерживая обиду, сказала:

– Не приходи больше.

– Больно надо, – послышалось вновь из-за двери.

В Зузуле загорелась ненависть. Чувство ненависти в отличие от чувства жалости было знакомо ему хорошо. Он неожиданно для себя презрел этого нахального хлыща, отравившего жизнь Алёнке. Жизнь, которую он, Зузул, только что спас.

– Сейчас я тебе покажу «больно надо», –  собезьяничел свидетель неблаговидного поведения рубаки-парня. На улице он напустил на Мишку туман, да такой густой, что если бы Мишка протянул вперёд себя руку, то не увидел бы её.

Парень начал плутать, совершенно не понимая что происходит.

– Ну и туман, –  ворчал он. – И откуда взялся?

Прохожие, наблюдавшие за Мишкиными сиволапыми танцами, выкорёживаемые им, решили, что здорово перепил молодой бычок – аж до чёртиков, проходили мимо, смеясь и подшучивая. Мишка слышал их голоса и отвечал на шутки, не соображая, как они его видят, а он их – нет. Наконец, дойдя до открытого канализационного люка, «ретивый жеребец» прекратил свои выкрутасы. Сделал шаг вперёд и провалился в колодец. Рабочие, производившие ремонт канализационной сети, не успели поймать, как им показалось, в стельку пьяного гуляку и теперь с матерками выуживали его на свет Божий. Результатом падения явились два сломанных ребра и правая нога.

– «Больно надо», – опять передразнил Зузул и с нескрываемым чувством радости направился к Алёнке.

Всю ночь ангел просидел возле её кровати, оберегая беспокойный сон девушки и любуясь ею. К тому же, если Алёнке на ум вновь взбредёт мысль отравиться, то он опять помешает осуществить эту нелепую затею. Зузул не понимал, почему он всё это делает. И как отчитается перед Хабилом, возвратясь с задания? Как доложит об исполнении возложенного на него поручения? А если его вдруг проверят? Но опасался он, видимо, зря. За долгие годы преклонения перед хозяином слуга приобрёл репутацию отличного работника, выполняющего всё точно в срок. И когда чёрный ангел низшего чина доложил о завершении трудов, ни у кого вроде бы не возникло и тени сомнений, что оно, действительно, так и есть. И в список падших поставили ещё одну галочку, означавшую, что на одну душу в полку прибыло. Легионеру тут же вручили новый список дел, и тот отправился якобы выполнять свой пёсий долг; сам же устремился к возлюбленной Алёне. Очутившись в поликлинике, где работала девушка, спасённая им сегодняшней ночью, он подумал, что не стоит показываться в том виде, в котором находится постоянно, а приобрести вид не столь шокирующего индивидуума. И превратился в юношу лет двадцати, высокого, красивого, со смоляными волосами и чёрными, как уголь, глазами.

– Проходите, – услышал Зузул, покорно отстояв тягучую очередь.

Он робко вошёл в кабинет медсестры.

– Что у вас? – спросила девушка у нового пациента.

– Голова болит, – выдал что первое нашлось Зузул.

– Это не ко мне, а к врачу. Я делаю перевязки и инъекции.

– Ой, извините, – сконфузился влюблённый, – мне укол, пожалуйста.

– Давайте ваше направление.

– Какое направление? – зашарил по карманам притвора-больной, как бы ища нужное.

– От врача, на укол.

– Ох, извините, девушка. Вы уж простите, но, честно признаться, у меня нет направления.

– Тогда зачем пришли? – не поняла Алёна поведения столь странного клиента поликлиники.

– Я хочу пригласить вас в кино.

– В кино?

– Разрешите, я вам всё потом объясню? Жду вас у кинотеатра ровно в семь часов. Пообещайте придти.

– Право, не знаю.

– Вы не думайте, что я ненормальный. Просто хочу поговорить с вами.

Дверь кабинета приоткрылась.

– Можно? – зашепелявила беззубым ртом просунувшая в образовавшийся проём голову старушка.

– Подождите минуточку, – попросила Алёна.

– Ровно в семь я вас жду.

Сестричка пожала плечиками.

– Буду вас ждать, приходите, – покидая кабинет, приглашал Зузул.

– Постойте, а как вас зовут? – улыбнулась Алёна.

– Павел, –  немного поразмыслив, придумал ангел. – Я буду ждать.

Так состоялось их первое свидание. Алёна вскоре забыла о своём горе и больше никогда не вспоминала о Мишке. Теперь с ней рядом находился любящий друг, которого полюбила и она. С каждым днём любовь их росла с непомерной быстротой и силой. Они уже не представляли себя друг без друга. Зузул, а для Алёны – Павел, всё больше времени проводил на земле. Он перестал гнуть спину на низвергнутое с небес братство, а только докладывал о выполнении заданий, сам же и не думал заниматься ими. Иногда прогульщик, отлынивающий от злых деяний, залетал в мир духов людей, чтобы отдохнуть от общества собратьев постоянно похваляющихся «подвигами» во славу своего сословия и развеять чёрные мысли. Однажды Зузулу абсолютно случайно удалось попасть к святому старцу Феофану и послушать учение Божье из уст его. И с тех пор он был частым гостем у проповедника, не подозревавшего, что в Павле сокрыт слуга нечистого, который, впрочем, уже давно не являлся таковым. Зузул отбросил тёмные заботы. Ему больше нравилось заполнять мозг речами Феофана, нежели охотиться за душами человеческими. Вскоре ангел окончательно уразумел, кому служил и покланялся, и от понимания того ему становилось не по себе. Но Зузул находился в списке проклятых, и ничто, как ему казалось, не в силах изменить данной реальности. Такова уж его судьба. Но творить зло он более не намерен, а там будь, что будет. Как представлял сам выпавший из рядов холуёв тьмы: всё у него получалось как нельзя лучше. Счастливчика любила самая великолепная девушка в мире. Он не совершал пакостей, за которые надо стыдиться перед Создателем. Наконец-то, за семь тысяч больших кругов жизни Зузул начал осознавать, что такое свет и что такое тьма в полной мере. И всё благодаря чувству, неожиданно проснувшемуся к земному существу. Это чувство – любовь.

Но на самом деле всё обстояло не так уж и гладко, и радужно. Хитрецом уже заинтересовалась тайная полиция, вовсе не дремлющая, а занимающаяся работой, и установила слежку. Приближённый хозяина Хабил, которому предоставлял отчёты вассал Зузул, только притворялся, что доклады ангела низшего чина его полностью удовлетворяют. Хабил был не такой уж дурачок, как считали некоторые из чёрного братства. Хозяин не держит при себе идиотов. Опытный чинуша заметил, что с подчинённым что-то происходит и проинспектировал «дело Алёны», на поверку оказавшееся невыполненным. Девушка пребывала живой и здоровой. Над головой Зузула сгущались тучи.

* * *

Повстречав на вокзале Александра Петровича, Алёна и Павлик отправились на квартиру к пожилому мужчине договориться о дне свадьбы. Павел, находясь в гостях, и не подозревал, что на улице его в это время поджидали филёры тайной чёрной полиции (сокращенно Т Ч П), надеясь схватить бунтаря за жабры, взять отщепенца под стражу с поличным. Он вышел из дома добрых стариков и стал ожидать невесту, ещё о чём-то шепчущуюся с Ольгой Прокофьевной. Неожиданно ощутил на себе чьи-то пристальные взгляды, обернулся и всё понял.

– Ты арестован, Зузул, – воинственно рыкнул один из двух подлетевших агентов Т Ч П.

 

8 глава.

На другой континент.

 

– Как прошедший конкурс литераторов? – вопрошал великий путешественник – Андрей Андреевич Хлебников.

– Просто потрясён услышанным, – восхищался Фёдор.

– Говорил тебе – жизнь здесь гораздо разнообразнее и приятнее, чем на поверхности.

– Кажется, я увидел за один раз всех выдающихся писателей, когда-либо живших на Земле. Даже голова идёт кругом. Такое ощущение, как будто побывал в библиотеке и прочитал все книги, находящиеся в ней. Невероятно.

– То ли ещё будет. Ты превращаешься в совсем другого человека, Фёдор. Если сравнить с тем, каким тебя встретил и каким стал, то это – чёрно-белое и цветное. Ты начал чувствовать вкус жизни, жизни духовной.

– И сам себя не узнаю. Раньше в мире духов мне хотелось тишины и покоя, чтобы все от меня отстали. Сейчас хочется общения, новых знаний, хочется летать, стремиться к чему-то, познавать окружающее.

Андрей засмеялся.

– Ты чего гогочешь? – обиделся Фёдор. – Я серьёзно, всю душу нараспашку выкладываю.

– Да погоди, не над твоими словами смеюсь. Просто вспомнил один из рассказов Антона Павловича Чехова. Ну тот, «Варвара и Фёдор». А как живо и с каким юмором написано! В общем-то, заслуга появления карикатурного шедевра принадлежит тебе. Ведь ты ему поведал о своих злоключениях в мире духов.

– Вот если бы этот рассказ услышали на моём кладбище, – задумчиво произнесло главное действующее лицо произведения Чехова, – наверняка Варварина власть над духами лопнула бы, как мыльный пузырь.

– Не огорчайся. Мы ещё возьмём этот бастион диктатуры.

– В общем-то, не сомневаюсь. Варвара когда-нибудь, да падёт.

– Всё-таки правильно судьи присудили первое место Дюма-отцу. Действительно, его роман «Дух» – самый достойный.

– А мне больше всего понравился детектив Агаты Кристи «Мёртвые не потеют», – оборвал Андрея Фёдор. – Я за неё болел.

– Но ничего, ей повезёт в следующий раз. Нуте-с, и куда направимся сейчас?

– Тебе лучше знать, – пожал плечами более поздний покойник, – я здесь всё-таки новенький.

– Значит так. Сообщаю перечень культурных мероприятий на ближайшее время. Через несколько дней в городе Музыкантов прозвучат грандиозные концерты самых знаменитых композиторов всех времён и народов. Мы услышим хоры под управлением мэтров: Иогана Себастьяна Баха, Чайковского, Шостаковича, Моцарта, Листа и так далее, и так далее. А так же сольные исполнения таких, например, певцов, как Шаляпин. После этого великолепного действа в городе Актёров пройдут показы лучших спектаклей года. Мы можем увидеть последние постановки Шекспира и многих других режиссёров. В спектаклях примут участие наивыдающиеся артисты. Затем состоится ещё более глобальное мероприятие. На него слетятся все духи нашего континента…

– Хватит Андрей, попридержи коней. Хотя и говорят, что кашу маслом не испортить, но всего должно быть в меру, в разумных дозах и яд лечит. Я не успел переварить в себе ещё впитанное в городе Писателей. Сначала осмыслю всё полученное, а там и в город Музыкантов отправиться не грех. И в город Актёров, куда скажешь. Пока давай просто отдохнём. Посетим другие спокойные кладбища.

– Как пожелаешь, друг. Иногда в захолустьях наткнёшься на то, что не откопаешь и на густонаселённых кладбищах, и встретишь таких людищ, которых не заметил бы в толпе кладбищ-городов. Вот, например, в прошлом году как-то попал в провинциальный райончик, на отшибе материка, и встретил там одного духа. Неприметный такой старикашка. Видимо, долгую жизнь прожил на земле. Так, из него такие умные мысли лезут, пожалуй, сам Лев Толстой позавидовал бы. Я тогда на том кладбище целый месяц проторчал. Ох, и мудрый дед попался! Что ни спросишь, всё растолкует.

– А ещё, Андрей, по правде сказать, – остановил воспоминания великого путешественника Фёдор, – всю жизнь мечтал побывать в Австралии. Ну там, где кенгуру скачут, крокодилы плавают. Вот бы прошвырнуться туда! Пусть даже под землёй, но посетить экзотическое место.

– Э-э-э, дружбан, тут ты задел меня за больное, – уцепился за острую, актуальную тему Хлебников. – Перелететь с материка на материк – моя мечта. Однако никто из духов пока не осмеливался на такое. Не так это и просто. Пытался как-то проделать такой трюк.

– И что? – вопросительно взглянул знаток австралийской фауны.

– Ничего не получилось. Спустившись метров на сто вниз, наталкиваешься как бы на стену. Но на стену не в прямом понимании этого слова. Как дух, ты в состоянии преодолевать её. Но, врываясь в её пределы, как бы возвращаешься в материальное тело. Тебя всего сдавливает со всех сторон и, как на земле, начинаешь ощущать боль. Неприятное занятие, доложу. При попытке опуститься вниз, я пережил состояние человека прижатого многотонным прессом. Как под колёса товарного поезда попал. Стало страшно, и осуществить задуманное не удалось. Слушай, Фёдор, а давай с тобой вместе попробуем пробить брешь в стене боли. Вдруг у нас получится.

– Но это невозможно, ты сам только что рассказал.

– Это потому, что я не подготовился к прохождению сквозь стену. Я знаю, как там, на поверхности, тренируют людей для полётов в космос. Их садят в центрифугу и раскручивают. Так они привыкают к перегрузкам, впоследствии испытываемым при старте космического корабля. Так и мы последуем за космонавтами, но только не для полётов в космос, а для полёта вглубь планеты. Если уж нам не дано выбраться на поверхность шарика, то хотя бы попробуем проникнуть в недра, за стометровую отметку. Духи заперты на материках, так же, как ты был пленён в царстве Варвары. Представляешь, если нам удастся проскользнуть с континента на континент. За нами последуют другие бестелесные. Мы станем первыми, кто проложит путь к свободному общению духов Земли. Мы станем самыми великими путешественниками, потому как сделаем то, что ещё никому совершить не посчастливилось.

– Ох, и зря сболтнул про Австралию, – пожалел Фёдор. – Ты точно ненормальный, помешан на своих путешествиях.

– Ничего не зря. Рассуди сам: на что мы можем покуситься вдвоём, синтегрировавшись, ведь раньше я штурмовал преграду один. И именно поэтому не повезло. Теперь нас двое, то есть в два раза больше сил. И у нас есть цель. Достигнуть её – предел моих желаний.

– Ох, и влипнешь с тобой в историю, –  пожурил азарт Андрея скептически настроенный друг. – Но если тебе так не терпится ещё раз почувствовать болевые ощущения, испытанные при первом погружении, то, пожалуй, соглашусь на твою безумную затею. В конце концов, мы одно целое, и тебе я обязан всем тем, что пережил на этом свете. Без тебя мне было бы трудней, и я устремлюсь туда, куда стремишься ты. Чего, собственно говоря, бояться, если мы уже умерли. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Значит, по рукам? – заулыбался охотник за открытиями.

– По рукам, – ответил Фёдор, и они пожали друг другу руки.

– Значит так, – принял на себя обязанности главнокомандующего великий путешественник, – с завтрашнего дня начинаем тренировки. Каждый день будем опускаться всё ниже и ниже, пока не преодолеем чёртову стену. А пока отдыхаем и готовимся морально к предстоящим трудностям.

На следующий день тренировки начались. Фёдор понял со слов приятеля, что дело им предстоит довольно сложное, но никак не предполагал, что настолько. После первого погружения ниже сто десятиметровой отметки, он дал себе слово никогда более не совершать такой глупости и постараться отговорить от попытки реализации неосуществимого прожекта рвущегося за призраком удачи товарища. Но все его просьбы о прекращении тренировок в адрес великого путешественника оставались тщетны. Неутомимый глубоколаз продолжал настаивать на дальнейших спусках. На второй день Андрею удалось убедить Фёдора продолжить мероприятия по погружению в чёртову стену. На этот раз акванавты спустились на пять метров ниже, чем в предыдущей вылазке. Голова у измождённого Фёдора раскалывалась от боли, всё астральное тело сжимала неведомая сила. Казалось, вот-вот его душа от невыносимого давления превратится в горошину или в маленькое ячменное зёрнышко. Но он видел, как превозмогает свои мучения Андрей и, подражая ему, тоже терпел, сжав губы. Через неделю им удалось достичь стодвадцатьчетвёртой отметки. На этом уровне страдания были кошмарны. Экспериментаторы продержались там не дольше трёх секунд. Боль выкинула их за стометровую отметку, как выбрасывает шампанское пробку из бутылки.

– Всё, с меня предостаточно, не хочу участвовать в авантюре великого утописта, – заявил Фёдор. – Даже на земле, в человеческом теле, не испытывал таких диких издевательств. Почему должен терпеть их сейчас? Или мне делать нечего, что ли? Прекратим наши экзекуции. Я не подопытный кролик.

– Ты, к сожалению, прав, – с грустью в глазах согласился Андрей, – боль ужасна. Не знаю, как нам удалось там пробыть какое-то время. Пара секунд показалась, как пара часов.

– Вот видишь, ты со мной согласен, – одобрил такие слова безжалостный пессимист.

– Нет, – категорически заявил скиталец недр земных, – если хочешь отступать – отступай, а я не привык брюзжать, ещё попытаю счастья. Хотя бы доберусь, доползу, дотянусь до ста двадцати пяти метров. И если уж и в этот раз не преодолею препоны, то брошу бесполезное занятие. Но если честно, то я бы предпочёл быть раздавленным на этой глубине, чем томиться в плену материка. Ведь ты не смирился с пленом Варвары. Так почему я должен пребывать в замкнутом пространстве, ограниченном океанами и чёртовой стеной боли? Нет, никогда не свыкнусь с этой мыслью. Даже если следующая попытка погрузиться вниз потерпит катастрофу.

  – Ладно, – уступил Фёдор, – но только одна попытка, и всё. И ещё. Нырнёшь один, я подожду наверху. Беру тайм-аут.

– Хорошо, – решительно махнул головой смельчак. – Завтра брошу вызов невозможному, а сейчас отдохну и забуду боль, выкину воспоминания о ней.

Андрей принял горизонтальное положение и закрыл глаза. Так пролежал не менее семи – восьми часов. Наконец резко поднял веки и бодро возвестил:

– Пора. Я чувствую, ко мне вернулись силы и уверенность в достижении заветных дерзаний, – он вскочил. – Жди меня здесь, – крикнул другу и прыгнул, стиснув зубы, в бездну.

Великого путешественника поглотила чёрная стена. Фёдор знал: долго ныряльщик там не продержится. Каким бы выдающимся землепроходцем он не был, боль выплюнет его назад и поставит на место. Но истекло всё контрольное время, а исследователь глубин не появлялся. Дух, не пожелавший принять участие в очередном опыте сорвиголовы, начал беспокоиться, беспрестанно думая, что же могло случиться. Прошло пять, затем десять минут. Фёдор нервничал. Он уже собрался сигануть в пропасть за утопшим и оказать помощь, если тот попал в беду, как из чёртовой ямы высунулась голова путешественника.

– Знай, я действительно самый великий из великих. Скоро это откроется всем бестелесным, – Андрей весело посмеивался. Он полностью освободился из давящих объятий стены и, подскочив к испуганному напарнику по эксперименту, оплёл его руками. – Я победил! Победил! – восклицал всплывший «утопленник».

– Что случилось? – не понимая такого радостного настроения приятеля, спросил Фёдор. – Где так долго пропадал? Я уже засомневался, что вернёшься. Думал, тебе каюк, капут и кранты вместе взятые. Так переживал за тебя, а ты хохочешь.

– Я пронзил, пробуравил эту сверхбетонную плиту! В наше последнее погружение мы находились всего лишь в метре от победы. Подумать только, если бы вчера полностью отказался от штурма стены, то её тайна по сей день являлась бы загадкой. Оказывается, она не так и прочна. Просто никто не знал, что при погружении ниже стодвадцатипятиметровой отметки боль исчезает, и уже ничто не в силах удержать свободного полёта духа. Всего двадцать пять метров боли, но после этого весь мир в твоём кармане. Весь мир! Я поймал за хвост ошеломляющее открытие. Теперь я – самый великий путешественник подземелья.

– Ну, от скромности, краснобай, не умрёшь, давно заметил. Что ж с почином тебя.

– Нет, я нисколько не умаляю и твоей заслуги перед духами. Если бы не твоя помощь, разве мог бы я сделать столь грандиозное открытие?

– Да я не о себе говорю, – смутился Фёдор.

– Теперь наши имена будут на устах всех духов. Мы станем безумно знаменитыми. И совершим ещё много подвигов. Увековечим наши умопомрачительные победы в памяти собратьев, – продолжал воодушевлённый златоуст. – Виват нам? Виват? А теперь вперёд, к неизведанному, к новым достижениям! Ничто не препятствует нам на пути к славе, – Андрей схватил за руку Фёдора и потащил за собой к чёртовой изгороди.

Действительно, на сто двадцать шестом метре дикая боль отстала. Двигаться здесь, внизу под стеной, было также легко, как и над ней.

– Теперь нам придётся направиться в сторону океана. Пересеча его, мы попадаем на другой материк. Я знаю, где он находится, следуй за мной, – торопил возбуждённый первооткрыватель.

Они летели довольно долго, несколько дней, без передышки, пока не врезались в непробиваемую толщу воды.

– Вот и океан, – обрадовался великий путешественник. – Нам необходимо по склону, отделяющему подземный мир от подводного, спуститься на самое дно и там продолжить путь.

Опускаться пришлось глубоко. Вот уже три часа подряд духи падали вниз по почти вертикальному направлению и не находили конца и края пропасти. Вдруг под их ногами показалось что-то, светящееся кроваво-красным цветом.

– Что это такое? – забеспокоился Фёдор.

– Сам теряюсь в догадках, лоции у меня нет, – повертел головой кормчий Андрей. – Но, по-моему, мы зашли так далеко, что достигли расплавленных внутренностей Земли. Возможно, это лава.

– Лава? – переспросил Фёдор. – Мне, однако, боязно. Несёмся в пропасть который час, а конечной станции всё не видно. Это какая-нибудь океанская впадина. Как бы она не привела к раскалённой части земного шара. Кто знает, что ждёт нас там?

– Не дрейфь, старик. Раз уж преодолели, вскрыли чёртову стену боли, в состоянии ли нам преградить дорогу какая-то лава. Вспомни название романа Агаты Кристи «Мёртвые не потеют». Разве не так?

– Посмотрим, потеют они, или не потеют, – тоже постарался пошутить Фёдор. – Но я взопрел, однозначно.

– Посмотрим, посмотрим, старик, нам нечего терять, кроме своих цепей.

Огненный свет приближался. В конце концов, скитальцы необследованных запределов увидели: гигантская впадина океана, под которой предстояло пролететь, на самом деле погружалась в кипящие внутренности планеты.

– Ничего не остаётся делать, как только попариться, – усмехнулся в лицо очередной трудности бесстрашный пионер, астронавт глубин.

– Но ты первый полезай в эту декорацию из фильма ужасов, а я уж за тобой, – попросил Фёдор.

Хлебников, не колеблясь, плюхнулся прямо в бурлящую жижу.

– Эгей, лети сюда, – позвал великий путешественник изнутри огнедышащего шара. – Лава не причиняет никакого вреда. В ней купаться довольно-таки приятно. Раньше нам приходилось пробираться по подземной тундре сквозь кромешную тьму – хорошо ещё мы светимся, а в лаве светло как днём.

Фёдор последовал за другом. Через некоторое время они достигли дна гигантской впадины.

– Слава Богу! Когда закончится океан, можно подниматься наверх, – с лицом знатока увещевал Андрей.

– Замри! – вдруг схватил за руку беззаботного болтуна осторожный попутчик.

– Что случилось? – не поняв, зачем его остановили, насторожился великий путешественник.

– Посмотри вправо, – шепнул испугано Фёдор.

Андрей повернул голову в ту сторону, куда глазел замерший Боровков, и увидел вдалеке передвигающиеся фигуры духов.

– Не может быть, – удивился он. – Сколько трудов и всё напрасно! Оказывается, и сюда проникли бестелесные, и не мы первые. Наверное, они с других материков.

– Взгляни на меня, – продолжал говорить шёпотом Фёдор.

– И что?

– А то. Какого я цвета?

– Ты? Когда мы летели в темноте, ты светился ярким, приятным глазу светом, немного с желтоватым оттенком. Сейчас, очутившись в лаве, в которой и так светло, и её свет перебивает твоё свечение, уже не светишься. В общем, полупрозрачный, без определённого оттенка.

– Вот именно, я выгляжу как дух человека, – опять разъяснял шептун. – Я похож на привидение. А теперь обрати внимание на тех духов вдалеке. Что видишь? Они с ног до головы чёрные, как трубочисты, как солдатские сапоги, почищенные гуталином. Если бы это были люди, такие, как и мы, они походили бы на нас. Здесь что-то не так, нутром чую.

– Да, ты прав, – наконец, проникся опасениями Фёдора Андрей. – Здесь, действительно, что-то не так. Как я сам не заметил? Они – не духи людей. Может, это духи каких-нибудь подземных существ, обитающих в центре земли? Я когда-то читал про таких книжку. Правда, то фантастика. Во всяком случае, всё следует проверить. Откуда взялись эти гудронные гуманоиды.

– А не лучше ли убраться подобру-поздорову, пока не поздно?

– Не улетим же мы, не узнав всего здесь происходящего. Пойми, мы первые представители с нашего материка, попавшие сюда, и должны, нет, просто обязаны всё исследовать. Что скажем другим собратьям? То, что испугались и убежали? После этого мой авторитет путешественника и исследователя будет посрамлен. Даже не желаю говорить об этом. Пользуясь тем, что нас плохо видно в раскалённой лаве, проследим за теми тремя духами, маячащими вдалеке. Выясним, кто они такие, и что здесь делают.

Фёдор нехотя, но всё-таки согласился, и рисковые уфологи, пользуясь своим естественным камуфляжем, прицепились, как хвосты, к чёрным духам, держась от них на приличном расстоянии.

– Я однажды слышал, когда ещё жил на кладбище у Варвары, – предостерегал Фёдор, – что здесь, внизу, таится диавол. Я, конечно, человек без предрассудков, но вдруг мы добровольно летим в его логово.

– Что ж, – через силу улыбнулся настоявший на своём плане действий следопыт, – я не прочь посмотреть на это отродье.

– Влипну, всё-таки, с тобой в какую-нибудь историю.

Вдали показался замок. Преследователи черномазеньких духов не сразу поверили глазам, но по мере того, как приближались к нему, их сомнения безвозвратно улетучивались. Три чёрных духа направлялись прямо к этому зловещему строению. Оно было возведено из какого-то металла серо-коричневого цвета. Казалось странным, что замок окружён лавой и не плавится. Удивительно встретить здесь, в этом пекле, здание посреди хаоса и огня. Чёрные духи подлетели к воротам. Один из них достал ключ и сунул в замочную скважину. Две полукруглые массивные пластины мгновенно отворились. Сразу же, как незнакомцы скрылись внутри замка, ворота вернулись в прежнее состояние.

– Так, – досадовал Андрей, – ключей у нас нет. Значит, придётся воспользоваться окнами, – только после придуманной хитрости он обратил внимание на то, что в замке нет ни одного окна. – Но ничего, найдём какую-нибудь щель. Не может быть, чтобы такое большое сооружение не имело ни одной дырки, кроме замочной скважины.

Он принялся кружить вокруг замка, но не нашёл ни единого сквозного отверстия. Казалось, его поиски никогда не увенчаются успехом, не догадайся лазутчик проникнуть на крышу и поискать потайной ход там. Поднявшись на самую верхотуру, разведчик, к своему недоумению, обнаружил, что перекрытие вовсе отсутствует.

– Странная архитектура, – поделился великий путешественник своим мнением. – Зачем нужны стены, если нет крыши? А впрочем, дождь здесь не льёт, и снег не падает. В общем, и, правда – на фига она тут нужна. Кроме горящей лавы ничего на голову не свалится.

Оба любопытных заглянули за стену. Как ни странно, но внутри не присутствовало ни этажей, ни раздельных комнат. Весь замок и являлся самой комнатой. Посреди её возвышался трон, из такого же металла, что и замок. На нём восседал дух чёрного цвета, раза в полтора крупнее, чем те, трое, видимые несанкционируемыми шпионами ранее.

– Дозвольте доложить, ваше всемогущество, – вымолвил один из только что представших перед хозяином замка. – Как приказывали, мы арестовали ангела низшего чина и доставили к вам, – он толкнул духа, стоящего посередине, в спину.

– Можете идти, – махнул рукой сидящий на троне. – А с тобой, Зузул, я хочу поговорить.

Слуги удалились прочь, оставив арестованного.

– И чего они шастают через эти ворота тартара? – пожал плечами Фёдор. – Лазили бы через верх, а то каждый раз открывай да закрывай.

– Тише, – толкнул его локтём Андрей, – не дай Бог, услышат.

– Да, этого не хотелось бы. А то поставят нас перед этим громилой, как вон того. Он быстро нам мозги вправит.

– Замолчи, тебе сказано, – опять получил тычок в бок Боровков.

– И так, Зузул, – продолжил глава закрытого мира, – что заставило тебя совершить этот низкий поступок – измену?

– Измену? – поднял голову обвиняемый. – Кому?

– Как ты смеешь? – сорвался с трона чинивший суд. – Или не я твой повелитель?

– Уже нет, – ответил арестованный.

– Ты – чёрный ангел, и можешь служить только мне и никому другому. Тебе никогда не избавиться от проклятия Отца. Ты и я – одно и тоже. Если есть я – есть ты, если нет меня – нет тебя. Вспомни свой послужной список за более чем семь тысяч больших кругов, у тебя нет ни одной провинности. Так что заставило изменить нашему союзу? А я ведь хотел продвинуть тебя, как ветерана, по служебной лестнице. Я ценю работников, чётко исполняющих обязанности. Что даст бессмертному смертная? Мыслимо ли, поменять меня на неё?

– Я люблю её, Гадил! – крикнул бунтарь.

– Но как можно любить то, что слеплено из земли? Сколько ей жить на этой планете? Каких-нибудь пятьдесят – шестьдесят лет, ну пусть сто. Но будешь ли любить старуху? Ты в отличие от неё проживёшь тысячи и тысячи лет. Так стоит ли ради минутного наслаждения губить карьеру? Уверен – скоро раскаешься в своём поступке. Зузул, ты мог выбрать для себя любую красавицу и потешиться с ней. Зачем нужна именно эта?

– Я люблю её.

– Дурак! Ты так ничего и не понял из сказанного, – уселся на место Гадил. – Любовь для нас, чёрных ангелов, не что иное, как смерть. Нам нельзя любить ничего и никого. Вся наша жизнь в борьбе. И если не победим, то все погибнем в огненной геенне. Если одержим верх, то небеса окажутся под нашими ногами.

– Мы не победим, – тихо, но уверенно молвил Зузул.

– Я знаю, ты бывал у Феофана и слушал то, чему он учит. Неужели поверил ему, а не мне, гораздо более мудрому?

– Да, – без увёрток признался допрашиваемый смельчак.

– А знаешь ли ты, мерзкий раб, что именно я сокрушил старца и стёр его с лица Земли?

– Да, знаю.

– Так почему сомневаешься в моей силе?

– Не убил ты старца, не дано тебе уничтожить неподвластное. Убил лишь тело Феофана. А душа его приобрела вечную жизнь и сейчас находится в мире духов людей и не доступна для тебя.

– Да, но, убрав его с Земли, я, фактически, одержал викторию над светом. Ведь это последний пророк, мутящий воду, последний, свято соблюдающий каноны Отца. И теперь некому учить людей законам Божьим. У них более нет примера для подражания. Эти двуногие давно считают Библию детской сказочкой. И вскоре все, до единого человека, впадут в грех и втопчут в грязь всё то, чему пытался научить их Отец через Феофана. И в моём стане не сегодня, так завтра, окажется больше душ, нежели у Родителя, и Он признает меня победителем. Ведь на Суде будут рассматриваться дела людей на Земле. А на Земле они скоро полностью начнут жить под моей властью, петь под мою дуду. И каждый вновь рождённый автоматически попадает под мою юрисдикцию, и не помешает тому Создатель, ибо дал слово не встревать в дела мои.

– Доколе не кончится терпение Его, – перебил отцеотступника арестант.

– Ничего, – усмехнулся Гадил, – Бог терпел и нам велел. Не хочешь прислушаться к словам моим. Раб ничтожный, мнишь о себе больше, чем о господине. Так не жди милости, когда настанет царствие моё. Ныне же накажу тебя тем, что не удрать рабу-бунтовщику из владений моих подземных, и не увидеть не исполняющему приказы хозяина возлюбленной. Ты будешь мучиться и страдать от любви к Алёне. Она же найдёт тебе замену для утехи своей, и нарожает детей не от тебя. Что ж, иди и люби её. Пошёл вон!

Зузул отвернулся от трона и поплёлся к выходу.

– А ну-ка постой, друг любезный, – остановил его соблазнитель Адама и Евы. – Что вижу на спине твоей? Крылышки? Чёрный ангел с крылышками? – истерически разразился смехом хозяин тьмы. – Мне только этого произведения искусства здесь не доставало. Но не беспокойся, они высохнут и отвалятся, как высохнет и увянет любовь твоя. Пошёл вон!

Пленённый ангел скрылся за воротами.

– Пора и нам линять, – посоветовал Фёдор великому путешественнику, – как бы чего не вышло.

– Подожди, – задержал его Андрей. – Кажется, представление продолжается.

Гадил хлопнул в ладоши. Перед троном возник неизвестно откуда чёрный слуга, не виденный прежде подглядывающими зеваками.

– Проследи за Зузулом, – приказал явившемуся помощнику хозяин. – Как только раскается в содеянном, пришли его ко мне. Ты понял, Хабил? Я наказал его тем, что запер все двери, выводящие в мир наземный, и дал возможность поразмышлять над тем, кто есть кто. Но если Зузул и после этого не сделает правильных выводов и будет продолжать регрессировать, то моё наказание ужесточится. Каждый когда-нибудь оступается, это случается. Надо только вывести правильные умозаключения, одуматься.

– Хорошо, господин, прослежу.

– Надеюсь, он раскается. Но если этого не произойдёт, то случится непоправимое. У него уже начали расти крылья. Не к добру. Крыльями, как известно, наделены только ангелы света. Здесь, под землёй, они не к чему. И если они отрастут, то Зузул может поменять цвет свой с чёрного на белый. И увидь, что он прощен Отцом нашим, многие замыслят последовать за ним и отвернутся от меня.

– Но вы запамятовали кое о чём, Хозяин. Чтобы поменять цвет с чёрного на белый, необходим кто-то из смертных, имеющий силу взять грехи предателя на себя. А их он накопил за семь тысяч больших кругов предостаточное количество. Это в состоянии возложить на себя только великий праведник. Таких же мало. Да и все они уже на небе, подле Творца. Остался один Феофан, и тому вход в царство ваше закрыт стеной боли.

– Я не забыл ничего, поэтому и запер ослушника непокорного. Нет ему дороги наверх.

– Вот теперь точняк пора линять, – сказал Андрей, оттянув заслушавшегося Фёдора от стены.

Экспедиция, изучающая чёртово хозяйство, быстро удалялась прочь от страшного замка.

– Этот, в кресле, и вправду диавол, – говорил великий путешественник. – Надо же, выследить самого сатану, залезть в самую клоаку. Мыслимо ли? А Зузул – бравый парень, твёрдо держался, с достоинством. Уж очень ему, видимо, приглянулась какая-то земная красавица. Помочь бы бедолаге, да куда нам с нечистым тягаться. Того и смотри, самих поймают и запрут на замок. Драть когти отсюда скорее надо. Драпать без оглядки. Э, да кто там впереди из черномазеньких, прямо на нашей дороге? А ну-ка, стой, – Андрей принялся рассматривать, прищурив глаза, впереди летящего чёрного духа. – Да это Зузул собственной персоной. Я его по крылышкам распознал.

Зузул мрачнее реквиема Моцарта медленно плыл в раскалённой лаве куда глаза глядели. На лице его была печать узника.

«Что подумает обо мне Алёнка, – мучил себя ангел с прорезавшимися крылышками за спиной, – когда поймёт, что я исчез навсегда? Подумает, что я, как тот хахаль-баламут, бывший у неё до меня, обманул её, предал? Нет, не полюбит она никого другого и не родит детей не от меня, как пророчествовал Гадил. Она выпьет то снотворное, выбитое мною из руки Алёны в день, когда впервые увидел её. Что я мог сделать при аресте? Если бы сопротивлялся, то только бы навредил этим девушке. И немалая доля гнева Гадила упала бы и на неё. Прощай, любовь моя, не встретиться нам больше никогда. Я – частица зла, и вряд ли изменю реальность».

– Эй, приятель, – прервало его мысли чьё-то дерзкое обращение, – ты что такой хмурый?

Зузул обернулся и не поверил себе. Перед ним парили два духа человеческих.

– Как вы проникли во владения тьмы? – удивился он. – Это невозможно.

– Невозможно, но можно, – окончательно осмелел Андрей, поняв, что Зузул дружелюбно настроен. – Мы всё знаем о происходившем в замке, благодаря отсутствию перекрытия и, поверь, искренне сочувствуем. Но помочь, к сожалению, увы, не в силах.

– Нет в силах! – вдруг осенило порабощенного узника. – Ещё как в силах. Я не ведаю, как вы попали в мир падших ангелов, но чувствую: это неспроста. Вы посланы мне Господом. Именно вы мне сейчас нужны, и именно вы мне поможете.

– Но как? – подлетел поближе к Зузулу великий путешественник. – Не отменим же мы приказ твоего хозяина.

– Нет, приказ отменить, конечно, бред, но праведника Феофана найти вам не составит труда.

– Да где его найдём? Мы, сами – заблудившиеся в этом мире, – вступил в разговор Фёдор.

– Я покажу дорогу к святому старцу, – стал умолять безутешный ангел. – Доведу до земли, в которой покоится его душа. Но сам к нему не пройду, так как держит меня здесь воля повелителя ночи. Тщедушен я противостоять ей.

– И что попросить у Феофана? – сжалился альтруист Андрей.

– Ничего просить не надо, только расскажите про увиденное и услышанное. Он сам решит, как поступить. Внимал я речам его и уверовал в их праведность. Феофан – великой души человек, и его дела добрые перевешивают мои злые. Он в состоянии взвалить на себя груз грехов, совершённых неразумным ангелом, и просить у Отца прощения для меня. А сейчас вам надо уходить из царства тьмы, пока незамечены псами Гадила.

– Что ж, к Феофану, так к Феофану. Показывай дорогу, – подбодрил Андрей.

Все трое тронулись в путь.

– Ох, и влипнешь с тобой в историю, – бурчал Фёдор на приятеля, когда они пробирались под океаном в совсем другом направлении, нежели наметили ранее до всех событий, разыгравшихся под покровом солёной воды.

– Не дрейфь, старик, не дрейфь, – уговаривал путешественник. – Зато на другом материке побываем. А там и в твою Австралию маханём, как пить дать.

– Да нужна мне эта Австралия, как собаке пятая нога, – продолжал зудеть ворчун.

В промежутках между репликами друзей Зузул успел доложить о том, что помнит их по миру духов людей, где встречал Андрея и Фёдора на олимпиаде и на литературных чтениях в городе Писателей. А также поведал историю своей любви к Алёне. На сиё грустное излияние Андрей посочувствовал:

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Зузуле и Алёне, изрёк бы Шекспир, услышав твой рассказ.

Наконец, океан «передал эстафетную палочку» земной тверди, и тройка бестелесных заговорщиков поднялась к искусственно возведённой болевой преграде. Ангел был вынужден распрощаться со своими помощниками:

– Прощайте. Дальше мне лазейки, ходы и выходы перекрыты. Надеюсь, исполните мою просьбу и всё передадите Феофану. Его дух где-то здесь, над нами. От вас теперь зависит жизнь и счастье Алёны и Зузула. Если что, то передайте старцу: ждать его буду на этом самом месте, где мы расстаёмся.

Андрей Андреевич и Фёдор Васильевич скрылись за вновь пробуренной чёрной стеной, оставив закабаленного Зузула в полном одиночестве, но с надеждой.

 

9 глава.

После отъезда Антонова.

 

В раздумьях о Вике Виталий не заметил, как за окнами электропоезда показался город. Он вышел из вагона и нацелился в магазин прикупить кое-что из продуктов – ведь завтра ему нужно уезжать в научный городок. Через тридцать минут сумка студента, кроме бумаг, взятых у Александра Петровича, содержала: палку копченой колбасы, банку сгущенного молока, две консервы сайры, батон хлеба и десяток яиц. Завершив покупки, молодой человек поспешил домой собирать вещи в дорогу и, кроме того, некоторые из них надо было успеть простирнуть, привести в божеский вид. Дел на вечер накопилась уйма, а поезд на Москву отходил на следующий день ровно в восемь утра. Когда стирка пребывала в апогее, раздался телефонный звонок.

– Привет, Виталий. Ты узнал меня по голосу? Это я, Мила.

– Узнал, – ответил юноша, стряхивая мыльную пену с пальцев.

– Который раз звоню, а тебя всё нет и нет. Где пропадал? Надеялась этот день проведём вместе. Но ты, как реактивный ястребок, исчез со второй пары, ничего не сказав, хотя после неё была консультация перед последним экзаменом. Спрашивала у всех, где ты, но никто не знал.

– Владимир Семёнович, наш декан, послал меня в небольшую командировку за город, просил захватить одну интересную научную работу. Это связано с городком, куда завтра уезжаю. А на последнем экзамене меня ищи свищи. Я его сдал заранее. Так что, счастливо закончить учебный год без меня.

– Но почему не удосужился предупредить? Неужели трудно вымолвить хоть полслова? Я так переживала!

– Получилось всё совершенно неожиданно, и времени предупредить, к сожалению, не было.

– Что ж, раз так, то свои претензии аннулирую. А я-то сегодня запланировала твой прощальный ужин у нас дома. Мои старики каждый вечер пристают ко мне: «Почему да почему твой Виталий к нам не заходит. Мы так по нему соскучились». Уж очень ты понравился моим предкам, особенно маме. Она вообще каждую минуту вспоминает о тебе.

– Как-нибудь после приезда заскочу.

– Ловлю на слове, передам это маме. Виталичка, миленький, ведь целых два месяца не увидимся, как ужасно! Как мне жить без тебя всё это время, прямо не соображу. Втрескалась в тебя по самые уши. Когда, всё-таки, мы будем вместе навсегда? Я так люблю тебя.

– Послушай, Мила, я тут стирку затеял перед дорогой. У меня вода в ванну течёт. Боюсь, как бы не перелилась. Побегу смотреть.

– Ну вот. Ему о любви, а он о белье. Нет, ты просто невыносимый человек, с тобой невозможно изъясняться. Но раз боишься затопить соседей, скачи во весь галоп и выключай свою воду. Да, ещё одну секундочку. Помнишь, говорила, что Галка приглашает нас на свой день рождения? Не желаешь ей ничего передать, раз не пойдёшь?

– Поздравь её от меня. Ой, кажись, точно вода перельётся. Я побежал. Пока.

– Пока.

Виталий не побежал выключать воду – все краны в ванной комнате были закрыты. Просто ему, как и в прошлый раз, когда Мила звонила, не захотелось общаться с ней. А от того, что уезжает на два месяца учиться в Подмосковье и не сможет видеть нежеланную невесту, чувствовал только облегчение.

* * *

– Милочка, вставать пора, – разбудила дочь Надежда Николаевна. – Славик приехал за тобой. Ждёт, не дождётся.

– Мама, дай хоть в субботу отоспаться! – простонала лежебока.

– Славик ждёт, говорю. Вставай, лентяйка, – погладила засоню по голове мать.

– А который час?

– Двенадцать часов.

– Точно, пора. Галка к часу созывала, а ещё за подарком завернуть придётся. Скажи, минуточек двадцать и буду готова. Пусть журнальчики полистает.

Через тридцать минут Мила и Слава вышли из подъезда. Слава подхватил девицу под руку и повёл к блестящей от новизны машине.

– Неужели твоя телега? – изумилась она, обозревая цивильный, сверкающий автомобиль.

– Моя, как есть моя, – похлопал по капоту гордый владелец. – «Мерседес» последней модели, только с конвейера. На прошлой недели отец расщедрился. Подарил в честь окончания четвёртого курса института, с видаком, телевизором, музыкальным центром, баром, радиотелефоном. Кресла раскладные, установка микроклимата. В общем, что только душа пожелает. Не машина, а бриллиант бесценный.

– Не прокатишь, будущий специалист по информатике?  А то мне в своей, ремонтированной, рядом с тобой и ехать-то стыдно. Да и неохота сегодня за руль садиться. Ещё как следует не проснулась. Вытащил из постели, можно сказать, ни свет ни заря.

– Только и мечтаю, чтобы такая очаровательная Афродита, как ты, находилась со мной рядом, в этой машине. Если прикажешь, то всю жизнь буду катать тебя на ней. Одно слово.

– Ладно, перестань. От твоей болтовни чугунок раскалывается. Заводи и поехали. За подарком заскочим по дороге.

– Куда изволите, мадмуазель? – поинтересовался Слава, до предела утопив педаль газа. Машина мгновенно сорвалась с места, и их мягко вжало в просторные сиденья.

– В ювелирный. Может, там что хорошее попадётся?

– Слушаюсь и повинуюсь!

*

– Так и знала, – злилась девица, рассматривая украшения из драгоценных металлов на стендах магазина, – ничего приличного нет. Подобный браслет у Галки есть, – тыкала она пальцем в стекло витрины, – такая цепочка тоже, это тоже, а остальное и не стоит внимания. Хотя, впрочем, смотри – вот это колечко недурное. И размер её. Что ты думаешь?

– Прошу прощенья, сударыня, но точно такое колечко – один к одному – я приобрёл вчера в данном магазине и собираюсь его сегодня преподнести имениннице, – Слава достал из кармана пиджака красную бархатную коробочку и показал привередливой покупательнице привлекший её товар.

– Ну вот, – всплеснула она руками. – И что теперь прикажешь делать? Где искать подходящий подарок?

– Сгоняем в радиотовары, застолбим какой-нибудь видак или телек.

– Да зачем они ей? У неё и так их завались. Солить их что ли? Поехали-ка лучше в парфюмерный. Слышала, там недавно свежую косметику выбросили. Что-нибудь да отыщем! И за цветами надо. Хоть и не люблю эти веники дарить, но такова традиция.

Вскоре подарок был куплен, и «Мерседес» закрутил колёсами к дому Галины. Открыла дверь на звонок сама именинница.

– Здравствуйте, здравствуйте. Опаздываете. Остальные давно здесь. И любишь ты, Милка, цену себе набивать, хлебом не корми. Какой раз стыжу, а всё не угомонишься. Вот и Славика задержала.

– Ой, Галочка, – затараторила Мила, – в этих магазинах пока найдёшь хоть какой-нибудь надлежащий подарок, так все костыли в кровь разобьёшь. По всему городу мотались. На вот, – протянула вошедшая пустозвонка набор парижских духов, – поздравляю с днём рождения, желаю всего-всего, и цветы тоже тебе.

Галя приняла коробку с духами.

– Знаешь, я себе два дня назад точно такие оттяпала, теперь у меня два набора – хоть задушись.

– Опять не угодила, – хлопнула себя руками по ногам дарительница, – а так старалась!

– Ничего, именинница. Пусть лучше два, чем ни одного, – вмешался в разговор подруг Слава. – Дарёному коню в зубы не смотрят. А это от меня, – вручил он колечко и цветы.

– Этими цветами меня завалили! Не квартира, а какой-то цветочный киоск. Когда завянут, придётся контейнер заказывать, чтобы вывести их на свалку, – засмеялась Галя. – Проходите быстрей. Я вас к часу ждала, а вы к двум прикатили. Уже с Анжелой и Рональдом пару рюмочек пропустила, а вам сейчас по штрафной нальём, чтобы больше никогда не опаздывали.

Припозднившиеся гости проследовали в обеденный зал и сели за стол.

– Первый тост я предлагаю, – поднялся Слава, – за нашу прекрасную именинницу. От имени всех нас поздравляю тебя, Галина, с днём ангела, и в этот праздничный, ясный, летний день хочу пожелать от себя лично и от твоих друзей, чтобы ты была всегда такой молодой и красивой, чтобы в твоём доме навеки поселилось счастье, чтобы у тебя всегда было хорошее настроение. Здоровья и благополучия!

Все встали и выпили до дна.

– А сейчас, – дождался своей очереди Рональд, – прошу ещё раз наполнить бокалы. За то, о чём сообщу, тоже неминуемо придётся выпить. Так, у всех полны бокалы? Слава, поухаживай за Милой. Ты ведь рядом с ней сидишь, а даме не налито шампанское.

– Прошу прощения, – Слава сорвал со стола бутылку и наполнил бокал соседки, – за этой девушкой готов ухаживать всю жизнь.

– Итак, – продолжил Рональд, – дело в том, что не далее как вчера мною сделано предложение нашей очаровательной имениннице, и она дала мне своё согласие. Я поднимаю сей бокал за свою невесту и обещаю сделать всё, от меня зависящее, для её счастья.

– Вот это новость! – воскликнул Слава. – За такое, действительно, не слабо дерябнуть! Что раньше молчали, тихушники? Никак не ожидал. Поздравляю! Желаю вам счастья. Давайте булькнем за будущих супругов и пожелаем им долгих лет совместной жизни.

Зазвенели бокалы. Слава, Анжела и Мила наперебой поздравляли жениха и невесту, высказывая им пожелания и удивления по поводу такого неожиданного известия.

– Не потанцевать ли, – предложила Галина, включив проигрыватель компакт-дисков. – Рональдик, ты меня приглашаешь?

– С большим удовольствием, –  откликнулся Рональд, подпрыгнул с места, обнял партнёршу и закружил её в вальсе.

– Слава, – крикнула Галя сквозь музыку, – а ты что такой инертный, не приглашаешь никого? С тобой рядом две великолепные красавицы, а ты, как жаба объевшаяся, урчишь и не выберешь, кого из этих милых комаришек проглотить. Ну, конечно, так и знала, что пригласишь Милу, а не Анжелу. Смотри, вернётся Виталий, задаст жару.

– Очень испугался этого болвана, – позлорадствовал волокита за чужой невестой. – Руки коротки!

– Разве так можно отзываться о будущем супруге девушки, с которой вальсируешь? – усмехнулась подстрекательница.

Мила что-то хотела вставить в разговор Галины и Славы, но не успела. Каблук её туфли вдруг подломился, и она, выскользнув из рук танцующего с ней кавалера, чуть не упала.

– Вот те раз, – всхлипнула она, – а ещё фирма называется. Клеить, как следует, не умеют. Туфли совсем новые, неделю не проносила. Везде дурят! – держась за руку партнёра, девица захромала к креслу. – Кажется, ногу подвернула. Всегда мне не везёт.

– Сильно больно? – сотворил сочувствующий вид Слава.

– Когда сидишь, то не больно, а наступать больно.

– Дай, посмотрю, – парень опустился на колено, снял туфлю со сломанным каблуком с ноги красотки. – Где болит?

Мила показала повреждённый сустав.

– Потерпи-ка немножко. Сейчас дёрну – должно помочь, если вывих.

– Ой! – вскрикнула пострадавшая танцовщица. – Ты мне чуть ногу не оторвал!

– Попробуй подняться, – попросил врачующий.

Девица привстала, держась за ручки кресла.

– Уже не так больно, но все равно побаливает, – и снова шлёпнулась на сиденье.

Славик с показным рвением упал перед Милой на оба колена и руками начал растирать ступню.

– Я знаю средство, – исподлобья посмотрел знахарь в глаза прелестнице, – которое снимет оставшуюся боль.

– Раз знаешь, то применяй. Но, надеюсь, это не ампутация ноги?

– Милочка, можно ли отрезать такие хорошенькие ножки? Они так гармонируют с твоим телом, – повеса поднёс её ногу к своим губам и поцеловал.

– Что ты делаешь? – одёрнула ногу плаксивая «Афродита».

– Как что? – невозмутимо отвечал тот. – Применяю безотказный метод снятия боли.

Остальные молодые люди, находившиеся в комнате, молча наблюдали за происходящим.

– Ну вот, – не выдержала Анжела, – кажется, среди нас родился врач, народный целитель. Теперь все ломайте каблуки и выворачивайте ноги, – краснея, выбежала из комнаты.

– Сработал вечный неразрешимый треугольник, – приподняла брови Галина. – Извини, Слава, но сцена со снятием туфли и целованием ноги выглядела очень сексуально, и Анжелино сердце не вынесло. Похоже, она тебя ревнует.

– Да бросьте вы, ревнует. Между мной и Анжелой ничего нет, – отмахнулся парень.

– Неужели? Между тобой и Анжелой ничего нет, а вот между Анжелой и тобой – есть. Ты, как мужчина, давно бы это мог заметить. И где у тебя глаза, на затылке?

– Перестань, Галя, – потирая стопу, вторично всхлипнула Мила, – мы знакомы со Славой с детского возраста, и наша дружба – всего лишь младенческая невинность.

– То-то я и смотрю, – вставил Рональд, – невинность. Когда целуют ноги – это уже что-то.

– Давайте лучше выпьем, – вывернулся Слава, – и не будем говорить друг другу всякую ерунду, – он поднял испорченную обувку с пола, открыл бутылку шампанского, наполнил все фужеры. Себе налил в подобранную туфельку и выпил. – За здоровье Милы! Чтобы нога у неё не болела.

Анжела, собиравшаяся снова войти в комнату, где находились покинутые ею четверо друзей, остановилась в дверном проёме и тихо смотрела на новую сцену с туфлёй, ставшей сосудом для вина. Тайная сердечная поклонница неверного возлюбленного мгновенно покрылась оранжевыми пятнами. На глазах оскорблённой выступили слёзы. Она отвернулась и выскочила прочь. Хлопнула входная дверь.

– Испортил ты праздник, Слава, – погрозила пальцем Галина, – довёл девушку.

– А что я сделал? Просто хлебнул за здоровье Милы и всё.

– Но пить не обязательно из предметов гардероба, есть бокалы.

– Мне так захотелось, что поделать.

– Ради Бога, прекратите, – сбросив вторую теперь ненужную целую туфлю с ноги, встав с кресла и подойдя к столу, выдавила Мила, – давайте, действительно, выпьем. Сегодня праздник. Вдарим за нашу дружбу, за тебя, Галя, за тебя, Рональд, за тебя, Слава, за Анжелу. Зря её обидел. И, правда, присмотрелся бы к ней. Деваха она – что надо, и в тебя по уши влюблена, – выздоровевшая от поцелуя виновница раздора подняла бокал и махом опустошила его.

– Присмотрелся бы, – возмутился сватаемый. –  А если сердце к ней не лежит? Скромная очень, молчалива, слова из неё не вытянешь. Мне бы подошла такая девушка, как ты. Я бы тебе всю жизнь ноги целовал.

– Опять за старое, Славик, – продолжала убеждать его Галина. – Мила – не твой кусок пирога. Она выбрала себе пару, нашла свою половину, и не пользуйся тем, что Виталий в отъезде.

– Да не найдёт она счастья с этим… Что он ей может дать?

– В общем-то, я и сама не понимаю, к чему она так за него уцепилась, носится с ним как с писаной торбой, – хмыкнула Галя, – но это её личное дело. Хотя, честно скажу, не из нашей он компании, чужой какой-то, инородный.

– Виталий талантливый, – возразила Мила, – вот увидите, он ещё всем вам бесталанным фору даст, всех обставит.

– Сомневаюсь, дорогая. Не просидите же вы вечно на шее у родителей. Сможет ли Виталий тебе преподнести ту жизнь, к которой привыкла с папой и мамой? Больно на вид он какой-то честный, неземной. Такие редко чего-то добиваются. А талант – не главное, главное – уметь его использовать. Причём, использовать самому, а не чтобы другие им пользовались. Прислушайся к моим словам, – советчица тоже зацепила бокал и осушила его до дна.

– Значит, вы все против Виталия? – вопросительно поглядела спорщица.

– Но почему против. Просто каждый имеет право высказать свою точку зрения. Мне, например, Виталий нравится. Неплохой парень, но чужой. Он не вписывается в наш круг, – выступил Рональд.

– Выходит, все против, но хочу заметить одно: мужа выберу себе сама. Мне с ним жить, а не вам!

– Никто не отнимает у тебя права выбора, но к мнению близких людей должна прислушаться. Ты девушка симпатичная, даже очень, и подобрать для себя подходящего мужчину тебе пара пустяков. Мы говорим, Милочка, чтобы ты не торопилась. За первой туманной влюблённостью обычно всплывает разочарование.

– Не знаю, может ты, Галина, и права, но это моё разочарование, а не ваше. Будь что будет.

– И имя у него какое-то женственное, – наливая себе в фужер вина, уколол Рональд, – «Виталий» – что-то неопределённое.

– Но если разбирать имена, то у тебя имя тоже ни как у всех. «Рональд» – не слишком ли напыщенно? – снова вступилась за отсутствующего жениха капризная девица.

– Мне нравится моё имя.

– А мне имя «Виталий», и положим конец глупому разговору. Мы собрались здесь отметить день рождения, а не обсуждать мой выбор. Вы, Рональд и Галя, точно притёрты друг к другу по всем статьям. Оба из родовитых семей. А у Виталия нет родителей. Так что, он из-за этого хуже?

– На самом деле, не портите нервы. Сегодня мои именины, и не будем ссориться. Давайте пить за меня и веселиться до упаду. Хочу быть пьяной в этот день и счастливой, как в детстве.

Но после натянутых прений веселья не получалось. И вино не помогало создать хорошего настроения – дальнейшие диалоги как-то не клеились. Наконец, гости засобирались домой.

– Я отвезу тебя, – предложил Слава чуть прихрамывающей подруге, когда они вышли из подъезда.

– Но ты пьян и не в состоянии вести машину. Лучше пошли пешком, а тачку заберёшь завтра утром, – настаивала Мила.

– Я вовсе не пьян, – препирался, пошатываясь, парень, – и не позволю такой царице ходить пёхом, да ещё в сломанной обуви. Пока доберёшься на своих двоих до дома, точно превратишься в инвалида из-за вышедших из строя туфель. Общественный транспорт не ходит, такси в час ночи нам вряд ли удастся поймать. Остаётся только одно – воспользоваться моей машиной. Не возражай, садись. Поеду тихо-тихо, осторожно-осторожно. Даю слово джентльмена: доставлю вашу персону до места назначения в целости и сохранности.

– Уговорил, – согласилась девица, – но только поезжай медленно, не гони. А то мы оба набрались, как суслики.

Двигатель зашумел, и «Мерседес» тронулся.

– Куда ты едешь? – спросила пассажирка. – Мой дом совсем в другой стороне.

– Не волнуйся, птичка, у меня просто бензин на пределе. Видишь, стрелка на нуле? Не рассчитал немного с твоими магазинами в поисках подарка. Здесь мой гараж, недалеко – минуты три-четыре езды. Там имеются кое-какие запасы. Затарюсь и отвезу тебя домой.

– А почему не на заправочную станцию?

– Мне так удобней, не гоношись.

Вскоре они были на месте. Слава открыл замки гаража. Затем, загнал автомобиль вовнутрь просторного бокса, заглушил двигатель и запер ворота.

– Зачем закрыл ворота? Ты не собираешься никуда ехать? И машину зачем загнал? Мог бы и на улице заправить!

– На улице заправляться – шланга от бочки не хватит, а в вёдрах носить туда-сюда не собираюсь, так костюм оболью. Тогда бензином провоняю, как заправщик на бензоколонке. А ворота закрыл, чтобы уют создать. Сейчас включу музыку. Пока заправляюсь, ты наслаждайся. Не боись: бензином пахнуть не будет, всё герметично, да и вытяжка отличная.

Через некоторое время бак был полон, и нетрезвый водитель сел рядом с Милой в салон.

– Ты закончил? – погоняла девица. – Можно двигаться?

– Да не торопись, успеем, дай расслабиться. Я тоже хочу музыку послушать.

– Передохни, раз так. А группка и вправду неплохая. Одолжишь кассетку переписать?

– Да я её тебе дарю, для моей «Джульеты» ничего не жалко. Давай-ка выпьем шампанского, – Слава приподнял крышку холодильника и извлёк бутылку.

– По-моему, нам и так достаточно, у Галины, небось, танкер оприходовали. Хорошо сейчас бы под ледяной душ.

– Нет, давай выпьем, я желаю выпить на брудершафт. С тобой наедине ещё не пил и не собираюсь отказываться от такой возможности, раз представился случай.

– Ладно, но только чуть-чуть.

Ловелас наполнил хрустальные стаканчики пузырящимся вином, один подал школьной подруге. Они сплели руки и сделали по глотку.

– Всё, теперь твоя душенька довольна?

– Нет, Милочка, не всё. Ты забыла – выпившие на брудершафт целуются. Вспомни, как мы первый раз поцеловались в школе, в первом классе. Тогда нас обзывали: «жених и невеста, тили-тили тесто».

– Но это было так давно.

– Не отказывайся. Раз выпила со мной на брудершафт, то должна пройти и эту процедуру.

– Ради Бога, только бы отцепился, – она повернула голову в сторону приставалы и приготовилась к поцелую.

Он обхватил кокетку за плечи, с силой прижал к себе и с жадностью начал целовать.

– Что ты? Мне больно! – запротестовала она.

Но Слава не отпускал её из объятий и продолжал целовать в губы, глаза, шею, лоб. Она, пытавшаяся вначале вырваться, вдруг успокоилась, обмякла и покорилась сильным рукам. Нетерпеливый обольститель нажал кнопку на передней панели автомобиля, спинки кресел стали медленно опускаться между передними и задними сиденьями. Парень повалил прелестницу на образовавшееся ложе, также с жадностью продолжая целовать. Он думал, Мила окажет сопротивление его напору до конца, но этого не случилось, чему был приятно удивлён. Осмелев, покоритель холодного сердца приступил к растёгиванию блузки, перед ним обнажилась белая, трепещущая грудь – два круглых, твёрдых полушария, торчащих, как рожки у козочки. Слава ласкал вздымающийся прерывистым дыханием бюст рукой. Затем оторвал жадный, ненасытный рот от губ смирившейся подруги и целовал сосцы податливых грудей, потом спустился к её вдавленному пупку, раздражая его языком. Мила застонала от внезапно охватившего её блаженства. Единственным препятствием для обладания красоткой оставалась юбочка. Слава дрожащими, потными руками расстегнул молнию и отбросил мешающую вещь в сторону. Шёлковые трусики медленно, с его помощью, сползли по ногам опьяневшей от ласк «нимфы», и она предстала перед приятелем в полной прелести своей. «Дон Жуан» опять вцепился губами в её маленький ротик. «Я люблю тебя», – шептал он. – «Я хочу, чтобы ты стала моей. Жизнь моя, птичка моя райская». Жаждущий совокупления плоти, пыхтящий, раскрасневшийся «вулкан» сильным движением раздвинул её ноги и резко подался вперёд. Мила вскрикнула и уронила голову набок, застонав от боли и неведомых ей прежде ощущений. Обхватила бедра, овладевшего ею мужчины, почувствовала его монотонно пульсирующие рывки руками, отчего ей стало безумно приятно. Всё затрепетало в ней, глаза закатились, и из горла вырвался крик наслаждения. Слава замер. Всё было кончено. Он освободил девицу от тяжести своего тела и лёг рядом с сотворённой им женщиной, закинул руки за голову и уставился в потолок неподвижными зрачками. Так они пролежали минут десять, ничего не говоря друг другу.

– Что мы наделали? – вдруг встрепенулась Мила. – Этого нельзя было делать.

– Я люблю тебя.

– Как ты мог воспользоваться тем, что я пьяна и слаба? Что скажу Виталию?

– А ничего говорить и не надо.

Изведавшая грехопадение присела.

– Ну вот, твоё кресло испачкали.

– Отдам чехол в чистку, и – все проблемы.

– Что скажу маме? – спохватилась новоиспечённая женщина.

– Мила, прошу тебя, останься со мной в эту ночь. Нам ведь хорошо вдвоём, правда?

– Но я не могу. Родители спросят, с кем и где ночевала.

– А ты позвони домой и соври, что переночуешь у Галки, – протянул он ей радиотелефон.

– Нет, поеду домой.

Парень набрал номер телефона квартиры девицы.

– На, – протянул снова трубку, – мама твоя на проводе.

– Алло, мамочка, ты? Это я. Мы тут засиделись у Гали. Уже поздно – два часа ночи. Я, пожалуй, переночую у неё. Ты не ругаешься? Ну ладно, пока. Не волнуйся, – Мила положила телефон. – И, всё-таки, ты – хитрец. Всё продумал до мелочей, чтобы уложить меня к себе в постель. Как мне быть дальше? Я ведь люблю Виталия, а не тебя. Что уставился, как баран на новые ворота? То, что спала с тобой, ничего не значит. Всё равно выйду замуж за него, а не за тебя.

– Мне безразлично. Теперь ты моя.

– Нет, – сказала решительно Мила, – произошедшее между нами случилось в первый и последний раз.

– Перестань, птичка, – «Казанова» опять прижал капризницу к себе, и всё повторилось.

– Ты прямо какой-то кобель ненасытный. Пользуешься слабостью женщины. Ведь обещал, что, как истинный джентльмен, доставишь меня домой в целости и сохранности. Вышла я из гостей девушкой, а вернусь в родную обитель женщиной. Где твоё обещание, джентльмен?

– Ничего не говори, не надо, – нежно закрыл ей ладонью рот Слава, – ни про своего Виталия, ни про что-либо ещё. Мы проведём сегодня бурную ночь любви. Это наша ночь. Хочешь шампанского?

 

Было девять часов утра, когда проснулись согрешившие распутники. Голова у Милы страшно трещала от выпитого спиртного и от бессонной горячей ночи. Частично отрезвев от вина, девица вдруг почувствовала стыд за свой поступок. Увидав, как Слава пристально смотрит на её обнажённое тело, быстро собрала разбросанные вещи и оделась.

– Всё, мне пора, поехали, – попросила она, – я хочу выспаться в своей кровати.

– Как жаль – на ней рядом не будет меня, – улыбнулся любовник.

– Ты своё получил сполна, одевайся.

– Это, кстати, твой должок.

– Какой должок, – удивилась Мила.

– Помнишь, упросила занять Виталию денег на ремонт твоей машины? Я тоже выставил требования, и ты исполнила всё, о чём только мечтал. Теперь мы квиты. Тебе было хорошо со мной, признайся, ведь хорошо?

– Скажу честно, такого наслаждения ещё не испытывала, – не отпиралась бывшая недотрога, – но не сомневаюсь, Виталий ничуть не хуже.

– А если бы твой черпь узнал о нашей ночи чертовски безумной любви, – усмехнулся похититель невинности чужой невесты, – и кто произвёл дефлорацию его будущей второй половине?

– Только попробуй, – пригрозила она, – если хоть слово посмеешь сказать, убью.

– Но я надеюсь на наши частые встречи такого рода.

– И не мечтай.

– Тогда он узнает всё.

– Настоящий шантажист. Ты нечестно поступил по отношению ко мне, воспользовавшись моим опьянением.

– Но ты не сопротивлялась.

– Я плохо соображала от выпитого, а ты меня ещё накачал шампанским. Даже голова болит от него.

– И я плохо соображал. Мы находились в абсолютно равных условиях, и оба виноваты. И не надо всё сваливать на меня. Сама этого хотела. Припоминаю, как обхватила мои бёдра руками и услаждалась захватывающим процессом. Мы оба испытали блаженство и нечего выкобениваться. То, что произошло, рано или поздно все равно случилось бы с нами.

Слава открыл гараж и выгнал машину.

– И так, мы договорились: ни слова никогда и никому? – выпрашивала красотка, сидя в мягком кресле роскошной машины.

– Будь уверена. Но при одном условии, о котором говорил – ты не отказываешь мне в дальнейшей близости. Тогда мой рот закроется на замок. Я желаю посмеяться над этим простофилей, твоим женишком. Он ещё не женился на тебе, а ты его уже обманываешь. Вот и верь вам женщинам.

– Не смей, я люблю его!

– Да, но основные лакомые кусочки этой любви принадлежат мне. Надо теперь обратить внимание на слова Галины и заняться Анжелой. Она хоть и молчаливая, но тоже ничего.

– Какой ты, всё-таки, циничный. Бяка. Придёт время, и найдёшь ещё ту единственную спутницу жизни.

– А если этой спутницей сделать Анжелу? Неплохо? Ведь любовь у меня той, которую я люблю, уже есть, осталось обзавестись женой. И мои поступки и мысли ничуть не циничнее твоих. Любишь одного, а спишь с другим.

– Больше не хочу с тобой дискутировать.

Дальше, до самого дома Милы они ехали молча.

– Привет Виталию, – крикнул Слава из машины, когда прелестница заходила в свой подъезд.

– Дурак, – бросила она и скрылась за дверью.

– Как, Милочка, прошёл день рождения? – встретила её мама. – Весело?

– Весело, очень весело, веселее и некуда, – пробурчала дочь.

– Что-то ты какая-то не такая, что-нибудь случилось? – озадачилась и насторожилась мать.

– Ничего, мама, всё нормально. Просто очень устала и хочу отдохнуть, пойду посплю.

– Иди, иди, детка, поспи.

Мила закрыла дверь спальни, сбросила с себя одежду и по привычке приблизилась к зеркалу. Черноволосой девице всегда нравилось любоваться своим отражением, но на этот раз оно ей показалось мерзким. Она чувствовала себя вываленной в грязи. «Идиотка, сука»! – кинула в лицо отражению отдавшаяся нелюбимому. Ощущение греха на теле заставило её пойти в душ, смыть прошедшую отвратительную ночь. Но душ не дал облегчения и успокоения. После него, наоборот, голова окончательно прояснилась, и полностью отлегло похмелье. На душе стало тяжелее и тревожнее. Изменщица отчетливо вспомнила всё происшедшее в ночь. И как хитро взял её в оборот Славик, приперев к стене угрозой раскрыть всё жениху.

«Без сомнения, – умиротворяла она самую себя, – он просто блефует и не посмеет рассказать ни о чём Виталию. А что, если осмелится? Нет, с ним придётся держаться поосторожнее. А что, собственно, так переживаю? В конце концов, я женщина или кто? И что в том плохого, если позволила обладать собой мужчине? Ведь женщина для того и существует на этой Земле, чтобы ею обладали. От Виталия не убудет. Ему достанется всё тоже самое, и он не в проигрыше. Разве я виновата в том, что не Ева? Прародительнице было намного проще с одним претендентом на её достоинства. Родоначальнице выпало любить только Адама. На неё не обрушивалось столько соблазнов. Разве виновата, что в эту ночь впервые почувствовала себя женщиной, способной дарить любовь? Что прошло, то прошло. К чёрту всё!»

Потерявшая девственность похотница сладко потянулась в постели, перестала терзать себя за содеянное и уснула. Сон её был крепок и спокоен.

 

10 глава.

Феофан и путешественники.

 

Когда у Андрея и Фёдора утихла боль после очередного просверливания дыры в чёртовой стене, дружная малая артель отправилась в путь, чтобы выручить несчастного Зузула, вынужденного томиться в логове своего хозяина.

– И, всё-таки, мне удалось совершить это необычайное открытие, всё-таки, возможны межконтинентальные перелёты. Теперь расскажу об этом всем. Только вообрази, Фёдор, мы в совершенно другой земле, в другом мире, который был отделён, как раньше казалось, непреодолимым препятствием. И вот мы пробили преграду и доказали, что и это по плечу. Сколько нового и интересного ждёт впереди. Теперь, считай, у нас за пазухой все внутренности планеты. Мы полетим куда пожелаем. Я хотел бы побродить в когда-то отчуждённом для нас пространстве и хорошо здесь всё разузнать, разведать. Послушать прежде незнакомых мне людей, посмотреть, как они живут, чем занимаются.

– А как насчёт поисков Феофана? Мы ведь обещали Зузулу, – спросил Фёдор.

– Не сбивай меня с панталыку. Разве нельзя совместить приятное с полезным? Будем путешествовать и заодно справляться о Феофане. Кто знает, на каком конце материка обитает его дух? Рано или поздно, найдём старца, и незачем торопить события: выше головы всё равно не прыгнешь. Если бы располагали сведениями, где Феофан сейчас, то направились бы прямо к нему. Но в настоящий момент нам приходится продвигаться наугад, куда глаза глядят. А глядят они, как давно заметил, только вперёд. Да, не думал, что мне, Андрею Хлебникову, придётся помогать слуге диавола. Вот ведь судьба: никогда не знаешь, что она вытворит, чего от неё ждать. Но жить от её прибамбасов, следует заметить, интересно. Посуди сам, если бы на этом свете заранее всё было известно – что произойдёт завтра или послезавтра – как стало бы невыносимо скучно. Нет, доложу тебе, здешняя житуха ничуть не хуже, чем на поверхности. Конечно, хочется иногда чего-нибудь приземлённого, но, всё-таки, по сравнению с тем, что испытал там и здесь – две большие разницы. И если бы мне предложили выбрать одно из двух, то я бы, пожалуй, выбрал духовную жизнь, нежели земную.

– Понесла нелёгкая, – отмахнулся Фёдор, – «не любишь» поболтать, словно блоха под хвост попала. Наверное, и наедине сам с собой разговариваешь?

– А почему и не поговорить, если рядом такой приятный попутчик? Можно сказать, лучший друг, соратник по борьбе с чёртовой стеной. Уж теперь-то наверняка знаем, что она чёртова, и кто за ней прячется, – впереди показалось множество огоньков. – Вот и город на нашей тропе открытий попался. Удачное направление выбрали, – радовался Андрей. – Сейчас узрим аборигенов с другого материка. Нам есть, что им поведать.

Вскоре друзья очутились в плотной толпе себе подобных.

– Твои аборигены такие же, как и мы, – заметил Фёдор, – ничем от нас не отличаются.

– Так и предполагал, – воскликнул Андрей, прислушавшись к речи духов-иноземцев, – они балакают на понятном нам языке. Всё-таки отлично придумано – после смерти духи понимают друг друга независимо от того, какой язык и диалект они освоили под солнцем. Ты слышал историю о Вавилонской башне? В ней повествуется, как появилось разноязычье. Видимо, люди после смерти начинают говорить на том языке, на котором общались наши предки до строительства гигантского сооружения. Сиё есть моё первое открытие на данном материке. Давай попробуем завести разговор с кем-нибудь, – Андрей выбрал чинно шествующего духа, по виду интеллигентного грузного немолодого мужчины, и остановил его вопросом: – Будьте любезны, скажите, пожалуйста, как называется город, в который я попал?

– Это не город, – ответил автохтон, – на этом месте никто постоянно не живёт. Просто раз в три года здесь собираются духи-учёные поделиться соображениями по тому или иному вопросу или своими наблюдениями. Здесь вы можете увидеть корифеев медицины, физики, химии, короче, духов, представляющих все науки, существующие на земле и существующие здесь, под землёй. Вы проникли в святилище разума.

– И путешественники, и географы есть?

– Разумеется, я вам ясно толкую – здесь находятся представители всех наук.

– Извините, пожалуйста, а с кем имею честь беседовать, позвольте полюбопытствовать?

– Вы имеете честь говорить с профессором философии Антомусемом. А вы?

– Я великий путешественник – Андрей Андреевич Хлебников, а это мой друг, тоже путешественник, но, правда, начинающий – Фёдор Васильевич Боровков.

Профессор засмеялся:

– Великий путешественник. Звучит прямо как – великий и ужасный Гудвин! Что-то не слыхивал о таком.

– Вы зря смеётесь, – поддержал своё достоинство Андрей, – если не слышали, то скоро услышите.

Профессор опять захохотал, да так громко, что духи, проплывающие мимо, стали обращать внимание на говоривших.

– Ради всего святого, простите меня, – извинялся профессор сквозь безудержное гигиканье, – ни в коем случае не хочу задеть ваше самолюбие, но я так редко встречаю людей, объявляющих себя великими, – профессор, наконец, успокоился и перестал вздрагивать от смеха. – Могу узнать, дражайший, в чём ваше величие? – спросил он.

– Конечно, можете. Но сначала скажите, могу ли я выступить перед всеми духами, представляющими различные науки?

– Перед всеми? – переспросил профессор, подняв брови.

– Да, перед всеми.

– Отчего нет. Но только в том случае, если ваш доклад действительно серьёзен, иначе вы будете освистаны и посрамлены. Понимаете, в основном учёные собираются группами по отдельным проблемам разных наук. Собраться их всех вместе заставит лишь экстраординарное. Давненько духи не созывались на всеобщую конференцию. Последний раз это произошло, кажется, лет сто пятьдесят назад. Да и то, пригласивший их оратор выступил с речью, недостойною общего собрания и был изгнан из научных кругов. Я надеюсь, вы не настаиваете на подобной участи, которой удостоился ваш предшественник? Предупреждаю ещё раз – доклад должен являться действительно серьёзным. А теперь, когда ответил на ваш вопрос, смею ли получить ответ на свой? Почему вы считаете себя великим? – профессор опять захихикал, но теперь не так громко.

– Ответ, в общем-то, прост до гениальности. Я прибыл из другого полушария. Я не был похоронен на вашем материке.

– Но милый мой, это просто нелепица. Разве мыслимо пробить потолок земли, удерживающий нас от выхода к светилу, или пройти через стену боли, опускающуюся к самому ядру планеты? То, о чём говорите, смешно. Я не верю. Скажите ещё, что вы инопланетяне.

– Но у меня есть в наличии свидетель, к тому же прилетевший со мной. И, кроме того, если желаете убедиться в истинности моего открытия, то я проведу вас сквозь стену боли. Правда, для этого необходима небольшая тренировка. Не каждый сразу преодолеет её: так как очень велико страдание, доставляемое стеной. Но это возможно, уверяю вас.

– Что ж, если всё изложенное вами, Андрей Андреевич, соответствует истине, то попрошу у вас прощения за свой нахальный смех и признаю вас самым великим из величайших путешественников, живших и на том, и на этом свете. Но если вы всего лишь аферист, пустобрёх, то не ждите пощады. Добре, я не обскурант, и помогу собрать вам всех членов научного общества на ваш доклад, и они-то наверняка разберутся, где правда, а где вымысел. Аншлаг считайте обеспечен. Но это возможно только послезавтра. На завтра намечен день отдыха или выходной, или, как мы ещё его называем, день свободного общения. Но вы хорошенько готовьтесь к докладу, противники вашей теории будут придираться к каждому слову. А теперь прощевайте. Мне необходимо посоветоваться с коллегами о нежданном открытии, если таковое имело место быть, и, кроме того, оповестить всех об общем собрании на понедельник.

Дух профессора Антомусема пожал руки Андрея и Фёдора и растворился в толпе.

– Так, – произнёс Андрей, потирая ладони, – главное сделано, а впереди у нас целый выходной. Теперь поищем Феофана. Можно-таки совместить приятное с полезным. Нам просто повезло. Мы врезались в сердцевину яблочка, прямиком в десяточку, а ведь могли и промазать мимо слёта учёных, а потом жди три года, рассказывай каждому об открытии, распинайся перед ним. А тут сразу весь свет узнает обо всём. И о Феофане кто-нибудь, да слышал.

День свободного общения друзья целиком потратили на то, что выспрашивали у каждого встречного-поперечного о святом старце. Но так и не нашли того, кто бы указал место базирования или точку координат, где сейчас находится проповедник слова божьего. И к концу выходного дня они решили задать этот вопрос всему высокочтимому собранию учёных после доклада Хлебникова.

Наконец, наступил понедельник – долгожданный и волнующий день для великого путешественника, день его взлёта. Слава манила к себе, простирая объятья. Он добился всего сам, своим трудом, своими поисками истины, жаждой познания. С самого утра духи-учёные начали выстраивать из себя аудиторию, стараясь занять сидушки поближе к выступающему. Они прослышали, по какой проблеме состоятся прения и с нетерпением ждали начала, гомоня, волнуясь и споря о том, что должны услышать от докладчика. После их недолгого, но томительного ожидания на кафедру взгромоздился Андрей Хлебников, и вся публика притихла. Андрей был в ударе, проявляя всё ораторское мастерство, на которое только способен, великий путешественник сперва поведал высокочтимому собранию, кто он такой. Рассказал о материке, на котором жил, чем занимаются там духи, рассказал историю Фёдора, и как с ним познакомился. Постепенно перешёл к главному: поведал о своём великом путешествии под чёрной стеной, и обо всём, что там видел, и о кипящей лаве, и о замке, и о его хозяине, и о Зузуле, историю коего также вынес на обсуждение внемлющей ему братии. Когда Хлебников закончил, воцарился невероятный рёв. Каждый стремился высказать своё мнение соседу по поводу выдвинутой «гипотезы». Шум поднялся такой силы, что два сидящих рядом духа не слышали как следует друг друга, отчего им приходилось до предела напрягать голосовые связки и кричать как можно громче. Эффект от рассказа Андрея был потрясающим. Никто не остался к нему равнодушен. Резонанс был велик. Учёные мужи галдели уже тридцать минут, не утихая. Отважный исследователь переживал счастливейшие минуты загробной жизни. Наслаждался безоговорочным, неотвратимым триумфом. Ему уже чудились фанфары и нескончаемые овации. «Теперь обо мне узнают и заговорят все, – думал он, – я даже не надеялся на такой фурор». Наконец, на трибуну воспарил дух с длинной бородой – видимо, самый уважаемый среди коллег, и вздёрнул руку вверх, давая знак, чтобы все успокоились. Аудитория умолкла.

– Господа, – обратился он к собранию, – вы прослушали доклад Андрея Андреевича Хлебникова. Прошу изложить ваши соображения, но только по одному. Те, кто намерен высказаться по существу, поднимите руки.

 Вырос целый лес рук.

– Ну что ж, – растерялся дух с бородой, – прошу вас первого, – указал он на мужчину, сидящего во втором ряду.

Мужчина встал:

– На мой взгляд, доклад, представленный на суд учёных Хлебниковым, неординарен и заслуживает внимания – это мы все могли заметить по реакции зала. Однако, хотелось бы спросить уважаемого докладчика, чем он подтвердит то, о чём нам только что сообщил, и почему мы обязаны верить ему на слово? Уж больно всё похоже на сказку, точнее сказать, на хитроумную выдумку. Ведь нам всем хорошо известна теория Шикеля о том, что стена боли тянется до самого центра Земли, до её ядра. Если Хлебников может опровергнуть теорию, то пусть это сделает, – мужчина во втором ряду замолчал, ожидая ответа.

– К сожалению, я не знаком с теорией Шикеля, так как прилетел из другой земли. А если её так необходимо опровергнуть, то это проще простого. Я позавчера предлагал профессору Антомусему провести его через стену боли. То же самое предлагаю и вам. Вам ведь необходимы доказательства? Но то, что вы не доверяете словам, мне нравится. Я тоже предпочитаю всё видеть своими глазами.

Аудитория опять зашумела. Дух с бородой вновь поднял руку вверх, другой рукой указывая на следующего оппонента Хлебникова. Андрей отвечал на нескончаемые вопросы заинтересованной в поиске истины публики, убеждая её в своей правоте. Ему снова и снова приходилось повторять всё с самого начала и до самого конца.

Дебаты по докладу проходили четыре дня подряд. Гипотеза конечности стены боли взбаламутила учёную элиту, до этого мирно почивавшую на лаврах. Полемика не утихала. В конце концов, ученое высокочтимое собрание избрало комиссию, должную найти золотую середину, и комиссия приступила к работе, учитывая каждое мнение, прозвучавшее из уст бестелесных. Работа комиссии была не из лёгких, но через два дня она, всё-таки, завершила глобальный труд и огласила соломонов вердикт. Решение заключалось в следующим:

1)                   Считать теорию Шикеля под вопросом.

2)                   Если теория Хлебникова верна и ему действительно удалось пересечь стену боли и столкнуться за ней с черными силами, то дальнейшие эксперименты по прохождению стены могут привести к нежелательным последствиям для мира духов. Проникновение в мир зла духов людей может способствовать проникновению в мир духов людей мира зла. Либо пленению прошедших сквозь стену боли духов людей в мире зла, как это сделано с Зузулом. В связи с данными опасениями в течении трех лет, до следующего слета ученых, не предпринимать никаких попыток по доказательству теории Хлебникова. А только наблюдать, какие последствия окажет перелет Хлебникова с материка на материк, и докладывать обо всех происшествиях, связанных с этим делом, созданной комиссии.

3)                   Решение о начале экспериментов по доказательству теории Хлебникова может принять только общее собрание ученых, которое состоится через три года.

4)                   В случае, если теория Хлебникова впоследствии подтвердится, присвоить вышеназванному соискателю звание доктора наук.

Когда огласили коллегиальное решение ареопага, Андрей почувствовал себя дурно. Он никак не ожидал такого несправедливого постановления, отодвигавшего признание его удачных исследований на Бог знает сколько времени. Андрей так долго шёл к цели – и на тебе, получил за свои труды и упорство!

На середину аудитории спустился дух с бородой:

– На этом наш слёт закончен, – кашлянул он, – все могут отправляться по своим местам жительства. До встречи через три года.

– Подождите, – заголосил Фёдор, – господа учёные, может из вас кто-нибудь осведомлён, где найти старца Феофана, о котором вам говорил Хлебников? Или хотя бы хоть что-то слышал о нём?

Но публика, как бы пропустила мимо ушей то, о чём кричал главный свидетель открытия, начала разлетаться.

– Ну вот, никто ничего не знает. И где нам его искать? – пожал проигнорированный крикун плечами. – Так что, Андрей Андреич, не совместили мы приятное с полезным. Тебе мало поверили, а про Феофана никто ни сном, ни духом.

– Да иди ты… – отвернулся и без того огорчённый претендент на научную степень.

– Извините, – услышал у себя за спиной друг великого путешественника. – Я знакома с Феофаном.

Фёдор крутанулся на сто восемьдесят градусов и увидел прямо перед собой женщину средних лет, довольно милую и привлекательную.

– Меня зовут Анастасия, – представилась она. – Как вас зовут, я в курсе. Посему можете не утруждать себя неуместным этикетом.

– Вы знаете, где Феофан? – с надеждой спросил Фёдор.

– Да, он недавно появился в нашей местности. Хороший старик. Мне повезло услышать, о чём он говорит. Должна вам признаться, при жизни на земле я слыла самым непримиримым противником религии. Не верила ни в чёрта, ни в Бога. Даже диссертацию защитила по теме «Легенды об Иисусе Христе», где доказывала, что Библия – это лишь сказки для простаков. Не пойму, как люди, оказавшиеся в мире духов, продолжают не верить в Бога? У меня, например, когда сюда попала, все сомнения в Его существовании мгновенно пропали. И сейчас я – наипервейший, яростный сторонник религии. Мне хочется помочь вам не потому, что теория Хлебникова доказывает существование диавола, а значит, вместе с тем, и Бога, а потому, что я просто верю вам. Но, к сожалению, среди учёных много духов, придерживающихся теории Шикеля, и с этим ничего не поделаешь. Предстоит тяжёлая борьба. Здесь не обойтись без конфронтации. И я прошу вашего друга не расстраиваться и не принимать всё близко к сердцу. Всё ещё  впереди, не надо унывать.

– Ты слышишь, Андрей? – толкнул великого путешественника Фёдор. – Анастасия знает, где Феофан. Пусть с приятным у нас не всё получилось, так давай займёмся полезным. Вы покажите, где находится ваш город? – обратился он к женщине.

– Непременно, я как раз туда и собираюсь. Слёт учёных закончился, мне здесь больше делать нечего. Пора возвращаться в свои края. Что вы такой грустный, Андрей? Да не переживайте так. Летим к Феофану.

И друзья последовали за своей доброй попутчицей. До города Анастасии было трое суток пути. Женщина оказалась не только хорошей спутницей-провожатой, но и приятной собеседницей. Дорога не проходила в тягость друзьям: лететь с Анастасией было вовсе не скучно. Она являла собой образованную интеллектуалку, готовую рассуждать на абсолютно любые темы. Вёл разговор с Анастасией, в основном, великий путешественник. Фёдор же тащился за ними попятам, со вниманием слушая их речи и лишь иногда, да и то невпопад, вставляя свои реплики. Чем-то понравилась Фёдору эта женщина, случайно встретившаяся на его послесмертном пути. Родилась она, как рассказала сама, на другом материке, и всю телесную жизнь провела там же, а вот умереть довелось здесь, на этой земле. Всему виной стало её чрезмерное любопытство. При жизни под жёлтой звездой, занимаясь тем, что постоянно ища доказательства того, что Книга книг является лишь легендой, созданной людьми, и попала сюда. В очередном научном журнале Анастасия прочла статью, говорившую, что в одной из пещер далёкой страны обнаружены древнейшие записи племени, когда-то давным-давно обитавшего в ней. Специалистам удалось расшифровать их, и фрагменты тех записей схожи с некоторыми текстами Библии. По мнению сотрудницы исследовательского института, это и было доказательством того, что Книга книг написана людьми и ничто иное, как передача обросших плесенью легенд. Она немедленно вылетела на материк, где тысячелетия прятали себя интересные факты, убедиться в истинности информации, данной журналом. Прибыв на место расположения пещеры, женщине пришлось спуститься в неё, так как надписи древние люди начертали на стене, и увидеть их воочию другим способом не представлялось возможным. Анастасия протиснулась в узкий проход вместе со своим коллегой – мужчиной, не подозревая об опасности, подстерегающей её. Когда настенные иероглифы показались глазам любопытствующей дамы, неожиданно от потолка оторвался сталактит и упал на голову неосторожной исследовательнице. Так, собственно говоря, она и попала в загробный мир. Коллега, находившийся рядом в трагический момент, тщетно пытался спасти Анастасию. Больница была за тридевять земель, и когда женщина попала в реанимацию, было уже слишком поздно.

– А вы не замужем? – вдруг заинтересованно спросил Фёдор.

Анастасия засмеялась:

– А какое это сейчас имеет значение? Но вообще-то, за мной ухаживал один почитатель, хотя мы и не зарегистрировались официально. Знаете, не выкраивалось времени как-то на личную жизнь. Сначала кандидатская, потом докторская. Теперь-то я понимаю, надо было жить совершенно иначе. Но тут ничего не поделаешь. Кстати сказать, у нас с Феофаном смерти чем-то похожи. Только вот по-разному мы с ним жизнь прожили. Если бы мне удалось родиться второй раз, я бы непременно прожила свою жизнь, как он. А вы к чему это задали такой вопрос, Фёдор?

– Да я, собственно, – замялся Фёдор Васильевич, – так, ради поддержания разговора.

Анастасия и Андрей опять принялись за обсуждение очередной научной темы, но Боровков более их не слушал и не вникал в суть. Летя позади беззаботных собеседников, лишь время от времени поглядывал на Анастасию. Чем-то очаровала его эта женщина. То ли тем, что недурна собой, то ли умом, то ли чем-нибудь ещё – этого он не понимал, но не мог не признаться себе в том, что она ему нравится. Друзья не заметили, как в пути прошло трое суток, и они очутились в городе, где поселился Феофан.

– Что ж, – сказала Анастасия, – вот мы и прибыли. У меня есть кое-какие дела: должна приготовить отчёт о пребывании на научном слёте для горожан. А Феофана вы теперь найдёте и без меня. Надо лететь вон туда, – указала она рукой, – он обычно всё своё время проводит не в самом городе, а вдали от него, куда к нему собираются духи, чтобы послушать о Боге. До свидания. Мы ещё обязательно увидимся, – и поплыла павой в другую сторону.

Как и уверила добрая женщина, пересеча незримую противоположную черту города, друзья заметили десятка четыре огоньков, маячивших  вдалеке, где, скорей всего, и проповедовал Феофан. Приблизившись к месту скопления огоньков, они увидели старца лет семидесяти, учившего окруживших его духов закону божьему. Первооткрыватель и верный ассистент притаились позади плотной кучки людей и принялись ждать, пока Феофан закончит речь, так как прерывать его было не очень красиво, да и не удобно перед собравшимися. Через часа два Феофан кончил говорить, поблагодарил прихожан и отпустил их с миром до следующей встречи. У друзей появилась возможность пообщаться со старцем. Первым к нему подоспел Андрей:

– Здравствуйте, – поприветствовал он богослова.

– Мир вам, дети мои, – ответил старец. – Кто вы и откуда? С чем пожаловали?

– Сразу хочу выразить восхищение вашим выступлением, много слышал людей, способных на складное излияние мыслей в теологии, но чтобы так задеть за живое, чтобы так перевернуть душу в человеке… Спасибо вам.

– Я не занимаюсь искусством красноречия, – перебил хвалебное пустословие панегириста старик, – я всего лишь доношу до страждущих умов истину истин. В устах моих слово Божие. Разве можно не внемлить ему? И если вас оно затронуло, то согласие в душе вашей с Господом, и открыты двери Ему.

– Меня зовут Андрей Хлебников, а это мой друг – Фёдор Боровков. Мы – путешественники, прибыли к вам по делу. Путь проделали немалый, прилетели сюда с другого материка, но нам почти никто не верит. Надеюсь, вы не сочтёте нас за лжецов?

– Значит, преодолели диавольскую стену страданий? – понял, о чём идёт речь, Феофан.

– Не только преодолели, но и видели саму нечисть, – вставил Фёдор.

Феофан усмехнулся:

– Не так страшен чёрт, как его малюют. Вся власть аспида на Земле, над телесными созданиями. Над душами же людей после их смерти он не владыка. Поэтому и существует своеобразная граница в виде стены боли, созданная зверем, чтобы оградить себя от неподвластных ему. В лаве кипящей под землёй диаволу дано править лишь рабами своими, пошедшими за ним против Отца.

– Так значит, ему безбоязненно можно было задать трёпку там? А мы-то испугались, что он запрёт нас в своём подземелье, – пошутил Андрей.

– Бояться надо только Создателя, ибо только Он дарует жизнь вечную. А в безопасности духи людей находятся в границах лишь своего мира. В замке тьмы и под небом – силён нечистый.

– Вот это бы выложить на слёте учёных, – с огорчением махнул рукой Хлебников. – А теперь позвольте рассказать, уважаемый Феофан, о том, что видели за стеной боли. Нужна ваша помощь.

– Весь во внимании.

Друзья наперебой принялись докладывать старцу о необыкновенных приключениях, что произошли с ними в омуте сатаны. Феофан терпеливо выслушал их, нахмурил лоб и произнёс:

– Значит, и в царстве тьмы появляются бунтари. Так же, как когда-то диавол восстал против Отца своего, так и теперь в его логове  затачивают вилы супротив него, придают анафеме. Не рой другому яму, сам в неё упадёшь, или, как ещё говорится, за что боролись, на то и напоролись. Воистину, приходит конец злу, ибо точит его червь изнутри. А Зузула необходимо поддержать, потому как возвращение в лоно Господне оступившегося ангела угодно Богу. Кому больше прощается, тот больше и возлюбит.

– Тогда в путь, дорогой Феофан? – спросил Андрей.

– В путь, – ответствовал старец, – ведите меня к Зузулу, ибо хочу я нанести удар тьме и делам её. Этот Зузул будет первым кирпичиком, вынутым мною из трона диавола. Постепенно таких кирпичиков наберётся целая куча, и рухнет седалище зла, и не посмеет тьма властвовать на Земле, и придёт царствие небесное. Я должен внести свою лепту.

Неразлучные путешественники вместе со старцем поспешили в обратную дорогу. Феофан по пути залетел в город, предупредил своих прихожан об отбытии и постарался успокоить их, что это ненадолго.

– Как, вы уже покидаете нас? – огорчилась Анастасия. – А я думала, поприсутствуете на моём отчёте.

– Мы обязательно вернёмся, – пообещал Фёдор, – только ждите.

– Ни пуха, ни пера вам! – помахала рукой Анастасия.

– Уж точно, к чёрту! – крикнул Фёдор удаляющейся женщине.

* * *

– Мы на месте, – уведомил Андрей, – именно здесь простились с Зузулом. Теперь придётся окунуться в стену страданий. Будет очень больно, – пожалел он старца.

– Вытерплю. Так угодно Богу, – и старик первый нырнул в непроглядный мрак.

– Я не сомневался, что вы выполните мою просьбу, – радостно загорелись глаза у Зузула, когда он увидел появившихся перед ним Андрея, Фёдора и ожидаемого проповедника.

– О, я смотрю, твои крылышки заметно подросли, – подтрунил великий путешественник. – Время зря не терял.

– Приветствую вас, пророк Феофан, – склонил голову Зузул перед старцем, не обращая внимания на хохму Андрея. – Помогите мне. Мне необходимо ваше заступничество. Или убейте, или дайте жить – всё в ваших руках.

– Я ведаю твои мытарства. Мне пересказали твою историю. Но не ведаю грехов твоих. Смогу ли взять их тяжесть на себя?

– Покаюсь во всём, ничего не утаю

– Тогда отлетим в сторонку, хочу послушать тебя. Достоин ли ты прощения Отца своего.

Феофан и Зузул уединились и о чём-то зашептались. Разговор их продолжался довольно долго. Наконец, старец дал знак, чтобы двое путешественников приблизились.

– Я помогу ему, – высказал решение Феофан. – Но подумай ещё раз, – посмотрел он на ангела, – во всех ли грехах покаялся? Ведь я не в силах вывести тебя за границу владений Гадила, если за тобой спрятался даже самый маленький грешок, о котором ты забыл.

– Я упомянул всё, – уверял Зузул. – Впрочем, нет, есть за мной ещё один проступок. Я как-то переломал ноги парню, обидевшему Алёну.

– Это оставь за собой, – улыбнулся праведник. – А теперь возьми меня за руку и держись крепче. Кончилось твоё служение сатане, – и с этими словами святой старец вошёл в стену боли и втянул в неё бывшего слугу чёрного повелителя.

– А мы-то, что здесь околачиваемся? – спохватился Фёдор. – Давай за ними.

Все четверо выбрались на поверхность стены.

– Благодарю вас за разорванные путы, достопочтенный Феофан. Если бы не вы, не жить мне на этом свете.

– Не меня благодари, – вдруг строгим голосом проговорил старик, – Отца своего возноси за то, что Он послал меня к тебе в трудную минуту. Проси прощения у Него за грехи свои, ибо чёрен ты ещё, как вакса, и не отмылся раскаяньем своим, и не ступил ещё на небо служить Господу. Делами должен доказать, что душа твоя очистилась. Иди на землю и соверши во сто крат благих дел больше, нежели совершил злых. Иди, не вводи меня во искушение, ибо зла моя душа на тебя за груз, возложенный на неё. Иди.

– Исполню всё, как вы сказали, – поклонился освобождённый пленник, – и положу на вашу душу во сто крат больше благих дел, нежели положил злых. Прощайте.

Зузул устремился вверх и, пробив потолок Земли, скрылся за ним. Неописуемый восторг охватил измученного темницей ангела, оказавшегося снаружи, под лучами солнца. Не было теперь над ним владыки, могущего заставить подчиниться воле своей и творить дела грязные. Ангел кружил в облаках, белых и чистых, как снег, выкручивая непредсказуемые кульбиты, и наслаждался свободой. Но, несмотря на то, что он разорвал цепь, сковывавшую его тысячи больших кругов, на нём всё ещё висело проклятие Отца. Хотя у него, как и у ангелов света, на спине отрасли крылья, он не мог встать с ними в один ряд. Свет, исходивший от него, по-прежнему был чёрен, и чтобы изменить его, необходимо трудиться во славу неба. Первым делом Зузул направился к Алёне. Он, как ветер, ворвался к ней в дом, упиваясь тем, что снова увидит любимую. Алёнка неподвижно лежала на кровати. Глаза её были влажны и смотрели в потолок безучастно и бесчувственно. Зузул перестал пребывать в незримом состоянии для глаз любимой и принял образ Павла.

– Павел! – воскликнула сорвавшимся голосом Алёнка. – Где ты пропадал? Я все слёзы выплакала. Но знала, ты не бросил меня, – она кинулась ему на шею. – А мне-то все твердили, что ты обманул меня, как Мишка. А я не верила, не верила! Я чувствовала, что ты любишь меня. Милый! – девушка обхватила его голову руками, и поцелуи посыпались на Зузула, как капли весеннего дождя. – Я люблю тебя, люблю тебя, – словно пела Алёна. – Ну, куда ты подевался тогда? Все ночи гадала, где тебя искать. Что случилось с тобой?

Павел усадил взволнованную говорунью на кровать и примостился рядом.

– Алёна, – прикоснулся он ладонью к розовой щёчке своей прекрасной «Венеры», – мне необходимо многим поделиться. Кое-что изменилось с тех пор, как мы встречались в последний раз.

И черноволосый парень без утайки рассказал обо всёх событиях, происшедших после его ареста Тайной Чёрной Полицией.

– Теперь ты понимаешь, звёздочка моя ясная, я не могу наслаждаться любовью до тех пор, пока мои грехи лежат на душе старца Феофана. Я обязан искупить их сторицей. Теперь не принадлежу себе, а принадлежу всепрощающему Отцу. Но верь, когда-нибудь мы будем вместе. Ведь жизнь на Земле – всего лишь испытание для тебя, настоящая жизнь там, – он протянул руку к небу. – И я жду тебя там. Помни об этом. Я буду ждать тебя всегда. Борись вместе со мной с тем, с кем с сегодняшнего дня борюсь я. И тогда милостивая судьба соединит нас. Настоящие браки заключаются на небесах. А теперь мы должны расстаться. Я не говорю «прощай», я говорю «до свидания». – Павел поставил Алёну на ноги и горячо поцеловал. Затем медленно растворился в воздухе.

До свидания! Я люблю тебя!

 

11 глава.

Неприятная неожиданность.

 

– Милочка, подойди, пожалуйста, ко мне, – задержала студентку Людмила Аркадьевна – куратор группы, в которой училась Мила Зарыпина. – Нам позвонили из тридцать второй поликлиники и попросили заехать за результатами обследования. Помнишь, вы проходили медицинскую комиссию? Могу попросить тебя сделать это?

– Людмила Аркадьевна, но почему всегда я? И, кроме того, у нас сейчас начнётся защита отчёта по летней практике у Владимира Семёновича. Он будет недоволен. А зачем мне загогулина в виде двойки в зачётке? – отнекивалась гнусаво проныра.

– Ничего страшного. С Владимиром Семёновичем я поговорю. Насколько мне известно, ты в институт ездишь на машине и тебе не составит труда слетать в поликлинику: туда и обратно – за тридцать минут. Так что успеешь и на занятия.

– Хорошо, съезжу, – одолженчески согласилась Мила, повернулась и направилась к лестнице, ведущей к выходу.

– Зайдёшь там в пятнадцатый кабинет, – крикнула ей вслед Людмила Аркадьевна.

Через десять минут девица шоркала сапожки о серую кафельную плитку коридора тридцать второй поликлиники. Она поднялась на второй этаж, отыскала пятнадцатый кабинет и постучала.

– Войдите, – послышалось за дверью.

Мила вошла и увидела сидящую за столом смуглую женщину в белом халате.

– Я слушаю вас, – подняла голову женщина.

– Меня прислали к вам из архитектурного института и велели забрать результаты обследования.

– Одну минуточку, – попросила врач и закопошилась в столе, ища нужные документы. – А вот они, пожалуйста, – протянула синюю папку. – Кстати, – задержала она курьершу в дверях, – можете поздравить свою сокурсницу Зарыпину. Результат обследования показал – она беременна. Передайте ей, что будущая мама должна встать на учёт в женскую консультацию.

– Кто беременна? – не поняла девица.

– Зарыпина. Ведь она с вами учится?

– Да, – очумев, промямлила красотка, чуть не выронив бумаги.

– Ну там всё написано. До свидания.

Мила молча выскользнула за дверь, не попрощавшись, подошла к окну и открыла синюю папку. Среди множества фамилий отыскала свою и провела по строчке пальцем.

– Вот, чёрт! – сорвалось с языка несдержанной греховодницы. – Чёрт бы побрал этого Славика. Бабай ёкарный! А я-то гадаю, что у меня «котелок» постоянно кружится и поташнивает, а оно вон что оказывается.

Как спугнутая пантера захлопнула она папку и, прыжками спустившись по лестнице, покинула поликлинику. Минут через тринадцать бешеным зверем залетела к себе домой. К счастью, родителей в квартире не оказалось. Девица пробежала в свою комнату и с яростью бросила папку на стол.

– Доигралась, дура, вертихвостка, – прорычала она в отчаянии. – Как теперь отвезу в институт эти анализы? Ведь все узнают, что я беременна и Виталий, конечно. Так бы взяла и расшибла башку этому Славику! Идиот! Чтоб он сдох, сволочь! – упала на кровать лицом в подушку и заплакала.

Неожиданная беременность стала крушением её мечты женить на себе Виталия. Замуж за Славика не хотелось: она не видела в нём мужа для себя, и даже ребёнок не мог соединить их. Слёзы текли рекой из глаз носившей в себе нежеланного дитя. Она билась в истерике, понимая, что ничего нельзя исправить. Демон блуда ради своей потехи подтолкнул её в тот вечер поехать со Славиком. Если бы не сломанный каблук у туфли, то и без него добралась бы домой. Всё было против неё в тот злополучный вечер. Разъяренная, загнанная в ловушку «пантера» перевернулась на спину и в бешенстве заколотила себя по животу, крича:

– Уходи! Уходи отсюда! Никому ты не нужен! Пошёл прочь, тебя никто не ждёт! Пошёл прочь! – будто безумная каталась по постели дикая «кошка», разбрасывая подушки и комкая одеяло. – Об этом никто не должен узнать. Никто.

Мила соскочила с кровати, выхватила из папки лист бумаги со своей фамилией, взяла лежавшую на столе зажигалку, чиркнула кремнем и поднесла лист к огню. Вдруг остановилась: «Нет, если сожгу анализы, то напишут дубликат. Что проку от того?». Бросила зажигалку и бумагу на стол и устремилась в ванную комнату. Там открыла навесной шкафчик, достала с полочки пачку лезвий для бритья, затем вернулась назад, в комнату. Если бы кто видел её в этот момент, то, пожалуй, решил бы, что бедняжка не в себе. Но она теперь точно знала, как исправить сложившееся положение. Присела перед столом, положила на него компрометирующий материал, извлекла лезвие из упаковки и принялась стирать то место, где подтверждалась её беременность. Когда все буквы были сцарапаны, красотка вынула из ящика стола целую кипу разных ручек и подобрала ту, цвет чернил которой совпадал с цветом чернил на бумаге. Тщательно, стараясь подражать почерку, присутствующему на листе, приступила к написанию новых результатов анализа, списывая их с соседней, верхней строчки. Вскоре эта процедура была закончена. Девица посмотрела на проделанную работу и преобразилась.

– Здесь и комар носа не подточит. Никто не заметит подвоха. Если бы меня не послали в эту поликлинику, то съездил бы кто-нибудь другой и привёз в институт сей пасквиль. То-то было бы смеху, – искала свои плюсы в случившемся искусно состряпавшая липу плутовка, скривив рот в нервной усмешке. – Но мне, всё-таки, повезло, и этим везением я воспользовалась. Теперь можно отдать анализы со спокойной душой. Подделку не отличить от оригинала.

Обманщица прошла на кухню, открыла кран с холодной водой, набрала её в ладони и смыла с себя заплаканный вид. Вновь очутившись в своей комнате, опустилась на пуфик перед трюмо, извлекла из кожаной сумочки косметику и через некоторое время снова стала, как новенькая. И нельзя было сказать, что всего лишь несколько минут назад, словно ненормальная, билась в истерике. Выбежав из дома на улицу, села в машину, но не поехала сразу в альма-матер, а решила нанести визит в педагогический институт, где получал образование Славик. Вскоре из «Фиата» девица разглядела студентов, вышедших из здания отдохнуть. Среди кучки курящих заметила знакомый силуэт. Прихватив с собой синюю папку, зашагала к нему.

– Салют, – улыбнулся парень, узнав подругу.

– Иди-ка сюда, – поманила его «коготком» «дикая кошечка», чтобы не объясняться в толпе его товарищей.

Славик завилял пижонской походкой.

– Чего тебе? Зачем приехала, птичка? Или хочешь немного поразвлечься со мной? Всегда готов.

– Не смейся, болван членистоногий, – сквозь слёзы пропищала Мила, – если бы знал, что наделал, так бы не петушился.

– И что могло случиться? – насторожился щёголь.

– А то, что я беременна.

– И от кого, позвольте узнать? – лицо парня вытянулось и приобрело совсем глупый вид.

– От тебя, дубина. От кого ещё? Больше ни с кем не была.

– Это невозможно, – вопросительно взглянул Славик, пытаясь понять, не разыгрывает ли его красотка.

– Невозможно, – усмехнулась девица своей коронной кривой улыбкой, придававшей ей, в отличие от других, некое очарование. – Что я, по-твоему, от духа святого залетела? Деву Марию нашёл!

– Но послушай, ведь когда мы с тобой… Ну, это… В общем, трахались… Всегда соблюдали предосторожность, – глаза любовника забегали из угла в угол, как у напакостившего полугодовалого щенка.

– «Соблюдали предосторожность», – опять ухмыльнулась, передразнив его, блудница. – А в первый раз, в машине, помнишь? Где шлялась твоя предосторожность?

– Да, скорей всего это случилось в нашу первую ночь, – подтвердил припертый к стене уликами парень. – Но кто мог представить, что так получится? Я не хотел.

– Считаешь, я хотела ходить брюхатая от тебя? Да на хрена ты мне сдался! Если бы знала, что в ту первую ночь одарялась по твоей милости приплодом, никогда бы не легла с тобой больше в постель.

– И что теперь собираешься делать? – спросил провинившийся сладострастец, боясь ответственности.

– Не имею ни малейшего представления.

– Надеюсь, не разболтаешь, что ребёнок мой?

– Такой глупости точно не сделаю.

– Тогда выбора нет, только аборт.

– Спасибо, утешил. Аборт! Через два дня приезжает Виталий, и если лягу в больницу на прерывание беременности, то его быстро достанут злые языки. А о моих родителях и говорить нечего. Если исчезну, хотя бы на день, они такой хай поднимут, найдут меня хоть под землёй. Как тогда им всё объясню? Что угодно, только не аборт. И знаешь ли ты вообще, что, если бы в поликлинику за результатами послали не меня, то уже все в моём институте пронюхали бы о моей беременности. Но, слава Богу, отправили именно меня. Теперь я всё исправила, – Мила раскрыла синюю папку и показала дружку плод своего недавнего труда.

– Да, с этим действительно повезло, – ободрился парень.

– Послушай, милый мой, – вдруг потерялась в догадках прелестница, – ты ведь хотел иметь такую жену, как я? Почему, когда твой хвостатый сперматозоид забрался в мою яйцеклетку и оплодотворил её, не делаешь предложения и не прыгаешь от счастья, добившись своего? Ведь всё сейчас говорит в твою пользу. А ты предлагаешь пойти на аборт. Реакция твоя не очень понятна. Не поделишься?

– Чего тут непонятного? – изумился закалённый в амурных походах грешник. – Поступаю вполне логично.

– И в чём логика?

– Логика проста до безобразия. Зачем мне нужна жена, нелюбящая меня, а любящая другого? И потом, мне рано жениться, и с Анжелой вроде неплохие отношения налаживаются. Она-то в меня по уши втюрилась, хотя я ей не очень-то восторгаюсь. Но главное, чтобы любили тебя, а не ты любил.

– Хорош, орёл! Наделал делов, и – в кусты. Точно говорят, как с гуся вода.

– Так что собираешься делать?

– Говорю, не знаю пока.

– У меня есть одна мыслишка, но подойдёт ли?

– Давай, не томи, – толкнула его кулаком в грудь бесстыжая девица, ждя подсказки.

– Ой, кажется, звонок дали, пора в аудиторию, – спохватился Славик. – Сейчас должны объявить оценки за летнюю практику.

– Никуда не денутся твои оценки, выкладывай.

– Тогда слушай. Сейчас ребёнок как бы мой.

– Как это, как бы мой? Он и есть твой, – возмутилась подружка, оказавшаяся в затруднительном положении.

– Да подожди, не перебивай. Так вот. Сейчас ребёнок как бы мой. Но если ты проведёшь ночку в постели со своим Виталиком, то ребёнок станет как бы его. И всё будет шито-крыто. Понятно? Когда у нас это случилось-то в первый раз? – начал вспоминать ветреник. – Где-то примерно месяца два назад. Ах, да. Ещё твой благоверный только-только уехал из города на учёбу. Значит точно, месяца два, потому что после-послезавтра возвращается. А уезжал он на два месяца. Значит, пока у тебя начнёт вылазить яйцеобразный живот, истечёт ещё полтора месяца. Так что, лапонька, по приезде женишка немедленно тащи его в кровать. А когда родится ребёнок, как бы раньше девяти месяцев, то соврёшь, что это просто преждевременные роды. Теперь понятно?

Зарыпина молча обдумывала слова виновника случившегося.

– Ну, всё поняла? – переспросил парень. – А то мне пора идти.

– Пожалуй, в твоём предложении есть разумное зерно. Я над ним поразмышляю. Иди, – разрешила курносая красотка и, чуть помедлив, тоже потопала к машине.

Она заскочила в институт, отдала папку с анализами Людмиле Аркадьевне, но на занятиях не осталась, а поехала к подруге.

Галина смотрела телевизор, платя дань шоу-индустрии. Шла сто двадцать третья серия очередной мыльной оперы, и ей не хотелось вставать с дивана и отрываться от «тиви»-пустышки, чтобы открыть дверь на звонок. Звонок повторился. Галина лениво поднялась, надела тапочки и поплелась в прихожую.

– А, это ты, Милочка, – открыла она дверь, – проходи скорее. Там испанский телесериал крутят, не хочу упустить ход событий, иначе остальные серии будет неинтересно смотреть.

Мила прошла в зал.

– Я к тебе по делу, – застрекотала она, как сорока, в привычной для себя манере.

– Да подожди, серия закончится, тогда и посплетничаем, – оборвала хозяйка.

Наконец, к нетерпению гостьи сто двадцать третья бессодержательная часть фильма канула в Лету, и по экрану телевизора побежали титры.

– Живут же люди, – потянулась Галина. – А любовь какая у них – страстная, жгучая!

– Тебе ли переживать о любви? У тебя Рональд есть.

– Ох, есть, есть. Да разве это любовь? Вот если бы, как в этой мелодраме, всё бросить ради любимого человека. А у нас с Рональдом разве так? Нет. Скорее всего, брак у нас, всё-таки, по расчёту.

– Я тебе, подружка, сейчас такое поведаю. Ни в одном кино не покажут.

– Чего ждёшь? Приступай, – позевала любительница сериалов. – А то жить так скучно.

– Помнишь, отмечали твой день рождения?

– Помню. Ты, Славик, Анжела, Рональд – все наши собрались.

– А помнишь, у меня каблук сломался?

– Помню, помню. Не тяни волынку, вытряхивай свою историю из заветного, потайного сундучка, а память у меня хорошая.

– Так вот. После того, как я и Славик оставили тебя и Рональда и вышли из подъезда, я собралась отправиться домой. Но Славик предложил подвести меня на своей машине. Я, разумеется, возражала и отказывалась, так как он был в нетрезвом состоянии, но потом поддалась на уговоры. Как бы со сломанным каблуком дотелипала? В общем, попала к нему в гараж – бензин он себе там заправлял, хитрюга. Ну и случилось у нас это… Понимаешь? Бывает такое спьяну, нечистый попутал, чёрт дёрнул.

– Спарились, что ли? – зевая, бросила слушательница.

– Ну, в общем, угадала, всезнайка. Но я не хотела, конечно.

– И это всё, что ты мне желала поведать? И сама догадалась. Утром, на следующий день после именин, часов где-то в восемь, звонила твоя мамонька. «Ну, как там Милочка?» – спрашивает. «Проснулась? Не пора ли ей домой?» Я ничего не могу понять спросонок. Что, думаю, она о тебе у меня узнаёт? А потом догадалась. Вспомнила, что ты ведь со Славиком от меня сшилась. Забурились куда-то вдвоём, думаю. Придётся выручать подругу. Вот и сказала твоей мамульке, что ты ещё спишь, а как проснёшься, так приедешь. Тебе говорить об этом звонке не стала. Рассудила, если захочешь, сама расскажешь, куда пропала. Как видишь, твоя история от древности покрылась паутиной, и ничего в ней нового для меня нет.

– Это ещё начало, – затараторила рассказчица. – Это только присказка, сказка впереди. Тормозит меня сегодня в диких джунглях института наш куратор и просит сгонять в поликлинику за результатами медицинского обследования группы. И представляешь, чем меня там огрели? Известием о моей беременности. Вот и объяснение моему головокружению и задержки по женской линии.

– Эту часть истории не знала. Утешила ты меня. Развеяла мерехлюндию. И что теперь? Как с Виталием будет у тебя? Влипла ты по самую макушку. Поздновато заметила свою беременность. Как же так?

– Да, что я, каждый день, по-твоему, рожаю. Откуда мне было знать? С институтом я всё уладила. Кое-что подтёрла в анализах, кое-что подписала. А вот с Виталием трудней. Заскочила сейчас к Славику.

– И что он? – смаковала Галина подробности.

– Советует, как можно скорее пустить моего женишка под трусики, иначе поздно будет. Чтобы Виталий не сомневался, что ребёнок от него. Аборт-то мне делать невыгодно, родители узнают. Не такое простое дело.

– Ох, и скользкий этот Славик, везде выкрутится. А я-то решила, у него и Анжелы серьёзное начинается.

– Вот и я говорю, как с гуся вода. Но его предложение неплохое. Как лучшей подруге доверяю. Смотри, никому ни слова, даже Рональду своему.

– Насчёт этого не беспокойся – могила.

– Так вот. Ты, как самая моя близкая подруга, должна мне помочь в этом деле. Я даже не представляю, с чего начать. Виталий такой скромный человек. Не уверена, что осмелится ко мне притронуться до свадьбы. А как наладить всё самой, не придумаю.

– Слушай сюда, – поманила к себе заговорщица, – есть у меня планчик, помогу тебе.

– Как?

– А вот как. Нужно подстроить всё так, чтобы до возвращения Виталия в город к вашей свадьбе всё было готово. Через сколько дней приедет?

– Через два дня. Мы с ним ещё договорились, что, как только появляется, сразу заходит ко мне домой. Родители его приглашали.

– Так вот, до этого нужно: первое, купить свадебные наряды; второе, немедленно подать заявление в загс; третье, поговорить с твоими стариками. И когда голубчик прикатит, он немедленно окунётся в круговорот предсвадебной подготовки, ничего не успев сообразить. А тебе по его приезду необходимо обходиться с ним поласковее и понастойчивее, понапористее, чтобы разбудить в нём мужские плотские чувства, прячущиеся за его скромностью и нерешительностью. Как-нибудь выберем день, я скажу твоим, что ночуешь у меня, а сама подстелишься, как цветок под пчёлку, под своего наивного простофилю и всё в ажуре. Ну, чего сидишь? У нас столько дел, а ты совсем не торопишься. За два дня всё необходимо успеть. Иди, заводи машину, а я сейчас сброшу с себя халат, тапочки, оденусь и выбегу.

Не истекло и четырёх минут, а подруги уже неслись к загсу.

В кабинете, где принимались документы от изъявивших желание вступить в брак, их встретила своеобразно привлекательная, ни старая, ни молодая женщина армянской национальности. Девушки поздоровались.

– Нам бы заявление подать, – несмело заикнулась Мила.

– А где жених? Вы ведь не собираетесь жениться друг на друге, а бланки должны заполнять оба регистрирующихся. Если вы – они и есть, то это первый случай в моей практике, – армянка звонко рассмеялась.

– Понимаете, – вступила в диалог Галина, – с женихом у нас проблема.

– Если с женихом проблема, – строго сказала женщина-армянка, – то сначала разберитесь с ним, а потом приходите сюда.

– У нас проблема другого рода. Видите ли, жених, по независящим от него обстоятельствам, не может здесь присутствовать. Они хотели раньше подать заявление, но жениха неожиданно отослали на учёбу в другой город. Но вы ведь должны войти в наше положение: родственники уже в курсе, к свадьбе – всё готово, столько денег вбухано!

– Можете дальше не продолжать, – перебила её армянка, – нате вот, – протянула она листы, – заполняйте. Но, надеюсь, на свадьбе жених поприсутствует? – снова засмеялась. – Вай-вай, молодёжь, молодёжь… Всё куда-то торопитесь.

Мила взяла бланки, отойдя в сторонку, зачиркала в них нервным почерком. Галина же подошла к столу и присела на стул.

– Я знаю, – придвинулась она поближе к служащей загса, – молодожёны регистрируются через месяц после подачи заявления. Не помогли бы вы нам ускорить это торжественное событие?

– Нет, к сожалению, ничем помочь не могу. Таковы правила.

– Прошу вас, дослушайте до конца. Понимаете, как бы это сказать, невеста несколько поторопилась исполнить свой супружеский долг и теперь на третьем месяце, даже на четвёртом, наверное. Разве так важна для них регистрация брака? Это всего лишь формальность. Вы представьте только себе, что через месяц у невесты начнёт выпучиваться живот. Как она будет выглядеть в свадебном наряде? А платье уже куплено, причём дорогое, парижское, как раз на неё. Через месяц оно будет ей мало, и придётся доставать новое. Прошу вас, войдите в наше положение, а мы в долгу не останемся.

– А-я-я-й, молодёжь, молодёжь, толкаете вы меня на преступление. Ну ладно, так и быть, окажу вам услугу. Тут у меня одна парочка забрала заявление… Поставлю вас вместо них, но смотрите, не подведите меня. Пусть девушка напишет заявление задним числом. А свадьба ваша состоится через шестнадцать дней. Раньше, к сожалению, поставить никак не могу – очередь. Так что вам крупно повезло.

– Ну, ты даёшь, Галка, – улыбалась Мила, когда подруги вышли из загса, – и откуда у тебя такой талант общаться с людьми? Только вот насчёт трёх – четырёх месяцев перегнула.

– Ничего, дорогуша, для достижения цели все средства хороши. А сейчас заедем в ресторан, закажем его на день свадьбы. Не собираешься же свадьбу справлять в квартире – один раз живём. У меня в «Молодёжном» директор знакомый, он такое пиршество сотворит – обалдеешь. Правда, стоить это будет прилично. Но твои предки, надеюсь, не пожалеют для дочки денег? А потом  в свадебный магазин – «Купидон», за шмотками. Дави на газ!

Мила повернула ключ зажигания, мотор заурчал.

– А как купим костюм для Виталия? Он может ему не подойти.

– Найдём какого-нибудь парня примерно его телосложения и попросим прикинуть на себя костюмчик. Со мной не пропадёшь, трогай, – успокоила Галина.

К вечеру и ресторан, и свадебные одеяния были закуплены.

– Как тебе платье, загляденье? – умилялась Галя.

– Не о том сейчас переживаю. Заявление мы подали, ресторан заказали, одежду приобрели, но не обделали самого главного – не предупредили моих родителей о свадьбе. Они ещё в неведении. Папа и мама могут отреагировать на все наши приготовления не так, как нам хотелось бы, и тогда все труды напрасны.

– За это не переживай. Я обведу вокруг пальца кого захочешь.

– И как ты их обведёшь?

– Секрет. А сейчас подкинь до дому. Завтра после института заруливай ко мне, посетим твоих несговорчивых предков. Вещи пока выгружу у себя. Не надо, чтобы они их видели, а то разволнуются раньше времени.

*

Как и распорядилась Галина: на следующий день после окончания занятий Мила прикатила к ней.

– Сегодня, милашка, у нас самая тяжёлая задача, – решительно настроилась спасительница, сопровождая гостью в свои апартаменты. – Сегодня нам предстоит уломать родителей. Как рассчитываешь, пойдут они навстречу?

– Понятия не имею, но чувствую, скорее всего, нет.

– Но разговор-то о свадьбе у вас происходил, насколько я информирована.

– Да, после помолвки с Виталием. Честно говоря, я сама устроила помолвку. Виталий ничего не подозревал.

– Он ещё много чего не подозревает, – усмехнулась Галина. – Как не подозревал о помолвке, так и не догадывается о скорой свадьбе и о скором рождении ребёнка.

– Ой, и не начинай, Галочка! И так тошно от всего этого.

– Так когда твои намечали сыграть свадьбу?

– После пятого курса института, а к тому времени я рожу. Так что их срок, как ни крути, не устраивает. Если сегодня у нас ничего не выйдет, то мне хоть руки на себя накладывай, хоть под поезд, как Анна Каренина.

– Всё исполнится, не лезь в петлю заранее. Я с тобой. Когда они обычно с работы возвращаются?

– Сегодня в пять вечера дома точно будут.

– Значит, к пяти часам и нагрянем, а пока немного развлечёмся. Мне Рональдик такую видеокассетку притаранил – закачаешься. На ней мужчины и женщины любят друг друга, как хотят, в общем – порнушка. Он меня, наверное, к супружескому ложу готовит, вот и притащил её, – зашлась смехом Галина. – Неужели и мне придётся подобное проделывать? Вот ужас-то!

Хозяйка вставила кассету в видеомагнитофон и включила телевизор. На экране замерцала картинка.

– Вон, смотри, как он её… Это ведь надо так изловчиться. А дальше круче есть. Предупреждала тебя, что здесь записана просто умора, такого и в цирке не склоунадят. Посмотрела как-то в детстве женщину-змею, так она по сравнению с этими – все равно что неуклюжий медведь. За деньги люди на всё готовы. Нет, я бы, пожалуй, на такое арлекинство не согласилась даже за триллион. А, может, и согласилась? – неуверенно пожала плечами комментаторша порнофильма.

*

Ровно в семнадцать часов Мила и её добровольная спасительница сидели за столом напротив Григория Ивановича и Надежды Николаевны.

– Ах, Галочка, – воздыхала Надежда Николаевна, – как давно тебя не видела. Ты превратилась в такую взрослую девушку – просто невеста. Милочка рассказывала о том, что Рональд сделал тебе предложение.

– Да, Надежда Николаевна.

– Поздравляю! И когда свадьба?

– Через три месяца.

– Надо же, как быстро летит время! Еще, кажется, вчера знала тебя маленькой девочкой, играющей в куклы. Как летит время! Стареем мы, Гриша, стареем. Вот и наша дочка скоро выпорхнет из гнезда, и останемся мы одни. На следующее лето обвенчаем её. И жениха себе хорошего выбрала. Виталий, такой скромный, умный, красивый мальчик. Он нам сразу приглянулся. Мы его теперь любим как собственного сына. Жду, не дождусь, когда приедет и обрадует нас своими успехами. Он ведь обещал зайти после приезда, так, Милочка?

– Так, мама, так.

– Вот и хорошо! А я пельменей настряпаю. Ты знаешь, Галочка, какие пельмени я леплю, пальчики оближешь. Виталию непременно понравится.

– Всё это здорово, Надежда Николаевна, но я пришла к вам по делу, – решив повести разговор о свадьбе, сменила тему Галина.

– И какое дело?

– Дело в том, Надежда Николаевна и Григорий Иванович, что Мила стесняется вам сказать, и я, как её подруга, выполню это за неё.

– Но у нас с Милочкой нет секретов друг от друга.

– Конечно нет, Надежда Николаевна. Не знаю даже, с чего начать?

– Начни с главного, – посоветовал Григорий Иванович.

– С главного, так с главного. В общем, свадьба Милы и Виталия состоится через шестнадцать дней, вернее, уже через пятнадцать! – выпалила Галина.

– Что значит «через пятнадцать дней»? – недоумевая, посмотрел на гостью Григорий Иванович.

– Это шутка? – через силу улыбнулась мама Милы.

– Нет, это серьёзно, – ответила гостья, – ровно через пятнадцать дней. Они давно так решили, просто не осмеливались беспокоить вас. Ведь вы отложили их свадьбу аж до следующего лета, а они так любят друг друга, что жить не могут, когда находятся в разлуке.

– Но как так? Свадьба требует грандиозной подготовки.

– А всё готово. Нужно только ваше согласие, – уверяла Галина.

– Милочка, это правда? То, что говорит Галочка? Почему молчишь? Можешь хоть слово вставить? – вопрошала Надежда Николаевна.

Мила опустила глаза:

– Правда, мама. Мы с Виталием давно подали заявление в загс, мы очень любим друг друга.

– Я категорически против, – заявил глава семьи, – об этом не может быть и речи! Ведь нужно предупредить всех родственников, а они у нас разбросаны по всей стране. Приглашение на вашу свадьбу упадёт им, как снежный ком на голову. У каждого из них работа, и половина из званных гостей просто не в состоянии моментально отложить все свои дела и немедленно прибыть на торжество. Они обидятся. Нет, я категорически против! Конечно, понимаю, что вам жить друг без друга невтерпёж, но не до такой степени, в конце концов, что день свадьбы не согласовали с родителями. Мы не чужие. Могли бы нам всё раньше рассказать.

 Григорий Иванович налил из графина в стакан воды и залпом выпил. Отдышавшись, добавил:

– Если вам так кспеху, то я и мама не настаиваем, чтобы свадьбу оттягивать до лета. Но отложите её хотя бы на два месяца, для того, чтобы без спешки и суеты подготовились к ней. Не с бухты-барахты же её играть, всё должно быть как у людей.

У Милы на глазах выступили слёзы.

– Не плачь, дочка, – утешала Надежда Николаевна, – ничего страшного, если поженитесь не через пятнадцать дней, а немного позже.

– Мила, – подмигнула незаметно Галя, – не принесёшь ли чаю, а то в горле пересохло.

– Я сейчас принесу, – засуетилась Надежда Николаевна, – сиди, дочка.

– Нет, – подтолкнула нерасторопную подругу гостья, – с этим прекрасно справится она сама. Иди.

Мила встала из-за стола и засеменила на кухню.

– А теперь поговорим серьёзно, – зашептала Галя, – с глазу на глаз. Я специально попросила Милу принести чаю, его мне совсем не хочется. Что я, чай никогда не пила?!

– Что за секретность такая? – удивился Григорий Иванович. – И почему шёпотом? У нас в квартире нет подслушивающих устройств.

– Я говорю шёпотом, – продолжала таинственно дезинформаторша, – потому как хочу, чтобы Мила меня не слышала. Она просила не распространяться об этом. Но сначала дайте слово, что тоже не проговоритесь ей о моём сообщении.

– Да ради Бога! – согласился Григорий Иванович.

– Дело в том, что Мила и Виталий так сильно любят друг друга, что вы скоро станете бабушкой и дедушкой.

– Что? – наклонился поближе к Гале глава семейства Зарыпиных. – Кем-кем мы станем?

– У вас появится внук или внучка. Мила беременна от Виталия почти два месяца и откладывать свадьбу с вашей стороны просто безумие. Сами видите, тянуть дальше некуда.

– Почему она нам сама ни слова не проронила? – шмыгая носом от волнения и вытирая его платком, удивлялась Надежда Николаевна.

– Они хотят, чтобы это стало для вас сюрпризом. Я прошу вас, не проговоритесь ни Миле, ни Виталию о том, что их секрет теперь не секрет. Иначе моя репутация верной подруги пропадёт – ведь мне доверили тайну не для того, чтобы я её выдавала. И я боюсь, они пожалеют об этом, посчитав меня болтушкой. А сейчас притворимся, как будто вы ничего не знаете: кажется, Мила рядом.

Мила вошла в гостиную с подносом в руке, на котором дымились четыре чашки чая. Комната наполнилась ароматом индийского напитка. Она поставила перед каждым сидящим чашку и сама вновь заняла своё прежнее место, свернула губки трубочкой и подула на кипяток.

– Я тут посоветовался с мамой, – с трудом собирал слова в предложения Григорий Иванович, – и пришёл к резюме: ни к чему откладывать свадьбу. Вы – люди молодые, вам виднее. Так ведь, мать?

– Так, так, отец, – заплакала Надежда Николаевна.

– А к свадьбе успеем подготовиться.

– Конечно, успеем! – обрадовалась гостья тому, что её враньё чудесным образом подействовало на доверчивых людей, – тем более, ресторан заказан, подвенечное платье куплено, машины будут, остальное – не проблема. Приглашения необходимо разослать завтра.

– Непременно, – согласился Григорий Иванович, – я сам лично этим займусь.

Когда Мила провожала подругу, сумевшую воплотить свой план в жизнь, то в прихожей тихо спросила:

– Галь, ты чем так стариков ошарашила в моё отсутствие? Они изменились прямо на глазах. Сама поражаюсь!

– Ничем, дорогая, таким сверхъестественным. Лишь намекнула, что ты беременна от Виталия и что скоро у них родится внук.

– Да ты с ума сошла! – набросилась на неё Мила. – А что, если они расскажут Виталию, когда он приедет?

– Не волнуйся, я взяла с них обет молчания. Они будут немы, как рыбы, – это точно. Пока. Закрой за мной.

– Пока, – нечестивая невеста хлопнула дверью и поспешила назад в гостиную, где ждали её возвращения отец и мать.

– Милочка, – погладила по головке дочь Надежда Николаевна, – ты, наверное, устала? Не хочешь отдохнуть? Тебе необходимо беречь себя.

– Не хочу я спать, мама.

– Тогда телевизор посмотри или книжку почитай. А поесть ничего не хочешь?

– Нет, мама, спасибо, – опять отказалась хитрая лгунья и подумала: «Какие ласковые они стали вдруг. Молодец Галка, умная деваха! Кого хочешь проведёт. Что бы я без неё делала?» – Лучше с вами посижу, – заиграла зелёными глазками подлиза. – Я так вас люблю!

Мила поцеловала маму, затем чмокнула в щёку папу. И продолжила наигранно лебезить:

– Какие вы у меня, всё-таки, добрые! Чувствовала, что согласитесь. Я безумно люблю Виталия. И вас очень-очень люблю.

 

12 глава.

У каждого своя дорога.

 

Зузул исчез из поля зрения духов. Миссия освобождения чёрного ангела низшего чина из лап диавола прошла заключительную стадию. Теперь бестелесные могли лететь спокойно, каждый по своим делам.

– Куда вы сейчас? – спросил Феофан у путешественников.

– Мы привыкли странствовать по свету, – с выражением выполненного долга на лице отвечал Андрей, – и никогда не знаем, куда судьба закинет нас завтра. Поплывём, куда глаза поведут. Мир большой и взглянуть есть на что. Как говорится, и людей посмотреть, и себя показать. Познание – вот наша цель и задача. На этом поприще вижу своё предназначение.

– А я, пожалуй, возвращусь к себе в город, – с грустью проговорил смиренный праведник, – есть души, нуждающиеся во мне и в слове Божьем. Таковой являлась моя задача на земле, таковой она остаётся и под землёй. И ныне, и присно, и во веки веков!

– Нельзя ли и нам с вами? – попросил Фёдор. – Запал в сердце мне ваш уютный городок. Как ты, Андрей, не проголосуешь против? – перевёл он умоляющий взгляд на великого путешественника.

– Я-то? Да, в общем-то, нет. Мне близко то, чему учит Феофан. С удовольствием послушаю ещё.

Фёдор засиял:

– Значит, всем нам вновь выпала одна прямая. Не могли бы вы нас более глубже просветить в отношении религии, уважаемый Феофан? Будучи в физической оболочке, я мало интересовался этой областью. Да и жизнь моя проаллюрила как-то непутёво, вся наперекосяк, всё по ямам и колдобинам.

– С превеликой радостью, – согласился старец.

Трое духов отчалили в обратный путь. Дорога была долгой, и Феофану до прилёта в город удалось передать содержание Книги книг полностью. Фёдор и Андрей узнали и о рождении мира, и о вечности, и о первых людях, сотворённых Создателем, и о первом грехе. Семидесятилетний старик поведал им об Аврааме, о жизни евреев в Египте, и об их уходе из него под предводительством Моисея, и о долгих скитаниях в пустыне, и ещё многое – многое… Богослов за годы жизни на земле хорошо изучил священную книгу и знал её почти всю наизусть. Он цитировал из неё, поясняя отрывки, казавшиеся непонятными. Феофан искренне радовался, когда его ученики сами задавали вопросы, и отвечал на них обстоятельно, так, чтобы всё стало ясно.

Фёдору особенно нравились рассказы старца о Христе и Его жизни среди мирян. Он восхищался мудростью Иисуса, преданностью высшим идеалам, всетерпению и любви к людям. Поражался глубоким смыслом притчей, поведанных Христом. Он полюбил Иисуса из Назарета, как не любил ещё никого. Если бы Фёдор постарался прочесть о Нём раньше, там, под тёплым солнцем, разве бы потратил свою жизнь впустую? Надо признать, некоторые истории из Библии были знакомы ему и в теле смертного человека. Например, про Адама и Еву, он слышал и о Христе. Но могли ли сравнится те прежние знания с нынешними, что получил теперь от престарелого проповедника. Как-то раз зимой, там, на поверхности земли, он зашёл в церковь, просто из любопытства, чтобы посмотреть, как живут и чем дышат люди, близкие к Богу. Одним глазком взглянуть на слуг Всевышнего, возносящих молитвы и поющих псалмы. Но воспоминания о том посещении храма остались не очень приятные. Открыв дверь церкви и войдя внутрь, Фёдор с интересом принялся обозревать иконостас и прихожан, переходя с одного места на другое. Всё в церкви казалось необычным: и пение хора, и множество зажженных свечей, и огромное количество живописных полотен с изображениями святых. Может статься, случайный посетитель и унёс бы в душе то приятное впечатление, сложившееся в первые минуты пребывания в храме Господнем, если бы не одно происшествие. К нему неожиданно приблизилась низенькая старушонка в зелёном поношенном пальтишке, с пуховой шалью на голове.

– Шапку скинь, антихрист, – бросила она Фёдору в лицо, – в храме находишься, супостат ты этакий!

Тут же подлетели ещё пять или шесть бабулек и начали ругать его на чём свет держится, толкать, прогоняя прочь. Чужак сперва и не понял, почему его так невзлюбила церковная публика, и чем он вызвал её ненависть. Но потом – по шипению злых старух – догадался, что дело всего лишь в шапке, которую надо снимать, входя в церковь, о чём, естественно, и понятия не имел, так как до сего момента ещё никогда не посещал храм Божий. Он сорвал с себя ушанку и попытался втолковать окружившим его плотным змеиным кольцом «горгонам», что ничего не знал об этом обычае. Но бабки, не слушая объяснений, расползлись от объекта нападок со всевозможными проклятиями. Оплёванный бедолага стоял посреди церкви, не соображая, что делать дальше. Он чувствовал на себе косые взгляды прихожан и, наконец, не вытерпев, поспешил к выходу. В память его, после нахождения в доме Божьем, чётко впечаталось не радостное чувство общения с Создателем, а впёкся звериный оскал на лицах старух, не пустивших его в свою волчью стаю. Фёдор вспомнил одну из заповедей Христа, поведанную ему Феофаном – «Возлюби ближнего своего». Разве эти старухи возлюбили его, налетев, как свора диких собак? Ведь если бы к нему та же старушка в зелёном пальтишке спокойно подошла и указала на нечаянно допущенную ошибку, Фёдор непременно бы снял головной убор и поблагодарил женщину за её замечание. И к его душе не прикипели бы смятение и неопределённость к церкви и её учению, полученные вследствие людской злобы. Зачем эти старухи ходят в дом, увенчанный золотыми куполами и крестами, и замаливают грехи? Не за тем ли, чтобы, вновь набрав их целую гору, опять каяться. Как слаба природа человека, как ничтожно мало в ней терпения и любви по отношению к другим! Недостаточно возлюбить ближнего своего – необходимо ещё и самому сделать всё, чтобы этот ближний возлюбил тебя. Именно так понял для себя Фёдор эту заповедь.

Тройка освободителей Зузула влетела в город. Их встречала Анастасия:

– Какая радость, вы вернулись! Надеюсь, всё прошло хорошо?

– О, да, милая женщина, – ответствовал Феофан, – чёрный ангел получил всё, ему причитающееся.

– Что получил? – снова задала вопрос женщина.

– Он получил свободу творить добро и возможность вернуться к Родителю своему.

– Я так переживала! Но чувствовала, увижу вас вновь. Как прекрасно, вы вернулись все вместе. Фёдор, ты не обманул меня, обещав возвратиться, – Анастасия, не сдержавшись, метнулась к Фёдору и нежно обняла его.

– Ой, ой, какие «лямуры», – закатился смехом Андрей, – а меня облобызать не желаешь?

– Стыдно вам потешаться надо мной. Если бы знали, какой день всматриваюсь в дальнюю даль в надежде различить в кромешной тьме три блуждающих огонька!

– В таком случае, прошу прощения за неуместную распущенность с моей стороны. Хотя я давненько заприметил ваше неординарное отношение к моему коллеге по путешествиям. Что ж, позвольте откланяться, – изобразил он неловкий реверанс. – Я хотел бы поговорить с уважаемым Феофаном кое о чём, что может пригодиться в дальнейших странствиях. А вас мы покидаем. Вы не возражаете, Феофан? – Хлебников деликатно подхватил старца под руку и повлёк за собой.

Фёдор оказался несказанно счастлив, оказавшись наедине с Анастасией, да и она не скрывала своей симпатии по отношению к нему. Что-то чистое и высокое связывало этих двух людей между собой, какая-то незримая ниточка притягивала друг к другу. Фёдора сразу приворожила Анастасия, ещё тогда, при первой их встрече на научном слёте. И она сумела разглядеть в простом человеке то, что ни одна другая женщина не могла бы заметить. Проснувшееся в их душах чувство не напоминало ни одно земное. Между ними не было физической тяги противоположных полов. Скорее всего, родилось что-то более духовное, более божественное. Они не желали обладать друг другом, как к этому стремятся телесные. Им просто хотелось побродить вдвоём по пустынной пустоте, видеть своё отражение в таких родных внимательных глазах, разговаривать о чём угодно, и не важно о чём, лишь бы находиться рядом.

*

Два путешественника вот уже около месяца жили в городе, куда забросила их непредсказуемая судьба. Андрей не терял времени даром. Опрашивал всех духов без исключения, вынимая из них всё, что те знали о материке. Где и какие населённые пункты можно встретить, сколько лёту до них. Какие примечательные события вскоре должны произойти в их мире. Кто из выдающихся путешественников покоится в этой земле. То есть сведения, должные помочь в исследовании данной части суши. И не забывал посещать вместе с Фёдором старца, рассказывающего и разбирающего в мельчайших подробностях всё из Книги книг, от первой до последней буквы. Ведь знать написанное в Библии вовсе не означает познать Бога. Вобрав в себя сию книгу, ещё необходимо её как следует осмыслить, и в том полностью помогал своим ученикам Феофан. Федора, в отличие от Андрея, не интересовало дальнейшее болтание по свету. Он полностью отдал себя наслаждению жизни в тихом, спокойном городке и, в основном, большую часть свободного времени проводил в обществе милой женщины Анастасии, с которой находил массу тем для разговора. И когда великий путешественник напомнил другу о том, что они – скитальцы в подземном мире, а не курицы, чьё место в сарае на насесте, и предложил отправиться в путь, Фёдор отказался, сказав, что это пристанище пришлось ему по вкусу, что он нашёл здесь близких по духу людей и смыливать отсюда никуда не собирается. После чего Андрей пришёл в неописуемую ярость. Принялся орать на друга и высказывать, что тот никогда не превратится в путешественника, если обречёт себя на прозябание в сём Богом забытом поселении. На это клеврет оседлого образа жизни, в свою очередь, заявил, что никогда, в отличие от крикливого пустомели, по правде молвить, не мечтал получить профессию вечного бродяги, и роль курицы на насесте его вполне устраивает. Разговор был долгим и тяжёлым. Наконец, Андрей, убедившись, что ему не перетянуть на свою сторону пустившего крепкие корни товарища, ещё немного побранился, пожалев о своём согласии лететь назад в городок после освобождения Зузула. Заверил, что не сделал бы ничего подобного, предвидя последствия. И окончательно смягчившись, остыв и придя в себя, от избытка чувств сдавил Фёдора в объятьях, сожалея о том, что лучший друг бросает его и что без верного попутчика путешествовать будет намного труднее. Но он, как истинный исследователь, не бросит своего занятия ни при каких обстоятельствах, так как это – мечта детства, и она должна осуществиться до конца.

Великого путешественника провожал в дорогу весь город. Горожане полюбили этого беспокойного парня в рваной одежде, но с чистой ищущей душой. Огонёк Андрея таял и таял, отдаляясь от добросердечных граждан, и у Фёдора будто бы наворачивались слёзы на глазах, и он машинально стирал их с лица рукавом. Но слёз не было: их и не могло быть на лице его. Плакала душа, прощавшаяся с другом, которого он так любил и никогда не захотел бы расстаться с ним, не встреть Анастасию.

– На всё воля Божья. У каждого своя дорога, – грустно выдохнул Феофан, всё ещё махая рукой вслед давно исчезнувшему огоньку великого путешественника.

После того, как Андрей Андреевич Хлебников покинул городок, Феофан стал неразговорчив. Начал сторониться общества и часто уединялся в безлюдных, тихих местах. Было видно: его что-то сильно гнетёт и не даёт покоя. Духи, привыкшие приходить за советом и за добрым словом к старцу, не понимали его внезапно возникшей отрешённости. Что-то происходило в душе у богослова, но что – никто не догадывался. Фёдор и Анастасия постоянно пытались разузнать о душевных муках, его терзающих, но Феофан не давал ответа на их расспросы. Как-то раз проповедник исчез на целых две недели, и горожане подумали, что Феофан навсегда улетел от них решив отшельничить, как делали это святые, жившие на земле. Но на пятнадцатый день исчезновения он вернулся.

– Куда вы запропастились? – беспокоясь, спросила Анастасия. – Мы вас и не чаяли увидеть. Разве можно так огорчать нас? Не предупредив никого, вдруг отлучаетесь неизвестно куда. Я и Фёдор обшарили все окрестности и нигде вас не нашли. Если вы себя не жалеете, пожалейте хоть нас. За что такие переживания?

– Я говорил с ним, – не слушая взволнованную речь женщины, тихо вымолвил Феофан.

Анастасия осеклась на полуслове:

– С кем «с ним»?

– С диаволом. С Гадилом. Я посетил его замок. Узрел его чёрную душу.

– Отправились туда один? – покачал головой Фёдор. – Хотя бы меня взяли с собой для подстраховки. Гадил мог и не отпустить из своего огненного владения. Этот патогенный катаклизм ходячий на всё способен.

– Нет, я хотел поговорить с ним с глазу на глаз. А запирать меня на своей территории он бы не стал. Что проку ему от этого? Гадил знает – не страшен он мне, что боюсь только Господа Бога и перед Ним склоняю голову.

– Чем закончилась ваша встреча? – сиплым от изумления голосом прошептала Анастасия.

– Понял я: не изменить Гадила. Чёрен он, как ночь, в мыслях своих, и солнце никогда не взойдёт на его горизонте. Затевает падший недоброе, более ужасное, нежели совершил. Гадил возжелал полностью захватить власть на земле и поставить на неё своих пророков, чтобы люди жили по его законам. Желает изменить ход истории, повернуть её вспять. Ему необходимо помешать.

– И пусть вытворяет, что на ум взбредёт. Всё равно, рано или поздно, проиграет свою игру, – уверенно отсекла наивная Анастасия. – Кто он по сравнению с Создателем – Отцом мироздания? Блоха – не больше!

– Всё не так гладко. Здесь борьба идёт ни на жизнь, а на смерть. Решается вечный спор добра и зла.

– В чём спор заключается? Поясните, добрый Феофан, – попросил Фёдор.

– Когда диавол поднял бунт против Отца своего, безмерно возгордившись собой и сам возвеличив себя, над Тем, Кому не поклонился, то заявил, что зла больше, нежели добра в тех, кого сотворил Бог на Земле и в кого Он вдохнул дух свой. Создатель же возразил ему, посоветовав унять пыл и остепениться. С тех пор и идёт эта борьба за души людей. И на чьей стороне станет, в конце концов, больше душ, за тем станет и правда.

– А разве может стать правда за тьмой? – удивился Фёдор.

– Конечно, нет, но, сколько душ погубит тьма, если план Гадила осуществится. Надо спасать эти души от огня небесного, не дать им погибнуть в геенне огненной.

– И что необходимо сделать? – горячо интересовался Фёдор. – Как пришпорить Гадила?

– Пока точно не скажу, но, чувствую, придётся покинуть этот сонный городок. Не в состоянии я жить спокойно, ведая, что сатана проглатывает души людей, как проглатывает солому корова, превращая её в навоз. Пришло и мне время участвовать в замыслах Господа. Что-то зовёт меня, что-то тянет.

– Куда?

– К тому месту, где кровь Христа, к Голгофе. Там вижу решение задачи. Невинно пролитая кровь Иисуса поможет мне. Земля, впитавшая её, ответит на вопрос и сама укажет путь.

– Значит, снова покидаете нас? – огорчилась Анастасия. – А я думала, когда вернулись, мытарства ваши закончились. Совсем себя не бережете.

– Не возьмёте ли на сей раз и меня? – предложил Фёдор. – Как знать, может, пригожусь.

– На то воля твоя. Не мне указывать, где быть тебе. Слушай сердце своё.

– Выходит, дозволяете? – искренне обрадовался ученик.

– А как я без тебя? – схватила его за руку встревоженная зазноба. – Обо мне подумал?

– Подумал, милая, – Фёдор прижал её к себе, – расставания только сближают нас. И потом, я непременно вернусь. Куда денусь? Согласись, не отпустим же мы Феофана в столь далёкий, опасный вояж одного. Ведь место распятия Христа находится на другом материке. Предстоит преодолеть огромное расстояние.

– Кажется, глупость сморозила. Конечно, я полностью согласна с тобой. Феофана нельзя отпускать одного. Ему в дороге пригодится поддержка, и ответственная экспедиция пройдёт веселей. Ты ведь у меня лягушка–путешественница. Нет, всё-таки есть в тебе что-то от Андрея. Не зря пробороздил с ним не одну тысячу километров. Так и быть, отпускаю, но сердце моё всегда с тобой. И когда вы собираетесь лететь? – спросила рассеяно смирившаяся с неизбежной разлукой дама у богослова.

– Прямо сейчас. Дело не терпит отлагательства. Чем дольше мы будем тянуть, тем больше душ не попадёт в святилище небесное, тем сильнее станет тьма.

– Что ж, прощайте, дорогие, но помните – вас всегда ждут в этом городе, где бы вы ни находились.

Анастасия отвернулась, чтобы не видеть, как скроются от её глаз огоньки Феофана и Фёдора. Сердце женщины разрывалось на куски из-за разлуки с милым ей другом, и если бы она смотрела вслед, то непременно бы остановила его и не пустила никуда от себя.

Старец не знал дорогу к месту распятия Христа. Он плохо ориентировался среди безмолвной пустоты. Но ему и не надо было владеть географией. Феофан летел по зову души, направляемый чутьём, немогущим подвести или обмануть, устремившись прямо к намеченной цели. Достигнуть оную он обязан при любых обстоятельствах. Праведник не заметил даже боли, пройдя сквозь диавольскую стену, являющуюся для него теперь смехотворным препятствием, и вместе с Фёдором окунулся в огненные кишки Земли. Там, на поверхности, над их головами шумел бескрайний океан. Его синие волны резали железными носами всевозможные суда в поисках даров Нептуна. На судах ходили люди. Феофан ощущал это через толщу земли и воды. Именно этих людей надо спасать, спасать, как можно скорее, чтобы они не попали в адский океан, волны которого сожгут их души, поглотят, затащив на самое дно тьмы, вечного забвения и мучений. Сейчас старик чувствовал себя сильнее Гадила, сильнее всех его рабов. Им двигала цель, ради которой и родился – уничтожить зло. Чему и посвятил всю свою жизнь. Путь к Голгофе с каждым днём укорачивался. Наконец, Феофан понял, что пора выходить из огненного чрева планеты, пора вновь пробить стену боли и оказаться в мире духов людей, под землёй, впитавшей кровь Иисуса. Стена поддалась путникам без особых усилий. Старец преклонил голову и прочитал молитву во славу Господа, поблагодарив Всевышнего за помощь в преодолении столь трудного маршрута. Воздав должное небу, вместе с верным сопровождающим поспешил дальше. Предстояло отыскать место казни Иисуса. Праведника потянула к себе Голгофа, как магнит притягивает железо. Ещё через пять дней пути духи оказались там, где когда-то распяли оговорённого злыми языками Христа по приказу римского наместника.

– Вот мы и прибыли, – с волнением дрожащими губами известил Феофан.

– Как вы об этом узнали? – поразился Фёдор. – Здесь так же темно, как и вокруг.

– Разве не чувствуешь? Кровью Господней пропитана сия земля. Она вопиёт к свету о невинно убиенном. Скорбью наполнены сердца людей, посещающих это святое место. Разве ты не слышишь плач тех, кто пришёл поклониться Сыну неба из живущих под сенью деревьев. Они над нами, и их слёзы смешиваются с кровью Спасителя, ибо это слёзы раскаяния. Эта земля на нашей стороне: она – свидетель беззаконий тьмы. Она даст нам возможность выбраться наружу и помешать планам Гадила. Я знаю, что говорю.

Феофан рванулся вверх в надежде увидеть мир живых, но его задержал потолок, отделяющий умерших от телесных. Ещё ни один дух человека не пробивал его и не оказывался на поверхности. Фёдор ожидал, что старец с лёгкостью просверлит собой дыру в ограждении. Ведь, как уверял он сам, земля сия должна выпустить их для дел праведных. Но как ни старался и ни силился рыцарь добра и справедливости, потолок оставался твёрд и неприступен. Все труды казались бесполезны.

– Позвольте, я попытаюсь с вами. Может, у нас вместе получится? Давайте возьмёмся за руки и с лёту прошибём бронированный навес.

Феофан согласился, и они ринулись к потолку, изрядно разогнавшись. Неизвестно, чем бы закончилась попытка взятия непробиваемой верхней стены, если бы земной мальчик не стал невольно для себя их помощником. Простой ребёнок лет пяти, оставленный матерью подождать перед храмом, пока она сходит поклониться святому месту для всех верующих. Мальчик уже более получаса ожидал свою маму. Сначала озорник бегал, прыгал, играл, как играют дети всего мира. Но ножки его устали, пострелёнок плюхнулся попкой на землю и начал ковыряться в пыли маленькими ручонками. И в то время, когда Феофан и Фёдор врезались духовными телами в потолок, отделяющий мир расставшихся с плотью от мира живой материи, и буквально влипли в преграду, еврейский мальчишка отломил комок глинозёма и сжал его в ладони. Он даже не подозревал, да и не мог подозревать, что в своей руке держал души отважных беглецов из вечно запертой темницы, находившиеся в этом крохотном комочке сухой земли. Два духа оказались в замкнутой сфере. Теперь со всех сторон они были окружены непробиваемыми стенами.

– Не пойму, что могло случиться с нами? – испугался Фёдор. – Неужели мы сами себя заточили в какую-то тюрьму?

Ребёнок пальчиками крошил кусочек земли, ограничивая всё больше и больше в свободном пространстве духов. Наконец, комочек превратился в такой малюсенький, что не закрыл бы и ноготь на мизинце играющего малыша. Положение узников усугубилось. Стены со всех сторон сдавили Феофана и Фёдора, ужасная боль пронзила бестелесных. Боль та не шла в сравнение с муками, которые они получали, проходя чёртову нижнюю плиту, она была намного неимоверней. Наконец, мальчику надоело забавляться кусочком сухой земли, и он сплющил его большим и указательным пальцами, стряхнул пыль. Неожиданно для себя пришельцы из мира мёртвых ощутили свободу. Герметичная капсула, сжимавшая их ранее и причиняющая неописуемо невыносимую боль, исчезла, отпустив страдальцев из своих крепких объятий, и в зрачки духам ударил ослепительно яркий свет солнца. Вначале освободившиеся пленники не могли понять происшедшего с ними. Но, успокоившись и подождав, когда глаза привыкнут к световому потоку огненной звезды после темноты подземелья, увидели, что находятся в мире людей. А когда заметили прямо перед собой сидящего на земле мальчугана с испачканными ручонками, то сразу обо всём догадались.

– Так вот наш герой-избавитель, – ласково сказал Феофан, как будто ребёнок мог его слышать. – Это хороший знак. Нас освободила невинная душа. Мы же пришли сюда, чтобы душу безгрешную сохранить такой же чистой и незапятнанной, какова она есть сейчас, не уступить её злу.

В это время из храма вышла женщина – мать еврейского мальчика, давшего свободу двум духам. Подойдя к проказнику, она взяла его за плечико и поставила на ноги.

– Ах ты, негодный баловник, – заругалась мать, – ты смотри, у тебя опять руки в грязи. Сколько раз могу повторять: не трогай землю! И этими руками ты потом схватишь что-нибудь вкусненькое и в рот потащишь. Нет, чтобы помыть сначала.

Она дала шлепка незадачливому парнишке по попке и потянула его за собой. Но мальчику не было обидно, наоборот, он захихикал и вприпрыжку последовал за родительницей. Разве мать ударит больно своего ребёнка?

Духи рассмеялись над разыгранной перед ними сценой любящей матери и беспечного, счастливого дитя.

– Что, получил, сорванец? – хохотал Фёдор. – Если бы твоя мама знала, какой благовидный поступок ты только что совершил, при этом замарав свои ручки, навряд ли тебе достался шлепок.

– Да, неисповедимы пути Господни. Благодарю тебя, Боже, за содействие в делах наших, – склонил голову Феофан.

– Теперь что мы должны делать?

– Теперь, Фёдор, нам предстоит самое трудное – найти и разоблачить тех, что без стыда и совести помогают Гадилу утвердить его власть на планете, и помешать им вершить зло.

– Где их отыщем, уважаемый Феофан? Ведь Земля огромна, а людей так много.

– Если не найдём дьяволёнышей, то случится великое горе. Яснее ясного, что нечистому помогают смертные: без них одному ему не справиться. А вот где и как их разыскать, я пока в неведении, но мы вычислим богоотступников обязательно.

– Но как помешаем отпетым реакционерам? Мы бестелесны и чинимые нами препятствия не возымеют на них никакого воздействия. Вы ведь сами видели, мы находились от мальчика и его матери всего в двух метрах, а они не знали, что мы здесь. Они даже не слышали нас.

– Как помешать злым помыслам людей, служащим сатане, я тоже в неведении, но верую в помощь свыше. Без этого нам точно не справиться с нашей задачей.

– Вероятно, порядочные сволочи, эти служаки тьмы! Тогда найти их не так и трудно, таких сразу видно. Я прослушал как-то по радио передачу. В ней говорилось об общине, поклоняющейся диаволу. Возможно, Гадил нашёл помощников в подобных организациях?

– Возможно, – задумался старец, – но чужая душа – потёмки, и с виду порядочный, интеллигентный человек может оказаться мерзавцем. Даже уверен, что, скорей всего, так и есть. Гадил не захочет выдавать себя: он хитёр и коварен, как змий, его трудно раскусить. Это – твёрдый орешек. В своих чёрных делах аспид достиг совершенства.

– Раз вы не знаете, где искать сообщников Гадила, то начнём прямо отсюда.

– Отсюда? – засмеялся Феофан. – Нет, сии места как это, такие нечестивцы избегают. Они чувствуют себя здесь не очень-то важно. Это святое место. Смотри, сколько людей идёт сюда поклониться. Постоянно храм полон паломниками, нет им конца. И ещё, – молвил старец, – ты уж извини меня, Фёдор, но я себе никогда не прощу, если, побывав на земле, где родился Иисус, не увижу всех святынь, связанных с Ним. Отложим наши поиски хотя бы на двадцать четыре часа.

– Согласен с вами полностью. И мне хочется взглянуть на землю, по которой ступал Спаситель. Вы так много рассказывали мне о Нём, что я полюбил Его всей душой.

– Вот и хорошо.

Духи взмыли в небо.

– Вы ощущаете как стремителен полёт в воздухе? – кричал от удовольствия Фёдор. – Скорость передвижения здесь, над землёй, возросла в десять – пятнадцать раз по сравнению с подземной. Так, часа за два облетим все места, что мечтали увидеть и сэкономим из двадцати четырёх часов целых двадцать два.

– Да, это великолепно, – отвечал старик, – не ожидал такой прыти от себя.

– И не говорите! Пожалуй, мы и сверхзвуковой самолёт легко обгоним.

– Смотри! – радостно воскликнул богослов. – Прямо под нами город. Здесь вырос Иисус и здесь прожил тридцать лет вместе с Иосифом и Марией. А теперь вон там, вдалеке, видишь? Это Вифлеем. В него отправились Иосиф и Мария на перепись, когда Иисус пребывал ещё во чреве Девы Марии. Там и родился. Спустимся на твердь, впервые принявшую Спасителя и поклонимся ей.

Феофан не был географом, но те точки на карте, где ступал Христос, знал отлично. И поэтому ему не составило усилий найти другие города и селения, о которых говорится в Евангелие.

Действительно, как и предположил Фёдор, за два часа они облетели абсолютно всё, что хоть как-то связано с Книгой книг, вдоль и поперёк. Скорость их передвижения была настолько велика, что они, пожалуй, могли бы пронестись вокруг Земли за каких-нибудь десять часов. Каждый раз, натолкнувшись на какое-нибудь примечательное место, Феофан рассказывал своему спутнику, что связывает его с Библией и чем оно знаменито.

– Теперь, кажется, всё, – заключил праведник, – экскурсия подошла к концу, пора и делом заняться. Приступим к поискам вон с той деревни – она к нам ближе всего. Если не знаешь, с чего начать, начинай с чего угодно. А если здесь ничего не обнаружим, то отправимся дальше. Отрицательный результат – тоже результат.

Бестелесные спустились в деревню и принялись заглядывать во все окна домов в надежде заметить что-нибудь подозрительное. Всматривались в каждое лицо встретившегося им человека, пытаясь проникнуть в его внутренний мир. Потом была ещё одна деревня, и ещё одна, четвёртая, девятая. Затем город: первый, пятый, десятый. Духи метались от окна к окну, от человека к человеку.

– Ох и работёнка, – вздыхал Фёдор, – так, пожалуй, вечно пробегаем и не получим никакого результата. Сизифов труд получается. Нельзя определить по лицу человека, что он скрывает за душой. Или по обстановке в квартире можно ли судить о её хозяине?

– Не отчаивайся, – успокаивал старик, – слушай внутренний голос, и когда встретишь того, кого ищем, сердце подскажет.

Так в постоянных поисках минул целый месяц. Неутомимый Феофан ни минуты не давал отдохнуть подручному, постоянно заставляя его искать нечестивца, связанного с Гадилом. Но их выслеживания оного пока равнялись нулю: ничто не указывало на того, кого стремились выудить из бренного мира духи.

Однажды Фёдор взмолился и попросил у наставника хотя бы два – три дня отдыха, сославшись на то, что от часто мелькающих перед ним лиц рябит в глазах.

Как ни хотелось главе ответственной миссии продолжать поиски, он, всё-таки, смягчился и пошёл на уступку, согласившись на два дня выходных, однако взял со своего ученика обещание – после отдыха работать в несколько раз упорнее.

– И на что потратишь эти дни? – спросил старец.

– Если вы не против, то я желал бы, чтобы исполнилась мечта моей юности. Когда был ребёнком, сколько себя помню, грезил Австралией, до слёз мечтал посмотреть на живых – кенгуру, гуляющих на свободе, ленивцев, крокодилов, утконосов. Короче, всех животных, обитающих там, – это первый день. На второй с удовольствием бы смотался в свой город, где родился и вырос, из которого и попал в мир духов.

– Хорошо, – моргнул Феофан, – почему и нет. А там прямо и начнём поиски, с твоего родного города.

– С моего? – улыбнулся Фёдор уголками губ. – В моём городе вряд ли найдём то, что нужно.

– Напрасно смеётесь, мой дорогой друг. Всегда находишь то, что нужно там, где его не может быть. А если и там не отыщем, то на нет и суда нет. Так летим в твою Австралию, взрослый человек с детской душой.

Прошло не так много времени. Духи опускались на материк, населённый причудливыми животными. Фёдор веселился, как дитя. Увидев скачущего кенгуру, принялся изображать лихого наездника, сев на него верхом. Ухахатывался, как полоумный, любуясь медлительными движениями коалы, и даже умудрился залететь в пасть крокодила и представить себя съеденной аллигатором жертвой. Феофан с усмешкой на лице взирал на его чудачества и понимал, что в Австралии Фёдору действительно необходимо было побывать. Этот взрослый сорокалетний мужчина почувствовал себя ребёнком. Что может быть прекраснее, чем снова окунуться в ребячество? Старик сам постепенно заразился от спутника детской наивностью и тоже погрузился с головой в мир диких зверей. Ему никогда не приходились видеть таких дивных созданий природы, разве что в книгах на картинках. Но можно ли сравнить впечатление от увиденного существа в его естественной среде обитания и впечатление от мёртвой, пусть даже высокопрофессионально нарисованной картинки!

«Велик Создатель», – каждый раз восхищался богослов при виде какого-нибудь очередного чудного млекопитающего, мирно гуляющего по зелёным просторам, щиплющего травку или плескающегося в воде. Но день незаметно угас, и духи, с сожалением покинув незабываемый, экзотический материк с названием «Австралия», отправились в город, где родился, жил и умер Фёдор.

 

    13 глава.

Встреча.

 

До того, как Мила узнала о своей нежеланной беременности, Виталий давным-давно находился дома. Вместо шестидесяти двух запланированных дней учёбы в научном городке он провёл там на четыре дня меньше. И раньше смог вернуться назад – не девятого, а пятого сентября. Профессор Альтербенг, должный прочесть лекции в эти дни, неожиданно заболел и не прибыл в Подмосковье. Остальные профессора отчитали положенные лекции и со спокойной душой рассыпались по разным уголкам мира. Студентам же, приехавшим за дополнительным обучением, заранее выдавались справки, подтверждающие их присутствие на слёте молодых талантов в течение двух месяцев. Что и дало Виталию возможность, возвратившись домой задолго до контрольного срока, отдохнуть четыре неиспользованных дня. Впрочем, лоботрясничать он вовсе не собирался, а наметил для себя проанализировать все конспекты, написанные во время занятий, и составить по ним план отчёта, зная, что его обязательно попросят сделать в институте доклад о научном городке. И, кроме того, после прослушанных лекций у студента появились собственные идеи в области архитектуры, и он решил подумать о них более обстоятельно. Работы у него было предостаточно.

Оказавшись в научном городке, молодой человек, как и обещал Александру Петровичу, разыскал профессора Миллера и передал бумаги, посланные оказией. В дальнейшем профессор и юноша стали друзьями, несмотря на значительную разницу в возрасте. Миллер сразу заметил, что Виталий – неординарный, мыслящий архитектор, что есть в нём какая-то изюминка. Он поинтересовался, как тот оценивает работу Александра Петровича. Молодой человек ответил, что считает данный материал перспективным, но в нём есть несколько недостатков, и перечислил их. Профессор отметил для себя, что этот интеллектуал с широким кругозором далеко пойдёт, и начал с ним встречаться почти каждый вечер, стараясь передать все накопленные знания. Талантливость провинциала поразила не только Миллера, но и других профессоров архитектуры. Они даже побаивались вопросов, задаваемых студентом. Ведь и профессора не в состоянии знать всего и тем более того, о чём вопрошал свалившийся на их головы полиглот. Вопросы его напоминали педагогам что-то из области фантастики. Они, как могли, отвечали на них, хотя часто и оставляли без ответа. Преподаватели ссылались на будущность решения задач, волнующих любопытного «почемучку». Общее собрание профессуры единогласно постановило направить юношу на учёбу в один очень престижный, солидный университет с мировым именем, чтобы ещё более развить талант одарённого молодого архитектора. Виталия безмерно обрадовала такая новость, и вскоре общепризнанный энциклопедист с трепетом держал в руках приглашение. Поехать в университет он должен был после окончания своего института, на следующий учебный год. Об этом парень даже и не мечтал.

Сойдя с поезда и вдохнув воздух родного города, Виталий вдруг почувствовал себя нехорошо. Нет, вовсе не от того, что не любил этот город, скорее, наоборот, очень любил. Просто он напомнил ему о Миле, которую не вспоминал, находясь вдали от неё, или, вернее сказать, не желал вспоминать ни о ней, ни о предстоящей свадьбе. И именно поэтому не дал знать о своём раннем приезде навязавшейся невесте, стараясь оттянуть встречу на неопределённый срок.

Виталий не знал почему, но перед глазами всплывало не Милино лицо, когда ложился спать, там, в научном городке, а личико девочки, случайно замеченное им в электричке, ехавшей в Малиново. Очаровательная юная «принцесса» часто снилась ему во сне. Сон повторялся каждый раз один и тот же, или почти один и тот же, с небольшими изменениями. Он видел девочку, стоящую посреди огромного поля, усеянного всевозможными цветами: розами, маками, тюльпанами, гвоздиками, гладиолусами и другими сказочно прекрасными бутонами. А Вика держала в руках простые белые ромашки с жёлтыми глазками и улыбалась. Она улыбалась ему, Виталию, нежной, зовущей и в то же время невинной, как цветы у неё в руках, улыбкой. Личико дивной «феи» грёз медленно приближалось. И вот Виталий уже смотрел в её голубые, как небо, как бескрайнее море, глаза и утопал в них. Затем брал неземное создание за нежную, тоненькую ручку, сжимал хрупкую кисть в своей ладони и вместе с божественным существом взлетал над огромным разноцветным полем. Поле удалялось от них всё дальше и дальше; они устремлялись туда – к солнцу, держась друг за друга. Но, когда россыпь цветов почти исчезала из вида, спрятавшись за белые, ватные облака, девочка каждый раз роняла букетик ромашек, чего-то испугавшись, прижималась к груди молодого человека, обхватив его крепко за пояс и плакала. Неожиданно поднимался сильный ветер; он бросал двоих, воспаривших в небо, из стороны в сторону, потом набрасывался сверху и с невероятной скоростью нёс назад, на поле, с которого они поднялись. Поле стремительно надвигалось. Юноша с ужасом замечал, что там больше нет цветов: вместо них оно поросло сорняками и колючими кустарниками. И вот, до падения оставалось всего метра три – четыре, и сорняк с кустарником готовились проткнуть падающих людей острыми шипами, как молодой человек просыпался весь в холодном поту, не чувствуя от пережитого во сне ни рук, ни ног.

По приезде Виталий решил редко выходить из дома, чтобы не быть замеченным сокурсниками или другими знакомыми, могущими рассказать Миле, что встречали его в городе, и спокойно пожить четыре дня в своё удовольствие. Он распаковал чемоданы и разложил вещи на их обычные места. Так как в холодильнике совершенно отсутствовала провизия, а в дороге все продукты закончились, конспиратор задумал совершить вылазку в продовольственный магазин и запастись припасами на весь краткосрочный «отпуск». Время подходило к десяти часам дня, так что все его однокашники грызли в институте азы наук, и парень, рассудив, что бояться нечего, взял сумку и выскочил за дверь. Универсам находился недалеко – всего в трёх минутах ходьбы, и через четверть часа он уже шёл домой с полной сумкой провианта. Шагал быстро, не смотря по сторонам. Надеясь, как можно скорей, оказаться у себя в квартире. И только переходя дорогу с оживлённым движением машин, бросил взгляд налево, затем направо, чтобы без происшествий преодолеть опасную трассу, и перебежал на другой край шоссе. Внезапно резко затормозил. Ему почудилось, как будто боковым зрением уловил что-то до боли знакомое. Юноша ещё раз посмотрел в правую сторону и застыл от изумления. Прижавшись к фонарному столбу спиной и вытирая слёзы ладошкой, стояла девочка в розовом, цвета заката, платье с серебряным пояском.

– Вика, – прошептал Виталий. – Не может быть! Что она делает здесь и почему плачет? «Надо ей помочь», – мелькнуло у него в голове, и молодой человек несмело направился обратно через дорогу. Подойдя к милому ведению своих снов, спросил: – Вика, почему ты плачешь?

Девочка вздрогнула, никак не ожидая, что в этом большом и незнакомом городе её может кто-то знать. Начала быстрыми движениями стряхивать слёзы с глаз, мешающие рассмотреть того, кто говорит с ней.

– Это вы? – наконец увидела она робко подошедшего к ней парня, и на её губах проснулась улыбка.

– Ты меня помнишь? – удивился он.

– Конечно, помню. Вы приезжали к нам вместе с Александром Петровичем.

– Да, Вика. Но что ты здесь делаешь и почему плачешь? Я могу тебе помочь?

– Можете, – вновь улыбнулась девочка ещё шире, открыв белые, как жемчужины, зубки, – не знаю, как добраться до вокзала, и у меня нет денег на билет. Я есть хочу, – искренне признался ангелочек, смахивая не прекращающие бежать слезинки.

– Но что, всё-таки, делаешь здесь совсем одна?

– Меня отец с матерью сюда привезли, а домой должна вернуться сама, потому что они уехали. А я в этом городе первый раз.

Вика не могла выложить молодому человеку всю правду, зачем и почему находится в городе одна. Однажды вечером к ним в дом постучался покупатель, так называли Машка и Петька клиентов, которых должна обслуживать их дочь, отдавая на растерзание красоту своего искусно сложенного тела. Этот покупатель, видимо богатый, как уловила виновница шумных торгов, был директором какого-то коммерческого предприятия. Названия его она не запомнила. Предприниматель сказал, что наслышан о прелестях маленькой куртизанки и готов заплатить немалые деньги, естественно в разумных пределах, ради того, чтобы девочка обихаживала его самого и друзей по бизнесу. Деляга бросил утилитаристам пачку денег на стол, и сделка состоялась. Теперь Вика обязана была приезжать в город – в первый и третий день недели – к приобретшему её похотливому господину. И в следующий понедельник на семнадцатичасовой электричке невольница в сопровождении Машки и Петьки, поехала на первую встречу с возжелавшим её «денежным мешком». Родители передали клиенту дорогой товар из рук в руки, приведя дочь прямо по указанному адресу. Наказали Вике, что домой она должна вернуться утром, без сопровождающих, и бросили бессловесную рабыню на ночь в чужой квартире. Бизнесмен проведённой ночью остался очень доволен. С вечера до утра грязный "вурдалак" забавлялся ребёнком, упиваясь его совершенством. Тело же девочки было словно безжизненным, но насильник вовсе не требовал, чтобы Вика что-то особенное делала для него. Блудливый "шакал" ещё не спаривался с малолетними и случившимся удовлетворился. В шесть часов изверг отстал от жертвы.

– На вот, одень, – покровительственно сказал извращенец, – специально для тебя купил. Дарю. И чтобы в рванье у себя больше не видел.

Во всученной коробке лежали: платье, нижнее бельё и туфельки, в чём и стояла сейчас Вика перед Виталием. Девочка прикрыла наготу новенькими тряпками; хозяин выпроводил её прочь, напомнив, что она «имеет честь» навестить его на этой неделе в среду, ровно в девятнадцать ноль – ноль, как штык. Несчастная горемыка спустилась по лестнице и вышла из подъезда. Когда её вели в этот дом, где беззащитная дюймовочка провела ещё одну очередную бессонную ночь, она старалась запомнить дорогу назад, к вокзалу, но, очутившись рано утром на улице, поняла, что не помнит обратного пути. Девочка начала плутать в дебрях многочисленных домов, пытаясь воссоздать в голове хоть что-нибудь, увиденное ранее, и сориентироваться, но всё напрасно. Вика прижалась к столбу спиной и горько заплакала. Так бы продолжала лить слёзы до бесконечности, если бы не услышала голос Виталия, заставивший её улыбнуться. Улыбнуться от приятной неожиданности. Вика обрадовалась встрече с молодым человеком и вопрос, заданный им – помнят ли его, смутил бедняжку. Разве может она забыть Виталия? Его черты лица врезались ей в память, как врезается в кожу лошадей горячий металл при клеймении. И это клеймо остаётся у них на всю жизнь, независимо от того, поменялся владелец, метивший их, или нет. Вике вспомнилось, как этот юноша залюбовался ею там, в электричке, сразу при первом нечаянном столкновении взглядов. Это не был взгляд просто любопытного, что она часто ловила на себе. Нет, он смотрел иначе. Пожалуй, его взгляд напоминал взор верующего, созерцающего икону, с изображением матери Спасителя – Марии. У Вики всплыло в памяти и то, как Виталий вместе с Александром Петровичем зашёл к ним в хатёнку. Как ей стало стыдно, что он видит её пропитых родителей и разруху, царившую в комнатах. Она вспомнила, как наблюдала в щёлку двери за юношей, когда его провожал пожилой архитектор. И как нечаянный знакомый, в свою очередь, часто бросал растерянные глаза в сторону её лачуги. Вика чувствовала тогда, что он хочет увидеть именно её, именно её одну и никого больше. Потом, по приходу Александра Петровича домой, куда он возвратился вместе с Алёной и Павлом, она побежала к соседу в надежде расспросить о молодом человеке, посетившим их убогий, затерянный городок и узнать, не приедет ли ещё. Но постеснялась это сделать. Нет, вовсе не устыдилась, а именно постеснялась, так и не выпустив ни одного вопроса из уст своих. Теперь Виталий, как в доброй сказке, возник чудным образом прямо перед ней, и всё плохое забылось и исчезло. Вика была безгранично счастлива. Пусть это счастье продлится недолго, пусть он сейчас покинет безропотную тихоню, готовую безмолвно покориться судьбе – ей достаточно уже того, что была рядом с ним целую минуточку, которую не променяет и на вечность, но без него.

«Но нет, он не уйдёт, не уйдёт, – думала она, – больше никогда не уйдёт».

– Вот что, – положил девочке руку на мягкие, длинные волосы Виталий, немного поразмыслив, как поступить, – сейчас мы пойдём к моему дому, я брошу там сумку. Ты ведь подождёшь меня немного? Потом сходим перекусить в столовку, так как в запасе у меня ничего нет приготовленного, чтобы можно было сразу поесть. А затем провожу тебя до вокзала и посажу в электричку. Договорились?

– Договорились, – расцвела Вика, нежно посмотрев своему новому другу в глаза, как смотрит верная собачонка в глаза хозяину: не оттого, что он хозяин, а оттого, что любит его.

– Тогда дай мне руку, – Виталий сжал её пальчики в ладони, как много раз проделывал это в своём сне, и они пошли.

Девочка специально зашагала медленно, чтобы как можно дольше побыть с Виталием, тянула время. Она вытащила свою кисть из его ладони и взяла спутника под руку:

– Что вы ведёте меня как маленькую? Я не маленькая. И куда так торопитесь? Как на пожар.

– Прежде всего, договоримся: не называй меня на «вы», зови на «ты», или Виталий. А иду быстро, чтобы пораньше посадить тебя в электричку. Твои родители, наверное, волнуются, куда ты пропала?

– Ну что вы. Ой, ты, – засветилась солнечной улыбкой разговорившаяся резвушка, – они нисколько не переживают обо мне. Свою работу я выполняю, они и этим довольны.

– Какую работу? – не понял Виталий.

Девочка покраснела и опустила глаза:

– Да это я так, – только и сказала она. – Иди помедленней, прошу тебя. Разве ты не хочешь просто прогуляться со мной?

– А кода тебя оставили здесь родители?

– Вчера вечером.

– И где ночевала?

– У родственников, – нашлась девочка.

– Родственники почему не проводили?

– Не могли, утром они уходят на работу.

– Ясно. А зачем приезжала сюда?

– Я? – подумала бесхитростная лгунишка. – За платьем, – вновь нашлась Вика. – Вот видишь, это платье на мне?

– Хорошее платье, мне нравится.

– А мне – нет. Противное платье, никогда бы его не носила, если бы…, – нахмурилось прелестное дитя.

– Что так?

– Не нравится, и всё.

– А мне кажется, в нём ты самая красивая девочка в мире.

– Правда? – засияла Вика. – Тогда стану носить его всегда. Если оно тебе глянулось, то и спать в нём буду.

– Зачем спать, оно помнётся. Когда спишь, ты тоже самая красивая в мире девочка и без платья.

– Зачем обманываешь? Ты не видел, как я сплю.

– Я представляю.

Польщённая лестными высказываниями друга по поводу своей внешности прекрасная мисс, как котёнок, прижалась головкой к юноше, и её распущенные длинные светлые волосы рассыпались по его руке.

– И волосы у тебя необычайно пышные. Ты просто королева красоты. Принцесса.

– А ты мой принц, – засмеялся ангелочек.

– Но на роль принца, пожалуй, не гожусь.

– Почему? – отпрянула головкой мечтательница.

– Нужен кто-нибудь помоложе.

– Дурачок, – всплеснула она руками.

Но это не прозвучало обидно, скорее, наоборот, куда более ласковее, чем любое подхалимное прилагательное. Они оба расхохотались, и их радостный смех звенел до самого дома Виталия. Юноша оставил «принцессу» внизу, а сам поднялся на третий этаж, в свою квартиру, положил сумку с продуктами и взял деньги, чтобы на них покормить девочку и купить ей билет на электричку.

Когда молодой человек скрылся в подъезде, Вика потихоньку, на цыпочках, проследовала за ним, стараясь быть незамеченной. Виталий хлопнул входной дверью, озорная разведчица подбежала к ней и прочла номер: «Тридцать». Быстро спустилась во двор и принялась ждать, как ни в чём не бывало. Молодой человек вышел. Вика снова подхватила друга под руку, не забыв посмотреть и запомнить улицу и номер дома на табличке, висевшей на углу здания.

– Я теперь знаю, где ты живёшь, – блеснул глазками проворный детектив в платье.

– Ну и что? Я тоже знаю, где ты живёшь.

При этих словах своего спутника Вика зарделась и насупилась, ей не хотелось вспоминать сейчас о доме и о родителях.

– Куда мы идём? – спросила она.

– В столовую. Ты ведь голодна, не правда ли?

– Далеко ещё?

– Нет… Вон, видишь то строение?

Через несколько минут парочка приблизилась к украшенному чугунным литьём крыльцу общепита. На двери они с сожалением прочли надпись, говорившую о том, что столовая сегодня не работает в связи с плановой проверкой санитарно-эпидемиологической станцией.

– Вот не повезло, но я тебя с пустым желудком всё равно не оставлю. Пошли, – потянул он за собой милое создание.

Ещё через семь минут они находились в кафе-мороженое под названием «Льдинка». Юноша усадил проголодавшуюся «дюймовочку» за столик, а сам прошёл к прилавку купить угощений.

– Но куда столько? Я ведь всё это никогда не съем, – отмахнулась девочка, когда перед ней появились десяток различных пирожных, две бутылки лимонада и огромная порция аппетитного мороженного. – Наверное, хочешь, чтобы я лопнула?

– Да, хочу. Лучше лопнуть от обжорства, чем от голода. Ешь, это всё тебе.

– Тогда будем торчать здесь, пока всё не слопаю, – мило прищурив глазки, она выбрала пирожное с цветком розы из шоколадного крема. – А вот скажи мне: раз ты утверждаешь, что я красивая. Я нравлюсь тебе?

– Ты не можешь не нравиться, – поразился такому смелому вопросу двенадцатилетней девочки парень.

– А раз нравлюсь, ты бы женился на мне?

– Вот когда съешь всё, что принёс, и немного подрастёшь, непременно возьму тебя замуж, – пошутил он.

– Тогда обязательно съем, – серьёзно сказала маленькая «невеста» и взглянула на Виталия так, что он сразу понял – она совсем не шутит. – Пусть даже тресну.

Молодой человек сидел напротив Вики, впившись в неё глазами. Девочка даже ела так, как будто не ела вовсе, а занималась каким-то необычайно прекрасным искусством. Откусывая небольшие кусочки от пирожного, закрывала свой прелестный ротик и жевала так, как будто бы это была не земная пища, а манна небесная. У Виталия вдруг закружилась голова, он отвёл глаза в сторону. «Нет, мне нельзя так смотреть на неё. Она всего лишь ребёнок, пусть красавица, но всё же ребёнок. Разве могу помышлять о большем, чем только любоваться ею, находиться рядом? Аж рассудок помутился».

– Что с тобой? – почувствовала, что что-то неладное происходит с соседом по столику, внимательная поглощательница угощений.

– Ничего, – опомнился он, – всё нормально. Просто голова немного кружится. Наверное, с дороги, я только сегодня вернулся в город.

– Ты уезжал? Куда?

– На учёбу, в один научный городок.

– Какое счастье, что ты приехал именно сегодня. Ведь если бы приехал завтра… Мы могли не встретиться. А чем ты вообще занимаешься?

– Учусь в институте.

– А потом – работать?

– Да, непременно.

– У тебя есть папа и мама?

– К сожалению, нет. Папа и мама погибли в автокатастрофе, бабушка умерла два года назад. Родных совсем не осталось.

– Как тебе повезло – ты совсем один, – по-взрослому высказалась Вика.

– Почему повезло? – на лице юноши выступило недоразумение.

– Потому что, если бы я оказалась совсем одна, считала бы себя самой счастливой.

– Ты не любишь своих родителей?

– Я их ненавижу, – не пряча злобы, проговорила девчушка.

– Почему?

– Ненавижу, и всё, не спрашивай!

– Но своих родителей я помню хорошими, они очень любили меня.

– Тогда это другое дело, – откусила очередной кусочек пирожного сладкоежка.

– А твои бьют тебя?

– Не то, чтобы бьют… Давай не будем об этом, не хочу распространяться на эту тему.

– Хорошо, я закончил, – согласился парень.

– Ох, больше не могу, – вздохнула вдоволь насытившаяся посетительница кафе.

– Но тогда и не ешь, раз не лезет.

– Нет, съем, как и обещала. Попробуй после не женись на мне!

– Я ведь пошутил.

– Знаю, что пошутил, но в каждой шутке есть доля правды, – Вика грустно посмотрела на приятеля. – У тебя красивые глаза, – заметила она, – с такими глазами человек не может быть плохим. Ты, правда, очень хороший?

– Не мне судить, – пожал плечами молодой человек. – А твои глаза – как небо. Ни у кого не видел таких бездонных, голубых, искренних глаз. По твоим глазам можно читать мысли.

– В самом деле? – испугалась доверчивая глупышка и опустила длинные ресницы. – Прошу, не читай в них ничего. Я запрещаю читать.

– Ладно, уже не читаю.

– А что успел прочесть? – спросила хранительница тайных мыслей, глядя исподлобья.

– О том, что станешь очень счастливой. Добьёшься в жизни всего, чего пожелаешь.

– Ты так считаешь?

– Обязательно добьёшься.

– Спасибо. Разговариваю с тобой всего несколько минут, а кажется, что знала тебя всегда, сколько себя помню. Мы встретимся ещё?

– Конечно. Земля круглая и, как не верти, всё равно найдёшь того, о ком думаешь. Ведь мы же треснулись сегодня лоб в лоб.

– А ты обо мне думал после того, как увидел в первый раз? – уставилась Вика прямо в глаза собеседника, ожидая ответа.

– Да, вспоминал.

– Только вспоминал, и всё? И тебе не хотелось взглянуть на меня ещё раз?

– Хотелось, – признался молодой человек.

– И мне хотелось увидеть тебя. Но не предполагала, что это произойдёт так неожиданно.

– Рассуждаешь как взрослая.

– А я и есть взрослая, – обиделась «дюймовочка», – просто ты этого не замечаешь. Я давно не ребёнок.

– Да, ты не ребёнок. Ты – старая, старая, скрюченная, горбатая бабулька, –  сострил юноша.

– Ну вот, опять отшучиваешься.

– Извини, я не смею огорчать мою чудную ромашку. Если прикажешь, буду серьёзен, как бука.

Виталий надул щёки и изобразил рожицу. Узрев её, Вика не сдерживая себя, расхохоталась.

– Вот видишь, – сквозь смех колокольчиком прозвенела она, – я все пирожные умяла, на очереди – мороженное.

– Да оно совсем растаяло.

– Всё равно съем, ты ведь этого добивался. Вот только поднатужусь.

– Перестань. Мороженое я тебе прощаю. Считай, его не существует.

– Ежели так, то мы можем идти, – поглаживая живот, обрадовалась девочка. – Здесь немного душно.

Они вышли из «Льдинки» довольные приятным времяпровождением.

– Теперь нам на автобус, – указал рукой гостье местный житель. – Вон остановка.

– Можно, мы пойдём пешком? – попросила Вика.

– Можно, но такое путешествие займёт минут пятьдесят.

– Но ты не торопишься?

– Так и быть, для своей принцессы я готов на всё.

– А, так значит, ты всё-таки мой принц.

– Нет, всего лишь верный слуга принцессы, – юноша сделал замысловатый реверанс и поклонился. Ему хотелось вновь рассмешить девочку, но она даже не улыбнулась.

– Значит, я, как принцесса, перевожу тебя на должность принца.

– Но это невозможно: в моих жилах течёт незнатная, холопская кровь.

– Тогда издам указ, и врачи перекачают мою кровь тебе.

– Увы, но и сей поступок невозможен. Обескровленная принцесса умрёт.

– Лучше пусть умрёт! – топнула ногой «королевская» особа.

Виталий, поняв, что его неуместный юмор не так, как надо, действует на Вику, и нежелание стать принцем раздражает её, решил сменить тему разговора.

– Ты что-то там, в кафе, намекала на встречу?

– Да, – спохватилось прелестное дитя, отбросив всё второстепенное. – Мы ведь ещё встретимся? Знаешь, что, в четверг, на этой неделе, в восемь часов утра, на том самом месте, у столба.

– Но у шоссе сильно много пыли от машин. Разреши изменить место? Ну, скажем, у кафе-мороженого «Льдинка».

– Нет, я хочу там. Это счастливое место. Ведь именно у столба ты меня застал!

– Что ж, у столба, так у столба. В конце концов, чем столб хуже кафе?

– Это будет наше первое настоящее свидание.

– Свидание? Пожалуй, слишком громко звучит. Пусть будет встреча, – порозовел парень.

– Как ни назови, всё равно – свидание, – настаивала спорщица.

– Хорошо, свидание.

– Виталий, у тебя было уже с кем-нибудь свидание?

– Как тебе сказать…

– Как есть.

– В общем-то, да. Но те рандеву так себе, ничего особенного, ерунда.

– А новой встрече со мной будешь рад?

Виталий не знал, как ответить. Ведь девочка говорила очень серьезно, и обидеть её шуткой не хотелось.

– Очень, – махнул он головой.

– И ты будешь с нетерпением ждать свидания все эти три долгих дня и думать обо мне?

– Да.

Вика, как и в прошлый раз, наклонила головку к его руке.

– Кем ты станешь, закончив институт?

– Инженером – архитектором.

– Нравится учиться на архитектора?

– Нравится. Я мечтал об этом лишь вылез из пелёнок.

– У меня тоже есть мечта, которую превращу в реальность.

– И какая?

– Я хотела бы, чтобы со мной рядом был человек, любимый мною больше всего на свете, и чтобы он любил меня так же сильно, безудержно, как и я люблю его.

– Твоя мечта осуществится. Хотя она довольно странная для твоего возраста.

– Теперь я в этом не сомневаюсь, – хрупкое, нежное существо с надеждой возвело глаза на юношу, ища поддержки для своих высказанных желаний.

– Почему «теперь»? Разве не верила в мечту раньше?

– Раньше – нет. У меня не находилось причин.

– А теперь они есть?

– Есть, – твёрдо отрубила Вика.

Два симпатизирующих друг другу человека не заметили, как быстро пролетело время, и как добрались до здания вокзала.

– Твоя электричка отправляется через пятнадцать минут, – стоя у расписания, констатировал Виталий. – Успеем купить билет.

В кассу выстроилась длиннющая очередь. Они прилипли к её хвосту, изредка перебирая ногами, чтобы сохранить целостность извилистой змейки, состоящей из людей. Вика держала за руку кавалера, боясь хотя бы на секунду отпустить её, не веря, что счастливые минуты встречи кончаются. И вот сейчас она сядет в вагон, который унесёт её далеко-далеко, почти что в другое измерение, другую вселенную от Богом данного ей друга. Время шло, и очередь, хоть медленно, но верно продвигалась вперёд. Наконец, билет занял место в руке, не меньше расстроенного скорой разлукой парня.

– Возьми, – вручил он ей маленький прямоугольный кусочек картона. – Теперь не бойся контролёров, тебя не высадят на какой-нибудь незнакомой остановке. Пойдём, я посажу тебя. Электричка, наверное, уже ждёт прибытия принцессы на перрон.

Девочка вцепилась в локоть Виталия, как при первых минутах их встречи, стараясь идти медленно. Она проклинала ненавистную электричку. Ей хотелось опоздать на неё и ещё хотя бы часик побыть возле обожаемого утешителя изорванного, изуродованного сердца. Но электричка стояла, как вкопанная, на положенном месте и раньше указанного времени в расписании отправляться не собиралась.

– Пора прощаться, – протянул провожающий подрагивающую руку.

– Женщине руку не подают, – сказала она, – если это не сделает сама женщина.

– Ты уж прости меня, женщина.

Он было вознамерился убрать руку, но Вика вдруг обхватила её, крепко прижав к себе.

– Ты только помни, – чуть не плакала она, – в четверг ровно в восемь часов, не забудь.

– Я не забуду, – успокаивал сам нуждающийся в успокоении. – Садись скорее, а то двери сейчас закроют.

Изящная «дюймовочка» бабочкой порхнула с бетонной площадки в тамбур, как с цветка на цветок, повернулась лицом к Виталию и посмотрела так жалобно, что тому стало не по себе. Из глаз её выступили слезинки. Но она не замечала этого, не пыталась освободиться от них. Губы её еле заметно улыбались. Было видно, что она что-то шептала, так шепчут молитву просящие милости у Бога. Дверь с шипением захлопнулась, и электропоезд тронулся. У молодого человека жутко защемило в груди, когда потерял из вида маленькую прекрасную «фею». И если бы мог, то помчался бы вдогонку за поездом и остановил его, но это казалось нелепым. Юноша пересилил себя и поспешил к выходу из вокзала, сел в автобус, и через двадцать минут уже отомкнул замок квартиры. Пройдя в дальнюю комнату, собрал в стопку небрежно разбросанные на столе конспекты, привезённые из научного городка, присел на стул и раскрыл один из них. Но сознание его, словно находилось под воздействием какого-то наркотика, он не разобрал ни единого слова, написанного в тетради. Виталий машинально пробегал по строчкам безвольными зрачками, не понимая значения символов кириллицы и смысла предложений. Перед ним невольно всплывал ангельский лик Вики, восхитительно-обворожительный лик. О нём он грезил, находясь далеко от девочки, и часто видел во сне. Парень отбросил тетрадь в сторону и включил телевизор. Но и это не отвлекло его дум от Вики. На экране мелькали какие-то люди, произносили заумные речи, а перед глазами было только её лицо. Молодой человек закрыл воспалённые веки, но и теперь её волосы, губы, брови мерещились с удвоенной силой. Он пьянел без вина.

«Что со мной происходит? – разбирался во внезапно охватившем его безумии тонущий в водовороте мыслей юноша. – Таких ощущений в себе я ещё никогда не наблюдал. Неужели поверил в сказку о принце и принцессе? Неужели это симптомы влюблённости? Но это бред, – он дотронулся рукой до лба и почувствовал сильный жар. – Да у меня просто поднялась температура. Необходимо выпить лекарство и немедленно лечь в постель. Видимо, дорога меня сгубила: продуло, в купе постоянно сквозило».

Виталий поднялся, подошёл к шкафу и достал аптечку. Извлёк из упаковок анальгин, аспирин и димедрол. Он знал, что, переживая расставание с Викой, не в состоянии уснуть, поэтому и понадобилась порция сногсшибательного препарата. Больной проглотил три таблетки, запив их кипячёной водой прямо из графина, выключил телевизор, разделся и лёг в кровать. Но уснуть, даже после такого сильного средства, как димедрол, не удавалось. Мысли о девочке тормошили отключающийся мозг, борясь с медицинскими химическими соединениями, отгоняли сон прочь. В виски бешено колотила кровь. Так, отстрадав не менее трёх часов, мученик принял ещё одну дозу снотворного и, наконец, почувствовав облегчение, уснул. Сон победил и овладел им полностью. Солнце клонилось к закату.

 

14 глава.

Новая библия, часть первая.

 

Сон Виталия был беспокоен. Несмотря на то, что перед тем, как окунуться в забытье, он пытался отогнать от себя воспоминания о Вике, они не покинули его. И даже попав в страну грёз, молодой человек думал о ней. Но на сей раз сон юноши не походил на те сны, что посещали его в научном городке, когда девочка являлась стоящей посреди огромного поля, усеянного яркими гирляндами всевозможных цветов. В новом видении она предстала перед ним в мрачном, тёмном лесу, в который еле-еле проникали слабые солнечные лучи. И вовсе не потому, что свету препятствовали часто посаженые листья на ветках, как то бывает в обычной густой чащобе. Листва на кронах вовсе отсутствовала. Деревья выглядели воинственно: все их полуокаменевшие мощи были утыканы множеством прутьев. Они торчали из стволов, как гигантские булавки. Прутья-иглы шевелились, как живые, сплетаясь между собой, издавая при этом неприятный для слуха скрипучий свист. Если бы кто решился взобраться на верхушку одного из этих страшилищ через бесчисленное количество кишащих деревянных червей, то ему пришлось бы сперва нанять бригаду дровосеков, чтобы те вначале прочистили дорогу наверх. Но навряд бы лесорубы согласились подойти к монстру, ощетинившемуся острыми шипами. Вика плакала в окружении этих чудовищ, протягивая руки к юноше. Они находились друг от друга всего в десяти метрах, и Виталий бросился навстречу, чтобы поймать в ладони протянутые к нему ангельские «крылышки». Но не успел сделать и шага, как почувствовал нечто, вцепившееся в ноги. Бросив взгляд на землю, понял, что ему мешает двигаться трава, растущая в чёрном лесу. Трава, на вид совершенно обычная, вдруг метнула из своих невзрачных стебельков щупальца, извивающиеся змеями. Бесхребетные твари опутывали ноги человека и ползли по ним всё выше, пытаясь овладеть телом. Виталий начал ловить отростки коварных растений и отрывать от себя. Но они прилипали, как пиявки, борясь за добычу, жгли соперника ядом в сто крат сильнее, нежели жжёт крапива пытающихся сорвать её незащищенными пальцами. Змеи-щупальца становились всё толще и длиннее. Застигнутый врасплох незваный посетитель трущобы не успевал отодрать одну из них, как на него устремлялось ещё две – три липучих змеи. Он перестал сражаться с ними, так как на руках от схваток с оголодавшими пиявками выступила кровь. Кожа покрылась синими волдырями от полученной отравы. Превозмогая боль, юноша двинулся дальше, вырывая зелёных гадюк с корнем из земли силою ног. Пройдя метра три, осознал, что больше ему не прошагать и полметра – прилипшие ядовитые верёвки нависли на нём непосильным грузом, намертво привязав к дёрну. Неожиданно в голову затравленного парня пришла мысль, что сии хищные гадины должны бояться огня. Он достал из бокового кармана рубашки коробок спичек, снял сорочку и поджёг её. Шёлковая рубашка вспыхнула. Виталий принялся махать ею влево и вправо, хлеща огненным языком обезумевшие от тёплой крови плотоядные растения. Зелёные вампиры, почуяв угрозу дальнейшему своему существованию, бросились наутёк в разные стороны, отпустив добычу и потянув за собой тёмный кровавый след, так как успели прокусить брюки пойманного лакомства, высосать немного вожделенной жидкости. Теперь, казалось, главное препятствие устранено. Размахивая горящей рубашкой, победитель схватки рванулся вперёд, как внезапно ощутил, что что-то острое пронзило его бок. Автоматически он схватился за то место, куда был нанесён удар, и нащупал тонкую, корявую палку. Затем ещё и ещё два участка на его теле проткнули такие же острые тростины. В бой вступили деревья. Они вонзали в своего соперника длинные шершавые прутья, пуская их, как стрелок пускает стрелу из лука. Виталий пытался уворачиваться от атак деревьев, что проделать удавалось крайне редко, потому как стрелы летели со всех сторон, и он не успевал среагировать на каждую из них. Вскоре всё тело его покрылось колючками, как у ёжика, с той лишь разницей, что колючки у ежа растут из кожи, а миниатюрные копья, полученные Виталием, врастали в него самого. Он стал похож на диковинного дикобраза. Из-за заноз, впившихся в мякоть, нельзя было рассмотреть, что за ними: или живое существо, или подушечка для швейных игл. Молодой человек отбросил тлевшую ещё в руке сорочку за бесполезностью для борьбы с дремучим насаждением из дендрариума какого-то свирепого демона, что его и спасло. Начавшая тухнуть рубаха упала к стволу одного из ужасно колючих деревьев, и огонь, собиравшийся угаснуть, найдя себе новую пищу, перекинулся на стопы ни о чём не подозревавшего стрелометателя. Монстр занялся пламенем в одну секунду. Прутья, торчавшие из него, были слишком сухи. Заметив произошедшее, бравая гвардия лучников прекратила беспорядочную пальбу по живой мишени и панически застучала задрожавшими иглами. Огонь перебирался с одного дерева на другое, и вскоре весь лес охватил сильный пожар. Юноша, таким образом, получивший передышку и избавившийся от нападавших уродцев, воспользовался паникой в стане врага и приступил к извлечению из себя грозного оружия противника. Каждая стрела, вынутая им из подёргивающейся мышцы, доставляла невыносимые страдания. Из глаз текли слёзы, из тела – кровь. Слёзы, капая, смешивались с кровью, ещё больше раздражая солью и так воспалённые раны. Раздался душераздирающий, истошный крик. Крик человеческий смешался с диким воплем умирающих в пожаре деревьев и со стоном змеиной травы. Наконец, Виталий бросил наземь последнюю пику, застрявшую в нём, и посмотрел туда, где от неподвижности и страха мучилась Вика. Она всё так же безмолвно плакала, протянув руки, боясь пошевелиться в диавольском лесу. Глаза её умоляли: «Спаси».

Оставалось всего метров пять до девочки, и руки двух людей, попавших в этот ад, вот-вот должны были соединиться после стольких испытаний. Но дым, исходивший от горевшего сатанинского бора, разом разорвал их взгляды, и они потеряли друг друга из вида. Виталий наугад продолжал идти к Вике. Но дым настолько загустел, что нельзя было найти никакого ориентира, чтобы выбрать правильный курс. И прошагав не менее двадцати шагов, молодой человек понял, что потерял бедняжку: либо пройдя мимо неё, либо вообще уйдя в другом направлении. Голова его раскалывалась от едкой дымовой завесы и ломящей боли во всех суставах. Изнеможенный парень заплутал, натыкаясь на пылающие деревья, обжигаясь охватившим их огнём. От столкновений кровь запеклась, тело покрылось твёрдой ржавой коркой. Вскоре от неистового пламени заблудившийся пленник тёмных сил превратился в один живой ожог. Но, невзирая на происходившее, не старался спасти себя, а самозабвенно продолжал искать милую девочку, пытаясь нащупать её полуобуглившимися руками. Пелена серого дыма перед опалёнными глазами постепенно рассеялась, и Виталий увидел, что вышел из гибнущего лесного массива. Вдали показался какой-то странный замок, блестевший зловещими железными стенами. Замок совсем без окон, но с большими воротами. Виталий кинулся к нему в надежде уговорить хозяина крепостного сооружения помочь в поиске и спасении Вики. Добежав до входа, он собрал остатки сил и заколотил что было мочи. Ворота распахнулись, юноша влетел внутрь и очутился в огромной зале, занимавшей собой всё строение. Посреди залы израненный боец рассмотрел трон и сидящего на нём. Это был не кто иной, как чёрный человек, однажды наблюдавший в окно за Виталием. Лицо его юноша запомнил хорошо, хотя и треснули стёкла в рамах, когда взгляды их перекрестились. Но парня удивила не эта встреча, а то, что Вика, потерянная им в горящем лесу, находилась рядом с троном чёрного человека и всё так же протягивала руки с верой в спасение. Обрадованный тем, что поиски завершились, он метнулся к девочке, но чёрный человек поднялся со своего трона и взмахом левой руки установил между людьми, жаждущими объятий, невидимую стену. В неё со всего разбега и врезался окровавленный и истерзанный защитник божьего создания.

– Она моя! – рявкнул чёрный человек и опять занял место на троне.

Юноша, упавший от столкновения с невидимой преградой, вскочил на ноги и принялся бить по незримой стене обожжёнными кулаками, силясь разбить её.

– Она моя, – вновь повторил чёрный человек, направил в сторону настырно стучащегося  «гостя» руку и выпустил из неё шарообразную молнию.

Молния вонзилась в изуродованное тело Виталия, от режущей боли он согнулся и пал на колени.

Участник мистических событий проснулся весь в огне. Сон не помог ему сбросить температуру, а, наоборот, нагнал её и ожесточил болезнь. Молодой человек посмотрел на часы. Их стрелки показывали ровно двенадцать. Почувствовав, что он не один, Виталий перевёл взгляд на середину комнаты и увидел пришельца, вручившего ему чёрную книгу с кроваво-красным переплётом.

– Ждал ли ты меня? – проговорил тот.

– Да, ждал, но вы не предупреждали меня о своём следующем появлении, – ещё борясь с ужасным сном, просипел охрипшим голосом больной.

– Время пришло, пора писать новую книгу книг.

– Но я не здоров, у меня нет сил подняться с постели. Прошу, простите меня.

– Нет такой болезни, что неподвластна мне, – визитёр приблизился к кровати обессиленного кошмарным сном парня и положил ему ладонь на голову. – Легче ли тебе?

– О, несомненно! Голова совсем перестала гудеть и температура, кажется, спала. Чудо! Вы воистину всемогущи! – поблагодарил исцелённый наивный легковер.

– Ты сомневаешься в моей силе?

– Нет, никогда! Верю в неё всё больше. Разве может тот, кто сотворяет звёздный дождь и снег, когда листья крепко держатся на тополях, тот, который лечит любой недуг, разве может тот не быть богом?

– Рад словам твоим. Слышу, они идут прямо от сердца. Хранишь ли книгу, доверенную мною?

– Храню.

– Достань её. Приготовься внемлить и писать.

Внезапно выздоровевший больной спрыгнул с кровати, подошёл к столу и извлёк из него чёрную книгу с чистыми страницами.

– Вот она.

– Положи её. Сперва передам тебе то, что станет в ней, а потом слова мои скопируешь в символы зримые. Я – водила руки твоей с пером. Готов ли?

– Готов.

– Слушай. Новая книга должна содержать три основных части. Первая даст людям знать, что представляет из себя гнилая книжонка, называемая человеками «Ветхий завет», и чьи дела в неё вписаны. Вторая часть посвящена сыну диавола Иисусу Христу. И, наконец, третья: откровение об истинном боге, а не о том, что в Библии, данной смертным сатаною. Сегодня твоей рукой будет занесена первая часть в священное творение. Перед тем, как приступить к работе, хочу поведать, что напишется. Мне очень важно, чтобы ты ложил слог осмысленно. Ты – наипервейший пророк, поставленный мною на Землю. И чтобы оправдать оказанное доверие, обязан овладеть содержанием книги книг от «а» до «я», от заглавного до последнего слова. Так вот, я уже говорил, события, попавшие в старую Библию,  происходили на самом деле, то есть имели место быть. Но само изложение их противоречит действительности. Начнём с самого начала. В старой книге повествуется так: сперва Бог сотворил небо и Землю, ночь и день, на второй раз совершил ещё делов, на следующий ещё, и так Он трудился шесть дней. Это уже ложь, умаляющая истину. Я всё создал в один день, так как секунда для меня – вечность, вечность – секунда. И неизвестна мне усталость в заботах, чтобы отдыхать на седьмой день. Там же глаголется, что сотворил я человека по образу и подобию своему. Только нечистому могут принадлежать напраслины сии, ибо он подобен человекам, а не я. И этой хитростью заставил поклоняться себе людей. Сада райского под названием «Эдем» никогда не существовало на Земле. Эдем – это место, где антихрист совратил первых разумных двуногих грехами: пьянством, развратом и тому подобными. В образе змия, подарившего плод с дерева познания добра и зла низкой женщине, в допотопной рукописи представлен никто иной, как бог настоящий. Теперь посуди сам. Разве бог мог запретить людям есть ароматные деликатесы с благоуханной плодоносной культуры? Если бы люди не испытали зла, они не понимали бы и добра. То есть не могли бы, проще говоря, отличить чёрное от белого. Не дай создатель им этих яств, то телесные находились бы в руках его как простые марионетки, послушные роботы, бездушные машины. Неужели бы он допустил такой казус? Чтобы человечишки не осознавали, что такое зло, выгодно только диаволу, запретившему вкушать ходящим по суше поспевший урожай с древа, которое стало притчей во языцех. Если бы они не отведали фрукта, то никогда бы не отличили владыку небесного от сатаны по делам их. И не бог изгнал Адама и Еву из райских кущ, сами они покинули отвратительную, помойную яму, когда всевышний вложил в них горечь познания. Только тогда молодые глаза открылись и увидели, что представляет собой гнойно-поносный Эдем. Я стёр им бельма с глаз.

А история про Каина и Авеля передана настолько лукаво, что нет в ней ни единого слова правды, кроме того, что Каин действительно убил Авеля. Но вовсе не из-за зависти. Узрев Авеля, поклоняющегося нечистому и служащего ему как высшему разуму, Каин нанёс справедливый удар. Рука Каина, занесённая над бесчинствующем Авелем, являлась моей рукой, рукой правосудия и возмездия. Когда же после смерти Авеля и размножения достойного рода Каина диавол в дикой ярости своей понял, что люди больше не поклоняются ему, он задумал погубить их, наслав страшное бедствие, – потоп. Всю планету ангел смерти – сатана, залил водой. Теперь скажи, мог ли бог заполнить лёгкие любимых детей своих жижей грязной? Конечно, нет. Да потому что вместе с грешниками, жившими на Земле, погибли бы и ни в чём не повинные отроки, не успевшие совершить никакого недостойного поступка. И даже зародыши в утробе матери своей, ещё не родившиеся, погибли бы. Уж у них-то греха не нашлось вовсе. Из услышанного тобой следует простой вывод: потоп – дело рук антихриста. Существовал в ту годину самый великий богоотрицатель по имени Ной, кого и спас ангел смерти, дабы восстановить царствие своё. Слепил он Ною коробушку и посадил в неё семью вероотступника вместе с животными. Даже трухлявая книга нечистой силы не в состоянии скрыть того факта, что Ной был пьяницей, беспробудным алкашом. И только Хам выложил правду двум братьям своим про отца своего, Симу и Нафету, таким же слабым перед спиртным, надеясь устыдить их. За это проклят Ноем Хам. Но я возлюбил Хама. Что я мог сделать, когда начался потоп? К сожалению, ничего. Ведь дал слово падшему не мешать в земных делах, а слово господа ничто не в силах нарушить, даже сам бог, то бишь я. Но души тех людей, невинно погибших в потопе, вернутся ко мне, и я поставлю их рядом с собою. Когда, возродившись и умножившись, человеки вновь разобрались, что такое зло, что такое добро, они принялись за воздвижение храма в мою честь, вершина коего упиралась бы в небо. Происходило то в Вавилоне, куда на строительство чуда рукотворного съехались все праведники воздать мне должное. Осмелясь воспрепятствовать такому неподдельному энтузиазму, ангел небытия опять применил чёрную силу: сковал людям разные языки. Разукрасил в разный цвет кожи их и разбросал мастеров по всему свету, тем самым помешав завершению создания храма.

Новоявленный господь всё говорил и говорил, задавая вопросы и сам на них отвечая. Виталий слушал его как заворожённый, стоя, не смея сесть в присутствии оратора с нимбом над головой, так как тот тоже стоял.

– А вот тебе, пророк, – сказал он юноше, – очередная история про города Содом и Гоморру. Диавол послал двух слуг своих из чёрного братства к любимому лжеправеднику Лоту. Оные до этого посетили вместе с сатаной такого же грешника, дядю Лота – Авраама. Злые духи вошли в Содом, их встретил Лот. Они открыли ему, зачем прибыли сюда, как открыли то Аврааму, одобрившему их решение сжечь города огнём и лишь попросившему, чтобы не убивали подобных ему грешников. Но кроме Лота не нашлось неправедных. И чёрные ангелы забрали Лота и семью его, уведя из города. Диавол тем временем обрушил на поселение честных людей молнии и спалил его дотла. Слуги-ангелы приказали не глядеть на происходящее членам семьи Лота, так как знали, что жена богоотступника, несмотря на грехи мужа, остаётся преданной истинному Богу. И ослушалась она их, обернула взор к пожарищу, ибо услышала вопли невинно гибнущих. Нечистый заметил, что женщина пренебрегла предупреждением его посыльных, и плеснул на неё воду солёную, и высушил её молнией своей. И превратилась она в соляной столп. Так лишилась жизни великая праведница от руки, зло творящей. А спасённый Лот вполне достиг непревзойдённой ранее никем славы своего дядюшки, от него зачали две дочери его, и не знал он от вина, когда они легли и когда встали.

Дальше пришелец поведал Виталию о грешном рождении Исаака от Сары, жены Авраама и одновременно сводной сестры по отцу, которая, невзирая на преклонный возраст, спуталась с пастухом, изменив мужу, и зачала. И о том, как злой Авраам выгнал первенца своего вместе с матерью Агарь. И о том, как кровопивец сатана заставлял Авраама принести ему в жертву Исаака, убеждая, что тот не сын его. О женитьбе Исаака на Ревекке, и о гнусном его благословении Исава вместо Иакова. И об Иосифе, которого якобы родственники продали в рабство. На самом же деле Иосиф, отправленный отцом отнести еду одноутробным братьям, прихватил сбережения родителя и сбежал в Египет, чтобы там прислуживать фараону. И смехотворную, по словам пришельца с нимбом, сказку о Моисее, которого нашла в воде фараонова дочь. И что якобы ему, Моисею, всучил восседающий на небе седьмом десять заповедей.

– Ты внимательно меня слушаешь?

– Более чем внимательно.

– Всё ли запоминаешь?

– Всё.

– А сейчас вместо десяти заповедей диавола, данные им Моисею, я провозглашу тебе свои постулаты. «Да не будет у тебя других богов перед лицом моим» – даёт сатана первую заповедь. Моя же звучит так: «Бог тот, кто сильнее тебя; поклоняйся ему и трепещи перед ним». Вторая заповедь нечистого: «Не делай себе кумира». Моя же: «Сделай образ бога своего и жертвенник поставь, молитвы гласи во славу мою, жертвы сжигай днём и ночью».

Гость Виталия перечислил все заповеди старой книги и изрёк свои, новые. Их ученик обязан будет нести людям.

– Вижу, изменилось лицо твоё, – заметил явившийся с венцом вселенной над головой повелитель мира. – Что смутило тебя в словах моих, или сомнения гложут?

– Нет во мне сомнений в словах ваших. Но одна заповедь смущает меня. «Убей врага своего». Кто такой враг и зачем его убивать? Если это – грешный человек, он и так наказан тем, что попадёт в ад.

– А не начнёшь ли ты мстить человеку, который разрушит дом твой или, предположим, силой возьмёт жену твою, или убьёт детей малых?

– Да, начну.

– Так запомни: враг, о котором говорю, это всякий встреченный на пути жизненном. В душе каждого двуногого есть зло и, чтобы искоренить, уничтожить притаившееся зло, надо убить врага. Только так истребится то, что мне мешает.

– Но тогда не останется людей на земле? – вопрос застыл на устах юноши. Он и сам был не рад, вступив в дискуссию с тем, кому всё известно и ведомо.

– Да, тогда переведётся люд, – согласился провозгласивший себя основой мироздания. – И именно тогда, когда не станет смертных, друг друга изведших, придёт царствие моё на небе. Настанет время одних бросить во тьму. Других – погрузить в свет. И людишки сами должны приближать долгожданный, радостный момент. Чтобы убить зло в себе, придётся убить и себя. Если этого не сделать, зло приживётся в теле и будет господствовать над тобой, пока ты существуешь. Только после смерти душа очистится от скверны. Почему ты осуждаешь мои изречения, а о словах сатаны, который готов умертвить за кусок не ему отданный, молчишь? Вот они словеса из закона драконова: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен».

– Извините, пожалуйста, сказанное вами слишком сложно для моего понимания, – решил уступить Виталий, стараясь не навлечь на себя гнев. – Я многого просто не понимаю.

– Не беда, поймёшь. Теперь мы часто будем встречаться. Нам есть о чём поговорить. Я сотворю из тебя настоящего пророка, беспощадного как сам бог твой. Как-то раз, – продолжил рассказ агитатор за правое дело, – народ еврейский возроптал против диавола, ведомый Моисеем в страну якобы обетованную, и пожалел о своём уходе из Египта. Тогда нечистый наслал на народ ядовитых змей, жаливших человеков, и они умирали. Жаждя вернуть власть над ропщущими, сатана приказал Моисею, рабу своему верному, изваять медного змия, чтобы евреи поклонялись ему. И кто поклонится чёртову знаку, тот и останется жить после укуса пресмыкающегося. Многие предпочли умереть за меня и не поклонились змию. Иные испугались смерти и пали ниц перед идолом. И сохранил им жизнь нечистый, но души их забрал в рабство навечно. Когда антихрист в своей лживой книге представил бога, явившемуся Адаму и Еве в образе змия, дающего запретный плод, он, видимо, не подумал, в дальнейшем рассказав быль про медного змия, отлитого Моисеем, и сим выдал себя, показав, кому он заставляет поклоняться людей. Себе – диаволу и змию. А вот сказка про распутника Самсона, представленного в порочной книжонке как образ некоего легендарного героя, прославившегося тем, что бил невинным мирянам морды, пьянствовал и прелюбодействовал. Если бы не святая Далина, сумевшая победить Самсона, то ещё бы много праведных пострадало от него.

Открыватель неведомых прежде тайн разглагольствовал, не прерываясь, не давая слушателю отдыха и возможности собраться с мыслями. Все события, которые проглотил из его уст юноша, перемешались в голове кашей и, казалось, она вот-вот лопнет от полученной информации, переворачивающей задом наперёд всё то, что он знал о старой Библии до сего момента. В мозг молодого человека ложились истории о восстании праведника Левита Корея против Моисея и Аарона, об Иисусе Навине, преемнике слуги диавола Моисея. О том, как евреи зверски расправились с благочестивыми городами Иерихоном и Гаваоном. О Гедеоне и Авимелехе, о Самуиле и Сауле и о злом Давиде. О лжепророках, живших до рождения сына тьмы Иисуса Христа, и многие – многие другие истории. Новоявленный святейший из святейших вещал и вещал. Не переставая болтать ни на минуту, опровергая старую, пагубную, по его словам, книгу – источник сатанинской философии, насаждая свою идеологию.

Было четыре часа, когда он, наконец, усадил парня за письменный стол и приказал записать всё то, о чём только что поведал. Молодой человек взял в руку ручку, раскрыл книгу с кроваво-красным переплётом, но не представлял, с чего приступить. Он не запомнил всего того, что намолол высший представитель духовной расы. Тогда пришелец распорядился просто поставить перо в левый верхний угол первой страницы книги и чудесным образом рука начала выводить буквы. Юноша не предпринимал никаких усилий, и даже не думал о том, что сочиняла его отделившаяся часть тела. Она жила, как бы сама по себе, не подчиняясь никому, действуя самостоятельно. Виталий еле-еле успевал прочесть выскакивающий текст. Словосочетания, из которых складывались предложения, появлялись с такой необыкновенной быстротой, что вряд ли какое-нибудь печатающее устройство решилось бы посостязаться в этот момент со скоростью вылетающих знаков кириллицы выдаваемых рукой назначенного пророка. Он быстрым движением свободной кисти переворачивал лист за листом, давая перу чистые страницы. Произошло невероятное: всего за час тридцать минут была испачкана треть толстой книги. Причём, к своему удивлению, бумагомарака признал, что сумасшедшая рука, выводящая буквы с необычайной ловкостью, чиркала его почерком. И, пожалуй, любая экспертиза могла доказать это. Рука поставила последнюю точку и обмякла, выронив ручку. Исполнительный школяр нового вероучения ощутил, что она снова принадлежит ему.

– На сегодня всё, – произнёс нимбоносный толмач, находившийся за спиной юноши. – Осталось написать две части и шабаш.

– Это великолепно, – восторгался Виталий, – я не чувствовал своей руки, когда она работала. Вы действительно водили ею, как обещали. Я не предполагал, что книга книг напишется таким потрясающим образом. Вот только не смог всё в ней прочесть. И не удивительно – глаза не успевали уловить слова, выходившие из-под пера.

– Ничего, мой друг. Ты впоследствии не одну тысячу раз прочтёшь книгу, когда она придёт к завершению, и передашь её содержание всем, живущим на Земле. За то станешь великим пророком, осыпанным золотом, и после смерти своей будешь почитаем, как самый святой из всех святых.

– Но мне не нужно золото. Я готов служить делу добра и правды совершенно безвозмездно.

– Это только тебе так кажется, мой юный друг. Никто и ничего не делает даром. Я убедился в этом за свою бесконечность. Те, что совершают добрые дела и стремятся попасть на небо, в свет имеют корыстную цель пожить в раю. Те, что творят злые дела, хотят попользоваться земными благами, обладать властью, женщинами, драгоценными металлами. За просто так и прыщ не вскочит – это ведь мудрость людей, не так ли?

– Извините меня, – обратился к рассуждающему мудрецу из высших сфер, молодой человек, не пряча удивления по поводу высказывания, – я, всё-таки, не могу понять вас.

– Как же вы, ковыряющиеся в навозе, можете понять меня – духа неба? Вы даже не раскусили лживость Библии диавола и не сумели распознать дел его. Так, как же вы надеетесь, рвётесь предугадать меня, господа вашего, единого, всемогущего и всезнающего? От вас, не требуется понимания. Ибо вам все равно не дано осознать то, что выше вас. От человеков надобно лишь преклонение перед силой и страх перед ней. Именно страх был заложен мною в созданных первых людей. Это чувство более всего развито в подданных моих. Оно в состоянии победить и чувство долга, и любви, и все остальные чувства. Именно безудержный ужас по отношению к более могучему и непонятному вы должны развивать в себе. Не будет страха – не будет бога, которого надо бояться. А не будет бога – не будет ничего. Бойтесь меня, и души ваши спасутся. Я вижу, ты многого не осмыслил. Вот я сейчас стою и разговариваю с избранным как равный с равным. А знаешь ли ты, что я лишь предстал перед тобой в образе правителя неба. Неужели думаешь, я такой, каким видишь меня? Я могу принять любой образ, который только мне угоден. Как ты можешь осознать это? Я вот беседую с тобой и одновременно могу находиться в другом месте и беседовать с другим. Я в состоянии находиться сейчас в тысячах местах, и между тем быть с тобой. Я – бог. Я везде, где только пожелаю. Как ты, смертный, поймёшь это? Так не пытайтесь люди обаять бога. От вас ожидаю только страх и слепую веру во всё, чему учит создатель. И кто усомнится во мне, тот будет жестоко наказан. Данная книга, пишущаяся нами, завершится, и текст её вскоре дойдёт до каждой малозначительной букашки. Кто не убоится меня, бога, будет стёрт с лица Земли на вечные времена. Болезни и беды падут на их несчастные головы, пустые глазницы смерти станут их домом. Остальным, тем, кто устрашится моего гнева и примет меня как истинного бога, дарую все богатства несметные и вложу в их руки мечи для завоевания большего.

– Я и вправду вижу, что пока слеп, как родившийся котёнок, – склонил перед ночным гостем голову разозливший его своими сомнениями подмастерье. – Но верю, наступит время, и я пойду за вами, чего бы это ни стоило.

– Правильно мыслишь. Сделаешь ещё так, чтобы моё учение понял и принял не только ты, но и все существа разумные. Теперь ответь на один вопрос, который я хочу задать тебе.

– Я готов.

– Сохранил ли в секрете мой первый визит к тебе и то, что вручил я книгу в руки твои, книгу истин?

– Нет.

– Нет? Но не давал ли слово оберегать печать молчания на устах своих, пока я не сорву её? Ведь предупреждал тебя о зле, старающемся уничтожить книгу.

– Да. Но первый ваш визит я принял за сон. Я не поверил, что ко мне явился сам бог и говорил со мной. Я раскаиваюсь в совершённой оплошности.

– И многим ли рассказал?

– Нет, только одному человеку.

– Кто он?

– Вы хотите его наказать?

– Вовсе нет. Пока только спрашиваю, кто он, а потом станет видно.

– Но он даже не поверил тому, что я говорил. Тем более с моих слов поняв, что это всего лишь сон.

– Я жду имя его.

– Это девушка.

– Как, ты раскрыл тайну тайн женщине? Сему самому низкому созданию в бесконечной вселенной? Её имя?

– Её зовут Мила. Мила Зарыпина.

– Почему именно ей?

– Она сама позвонила по телефону утром, после того, как вы явились ко мне. И, в общем-то, она мне невеста, мы помолвлены.

– У тебя есть невеста? Неужели ты любишь? Как можно любить этих отвратных тварей, созданных мною для потехи вам, мужчинам?

– Если честно, то я не испытываю к ней особых, нежных чувств. Скорее, наоборот. Помолвка произошла как-то случайно и нелепо. Сам не ожидал того. И если прикажете, то предприму всё, чтобы избежать свадьбы.

– Нет. То, что не любишь её, меняет дело в корне. Вся штука в том, что человек, в котором есть чувство любви к низким женщинам, не напишет великую книгу, ради которой я прибыл сюда. Или ты любишь женщину и служишь ей, либо любишь господа своего и служишь ему. Или одно, или другое. Благословляю твой брак с этой женщиной. Но запомни на всю оставшуюся жизнь: любовь – это пагубное, мерзкое чувство. В основе её лежит похоть тела человеческого. Сколько честных, умных, сильных мужчин погубили свои души из-за неё. Любить и бояться нужно только одного бога и никого кроме него. Женщина – рабыня мужчины, и не более. В душе пакостниц собрана вся мерзость космическая, и кто полюбит особь женского пола, полюбит и зло. И от того отвернусь, презирая его. Вы, мужи земные, слагаете стихи в честь женщин, поёте им гимны, возносите над собой как какое-то божество, и сами страдаете от того. И боитесь признаться себе, что источником всех ваших бед является никто иной, как женщина. Нет, я не хочу дальше муссировать эту тему. Брезгливость возникает у меня, когда слышу о любви к той, которая создана, чтобы служить разврату и прелюбодеяниям. Гони прочь от себя любовь и всю жизнь будешь счастлив и не погибнешь от её цепких рук, могущих тебя скрутить в одно мгновение ока, и сделать даже из свободолюбивого человека покорного раба той, что сама является рабыней.

– Верю вам. Когда ваши слова воспринимаю по отношению к Миле, то нахожу в них одну лишь правду и ничего, кроме правды.

– Могу ли я лгать? Ведь ни одно пророненное мною слово не есть обман. Всё, что говорю – истина. И я рад тому, что не пытаешься оспаривать сказанное. Ибо оспаривать изречённое мной всё равно, что коверкать истину. Теперь я вынужден проститься. Меня зовут другие неотложные дела, не могущие обойтись без божьего непосредственного участия. Ожидай своего наставника добра. В следующую встречу мы напишем вторую часть – о грешном мотании Иисуса Христа по Земле и его псевдоподвигах во слову  сатаны. И о том, как он ловко обманывал наивных людей, заставляя поверить их, что он никто иной, как сын правителя неба.

Пришелец растворился в воздухе.

– Я буду ждать вас, – заверил на прощание Виталий исчезнувшего бога. «Как здорово, – думал он, – если мы пишем по одной части в ночь, а их всего три, то на дозапись потребуется всего две ночи. Не чудо ли это? – парень поднял чёрную книгу с письменного стола и взвесил на руке. – Да, тяжела, – зафиксировал молодой человек, – в ней страниц тысяча, не меньше. Да ко всему она очень велика по размерам. Может здесь гораздо больше, чем тысяча страниц? Если бы её писал простой смертный без помощи свыше, то у него ушло бы на всё про всё года два, если не пять. А тут раз-два, и – готово. Мечтал ли я о выпавшей на меня чести собирать во единое целое настоящую библию? И чем, собственно, отличаюсь от других, почему избран именно я? И неужели займу место таких пророков, как Илия и Елисей? Они ведь, на самом деле, как показал господь, лжепророки и слуги сатаны».

Виталий положил книгу назад на стол, открыл титульный лист и приступил к её изучению. Хотя он мельком просмотрел текст, когда отчуждённая рука его выплевывала, как пулемёт пули, с бешеной скоростью, заранее продиктованное содержание свежеиспечённых канонов, однако не успел уловить общий смысл и поэтому решил перечесть рукопись, основательно разобравшись в мудрости написанного. Но дошёл лишь до четвёртой главы, осилив страниц пятнадцать. Его глаза закрылись, голова медленно опустилась. Юноша уснул.

 

15 глава.

Нечаянный поцелуй.

 

Затренькал будильник. Виталий открыл глаза. На часах было восемь с минутами. Парень оторвал голову от жёсткой книги, прогоняя сон. Ужасно хотелось прикорнуть ещё, но он привык подниматься в такое время. Привычка стала сильнее его, и молодой человек вместо утренней зарядки поскакал попеременно то на правой, то на левой ноге освежиться. Открыл краны с горячей и холодной водой, пустил шумную струю в ванну и закрыл сливное отверстие пробкой. Плеснул в чугунную, эмалированную посудину перламутровый шампунь, сбросил с себя одежду и лёг в тёплую, приятную, ободряющую всё тело упругую пену. Сон сняло как рукой. После водного массажа купальщик перекусил на кухне: выпил чай и съел бутерброд с маслом. Затем снова вернулся в комнату завершить изучение первой части чёрной книги. Просидев за старинным дубовым столом достаточно долго и, наконец, дойдя до последнего слова, написанного им сегодняшней ночью, с облегчением захлопнул пахнувшее чернилами небесное послание и спрятал его в выдвижной ящик. Читал он внимательно, но, несмотря на это, ему не всё удалось понять. Нечто боролось внутри мягкосердечного ученика свежесостряпанных законов и настойчиво твердило ему: «Не принимай сию рукопись и ту жестокость, заложенную в ней». Но юноша не очень сильно терзал себя сомнениями – ведь слова из книги являлись мудрыми изречениями самого господа. Начни он недоверительно копаться в них, и сомнения перекинутся на веру в единство и неповторимость создателя. А можно ли не верить в бога, если он сам видел его и говорил с ним? Взирал на чудеса, творимые для него.

«Нет, – рассуждал сподвижник внезапно обрушившихся на него новых взглядов на мир, – никаких необоснованных дилемм и быть не должно. Какой я пророк, если усомнюсь в начертанном моей рукой, ведомой высшим разумом? Может, потом пойму священное писание, когда подойдёт к завершению третья часть, которая расскажет об истинном боге? Без сомнения она сокроет невежество моё».

Наступил вечер. Виталий занялся просмотром конспектов, привезённых из научного городка, целиком погрузившись в них. Но вскоре ощутил, что что-то мешает ему наслаждаться в полной мере самообразованием. Юноша приступил к поискам этого «что-то», чтобы отвадить его от себя. И тут до него дошло осознание своей неработоспособности. Сбивали студента мысли о Вике. Они исподволь, не обращая внимания на его желание покорпеть над научными материалами, вкрадывались в мозг, не давая сосредоточиться. Молодой человек решил отвлечься от них с помощью чертежей. Но и чертежи не предоставили возможности забыть о девочке. Он проводил тонко заточенным карандашом какую-нибудь очередную линию, а перед глазами мелькали милые черты прекрасной «дюймовочки» с голубыми, цвета неба, глазами. И наколдовав на ватмане пару ошибок, растяпа отложил черчение на потом, прилёг на скрипучую, с железной сеткой кровать, закинул руки за голову и окунулся по самую маковку в раздумья о девочке и их предстоящем понарошечном свидании в четверг.

«Если речь, сказанная творцом вселенной о женщинах, полностью подходит к моей подружке Миле, – сопоставлял он, – то, как её подвести под Вику? Можно ли не потерять рассудок, увидав эту райскую пташку? Можно ли её не любить? – юноша вдруг испугался своей последней фразы. – Ведь она ещё совсем ребёнок, я старше её на целых десять лет. Вот если бы ей исполнилось лет двадцать или хотя бы шестнадцать – совсем другое дело. Нет, нельзя мне в неё влюбиться. Но почему тогда всё время думаю о ней, вижу её в своих снах, не нахожу себе места? Почему начинает болеть душа, лишь вспоминаю о Вике? С первой встречи она стоит у меня перед глазами. Что происходит? Неужели действительно меня поглотила неведомая страсть, и я не в состоянии прожить без тревоги в груди ни одной секунды? Никогда так не мечтал о Зарыпиной. Может ли Мила сравниться с Викой? Нет, не красотой, а с её чистым сердцем, с ласковым, зовущим взором, с искренностью чувств. И почему создатель одобрил мой брак? Неужели для мужчины мучиться от любви гораздо хуже, чем жить с нелюбимой?».

На протяжении двух дней – вторник и среду – Виталий пытался разобраться в одолевавших его мыслях. Он то бросался за тетради и незаконченные архитектурные проекты, то снова ложился в кровать. Ходил из угла в угол то быстрым, то медленным шагом. И мучительно ждал. Ждал с большим нетерпением наступления четверга. Когда вновь окажется рядом со своей дивной, нежной «ромашкой» у пыльного столба, где они случайно столкнулись в тот счастливый вторник. Он страдал от ожидания встречи и вместе с тем боялся её.

«Что, если я и вправду до безумия привязался к этому прекрасному созданию? На что смею надеяться? Как поступать дальше?», – парень задавал себе вопросы и не находил ответов.

Неторопливое светило взобралось на небо в четвёртый раз за неделю.

* * *

Вика, посаженная Виталием в электричку, через час сорок приехала домой, где её неласково приняли бывшие навеселе горе-супруги Морозовы.

– Где шлялась, зараза такая? – набросилась с кулаками вдрызг пьяная Машка. – Когда должна была прикатить? Утром. А сейчас под темень. Где болталась? Отвечай, стерва, улитка двурогая!

Опоздавшая «рабыня» боязливо начала объяснять, как она растерялась в чужом, незнакомом городе, как искала дорогу на вокзал.

– Да перестань, Маш, – усмирял её муж, – ну сбилась с дороги, с кем не случается. Пусть хоть вообще не вертается – за неё сполна заплатили. Куш приличный отвалили. Да и платьице вон какое шелковистое подарили. Чем не жизнь?

Женщина харкнула через губу на пол и налила из недопитой бутылки водки в стакан.

– Ладно, так и быть, живи, малявка. Но в следующий раз попробуй, припозднись! Когда тебе туда надо?

– В среду вечером, – тихо молвило дитя.

– Так вот, в среду снова повезу тебя я. Но запоминай обратную тропку на станцию. Забудешь – прибью.

– Мама, я хотела попросить вас.

– Ну, чего тебе, мерзавка ты этакая? Говори!

– Можно, после среды останусь в городе хотя бы на часика четыре? Я видела там карусели в парке. Разрешите покататься.

– А больше ничего не желаешь? Ишь, расконючилась.

– Пожалуйста, разрешите, – умоляла девочка.

– Пусть покатается, – вмешался Петька. – Чего, в самом деле…

– Замётано, – крякнула Машка, подобревшая от очередной дозы сорокаградусного излюбленного напитка. – Балует тебя клиент, поди деньги даёт на всякие шуры-муры? Вон и наряд какой купил – загляденье одно. Я в твоём возрасте сроду таких не нашивала, а ты вон у нас королихой стала – глаз не отвесть. И попробуй только вякни, что мы о тебе не заботимся. Зенки-то повыколю и космы повыдеру. Всё для тебя с отцом делаем, лишь бы тебе хорошо было. И платье новое, и на каруселях кататься. Чего ешё нужно? На-ка вот денежку, сходи в магазин за бутылочкой, за бальзамчиком для души. А то нам с отцом помирать, что ли, от жажды? Да колбаски с хлебцем возьми, не один же рассол огуречный лаптем хлебать, жрать тоже треба. Мы ни какие-нибудь там вегетарианцы. Ну, пошла! Чего ждёшь?

Девочка выбежала из хаты.

*

В среду, как и намеривалась, Машка взяла Вику за руку и потащила к клиенту, боясь, что та заблудится и не попадёт к покупателю вовремя. Барыши ведь получены, и немалые, и возвращать их по вине девчонки не хотелось.

– Запомнила дорогу? – спросила Машка, когда с дочерью находилась у двери клиента.

– Запомнила.

– Вот и хорошо, а то надоело таскаться туда-сюда. В другой раз попрёшься одна, без провожатых. Давай, звони! А то, наверное, заждался, галчоночек.

Вика нехотя нажала на синюю пупочку, а Машка каракатицей зашаркала конечностями по лестнице, вон из подъезда. На звонок высунулась знакомая лоснящаяся рожа бизнесмена – Сергея Балевича.

– А, прибыли-с, – радостно потёр он потные ладошки, – тика в тику, как и договаривались. И платьице на тебе моё, как и условленно. Залетай, птичка-невеличка. Нечего в дверях околачиваться. Соскучился. Мочи нет терпеть. Иди смелей, я там шоколада разного накупил, кока-колы. Чудненько проведём времечко.

– Спасибо, не хочу шоколад, я сыта, – отказалась девочка, очутившись в гостиной.

– Тогда сразу в кроватку-с.

– Нет, пожалуй, немного съем, – спохватилась невольница.

– Ешь, ешь, а я пока видеокассету поставлю с диснеевскими мультиками – обхохочешься. Расслабляйся, малышка.

Вика извлекла из коробки коричневую бусинку и положила в рот. Шоколад был вкусен, внутрь конфетки мастера-кондитеры запаяли лимонное варенье. Но девочке показалось, что в жизни она не пробовала такого горького шоколада, как этот. И когда белыми зубками раздавила сладкий непрочный бочонок, и из него брызнуло варенье, ей почудилось, что это смертельный яд, а не приятная тягучая масса. Губки её сморщились. Она жевала как можно медленнее, не торопясь, стараясь оттянуть тот момент, когда этот даритель платьев и угощатель шоколадом затащит её в постель и предастся исполнению своих низменных желаний. Но время шло неумолимо. Балевич зацепил Вику за плечико и повёл в душ, задумав заняться утехами плоти там, под режущими струйками воды. Он снял с девочки одежду и велел сначала умыться. После разделся сам, встал рядом под вырывающуюся из дырочек душа прохладу. Обхватил ноги ребёнка волосатыми лапищами, раздвинул их и, приподняв онемевшее от предстоящей мерзости тело повыше, принялся насиловать его с охами и вздохами от приятных ощущений, испытываемых им. Безучастная «рабыня» безжизненно опустила руки и закрыла глаза, чтобы не видеть противную гримасу овладевшего ею «тарантула». Она старалась не думать о происходящем, а лишь молилась, чтобы всё побыстрей закончилось. Вика вдруг вспомнила о Виталии и на устах убитой унижением появилась чуть заметная улыбка. Ей придётся вытерпеть эту гнусную ночь, но завтра она опять увидит его и прижмётся золотистой головкой к локтю юноши. Тело Балевича задрожало, и он поставил девочку на устланный кафелем пол, выйдя из неё.

– Я заметил, ты тоже не скучала, – заговорил он, – так славно растянула губишки и своей ослепительной улыбкой довела меня до экстаза. О, как приятно обладать тобой! И вправду возмещаешь затраты, что  в тебя вложил, и даже в большей мере. Я отблагодарю мою крошечную «колибри» за всё. А сейчас ступай на перинку и томись, ожидая меня. Я скоро примчусь, как ракета, на крыльях любви, дорогая, и мы продолжим наши невинные шалости.

Утром, когда Вике надо было уходить, Балевич вручил ей огромную коробку шоколадного набора.

– На вот, – прицокнул он языком, протягивая ещё и пачку денег из мелких купюр, – это тебе, букашка. Я ведь говорил, ты стоишь большего. Бери, бери – пригодятся на развлечения. И не запамятуй насчёт следующего понедельника, стрекозочка светлокудрая. Заглянет на огонёк парочка моих друзей. Они тоже наслышаны о тебе и не прочь спознаться мал-малость. Так что, мадам, придётся основательно потрудиться. Ты так великолепно выполняешь свою работу, что им, надеюсь, тоже непременно понравится. Ещё повторяю: обладать тобой – одно удовольствие.

Девочка покинула развратную квартиру.

– Сам бы хавал свои противные конфеты, – прослезилась она и, подойдя к мусоропроводу, выбросила красочно оформленный пакет, переплетённый фиолетовой лентой. – Мерзкий тип! – пулей вылетела на улицу, опустилась на скамейку и зарыдала, не пытаясь сдерживать громких всхлипываний.

Она не помнила, сколько так просидела, и, может быть, сидела бы ещё, не обратись к ней женщина, проходящая мимо:

– Что случилось, детка? – посочувствовала она. – У тебя всё в порядке? Где ты живёшь?

– Вы не скажите, сколько времени? – не отвечая на вопросы, словно проскулила, как побитый, покалеченный щенок, девчушка.

– Время? – женщина посмотрела на ручные часы. – Без тринадцати восемь.

– Ой, я опаздываю, – вскрикнула торопышка, соскочила с согретых досок и часто затопала сандалиями.

Приближаясь к месту, где её обещал ждать Виталий, она издали заметила его и понеслась быстрее. Ветер свистел в ушах. Парень давно караулил Вику у железобетонного столба. Он пришёл намного раньше, чтобы не заставлять мучиться себя пунктуальностью. Бегунья со всей прыти кинулась на него и повисла на шее. Неожиданно заревела сильней, чем перед встречей. Слёзы потекли ручьём. Горячие капли упали на кожу юноши и обожгли её пламенем.

– Что такое? – испугался он. – Почему плачешь?

Девочка разжала руки и коснулась сандалиями земли.

– От счастья, не обращай внимания. Это пройдёт. Я так сильно хотела увидеть тебя.

– И я с нетерпением отсчитывал последние минутки, – доверился молодой человек. – Всю ночь не мог уснуть. Не плачь. Ведь я здесь, не обманул тебя.

– Даже если бы обманул, сама бы нашла тебя, – продолжала хныкать девочка, но теперь не так сильно, – я бы нашла тебя, где бы ты ни был, хоть на краю света!

– Я тоже. Не расстраивайся, – Виталий ладонью принялся смахивать слезинки с дорогого ему личика.

– Всё, больше не стану испытывать твои нервы. Прости меня за то, что размазалась. Я, наверное, похожа на мокрую курицу?

– Что ты! Ты от слёз ещё прекраснее, но я не позволю держать эти голубенькие глазки на мокром месте. Хочешь, буду твоим принцем?

– Ты и так мой принц, только не знаешь об этом. Ты им был и будешь всегда.

Проезжающая по шоссе машина обдала их облаком пыли.

– Вика, пойдём, а то скоро превратимся в мусорные кучи.

Вика погрозила вслед удаляющемуся автомобилю кулачком.

– Расшнырялись тут! Не видят, что люди общаются.

Она обхватила руку молодого человека, и они зашагали прочь от едкого тумана дороги.

– Куда ты меня ведёшь? – завертелась во все стороны бойкая непоседа.

– Не знаю. Иду, куда глаза глядят и ноги ведут.

– Знаешь, что, айда в луна-парк!

– С удовольствием, давненько там не гулял.

День выдался на славу. В небе не было ни единой тучки, которая могла бы помешать солнечным лучам дотронуться до земли и согреть её как следует. Парк в этот ранний час ещё пустовал. И так как карусели работали с девяти ноль-ноль, парочка не торопясь, прохаживалась по густым, ровным аллеям.

– Разреши, я возьму твою руку в свою, – попросил парень.

– Зачем, – отдёрнула тоненькие пальчики недоверчивая маленькая леди. – Я ведь предупреждала, я не малышка.

– Ты не поняла меня, – отвёл глаза в бок Виталий, – я хочу ощутить тепло твоей руки.

– Если тебе приятно, то на, – подала она отдёрнутую кисть.

– Спасибо, – юноша сжал её мягкие пальчики. И они двинулись дальше, в глубь зелёных насаждений.

– Скажи, Виталий, ты что-нибудь чувствуешь ко мне? – Вика покраснела и убавила шаг.

– Да, но мне не хотелось бы о том говорить.

– Почему? Ты мне можешь сказать всё, что угодно. Ведь я твой друг.

– Друг, – согласился он. – Но об этом не говорят.

– А разве стыдно сказать другу всё, что о нём думаешь, или что чувствуешь к нему?

– Вовсе не стыдно! Смотри, кажется, «чёртово колесо» закрутилось, – дипломатично увернулся от выяснения отношений вопрошаемый. – Прокатимся?

– Идём, – обрадовалась златовласка, и глаза её загорелись. – Давно мечтала прокатиться на нём. Интересно, что испытывает человек, оказавшись там, наверху?

– Сейчас сама узнаешь, – Виталий потянул её к кассе. – Нам два билета, – сказал он кассирше, отдавая деньги.

– Пожалуйста, – выдвинула кассирша из окна будочки оббитую жестью коробку. – Один взрослый и один детский.

Обладатель сиреневых билетиков повлёк спутницу к «чёртовому колесу». Девочка вдруг остановилась.

– Что с тобой? – растерялся угодливый кавалер. – Я что-то не так сделал?

– Не поеду на этом колесе.

– Отчего? Ты ведь так рвалась.

– Потому что я не ребёнок. Почему она сунула мне детский билет? Я хочу взрослый. Ведь тебе дали взрослый.

– Что вы, прелестная сударушка, это мне вручили детский билет, а вам – взрослый, – схитрил юноша.

Синеокая вострушка улыбнулась, оценив шутку.

– Значит, ты – малюсенький, а я – большусенькая?

– Без сомнения.

– Тогда поеду. Теперь всегда будешь покупать себе детский, а мне – взрослый.

Они рассмеялись и, взявшись за руки, запрыгнули в качающуюся тележку «чёртова колеса».

Вика никогда не поднималась так высоко. И поэтому, боясь упасть, с силой обхватила за талию друга и прилипла к нему, как котёнок.

– Ты боишься? – поддел трусиху молодой человек.

– Нет, – ответила лгунишка.

– А я немного побаиваюсь.

– Честно говоря, я тоже, – созналась задавака, – но ты не думай, я вообще-то смелая.

– Я и не думаю.

От того, что девочка прижалась всем телом, Виталий ощутил к ней необыкновенную нежность. Ему вдруг страшно захотелось обнять её, но он сдержался.

– Вон, смотри! Отсюда видно мой дом, вернее, его крышу. А вон кафе-мороженое, где мы были с тобой в прошлую встречу. Помнишь, ты там ела пирожные?

Тележка медленно поползла вниз.

– Слава Богу, – пролепетала Вика, – я начала думать, что мы навсегда повисли на этой верхотуре. Хоть я чуть-чуть напугалась, мне всё-таки понравилось. Давай, прокатимся на «русских горках».

Народ в парке начал прибывать и скоро людей наплыло так много, что яблоку некуда было упасть. Беззаботная парочка посетила почти что все аттракционы.

– Виталий. Пойдём отсюда, – потащила за рукав Вика.

– Куда и зачем? Здесь так весело!

– Я устала.

Она не сказала ту правду, из-за которой ей вздумалось покинуть парк. А причиной стало то, что взрослые дяди и тёти, пришедшие отдохнуть, водили по тротуарчикам, посыпанным жёлто-красным песком, своих детей, держа их за руки, так же, как Виталий держал её. И сравнивать Виталия и себя с ними ей было как-то не по себе.

– Уйдём, прошу тебя.

– Как прикажешь, моя принцесса. Твоё желание – закон!

Наконец, луна-парк спрятался за высокой, узорчатой оградой. Девочка вынула пальчики из ладони юноши и снова подхватила его под руку. Он не возражал.

– И куда пожелает направиться принцесса?

– Куда угодно, лишь бы с тобой.

– Тогда предлагаю осчастливить вашим вниманием кинотеатр.

– В кино, так в кино.

Кинотеатр селился неподалёку, и через две минуты парень оплачивал места.

– Стойте, – задержала их билетёрша у входа. – Вы не видите, на этот сеанс допускаются только граждане не моложе восемнадцати лет? Вы зачем, молодой человек, несовершеннолетнюю привели? Это же эротика – «Глас любви».

– Мы вовсе не знали, какой фильм, – оправдывался юноша, – даже афишу не читали.

– Надо читать, – строжилась билетёрша.

– Но раз куплены билеты, не могли бы вы пропустить нас? Даю торжественное обещание: мы только посидим в кафе вашего кинотеатра, а на фильму – ни ногой.

– Хорошо, – смилостивилась владычица фойе, оторвав контрольные корешки от билетов, – идите, сегодня как раз свежее мороженое завезли.

Виталий и Вика прошли в кафе и заняли столик, заказав мороженое. Забил третий звонок, и публика устремилась в просмотровый зал. Юноша и девочка остались только вдвоём доедать сливочное мороженое. За ними строго следила старая билетёрша-контролёрша.

– Лида, привет, – обратилась к вредной надзирательнице за поедателями холодного продукта подбежавшая женщина. – Ты извини, я опоздала. Сама знаешь, как трамваи, проклятые, ходят. Уж как признательна, что пропустила зрителей в мою смену. Отдежурю за тебя, не сомневайся. Не сердись.

– Да чего там, Тамара! Мне и не в тягость. Стой, да рви бумажки. Ну ладно, пока. Я ещё в продуктовый запланировала заскочить. Внучке салат из овощей обещала приготовить.

Билетёрша, пропустившая в кафе разновозрастную пару, схватила сумку со стула и выпрыгнула за дверь кинотеатра, не предупредив коллегу по работе о своих подопечных, глотающих мороженое.

– Слышь, Виталик, – шепнула Вика, смекнувшая как можно исправить ситуацию, – прошмыгнём в кинозал, пока пограничник сменился?

– Но мы обещали: туда – ни ногой.

– Это ты обещал, а я – нет. Можешь торчать здесь, а я поползла. Всегда мечтала посмотреть хорошее кино про любовь.

– Уговорила, только, чур, тихо! Я пойду за тобой. Чтобы из-за моей спины тебя не заметили.

Вскоре лазутчики, хитростью пробравшиеся в запретную зону, созерцали картину.

 

– Замечательный фильм, –  оценила работу режиссёра инициаторша коварного прорыва в пока закрытый для неё мир кинематографа, выходя из зрительного зала. – Я подобных не смотрела.

– А мне не понравилось. Слишком много про любовь. Я уважаю фантастику или фильмы ужасов. Вот это вещь! А вам, девчонкам, только про любовь подавай.

– Какой ты глупый мальчишка. Ничего не смыслишь. Ты же в кино видел, как могут люди искренне, чисто любить друг друга. Я бы за такую любовь…

– У тебя ещё будет такая любовь.

– Почему будет? Разве её нет сейчас? Любви все возрасты покорны.

– Да, это так, но у каждого возраста своя любовь.

– Нет, любовь всегда одинаковая и не зависит от того, сколько тебе лет. Или она есть, или её нет.

– Возможно и так. Я не намерен спорить. Ты, наверное, знаешь толк в этом вопросе, – усмехнулся молодой человек.

– Да, – вспылила девочка, – потому что люблю… – она оборвалась на полуслове.

– Ты любишь? Кого?

– Ты ещё не понял, дурачок?

– Что я должен понять?

– Ничего, – Вика схватила его за мизинец и потянула за собой. – Пойдём, что мы будто приклеились к асфальту. У нас так мало времени: через три часа я погружусь в электричку и ту-ту-у!…

– Подожди, – придержал её Виталий, – я сейчас.

– Куда ты, – закричала она вслед уносящемуся другу.

– Я мигом! Стой на месте, никуда не исчезай, – махнул он рукой.

Через две минуты юноша вновь появился перед ней, держа три белых, как снег, розы.

– Это мне?

– Да, тебе, моя принцесса, – Виталий пристально взглянул на Вику, затем на цветы. – Знаешь, что, – стукнул он себя ладошкой по лбу, – я всё терялся в догадках, на кого ты похожа.

– И на кого?

– На цветы. Они так же милы и нежны, как ты. Ты самый красивый цветок из всех цветов в мире.

– Спасибо за цветы и за каскад комплиментов. А ты любишь розы?

– Их нельзя не любить.

– Выходит, если ты любишь их, ты должен любить и меня. Так? И, причём, больше всех. Ведь сам выдвинул идею, что я – самый красивый цветок.

Виталий предпочёл промолчать. Но Вика, глядя ему в глаза, догадалась, что если бы он ответил, то сказал непременно бы «да».

– Не пригласишь меня к себе домой? Я ни разу не была у тебя. Мне хочется посмотреть, как ты живёшь. Кроме того, я уморилась бродить по городу. Отдохнуть бы где-нибудь, чтобы нам никто не мешал, и никто нас не видел.

– Если устала то, конечно, приглашаю.

– Так пойдём немедленно!

На этот раз златокудрый ангелочек не шёл, а летел, торопя события. С нетерпением приближая тот момент, когда увидит квартиру, согреется теплом комнат, где живёт дорогой для неё человек. И посидит с ним в тишине и покое.

– Прошу вас, принцесса, – парень отомкнул замок ключом.

Скромная гостья чуть помедлила, взглянула на друга и сделала шажок. Вошла внутрь, как входит верующий в дом Бога своего.

– Как у тебя хорошо! Ты здесь совсем один?

– Совсем. Я говорил тебе.

– Да-да, конечно. Можно пройти в зал?

– Именно за этим сюда и пришла. Иди, куда заблагорассудится.

– Ой, как у тебя уютно! – всплеснула руками Вика, очутившись в зале. – А это кто? – скакнула она козочкой к серванту, заметив старые пожелтевшие фото мужчины и женщины.

– Родители. Помнишь, рассказывал: они погибли в автокатастрофе. Рядом с ними фотография бабушки – она умерла два года назад. Так что я совсем один – одинёшенек.

– Бедненький мой, – она погладила Виталия по руке. – Но почему один? Теперь у тебя есть я. Правда? – вопросительно возвела глаза.

– Правда, – шепнул он, – теперь у меня есть ты.

– А там что? – указала девочка на дверь, находящуюся с правой стороны парадной комнаты.

– Там мой кабинет и спальня одновременно. Там работаю и изволю почивать

– Разрешишь полюбопытствовать?

– Делай, что пожелаешь.

Вика толкнула дверь и попала в тесноватое помещенице, но с толком обставленное.

– Ты здесь работаешь? – приблизилась она к письменному столу.

– Да. Вон в те тетради записываю мудрые мысли разных людей. А вот это называется «кульман». Видишь чертёж, что прикреплён к нему? Этим и занимаюсь.

– Смешно, – синеглазка уставилась на чертёж. – Ничего не разберу. Какие-то чёрточки, точки, кружочки. Это и есть твоя будущая работа после института?

– Да.

– Ты, наверное, очень образованный? А меня дурочкой считаешь? Поди и в грош не ставишь?

– Как могла подумать такое? Ты самая умная из всех девочек.

– Я не девочка, – насупилась Вика, – я девушка.

– Хорошо, самая умная-разумная девушка. Пойдём лучше на кухню чай заваривать.

– Идём. Я хочу, чтобы ты угостил меня чаем.

– Кто тебе готовит? – спросила самая умная-разумная, когда они разместились на кухне, и парень поставил чайник на конфорку.

– Никто. Сам стряпаю.

– Ты прилично готовишь?

– Не очень, но есть можно. В общем сносно.

– А знаешь, как я великолепно умею кашеварить? Если бы у меня был такой муж, как ты, я бы его вкусно-вкусно кормила каждый день.

– Где только откопать такого мужа? – отозвался шутник.

– Опять ничего не понял, дурачок. Какой ты недогадливый! И что вы, мужчины, такие тупоголовые?

– Ну, здравствуй, дорогая, – развёл в разные стороны руки молодой человек, – то минуту назад называла чуть ли ни гением, то вдруг ни с того, ни с сего обзываешь тупоголовым.

– Я не то сказала. Думала намекнуть, но не получилось.

– И на что намекаешь?

– Господи, какой непонятливый! Смотри, чайник пыхтит, как паровоз.

Виталий наполнил кружки кипятком, подлил настой цейлонского чая и, прихватив с собой сахарницу и ложечки, попросил очаровательную леди пройти с ним в зал, где они устроились на старом, мягком кожаном диване.

– Телевизор включить? – предложил гостеприимный хозяин, отхлёбывая душистый напиток.

– Нет, в тишине лучше. Не увлекаюсь телевизором – там всё врут, – непринуждённая собеседница так же попыталась попробовать чая, но не рассчитала глоток, выпила сильно много не успевшего остыть угощения, обожглась и уронила кружку на пол, начала быстро-быстро тереть пальчиками пылающий ротик.

– Тебе плохо? – вскрикнул сидящий рядом взволнованный друг и в испуге тоже выпустил хрупкий сосуд из руки.

Два расколотых фарфоровых изделия валялись у их ног.

– Сильно больно? – юноша схватил девочку за плечи и притянул к себе, стараясь хоть как-то помочь.

– Нет, ничего страшного, – ответила она, – я не очень пострадала. Просто струхнула, что могу ошпариться. Извини, я разнесла вдребезги посуду.

– Это ерунда, – успокоился Виталий. – И на старуху бывает проруха.

Он хотел добавить, что разбил и свой столовый инвентарь. Так что они оба – неряхи. Но бегающие зрачки чаёвников неожиданно встретились, и парень умолк. Как заворожённые впились они глаза в глаза, боясь оборвать нить, соединившую их взгляды. Лица медленно приближались. Они уже ловили учащённое дыхание друг друга. И вот губы обитателей кожаного дивана слились в поцелуи. Обоюдный порыв был короток, но чрезвычайно горяч. Уста разомкнулись так же быстро, как и соединились. Они не ожидали того, что произошло, и поэтому продолжали молчать, часто, растерянно моргая ресницами. Наконец, Вика решилась:

– Как вредно смотреть фильмы про любовь, – чуть слышно промолвила она, ласково улыбнувшись.

– Я не хотел, – невнятно промямлил смущенный кавалер, как бы извиняясь за прорезавшуюся нежность. – Это безрассудство!

– Ты не хотел поцеловать меня? Скорее скажи, что сочиняешь.

– Прости, я обманул. Но всё случилось как-то нечаянно, исподволь, – продолжал оправдываться сконфуженный юноша.

– Почему просишь прощения? Разве виню тебя? Я объясняла, что не маленькая. Всё могу понять. Знаю, ты опасаешься проснувшихся в тебе чувств, как и я. Мы не виноваты, что между нами втиснулось время. Но ведь разница в десять лет ничто, она не так велика. Было бы гораздо хуже, если бы я родилась в пятнадцатом, а ты в двадцать первом веке.

Вика говорила, а Виталий в это время думал: «Боже ж Ты мой, эта прелестная девочка рассуждает так, как не в состоянии рассуждать и взрослая женщина. Она и вправду очень развита для своих лет. Как я мог не полюбить её, если она обладает такими достоинствами, как ум и красота? Вика права – разница в возрасте не играет роли в любви. Но она ещё совсем дитя, а я – взрослый, созревший мужчина, и не в силах позволить с ней большего, чем этот спонтанный поцелуй, хоть и по-настоящему влюблён».

Взгляд молодого человека упал на электронные часы.

– Мы опаздываем на твою электричку, – перебил он её журчащую трель. – Прости меня, Вика, ни в коем случае не гоню тебя. Но если не уедешь на этой, то следующая только в восьмом часу вечера.

Встревоженная говорунья тоже посмотрела на горящие зелёным цветом циферки настольного электронного прибора.

– Ты прав, я обещала матери и отцу приехать на этой электричке. Надо спешить, засиделись мы.

Влюблённые второпях выскочили из дома. До электропоезда оставалось тридцать минут. Им повезло – они успели запрыгнуть в уже отходивший от остановки автобус и были на вокзале за пять минут до отправления пассажирского состава, следовавшего до станции «Малиново».

 

    16 глава.

Колодец.

 

Австралия осталась далеко позади. Бестелесные поднялись высоко над облаками, и с реактивной скоростью мчались туда, где жил ранее во плоти Фёдор. Они и долетели бы до цели путешествия, если бы дух Феофана резко не затормозил, бросив ученика одного. Фёдор не сразу заметил исчезновение спутника, так как погрузился в мечты о пребывании в своём городе. Пронесясь достаточно большое расстояние от места потери проповедника, он всё-таки ощутил отсутствие старца и оглянулся. Богослова нигде не было. Бедолага забеспокоился. Он вернулся назад, чтобы отыскать своего пропавшего руководителя, и вскоре обнаружил его.

– В чём дело? Почему вы отстали? – вопрошал Фёдор. – Это не очень честно с вашей стороны. Ведь мы могли не найти друг друга. И что бы я тогда делал без вас? В следующий раз предупреждайте, пожалуйста.

– В том не моя вина. Мне пришлось остановиться, так как я услышал глас свыше.

– С неба?

– Да, с неба. Что-то сейчас должно произойти. Меня кто-то зовёт.

– Но почему я ничего не слышу? – удивился Боровков. – Если бы вас кто-то окликнул, наверняка его голос уловили бы и мои перепонки.

На этих словах Фёдора Васильевича случилось странное. Неизвестно откуда перед духами возник колодец, но ведущий не в недра планеты, а куда-то в звёздную бесконечность. Диаметр его составлял два метра.

– Извини, Фёдор, но я обязан отправиться по этому колодцу к Тому, Кто требует меня, – поставил в известность старец.

– А как же я? – недоумевал преданный ученик. – Разве не полечу с вами? Мы всегда были вместе. Что мешает держаться вместе и сейчас? Не отпущу вас одного, даже и не уговаривайте.

– Нет, дорогой друг, ты останешься здесь на Земле. Я же предстану перед Тем, Кто создал её. Он призвал меня, и я не могу взять тебя с собой. Согласись.

– Тогда это другое дело. Что вы раньше не сказали?!

– Продолжай путь в свой город и подожди меня там. Я чувствую, моя миссия на Земле не окончена, так что обязательно вернусь и отыщу тебя, – с этим уверением смиренный христинин нырнул в колодец.

– Я жду вас обратно, – подступив к серебристому обручу космической шахты, закричал Фёдор. – Только обязательно возвращайтесь!

Оказавшись возле жерла колодца, он увидел струящийся необычно яркий, но вместе с тем и мягкий, ласкающий свет. Старик уплывал всё дальше и дальше и вскоре совсем растворился в белизне тоннеля. Проход закрылся. Фёдор являлся теперь единственным духом в мире живых, выбравшимся на поверхность Земли. Он погрустил – погрустил о покинувшем его наставнике. Но делать было нечего: такова уж воля Всевышнего! И астральная, бесплотная сущность медленно поплелась к городу своего детства. Лететь быстро теперь не хотелось. Мчаться без Феофана в этой бескрайней стратосфере стало неинтересно. С кем он теперь побеседует? Кроме богослова и поговорить-то было не с кем. Придётся перекидываться репликами с самим собой. А какой из этого резон? Так и в сумасшедшего недолго превратиться. Постепенно Фёдор Васильевич без особого энтузиазма дотелепал до конечного пункта назначения. Показались дома, так хорошо знакомые его глазам. Он перестал переживать о разлуке со старцем и бросился к осиротевшим без него улицам родной гавани. Первым делом побывал у себя в однокомнатной квартире. В ней он протопал когда-то свои первые шаги. Здесь бузотера растила и воспитывала мама. Сюда он привёл и невесту. Но Варвара, будучи властной и непримиримой женщиной, не ужилась с его матерью. Однажды молодому мужу от предприятия, где он трудился, вручили в пользование ключи от заработанной новенькой квартиры. Варвара была рада разъехаться со свекровью. Там Фёдор и запил от жизни с такой жёнушкой. Варвара не выносила пьянства и, не вытерпев его загулов, выгнала вторую половину назад, к родительнице. После развода, через два месяца скончалась от кровоизлияния в мозг. В больнице она обвиняла бывшего супруга, что, якобы, он довёл её до такого состояния. В чём, собственно говоря, его вины не находилось. Скорее всего, можно предположить, что на Варваре лежал грех за ту жизнь, к которой Фёдор пристрастился под её началом. От воспоминаний о семейном бытие Боровкову стало не по себе.

– Чтоб она провалилась сквозь землю! – выругался он. – Ой, да что я несу, Варварка и так там.

Дух принялся шнырять из угла в угол квартиры, восстанавливая в памяти те или иные эпизоды из земного существования. Перемещаться он старался тихо, чтобы не разбудить людей, что в это позднее время спали. Теперь они занимали сии квадратные метры. Хотя потревожить на самом деле Фёдор их не мог, так как был невидим и неслышим для смертных, но, забыв о том, предпринимал для соблюдения покоя хозяев все меры предосторожности. Почивший экс-квартиросъемщик вдоволь утешил себя тем, что вновь, пусть нелегально, но побывал в родном доме, пусть даже в нём стояла другая мебель и проживали абсолютно чужие, незнакомые ему люди.

Внезапно гостю из потустороннего мира пришла в голову идея забраться в метрополитен. Он ни разу в ночное время не заглядывал туда, а очень хотелось! Через несколько секунд экспериментатор переминался над входом в метро. Залазить вовнутрь ему почему-то было боязно. Скорее всего потому, что метро являло собой подземное сооружение. А возвращаться в тёмный «чулан» без окон и дверей Фёдору не представлялось надобным.

– Может, Феофан вернётся, как обещал? Надо дождаться. Хотя, впрочем, что делать святому старцу на этой грешной Земле? – махнул рукой колеблющийся пессимист.

Немного поразмыслив, Боровков всё-таки пересилил страх и очутился в широкой пасти подземки. Как осторожный таёжный зверёк начал медленно опускаться вглубь огромной «норы» над замершим в ожидании утра эскалатором. С опаской, недоверчиво подлетел к полукруглой стене и потрогал её рукой. Она была тверда, и через неё он пройти не мог. Обрадовавшись тому, что территория духов и здесь, под землёй, так же ограждена от него, как и на поверхности, осмелев, двинулся дальше и попал в огромный зал ожидания электропоездов. Лампы светили вполнакала – не так ярко, как горят, когда метро трудится. Оставалось включённым только дежурное освещение. И это придавало залу какую-то загадочность. Фёдор юркнул в тоннель, по рельсам которого отбивают дробь стальные колёса, и устремился по нему со скоростью пассажирского состава в другой конец. Осмотрев, таким образом, почти все залы метрополитена, заметил, что стали появляться люди. Закрутились электромоторы, затопали ноги. Метро озарилось нарядным, праздничным светом. Город проснулся. Его жители спешили на работу. Вступил в права ещё один будничный день. Фёдор отыскал себе занятие, очень понравившееся ему. Он врезался в поезда, несущиеся на всех киловаттах, сквозь закрытые двери и вместе с ними продолжал путешествовать. Когда надоедал тот или иной вагон, так же, пронзая железо и стёкла, выскакивал прочь и искал себе новый состав, с новыми лицами пассажиров. Впрочем, этим Фёдор увлёкся ненадолго. Вскоре сии детские забавы ему приелись, и дух очутился над твердью, увидев, что солнце уже поднялось высоко. Город жил полнокровной жизнью. По дорогам катили всевозможные машины, перевозя людей и грузы, тротуары заполнились пешеходами, обременёнными заботами, и магазины приглашали покупателей, отперев засовы и отпустив сторожей. Бродяга отыскал глазами кабачок с вывеской «А ну-ка, заходи», где он отошёл в мир иной, и поспешил вовнутрь с целью почтить безвременно погибшего там Фёдора Васильевича Боровкова, то есть себя. Чуть покружив над столиком, за которым в последний раз выпил свежего, игристого пива, и тем самым отдав последний долг усопшему, покинул место скорби. Неприкаянный скиталец слонялся по дворам и переулкам, забредая то в одно здание, то в другое просто так, без всякой цели. Ему было приятно полазить по кирпичным и блочным строениям и снова ощутить себя в мире живых. Так сирый странник болтался до вечера, пока не наткнулся на ещё одного духа, зависшего над площадью в центре города, посреди которой уместился памятник поэту Александру Сергеевичу Пушкину. «Наваждение? – подумал Фёдор. – Неужели кому-нибудь, кроме меня и Феофана, удалось выбраться на поверхность, разрушить непробиваемый потолок? Так и есть, нет никаких сомнений – это дух человека». Шутник принялся осторожно, со спины соплеменника подбираться к духу-незнакомцу, стараясь оставаться незамеченным.

– Приветствую вас, брат из подземного мира, – толкнул Фёдор речь, оказавшись от него в двух метрах.

Дух-незнакомец обернулся на приветствующий возглас.

– О, Боже мой! – Фёдор схватил себя за голову. – Это вы. Как я сразу не узнал?

Перед ним находился никто иной, как Феофан.

– А я решил, вы никогда не вернётесь. Если Всевышний призвал вас, то это надолго, или даже навсегда. Как счастлив вас снова обнять! Вы видели Его? Ну, каков Он? Прошу вас, расскажите. Умираю от любопытства. Ведь вы видели Его самого, говорили с Ним?

– Здравствуй, Фёдор. Ты прямо, как сверчок, застрекотал. Я не успел ответить на первый вопрос, а ты задаёшь второй. И вправду подумал, наверное, что старик покинул тебя навечно, и поэтому так рад моему возвращению?

– Расскажите мне всё.

– Вынужден тебя огорчить, мой друг, лица Создатель не открыл. Видимо, не пришёл срок показать его. А вот говорить с Ним говорил.

– И что Он сказал?

– Он освободил нас из мира духов, чтобы помешать планам Гадила претвориться в жизнь. И ты, и я должны сыграть немаловажную роль в истории человечества, в миссии спасения цивилизации.

– Вы-то понятно. А я? Почему я, разве достоин того?

– Унижающий себя будет возвышен, так пророчествуется в Библии. И раз на нас двоих возложена данная задача, мы обязаны осуществить её.

– Узнали ли у Властителя вселенной, где нам искать предателя, участвующего в кознях диавола?

– Он поведал мне, что того надо искать там, где Фёдор. А ты, как известно, весь тут. Значит, служащий сатане в этом городе.

– А поконкретней? Я город отлично знаю, мы мигом его найдём.

– Поконкретней сообщить не могу. Он не открыл всего. Лишь проговорил, что придёт время, и мы сами узрим пакости Гадила и остановим их. Надо ждать и готовиться.

– Когда должно прийти то время?

– Не торопи события. Если сам Всемогущий участвует в наших делах, Он сам назначит дату и известит нас.

– Выходит, – заметил Фёдор, – у нас есть немного свободного времени?

– Да, есть, – согласился старец.

– Тогда разрешите представить вам мой город и его архитектурные ценности. Тем более что ветерок попутный и можно смело дрейфовать.

– Что ж, прошу. Окажи такую услугу. Я не прочь взглянуть. Тем более, здесь решатся судьбы человеческие.

Духи поплыли над широкими площадями и проспектами, то в том, то в другом месте застывая над очередной достопримечательностью каменного муравейника людей.

– Вот это – вокзал, но не просто вокзал, – с усердием повествовал Фёдор, кичась своей осведомлённостью, – он построен в тысяча восемьсот семьдесят четвёртом году и представляет собой общественную реликвию. Несколько раз его хотели разрушить и построить более удобный, современный. Но горожанам он так дорог, что они отстояли его. И решено было старую постройку реставрировать. Тем самым сберечь самобытную архитектуру и улучшить комфорт проезжающих.

– Электричка на Малиново задерживается на тридцать – сорок минут в связи с ремонтными работами на путях, – донеслось из громкоговорителей, установленных на вокзале.

– Ух, уж эта техника, – бросил в ответ Фёдор, – всегда что-нибудь да ломается. А вон там, вдалеке, на самом верху горы, – указал он рукой, – можете наблюдать крепость, утыканную пищалями, построенную примерно в тысяча пятьсот тридцатом году. Несмотря на то, что ей столько лет, она до сих пор как новенькая. Умели раньше строить! Прошу вас, подлетим к ней поближе: там есть, чем полюбоваться.

Воздухоплаватели удалились от вокзала, а из громкоговорителей вновь последовало сообщение о задержке электропоезда для непонятливых граждан.

 

– Вот те на, – хлопнул в ладоши Виталий, – а мы так торопились на эту электричку. Оказывается, она опаздывает.

– И здорово, что опаздывает, – улыбнулась Вика, – значит целых полчаса в нашем распоряжении. Давай возьмём билет в кассе и пойдём приземлимся где-нибудь на скамеечке, под деревом.

– Замечательно, – махнул головой парень.

Вскоре они сидели на лавочке, стоящей в небольшом парке недалеко от вокзала.

– Твой поцелуй был так нежен и приятен, – смущаясь, обронила Вика, смотря молодому человеку прямо в глаза.

– Твой тоже, но давай не будем разговаривать на эту тему.

– Почему ты не хочешь говорить об этом? Помнишь, сказал мне в кафе «Льдинка», как будто умеешь читать по глазам? Тогда я немного испугалась, что просканируешь мой мозг. Виталий, знаешь, я, наверное, тоже научилась телепатии. Я вижу написанное в твоих глазах. То же самое, что и в моих. Не так ли? Взгляни в мои, и обо всём догадаешься.

– Извини, Вика, я не знаю, что со мной. Наверное, схожу с ума. Но пойми, ты ещё девочка. Тебе всего двенадцать лет, и какой бы взрослой тебе не хотелось казаться, всё равно ты – ребёнок. И я боюсь этого. Будь ты постарше хотя бы лет на пять, я бы всё открыл тебе.

– Что дадут эти пять лет и кому они нужны? Если ты ко мне чувствуешь то же, что и я к тебе, почему мы должны скрывать чувства? Нам ведь только хуже от того. Поцелуй меня ещё раз, как поцеловал в своей квартире. Через двадцать минут меня увезёт электричка далеко-далеко от тебя. Поцелуй же.

– Нет, не могу. Нас заметят. И что подумают люди, увидевшие, как взрослый парень целует маленькую девочку страстно и горячо? Нет, я не могу. Нет.

– Ты трус! Ты отъявленный неисправимый трус!

– Да, я трус.

– Прости меня, – Вика уткнулась своей головкой ему в плечо. – Я не то хотела сказать. Здесь никого нет, и никто нас не заметит. Посмотри на меня. Почему всё время отводишь взгляд? Или я уже не такая красивая?

– Ты самая ослепительно прекрасная в мире. Нет никого лучше тебя!

Юноша поддался на уговоры, посмотрел в её глаза и снова утонул в них. И как ни боролся с собой, его губы вновь коснулись желанных губ ангела во плоти.

– Целуй меня, целуй, я хочу умереть от твоих поцелуев, – шептала Вика, обхватив его шею.

 

К зданию вокзала подкатил бежевый «Мерседес». Из машины вылезли Славик и его дружок – Сергей Балевич.

– Так значит, договорились, Серёга? – уточнял Славик. – Приедешь туда – обязательно не забудь купить мне компьютерную программу, о которой говорил.

– Да не боись, друган, сделаю все, как просишь, будет тебе программа. А зачем она нужна?

– Да хочу ковырнуть.

– Как это – «ковырнуть»?

– Раскодировать пароли и самому заняться её копировкой. Только ты – молчок! Не болтай никому. Знаешь, это какие бабки!

– Ядрена вошь, чем только не занимаются, лишь бы не пахать и разбогатеть, – захохотал Балевич. – Через два дня программа попадёт в твои руки. Да, кстати, помнишь, я рассказывал об одной девчонке из Малиново?

– Помню, и что?

– Не желаешь поразвлечься в следующий понедельник? Я приглашаю к себе друзей на небольшой банкетик, и ты можешь заскочить, если захочешь. Только, чур, своих баб не приводить. Нас будет обслуживать эта клопик-малышка.

– Да ну их, этих насекомых, – хмыкнул Славик, – у меня их и так полно.

– Э-э, братец, не угадал. Это не простая девчонка.

– И что в ней необычного такого?

– Ей двенадцать лет.

– Двенадцать лет? Да что я, совсем дурак! С такими не связываюсь. Ещё и дурнушка поди? Они все таковы в этом возрасте.

– Опять не угадал. Ручаюсь, такой красоты никогда не видывал даже у созревших метёлок. Она великолепна. Персик. Я провёл с ней две ночи и ощущения мартышечка доставляет, надо признаться, неописуемые. Воспарял с ней на седьмое небо.

– Ладно, заинтриговал. Приеду на банкетик, оценю твою макаку. Сколько она тебе стоила?

– Ох, и не спрашивай, дорогой товар. Сначала за неё просили слишком много, но мне удалось сбавить цену. Её родители – чистая пьянь. И как у них получился такой амурчик, как эта девочка? Прямо удивительно.

– Так её что, не сутенёр продаёт, а собственные предки?

– Вот именно.

– Такого не встречал. Обязательно приду взглянуть на эту эмансипированную лилипутку.

– Приходи, а если загоришься, то и попробуешь, как она на вкус. Уверен, не сможешь отказаться. Нагрянем-ка в ресторан, выпьем чего-нибудь, до отправления поезда есть время.

Они поднялись на второй этаж здания вокзала и обнаружили закрытые двери чревоугодного, увеселительного заведения с табличкой «РЕМОНТ».

– Как всегда – не учёт, так ремонт, не ремонт, так учёт. Когда всё это кончится, когда порядок наведут! Страна тупиц и дебилов! Уже сколько лет в «акулах капитализма», а всё на дно тянет. Спустимся вниз – в ларьке хоть пивка перехватим, да где-нибудь в теньке припаркуемся, – загундосил Балевич.

Насчёт пива проблем не возникло и, купив десяток трехсотграммовых баночек, дружки завалились в летний парк, примостившийся с левой стороны вокзала.

– Эй, стой, – придержал сотоварища Балевич, когда они входили в тень деревьев. – Вот пассаж так пассаж!

– Что ещё? – освободил свою руку Славик из волосатых пальцев Сергея.

– Тихо ты, а то спугнёшь.

– Кого спугну? – не успокаивался Славик. – Ты что принял позу охотничьей собаки?

– Вон тех двоих видишь?

– Да пошёл ты! И не хочу глядеть никуда. Дай глотку промочить – пиво тёплым становится.

Пиво из открытой банки брызнуло пеной.

– Зыркни своим ястребиным оком, я тебя прошу.

Любитель холодного пивка повернул голову и наткнулся глазами в глубине парка на двух целующихся – парня и девочку.

– Это и есть та девчонка, о которой говорил. Ты гляди, шустрая какая. Сегодня только ночью со мной проработала, а уже вечером нового денди нашла. Наверное, заработать побольше хочет, миллионершей стать. Ты смотри, смотри, как она его слащаво целует! Меня так не целовала, кочерыжка капустная. Скажу ей об этом в следующий раз. Пусть оправдывает мои деньги как следует и не халтурит. Хороша девчонка, не правда ли? Вон как лижутся, даже на нас ноль внимания.

– Девчонка-то хороша, а вот парень тоже не плох. Это же Виталик – жених Милы.

– Ну да? Милкин мужик? Вот кобелина! Такую деваху отхватил, а всё мало, и малолетку ему подавай. Но как целуются, как целуются… В кино так не сосутся. Интересно, он здесь её топтать будет, или нет? Давай спрячемся, последим.

– Стану я по кустам лазать, – высокомерно фыркнул Славик и направился к влюблённым.

Обнявшаяся пара почуяла чьи-то приближающиеся шаги. Отодвинувшись друг от друга подальше, как будто не знакомы, голубки опустили глаза вниз и принялись ждать, пока человек пройдёт мимо. Но прохожий затоптался как раз между ними.

– Привет, Виталий. Бадейку пива не опростаешь за компашку?

Юноша поднял ресницы.

– Это ты, Слава, – узнал он подошедшего пивохлёба.

– Я, или не видишь? А я слышал от Милы, ты ещё в научном городке знания в себя вбираешь.

– Да понимаешь, – начал, запинаясь, объяснять застигнутый врасплох студент, – только сегодня приехал, утром. Всего на день раньше срока, – обманывал он плохо и неумело.

– Да чё так волнуешься? Верю. Познакомь меня, – покосился самоуверенный нахал на девочку.

– Её зовут Вика, мой друг.

– Друг?

– Да, друг.

Приблизился Балевич.

– Сергей, – представилась бесцеремонно детина, – близкий корешок Славана. Начинающий, но уже крутой бизнесмен. Продать могу, что угодно, если надо – обращайтесь. Пива не желаете? Славан, разве ты ещё не предложил?

– Нет, спасибо, ребята, ни к чему, – потряс волосами Виталий, – сейчас электричка должна подойти. Нам пора, – он поднялся со скамейки, взял Вику за руку. – До свидания, – и повёл девочку к выходу из парка.

– На электричку им пора, – передразнил Сергей, лишь влюблённые скрылись за деревьями парка. – Домой её к себе поволок, на кровать. Как будто не знаю, чем она занимается.

– А Милка, идиотка, считает его чуть ли не святым, а он, такой, как и все – мужик, – загоготал любовник Зарыпиной. – Вот потеха! А если я ей всё выложу? Ладно, давай пивка глотанём, душой оттаем, организм требует праздника.

Состояние Вики, когда она увидела насиловавшего её мерзавца, нельзя и передать. Бедняжка сразу побледнела и вся затряслась. «Хорошо, Балевич не рассказал про меня Виталию, – бегали мысли у неё в голове. – Это было бы ужасно. Как бы потом смотрела ему в глаза? Со стыда бы сгорела. Не уведи меня Виталий из парка, непременно, подлец, что-нибудь, да сболтнул. Что бы милый тогда подумал обо мне? Опасная неожиданность. Я и не предполагала, что у Балевича и Виталика есть общие друзья, такие, как этот Славик».

Виталию Антонову тоже сиё происшествие пришлось не по душе. Теперь сидевший за одной школьной партой с его невестой-прилипалой непременно разболтает Миле о сегодняшней встрече на вокзале. А ведь парень обещал навестить её дом по приезде из научного городка. Но ничего, из этой ситуации как-нибудь вывернется. А что, если злопыхатель заметил, что он целовал Вику? Ведь ненужный свидетель тоже может проговориться об этом. И молодой человек приобретет репутацию совратителя малолетних.

 «Хорошо, если Славик ничего не успел увидеть, и мы вовремя услышали шаги, – размышлял юноша. – Будем надеяться на лучшее. Бог не выдаст, свинья не съест. И принесла же их нелёгкая!»

– Почему такая бледная? – спросил он у дрожащей девочки.

– Ничего, кажется, немного замёрзла.

– То-то тебя всю мандражит. На вот, – Виталий скинул с себя пиджак и набросил на Вику, – не дай Боже, простудишься. И не холодно, а ты продрогла.

– А этот Славик – твой знакомый? Давно его знаешь?

– Нет, мы познакомились недавно.

– Неприятный тип, – высказала своё мнение синеглазка.

– Да нет, вроде бы ничего.

– Нет, неприятный. А этот Сергей, его дружок, просто сволочь.

– Почему так решила?

– Ауры у них грязные, и всё. Плохие люди.

– Но можно ли судить с первого взгляда? Ты совсем их не знаешь. Славик, например, выручил меня один раз, заняв крупную сумму денег на долгий срок. А вот насчёт другого ничего не скажу: вижу его впервые.

– Не понравились они мне.

– Не понравились, так не понравились. Забудь о них!

– Виталий, я хочу, чтобы ты никогда не дружил с такими, как эти, – попросила Вика.

– Я с ними и не дружу. Славик – просто знакомый. Поторопимся, на перрон скоро электричка подъедет.

– К сведению пассажиров! Электричка, следующая в Малиново, прибудет через три минуты на четвёртую платформу, пятый путь. Повторяю.., – объявила диспетчер вокзала в микрофон.

– Так и есть, скоро подойдёт, – Виталий сам на сей раз подхватил хрупкую «дюймовочку» под руку и повёл к месту посадки, через подземный переход, куда ринулись и другие пассажиры, желающие застолбить удобные сидушки и достаточно перенервничавшие из-за срыва расписания, в отличие от юноши и девочки, которым задержка была не в тягость, если не считать той нежеланной встречи для них с Балевичем и Славиком.

Влюблённые вместе с остальными клиентами, пользующимися услугами железной дороги, поднялись на перрон.

– Ты поцелуешь меня ещё раз, перед тем, как посадить в вагон? – с надеждой в глазах молила прелестная златовласка.

– Но здесь так много народа, – зажался парень.

– Хотя бы в щёку.

– В щёку – пожалуйста.

– Только обязательно.

– Когда ты приедешь ещё? Вика, мне очень хочется вновь увидеть тебя как можно скорее.

– Буду в городе в понедельник, на следующей неделе. Ой, не в понедельник, а во вторник. Я ошиблась и чуть не надула тебя.

Вика знала, что приедет в город в понедельник, к Балевичу, но Виталий ничего не должен был подозревать.

– И где встретимся? На старом месте у столба?

– Нет, – отказалась девочка, – давай лучше приду к тебе домой.

– Хорошо, жду во вторник дома. Во сколько?

– В восемь, как и сегодня.

– Но я не могу. В это время у меня занятия в институте.

– Хорошо, – уступил ангелочек, – подожду твоего возвращения у подъезда.

– Нет, так некрасиво получается. Вот что, возьми, – молодой человек достал из кармана брюк ключ, – это отмычка от моей усыпальницы. Сама откроешь и подождёшь меня внутри. Не будешь же торчать на улице!

– А как ты без ключа?

– Обо мне не беспокойся. Есть ещё один. Я храню его у своей соседки, так, на всякий случай.

Вика приняла никелированную пластинку с замысловатыми зазубринами и спрятала в платье. Но, попав рукой в карман, вдруг неожиданно для себя нащупала там хрустящие купюры, навязанные утром Балевичем. Девочка совсем забыла про них. Она выхватила маленький ключик Виталия из обшитого кружевом мешочка и сжала его в кулачке. Ей стало неприятно от той мысли, что ключ от квартиры любимого ляжет рядом с грязными деньгами, полученными от продажи тела. Ей не были нужны эти порочные деньги, и не она предлагала себя – её сторговали родители. Но печать вины, ощущаемая на себе Викой, не позволила ей держать чистую вещь друга вместе с отвратительными бумажками, которыми так жаждали завладеть её отец и мать и потратить их на спиртное и закуску.

Состав подъехал к перрону и, пыхтя, распахнул двери.

– Господа, пассажиры, – послышалось из динамиков поезда, – в связи с опозданием стоянки на станциях сокращаются. Просьба занять свои места.

– Поцелуй меня, как ты обещал, – попросила Вика, сбрасывая с плеч пиджак.

Виталий повесил на руку свою одежду и чмокнул очаровательное дитя в щёку.

– Спасибо, милый, – она запрыгнула в вагон.

Двери закрылись, и электричка тронулась. Юноша проводил глазами электропоезд и поплёлся домой.

«Придётся завтра позвонить Миле. Славик всё равно расскажет, что я в городе».

– Эй, Виталий, – кто-то окликнул его со спины, молодой человек оглянулся.

– Ты, Славик, – попятился парень, готовый провалиться сквозь землю, лишь бы ускользнуть от надоевшего преследователя.

– На самом деле посадил девчонку в электричку?

– Да, посадил. Не нахожу в этом криминала.

– Знаешь, что, сейчас, уже скоро, отправляется поезд Балевича. Я закину его в купе и отвезу тебя домой на машине. Ну, как ты, не возражаешь? На ключи от авто – бежевый «Мерседес». Там посиди пока.

– Да я вообще-то на автобусе собирался, – хотел было отвязаться Виталий.

– Брось! На автобусе, на этой дребезжащей консервной банке? Бери ключи, не выпендривайся. Ну вот и отлично! А я мигом – только запихну Серого в вагон.

 

Через семь минут Славик элегантно запрыгнул в респектабельную машину.

– Где живёшь-то? – спросил хозяин импортного автомобиля.

– В конце проспекта Суворова.

– В курсях, полетели.

Машина заурчала движком и понеслась.

– А кто эта девчонка тебе и где ты её подцепил?

– Лично мне – никто, в смысле не родственница. Просто знакомая моих хороших знакомых.

– А что она делала здесь?

– Приезжала к своим родственникам, а я её иногда провожаю. Сажу на электричку, и всё.

– Так ты и вправду не знаешь, что это за букашка-таракашка, или прикидываешься? Не дрейфь, я Милке не накапаю, мне можешь безбоязненно признаться. Неужели мужик мужика не поймёт?

– А что я должен знать про неё? – не понял Виталий странного вопроса. – Что имеешь в виду?

– Ничего, – отмахнулся хозяин машины. 

«Да он и вправду вроде лопух, не сечёт, чем занимается эта блондиночка – малолетняя потаскушка, – думал Славик. – Профан. Или чересчур сильно шифруется. Одно из двух. Ладно, вижу, из него много не вытянешь. Как-нибудь в другой раз выведаю всё, сегодня не получится».

– Слушай, – вновь заговорил Славик, – ты Милке не сообщил о приезде? Она так тоскует по тебе, даже полнеть начала! Наверное, от разлуки с тобой. Если дальше так пойдёт, скоро округлится, как бочка. Что ты на меня посмотрел так? Это шутка. Шучу я так, понимаешь? Милка всё такая же стройная и красивая. Впрочем, видимо, она мало тебя интересует, раз не предупредил о возвращении. Так?

– Да, не предупредил.

– Ох, Виталий, Виталий, и чего ещё надо? Такую бабёнку закадрил, кобылицу необузданную: и весёлую, и сексуальную, и из богатой, обеспеченной семьи. Папаша – владелец крупной строительной компании, мама – главный режиссёр театра. И чего не хватает? Любой другой вцепился бы в неё руками и ногами!

– Останови машину, я выйду.

– Ты чего, обиделся? Я же просто так, шуткую.

– Да нет, мы прибыли на место. Вон мой дом. Останови, а то проедем, – Виталий вышел из машины и хлопнул дверью.

Автомобиль развернулся и помчался в обратную сторону.

«Ну ладно, Антонов, – злорадствовал по дороге владелец бежевого «Мерседеса», – скоро ты женишься на Зарыпиной и будешь воспитывать моего ребёнка и всю жизнь считать его своим. А эту девчонку, как её там – Вику, кажется, я в следующий понедельник положу с собой в постель. Она действительно великолепна, а я ставил под сомнения слова Балевича. В жизни не видел такой ослепительной красоты! Даже и не верится, что ей всего двенадцать лет. А завтра, пожалуй, навещу Милку и кое о чём ей шептану на ушко».

Славик нажал на газ, и машина стремглав запылила по шоссе, выбрасывая из выхлопной трубы еле заметный смог, прибавляя зелёным насаждениям работы по очистке городского воздуха.

 

17 глава.

Очередные махинации.

 

Дверь Славику открыла Надежда Николаевна.

– Здравствуйте. Мила дома?

– Добрый вечер, Слава. Дома, отдыхает.

– Рановато отдыхать, и девяти нет. Где она перетрудилась?

– Да как же? Свадьба у нас на носу. Испереживалась дочка. Тебе ничего не известно? Молодые решили обвенчаться пораньше.

– Что так?

– Есть у них причина, заставляющая торопиться. К сожалению, больше пока ничего не могу сообщить – слово дала помалкивать.

– Мама, кто там пришёл? – крикнула Мила из гостиной.

– Это к тебе, дочка, Слава.

– Пусть проходит. Что вы там шепчетесь в прихожей?

Поздний посетитель вытер о коврик ботинки и ввалился в гостиную.

– Привет, лисичка. Мне твоя мама рассказала о скорой свадьбе. Быстро ты и Виталий это дело обтяпали.

– Молчал бы уж, – кинула разгневанно «плутовка», – сам будто не знаешь, что и почему. Зачем явился?

– Милочка, разве таким тоном разговаривают с гостем? – заметила Надежда Николаевна.

– Ничего, –  заулыбался Славик, – мы старые друзья и не обижаемся друг на друга. Смею ли я, Мила, пообщаться с тобой, так сказать, конфиденциально, с глазу на глаз?

– Смеешь, смеешь.

Молодёжь укрылась от Надежды Николаевны, запершись в комнате девицы.

– И о чём жаждешь известить меня, друг детства?

– В общем-то, ничего особенного, пустяк, мелочь.

– Так к чему такая секретность?

– Да к тому! То, что скажу, должны услышать только твои уши и ничьи больше. Если не расположена говорить тет-а-тет и желаешь, чтобы это стало известно твоей маме, то, пожалуйста, – давай пригласим её сюда.

– Брось комедию ломать. Что там у тебя? Не тяни кота за хвост.

– Разреши сначала задать один вопросик.

– Задавай, будь любезен.

– Когда у вас свадебка?

– Через пятнадцать дней. А тебе-то какая забота?

– Как, какая? Я твой лучший друг, а узнаю последним.

– Благодарствую, лучший друг, удружил уже, – Мила показала на свой живот. – Если бы не ты, так и свадьбу незачем было бы торопить.

– Прости, Милашка, но мы оба проштрафились. Виталий оповещён обо всех делах, связанных с бракосочетанием?

– Конечно, нет. Какие-то глупые вопросы задаёшь. Как его оповестить, если он не вернулся из научного городка? Спасибо Галине: она очень помогла с загсом и стариков моих уломала.

– Галина у нас – человек, – жгучий любовник бочком подрулил к «недоступной» прелестнице и обнял её.

– Уйди ты! Со своими лобзаниями ещё лезешь, – оттолкнула приставалу капризная девица.

– Нервная какая-то стала, прямо жуть!

– Посмотрела бы, каким ты стал, забрюхатя.

– К счастью, мне повезло: такого не случится никогда.

– А жаль.

– Так вот, зачем я вас, мисс, побеспокоил. Не далее как вчера созерцал твоего наилюбимейшего и наивосхитительнейшего Виталия.

– Не ври, он приедет только завтра, а если бы и приехал, то непременно бы уже позвонил.

– Как же-с, позвонит, ждите-с, – усмехнулся Славик, – бежит и падает. Того и гляди, лоб расшибёт твой ненаглядный.

– И где ты его созерцал, созерцатель ты мой?

– По телевизору. Где ещё? – саркастически загоготал доносчик.

– Перестань ржать, как лошадь. Тебя серьёзно спрашивают.

– На вокзале.

– На вокзале? Он прибыл другим поездом?

– Каким он поездом приперронился я не ведаю, старушка, но на только что сошедшего с железнодорожного транспорта пассажира он явно не был похож. Скорее всего на провожающего.

– А сам-то ты, что делал на вокзале?

– Балевича провожал. Он отправился в одну коммерческую поездку, ну и мне кое-какую вещь обещал притаранить. Кстати, господин Балевич тоже столкнулся лоб в лоб со своей близкой знакомой.

– Какое мне дело до твоего Балевича и до его знакомых?

– Не скажи, ещё какое!

– Брось трепаться, переходи к цели своего визита! – чересчур занервничала не очень любезная хозяйка. – Или до белого коления довести хочешь?

– Нет, Милка, ты точно в психованную превратилась. Так вот, Виталий провожал на вокзале именно ту близкую знакомую Балевича.

– Кто она? – насторожилась Зарыпина, начавшая понимать, к чему клонит собеседник.

– Знакомая-то? Да девчонка одна. Правда, красивая-красивая, ну просто прелесть. Словами не передать.

– Ну и что, что провожал? В том нет ничего предосудительного. А то, что красивая – это ничего не значит. Разве я не красива?

– Ты-то красавица неписаная. Но красота красоте – рознь. Есть красота более прекрасная и обворожительная, чем твоя.

– Говори скорей, к чему ведёшь?

– Угадай, сколько той красавице лет? – игриво подмигнул насмешник.

– И сколько?

– Двенадцать, всего-навсего.

– Для чего ты мне голову морочишь, если это девочка? А я-то подумала невесть что. Виталий не сегодня, так завтра позвонит. Может, он устал с дороги? Никакого преступления здесь нет. Выпуливайся давай отсюда. Надоело слушать твою трепотню.

– Нет, подожди. Выложу все карты до конца, раз начал. А понежиться на перине успеешь. Я уже говорил, эта девочка – близкая знакомая Балевича.

– Говорил, говорил.

– Заметь, Милочка, близкая. Такая близкая, что дальше некуда.

– Что ты хочешь сказать?

– А то. Девчонка-то – проститутка, и спит с Балевичем за тугрики.

– Виталий здесь причём, если она спит с Балевичем?

– В том-то и вся соль, что вроде бы не при чём. Но обнаружили мы их с сотоварищем в парке, у вокзала. Они сидели на лавочке и целовались, да так жадно – чуть не проглатывая друг друга. Теперь-то сообразила, о чём я?

– Ты намекаешь на то, что эта фрикаделька спит с Виталием, как с Балевичем? Извращение какое-то – уложить в кровать ребёнка!

– Наконец-то, дотумкала! А то всё ходила вокруг да около своего Виталия, как вокруг святого, боялась ему слово вымолвить. А он давно не святой, а искуситель малолетних девочек. Так что, тебе уложить его с собой в постель просто, как дважды два – четыре.

– Нет, я не верю. Ты специально врёшь, чтобы поссорить нас.

– Какой мне прок?

– Верно, никакого, но как знать…

– Мне не веришь, спроси у Балевича Серёги, когда тот вернётся из поездки. К сведению, он через два дня прикатит. Приглашал меня в понедельник посетить свою квартиру. Там будет эта девочка. Обещал её мне, если воспылаю страстью. Ох, и красива малявка – пальчики оближешь, ангел. С таких иконы писать надо для церквей, а они проституцией занимаются. Попробуй, разберись тут в людях. Виталий не такой простачок, каким кажется. Своего не упустит.

– Что бы ты не болтал – Антонов всё равно будет моим мужем. Ребёнку нужен отец, и от этого никуда не денешься. И если он всё-таки подцепил малолетнюю шлюху, не думаю, что это серьёзно. Скорее всего, лишь мимолётное, минутное увлечение. После свадьбы я его быстро приструню: тогда он будет у меня в руках.

– Ага, ты ещё скажи – он по ниточке запрыгает.

– Если пожелаю, то – да.

– Нет, что ни говори, а Виталий – мужик не промах, правильно поступает. Сначала надо перебеситься, а потом жениться. Он не успеет погулять, а ты – трах – ему по голове скорой свадьбой, о которой даже представления не имеет.

– Извини, Славик, но я всё-таки не верю твоим словам. Ты его с кем-то спутал.

– Как тут спутаешь, если я и Балевич подошли к ним вплотную и пиво предлагали. А потом самолично отвёз Виталия домой. По-твоему, я совсем слепой, мухи от слона отличить не сумею? Говорю тебе, это был Виталий – значит, был Виталий.

– Заткнись! Сделаем так. Я завтра утром звоню Антонову, и сама во всём разберусь. А ты, как найдётся у тебя свободное время, заскочишь к нему и скажешь, что тебе срочно понадобились деньги. Ну те, которые занимал на ремонт моей машины.

– Зачем? Я тебе их простил за ту первую ночь в гараже. Всю сумму.

– Но Виталий об этом не знает. Он думает, что действительно должен. Только скажи: деньги срочно, даже очень срочно нужны.

– И зачем? Дорубить не могу.

– Сам рассуди. Таких денег у нищего студента нет. Правильно? Значит, чтобы отдать тебе деньги, он прибежит ко мне. Я, конечно, дам ему, и он рассчитается с долгом. А ты вернёшь их мне.

– Замечательный треугольник получается.

– Не перебивай. И тем самым Виталий начнёт чувствовать себя мне обязанным и быстро согласится вступить в брак. Ведь женись он на мне, его долг автоматически исчезает, так как мы заживём одной семьёй.

– Лиса ты, Милка.

– Ты всё дорубил?

– Сделаю, как ты хочешь, не беспокойся. Заеду к нему в институт.

– Тогда и привези его сюда, чтобы не улизнул от встречи со мной. Завтра пропущу занятия: надо уладить кое-какие дела, связанные со свадьбой. И почему все нормальные люди отдыхают, а студенты должны учиться? В том году была пятидневка, а в этом снова сделали шестидневку. Бардак какой-то!

– Ладно, поеду. Пора, пожалуй. Проводи меня.

Славик вышел из квартиры.

Выпроводив гостя, красотка уселась на кровать в своей опочивальне и приступила к обдумыванию плана действий на предстоящий день.

*

Самовольный «отпуск» Виталия приблизился к концу. Наступила суббота, и он должен был отправится в институт, ещё и из-за того, что замечен Славиком. Отчёт о своём пребывании в научном городке студент так и не приготовил, но надеялся, что его перенесут на понедельник и за выходной он успеет доклад состряпать. Виталий позавтракал, положил конспекты и учебники в кожаную сумку и собрался уже выходить, как зазвонил телефон. Он подбежал к аппарату и снял трубку.

– Алло!

– Здравствуй, Виталий. Это твоя Мила. Ты приехал. Я так рада, мечтаю побыстрее увидеться.

– Здравствуй, Мила. Мы скоро увидимся в институте.

– Ой, нет, Виталичка. Знаешь, я немного приболела, голова кружится. Сегодня не пойду в институт. Ты ведь заедешь к нам после занятий, как обещал? – шмыгнула носом симулянтка.

– Не знаю.

– Как так, не знаешь? Мама с папой тебя ждут. Да, я слышала, ты давно вернулся.

– От кого?

– От Славика. Он тут заезжал ко мне вчера вечером.

«Выходит, он успел всё рассказать», – подумал про себя Виталий. – Да, Мила, но как-то не нашлось времени позвонить: перечитывал конспекты, привезённые из научного городка. Работы по горло было.

– Неужели? А мне Славик сказал, ты провожал какую-то девочку на вокзале.

– Ах, да, конечно, я провожаю её иногда, когда она бывает в городе.

– А где она живёт?

– В Малиново. Полтора часа езды на электричке. Помнишь, как-то говорил тебе перед отъездом, что декан попросил меня съездить в Малиново за бумагами своего друга и отвезти их в научный городок профессору Миллеру, читавшему нам там лекции.

– Помню.

– Так вот, эта девочка – знакомая друга нашего декана. Она приезжает к нам в город иногда – погостить у своих родственников. Но так как они заняты по работе, иногда мне приходится её провожать. Мне это не составляет труда.

– Я верю, что это тебе нетрудно.

– Почему ты говоришь таким двусмысленным тоном? – спросил парень.

– Ты не обращай внимания, просто у меня болит голова. Расскажи, как прошла твоя учёба.

– Мила, мне пора, а то опоздаю в институт, а мне бы не хотелось. Так и быть, сегодня вечером обязательно зайду к вам и поделюсь результатами поездки.

– Отлично, милый, ждём, подходи пораньше. Я страшно соскучилась по тебе, любовь моя. Нам надо кое-что обсудить. До встречи.

– Пока, – юноша положил трубку. «Славик всё-таки не видел, как я целовал Вику, иначе вытрепал бы это Миле, а она вроде ничего не знает, судя по её звонку».

 

Занятия в институте закончились. Как и предполагал Виталий, его доклад о нахождении в научном городке назначили на понедельник, и он успеет к нему подготовиться. Выйдя из института, молодой человек заметил стоявшую возле самого крыльца машину Славика. Её нельзя не заметить – уж больно она выделялась своей шикарностью. За рулём сидел владелец автомобиля. Парень собрался проскочить мимо «Мерседеса», оставшись неузнанным, но машина дала сигнал, и стекло дверцы опустилось.

– Виталий, – позвал Славик. – Не подойдёшь на минутку?

Студент нехотя зашагал к автопижону.

– Привет, залазь, – Славик приоткрыл дверцу и впустил его в салон.

Виталий сел на край кресла, не захлопывая дверь.

– У меня тут дельце к тебе небольшое.

– Слушаю.

– Понимаешь, друг, мне срочно понадобились деньги, которые я занимал тебе на ремонт Милиной драндулетки. Когда одалживал, не предполагал, что они так скоро потребуются. Уж извини.

– Но я не в силах вернуть долг сейчас. Мои карманы в данный момент пусты.

– Найди где-нибудь. Какие проблемы?

– Но где я их найду? На дороге они не валяются.

– Хотя бы у своей невесты.

– У невесты?

– У Милы. Ты не сообразил, что ли? Кстати, это она попросила завернуть за тобой. Ты ведь после института должен к ней сразу лыжи навострить? Так я тебя и оттартаю. И ты как раз о бабках потолкуешь.

– Но мне неудобно просить у Милы, её кабриолет разбил я.

– Какие между вами счёты? Не сегодня-завтра муж и жена.

– Но до свадьбы ещё далеко.

– Не скажи, далеко… Не дальше, чем думаешь. Пойми, мне деньги позарез нужны. Вот так, – Славик провёл ладонью по горлу. – Ну, договорились?

– Если так, то поговорю с Милой. Но я намеривался сам их вернуть попозже, но если кспеху, то тут ничего не поделаешь.

– Тогда рванули. Чего ждать? А насчёт деньжат завтра звякну, узнаю результат. Если найдёшь, то подскочу. Очень они мне понадобились. Рад бы подождать, да не получается.

 

Машина затормозила у подъезда Зарыпиной. Виталий выпрыгнул на асфальт, а авто покатило в глубь длиннющего проспекта.

– Пришёл, – Мила состроила счастливое выражение лица, – я тебя не ждала так рано.

– Славик подвёз.

– Ах, да, я его просила об услуге. Он и сам сказал, что у него к тебе дело есть. Заходи.

Виталий прикрыл за собой дверь.

– Да уж, дело. Просит вернуть одолженные им деньги. Не позднее, чем завтра. Ума не приложу, где их откопать. Советовал к тебе обратиться.

– Правильно советовал, – обрадовалась девица тому, что Славик выполнил задание, потребовав вернуть долг, ему не принадлежавший. – Мудро поступил, придя с этим вопросом ко мне. Мы ведь не чужие. Но сначала обсудим другое. Проходи, а я сейчас кофе принесу.

– Я не хочу кофе.

– Тогда не принесу. Хорошо, что папы и мамы нет дома, и у нас есть возможность поговорить спокойно.

– О чём?

– О тебе и обо мне, о нашем будущем. О, Господи, Виталик, как я тебя давно не видела, – Мила оплела его шею руками и поцеловала.

– Ты зачем это? – отстранился юноша.

– Мы же помолвлены. Что ж, мне и прикоснуться нельзя? Недотрога какой!

Они проследовали в гостиную и опустились в мягкие кресла напротив друг друга.

– Рассказывай, в чём суть вопроса?

– Как бы, Виталий, это всё объяснить, чтобы ты понял? Видишь ли, дорогой, когда два человека влюблены безумно, надо ли им оттягивать свои блаженные минуты?

– Ты о ком?

– Да о нас. Так вот, если мы не в силах жить друг без друга, не сыграть ли нам свадьбу поскорее?

– Что-то не улавливаю смысл. Ведь наша свадьба назначена на следующее лето, и родители твои сами настояли на этом.

– Что касается моих родителей, – скривила в улыбке рот красотка, – то они признали ошибку. И готовы ввести тебя в нашу семью как можно скорее.

– Но к чему торопиться? Всему своё время. Спешить – людей смешить.

– Скажи ещё, что спешка нужна только при ловле блох. Рассудим, как взрослые люди. Какая разница, поженимся мы через неделю или летом? Суть от этого не меняется. Мы всё равно станем мужем и женой. Так зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – Мила поднялась с кресла и присела на колени Виталия. – Дорогой, я так люблю тебя. Не могу больше ждать. Хочу тебя, – она запустила свою кисть руки в его светлые волосы и начала нежно ворошить их.

– Подожди. Так на какой месяц хочешь перенести свадьбу?

– На какой месяц? На этот. Свадьба должна состояться через четырнадцать дней.

– Как через четырнадцать? – Виталий вскочил, чуть было не уронив прелестницу на пол.

– Что так тебя взволновало, золотко?

– Не называй меня «золотко», мне не нравится!

– Хорошо, милый, не буду.

– И «милый» тоже не надо.

– Хорошо, только успокойся.

– Мила, свадьба через четырнадцать дней невозможна. Твои родители сами уверяли, что им надо как следует подготовиться.

– А всё готово, любимый. Свадебные наряды куплены, ресторан заказан, отец оповещает родственников, кататься будем на старинной шикарнейшей «Чайке». Всё готово. И, в конце концов, разве есть действительно разница, когда? Повторюсь, ведь всё равно, рано или поздно, мы станем супругами.

– Есть разница. Почему не обсудила этот вопрос сперва со мной?

– Но я думала, ты будешь безгранично рад этой новости. Я так соскучилась по тебе за эти два месяца и решила ускорить счастливый день обручения. Предки согласились, и теперь нашему браку нет абсолютно никаких преград. И не надо ждать, когда наступит следующее лето. Это не одухотворяет тебя? Что так набычился? Как будто уксуса хлебнул, – на глазах у «плутовки» появились слезинки, которые обычно выпускают опытные актрисы, играющие на сцене театра какую-нибудь плаксивую роль. – Виталий, ты просто не вправе отдалять день свадьбы. Знаешь, сколько денег ухлопано на её приготовление? А это ведь не наши деньги – это деньги моих родителей. И мы должны благодарить их за заботу о нашем счастье. А ты фордыбачишься.

– Нет, Мила, я не могу так скоро.

– Почему?

– Не знаю, почему, но не могу.

– Вот видишь, какой строптивый, даже не знаешь, почему, а отказываешься, – притворщица достала платочек и демонстративно приступила к вытиранию театральных слёз, изредка похлюпывая носиком. – А ещё просишь, чтобы я тебе помогла вернуть долг Славику. Сам же не желаешь пойти мне навстречу.

– Если начать разбираться, то ты сама виновата. Усадила меня в нетрезвом виде за руль, зная, что я не умею водить.

– Но разбил-то «Фиат» ты, а не я. Да ещё и машину папиного друга, за ремонт которой я заплатила сама. Без твоей помощи.

– Спорить бесполезно. Я не снимаю с себя вины. Можешь не волноваться. Но деньги-то Славику надо вернуть.

– Надо, любимый, надо. И я помогу тебе, но только в том случае, если не обманешь моих надежд.

Входная дверь заскрипела и хлопнула.

– А вот и папа с мамой, – шепнула она, – не хочу, чтобы заметили, что мы ссоримся из-за пустяков. Не будем их огорчать: они так ждали твоего приезда. Веди себя примерно.

– Виталик, ты, – засияла Надежда Николаевна, оказавшись в гостиной и узрев воочию будущего зятя. – Вот умница, сразу к нам. А мы-то тебя как ждали! Я и пельмешков настряпала, сейчас вытащу из морозилки и приготовлю.

– Здоровеньки булы, – протянул Григорий Иванович руку молодому человеку. – С приездом. Как учёба? Мать, не забудь ликёрчику на стол поставить. По такому случаю. Рассказывай, как съездил, что новенького?

– Всё отлично, Григорий Иванович. Меня отметили, как самого способного ученика, и на следующий год вручили направление на учёбу за границу.

– Вот это бравый молодец! Не зря дочурка воспевала твой талант. Всё-таки путёвого мужа себе захомутала. Такого поискать ещё надо. И мы тебя всей душой полюбили, как говорится, прикипели. Хороший ты парень, далеко метишь. А то, что со свадьбой спешите, это не беда. Дело молодое, горячее. Мы с матерью вас понимаем и сделаем, что захотите. Вы ведь наши дети. Для кого нам стараться, если не для вас?

– Да мы вообще-то не торопимся, – начал было Виталий, но младшая Зарыпина подскочила к нему и закрыла болтливый рот губками.

– Ой, папа, мы так любим друг друга и так благодарны за вашу поддержку. Правда, Виталий?

– Конечно, Григорий Иванович, – сказал молодой человек, отстранив Милу.

– Да вы не стесняйтесь, ребята, целуйтесь, сколько влезет. Вон, Виталий как покраснел. И чего стыдиться, если любите друг друга? Мы, в конце концов, не чужие. А вот и мать бежит с пельменями, давайте за стол. Где там рюмочки у нас?

Когда все разместились за столом, разговор только и был, что о предстоящей свадьбе. Юноша, как немой, кивал на все вопросы головой, соглашаясь со всем и ничего не произнося. Ему хотелось выпутаться из сложившейся ситуации, но как сделать это, он не знал и посему старался открывать уста пореже. Родители девицы на выданье отнесли его молчание к скромности и потому не очень обращали на то внимание, взяв весь разговор на себя. В восемь тридцать вечера парень встал из-за стола, попросил извинения за то, что вынужден покинуть гостеприимных хозяев, сославшись на свою занятость, в связи с подготовкой доклада о научном городке, и направился к выходу, поблагодарив Надежду Николаевну за угощение, к которому, впрочем, не притронулся. До дверей его вызвалась проводить счастливая невеста.

– На вот, возьми, – сунула она молодому человеку конверт.

– Что это?

– Деньги для Славика. Ты ведь не подвёл моих ожиданий, и я не хочу подвести твоих. Теперь твои долги – мои долги. Через четырнадцать дней мы – муж и жена. Пока, любимый, я позвоню.

Виталий вызвал лифт, а Мила отправилась к себе в комнату и набрала номер телефона Галины.

– Алло, Галочка, это ты? Это я. Что? Спрашиваешь, как у меня дела? Великолепно! Виталий даже пикнуть не успел. Спасибо тебе, подруга, за поддержку. Я бы всё одна не осилила. Давай потом поболтаем, а то предки подслушают. Завтра перезвоню. Целую.

На душе у «плутовки» полегчало, самое трудное было позади. Виталий отныне находился в её руках. Он не посмел возразить против свадьбы и тем самым автоматически дал на неё согласие. Мила прошла в душевую и сбросила с себя одежду. Ей доставляло удовольствие чувствовать, как сбегает по телу вода, щекоча нежную кожу. Плескаясь под тёплым искусственным дождём, она смотрела в зеркало, висевшее напротив. Красотка поглаживала своё стройное тело, любуясь отражением, восхищаясь и упиваясь совершенством. Вдруг неожиданно ощутила на себе чей-то пристальный, внимательный взгляд, и вздрогнула. Боязливо осмотрела душевую, но в ней никого не нашлось. «Показалось», – подумала она. Но ощущение того, что за ней наблюдают, не покидало её. «Наверное, я сегодня слишком переутомилась из-за этого Антонова. Ох, и задал он мне жару! Уже почти решился выболтать всё родителям. Здорово, что успела подскочить к нему и поцеловать прямо в губы – иначе бы всё пропало. Молодец я, всё-таки, недаром Славик назвал меня «лисой». И впрямь лиса – такая же красивая, такая же умная и хитрая. А Виталий-то как покраснел, когда его поцеловала, прямо помидор, и только. Право, не знаю: верить ли тому, что вчера набрехал про него Славик. Не может человек заниматься развратом с малолетней и так краснеть от простого поцелуя. Здесь что-то не так. Но ничего, со временем выясню. Надо нагрянуть к Балевичу в понедельник и поглядеть на ту противную девчонку: так ли она красива, как напевает Славик. Девочки в такие лета обычно угловаты и неловки. Красота приходит потом, когда они начинают взрослеть, если вообще приходит. Вот ко мне, допустим, пришла эта самая красота. Вон какая дивчина смотрит на меня из зеркала. Самой не верится, что это я. Ножки стройненькие, ровные, между ними даже щёлочки нет, когда ставлю их вместе, не то, что у других, кривоногих. А талия какая – просто загляденье. Ну, в общем, красавица, что там рассуждать. А грудки? Стоит посмотреть на эти грудки – настоящая классическая форма. Ни большие, ни маленькие, твёрденькие, как зелёные арбузики, с малюсенькими сосочками, торчащими кверху. И чего Виталию для полного счастья ещё надо? Он сам не понимает, что находиться со мной для него – безумное удовольствие. Ничего, поймёт, настанет срок. Вот только ребёнок, чёрт бы его побрал, не вовремя он. Ну да ладно, выдрессируем Виталия в примерного папашу».

Мила закрыла краны душа и вернулась к себе в комнату. Там она тоже скинула с себя халатик и продолжила любоваться своим телом и личиком в зеркалах трюмо.

«Скоро появится этот мерзкий живот, – сожалела она, – и испортит мою талию. Грудки начнут распухать от молока, потом отвиснут. И дёрнул меня диавол связаться со Славиком. Наделал делов, и в кусты. А я отдувайся за него и за себя».

Девица снова почувствовала на себе взгляд, который преследовал её в душевой. Но, осмотрев и комнату, снова никого не обнаружила.

«Чертовщина какая-то! Что мне постоянно сегодня всякая ерунда мерещится? Точно, я нервная какая-то стала, как подметил Славик. С этим ребёнком на самом деле с ума сойдёшь. Ещё не родился, а уже начинает терроризировать. На всё ради него иду, – Мила ударила себя по животу. – И за что женщине такое наказание? Почему рожать не дано мужчинам? Им это было бы намного легче. Им не надо беречь ни фигуру, ни грудь, ни прелести лица. А нам – рожай, да ещё оставайся красивой. Не справедлив Бог к женщине. Создавая её, наделил очаровательными мелочами и, вместе с тем, в муках рожать детей своих. Пропади Он пропадом».

Несмотря на то, что удачливая лгунья пыталась успокоиться, ощущение присутствия чужого, незнакомого наблюдателя нарастало. Вдруг она ясно почувствовала, что взгляд на неё падает из окна. Мила истерично рассмеялась: ведь жила она в высотном доме, в квартире на двенадцатом этаже. Кто мог следить за ней? Разве только сказочный великан-исполин. Но, всё-таки, выведенная из душевного равновесия курносая «куколка» решилась подойти к окну и полюбопытствовать. Так просто, для успокоения нервов. И когда её взгляд пересёк оконные рамы и наткнулся на лицо чёрного, как ночь, человека, она чуть не упала в обморок, еле удержавшись на ногах. Глаза Милы и незнакомца столкнулись. Зарыпина вскрикнула от ужаса, стёкла в рамах лопнули и покрылись миллионами маленьких трещин, так что нельзя стало рассмотреть, что дальше будет происходить за ними. Испуганная до кончиков ногтей красотка отвернулась от окна и побежала к родителям, чтобы поднять тревогу. Но не сделала и трёх шагов, как ей смертельно захотелось спать. Девица опустилась на кровать и моментально уснула.

Ей снился сон. Будто она стоит в свадебном наряде и держит под руку Виталия, почему-то одетого не в праздничный костюм и смотрящего не в её сторону, а взирающего куда-то ввысь, не отрывая глаз от чего-то, влекущего его. Они венчались не в церкви, а в какой-то серой, грязной пещере. И венчал их вовсе не служитель храма Господня, а человек, чёрный, как смола, бормочущий какие-то заклинания на непонятном языке. Мила подняла густые от туши ресницы вверх, чтобы выяснить, чем же увлёкся её жених и почему не обращает на неё ни малейшего внимания в такой торжественный момент. И увидела яркий свет, мягко струящийся через пролом в куполообразном потолке пещеры, и посередине этого пролома – парящую прекрасную девочку, похожую на ангела. Девочка протягивала руки к Виталию и манила к себе. Неожиданно забытая невеста заметила, что локоть избранника, за который держалась, исчез. Повернув голову к своему кавалеру, обнаружила, что тот оторвался от земли и, вытянув руки вверх, поднимается к зовущей его похитительнице. Она успела схватить жениха за гачи брюк, стараясь остановить его, но сама потеряла опору из-под ног, выскользнула из туфель, застрявших каблуками в щелях пола и беспомощно задёргалась, как рыба, попавшая на крючок. Виталий взлетал всё выше и выше. Девочка продолжала манить. Руки Милы ослабли и, не выдержав веса тела хозяйки, отпустили жертву. Отвергнутая невеста упала в пропасть и проснулась.

– Какой-то кошмар приснился, – промычала она в полусне. – Интересно, сколько сейчас времени? – прищурясь, уставилась на часы. – Боже мой, ещё только восемь часов утра!

Мила вспомнила, как лопнули вчера стёкла от горящего, злого взгляда чёрного человека, соскочила с постели и с опаской подкралась к окну. К её удивлению, стёкла были целы.

– Это безумие какое-то, я сама видела, как они треснули. Творится что-то неладное.

Она выскочила из комнаты затем, чтобы позвать отца и мать и рассказать им о вечернем происшествии. Но передумала, вернулась назад, схватила телефон и дрожащими пальцами затыкала в кнопки.

– Как вам не стыдно звонить в такую рань? – послышалось на другом конце провода.

– Галочка, это опять я.

– Что у тебя ещё случилось?

– Я видела чёрного человека.

– Негра, что ли? Так я тоже видела. Что мне теперь, разбудить всех, кого не попадя, и возвестить им сенсационную новость?

– Нет, ты неправильно поняла, – и Мила, торопясь, выложила Галине всё, в подробностях, произошедшее с ней вчера, не забыв и про приснившийся сон.

– Ну, ты даёшь, подруга, – простонала недовольно Галина, – наверное, точно с этой свадьбой у тебя крыша съедет.

– Да нет, Галочка, всё случилось на самом деле. И Виталий мне говорил о чёрном человеке, я тогда тоже не поверила ему. И про сны свои говорил.

– Да вы оба чокнутые, с Виталием. Знаешь что, подруга, прими какие-нибудь успокоительные таблетки и позволь людям выдрыхнуться. А когда отойду от спячки, неси чушь, какую и Мюнхаузен не слыхивал. Чао, сама позвоню.

В трубке раздались короткие гудки.

 

18 глава.

Новая библия, часть вторая.

 

После разговора с Галиной, Мила попыталась прийти в себя и не волноваться, но не получалось. Пролетел час, второй, Галя, почему-то, не звонила. Зарыпина не выдержала и поехала к подруге. Дверь отварила заспанная хозяйка.

– Боже мой, Милочка, я же сказала – сама позвоню, как только оклемаюсь. Сегодня всю ночь проторчала у телевизора – кино смотрела. Воскресенье ведь. Могу отоспаться хоть в этот день, или нет?

– Можешь, но потом. Так впустишь?

– Что с тобой делать? – уступила дорогу киношница с осоловелыми глазами. – Всё равно мне от тебя не избавиться. Что за ересь несла по телефону? Какой-то чёрный человек, какой-то сон… Так и не въехала.

– Раз не въехала, то всё снова расскажу, – давилась курносая торопыга словами.

– Закрой дверь сначала, – попросила подруга, – и не спеши. Наводнение или землетрясение, что ли? Топай ко мне в спальню, да не шуми, а то моих стариков потревожишь. Они тоже не вечные двигатели: вчера до ночи гуляли на дне рождения одного близкого знакомого. А я схожу освежусь, а то зенки слипаются.

Мила зашла в апартаменты подруги и принялась ждать, пока та примет водные процедуры. Её казалось, что слишком долго Галка возится в ванной.

«Никак она там все перья задумала почистить? Промочила бы глаза, и всё».

Но хозяйка не торопилась и осчастливила гостью своим присутствием только через минут двадцать – двадцать пять.

– Галчонок, что так долго копаешься? – возмутилась Мила. – Я по делу приехала.

– Но должна же я привести себя в полный порядок. Ненавижу выглядеть, как неумытая хрюшка. А про дело твоё наслышана. Белиберда несусветная. Неужели ничего лучше не нашлось? Приступай, – Галя шлёпнулась на кровать. – Всё-таки не выспалась, и полоскание не помогло.

– Ладно, – нетерпеливо выдохнула зеленоглазая красотка, – ещё выхрапишься. Начну с самого начала.

– Надеюсь, не от сотворения мира?

– Перестань прикалываться, я серьёзно.

– Больше не буду, ловлю каждое звукоизлияние, как самый наичувствительнейший локатор.

– Так вот. Позавчера вечером ко мне заскочил Славик.

– Ну, это не новость. Славик питает к тебе определённый интерес.

– Довольно, я же просила. Он заехал вовсе не за тем, о чём думаешь. Славик рассказал, что видел на вокзале Виталия.

– Итак, – подвела итог прозорливая Галина, – кое-что проясняется. Значит, Виталий вернулся раньше.

– Правильно. Так вот. Он был на вокзале не один.

– Естественно, не один – раз встретился со Славиком, то не один, а с ним.

– Нет, Славик провожал Балевича на поезд. А вот Виталий находился в обществе одной особы. С девчонкой.

– Становится занятно, – слушательница приподнялась. – А дальше. Что за девчонка такая?

– Не поверишь – малолетка. Ей всего двенадцать лет, но Виталий и она целовались на лавочке в парке, недалеко от вокзала. Причём, по словам Славика, довольно страстно.

– Неужели твой святоша снизошёл до того, что потчует себя малолетними? Вот это да! В тихом омуте черти водятся, не зря говорится.

– Это не всё, – Зарыпина присела рядом с подругой. – Балевич опознал ту девчонку. И знаешь, кто она? – Мила загадочно замолчала в ожидании оказать ошеломляющий эффект.

– Кто? Дочь мэра нашего города или внучка самого президента?

– Не угадала. Проститутка! – выпалила рассказчица.

– Проститутка? Это в двенадцать-то лет?

– Вот именно, в двенадцать!

– Почему так уверена? – спросила охотница за сплетнями с нескрываемым интересом.

– Скажу почему, но сильно-то на этот счёт не распространяйся. Мне самой Славик доверил по секрету. Эта девчонка спит за деньги с Сергеем.

– То, что Серенький способен на такое, никогда не сомневалась, но вот, чтобы твой тихоня – сенсация. Хотя в людях трудно разобраться. Может, Виталий похлещи Балевича. И тебя возмутил тот факт, что жених спутался с проституткой? Это ерунда, не о том сейчас надо думку думать. Тебе ребёнку отца найти бы. Антонов спутался с малолеткой, ты спуталась со Славиком, даже забеременела от него, так что вы – квиты. Ох, и семейка у вас получится! Не бери ты в голову, у тебя свадьба на носу. Удалось уломать Виталия на скорую свадьбу, так не переживай.

– Я бы сильно не переживала, если бы не несколько обстоятельств.

– Каких обстоятельств?

– Первое: Славик сказал, что та девчонка-обмылок необыкновенно красива, даже сравнил её с ангелом.

– Но ведь красота – не самое важное, тем более она – соплячка, и не конкурент тебе в борьбе за Виталия. Что ещё?

– Во-вторых, вчерашний случай с чёрным человеком. Хоть и не веришь, что происходило именно так, как я передала по телефону. И, в-третьих, мой вещий сон, где какая-то мокрощелка увела у меня прямо из-под венца суженого, поманив его всего лишь пальчиком.

– Чепуха всё! – опять бухнулась на кровать Галина.

– Нет, не чепуха. Мне кажется, девчонка, целовавшаяся с Виталием в парке, чёрный человек и мой сон как-то взаимосвязаны между собой. Что-то должно как бы взорваться, и я в растерянности. Муторно на душе, внутренний голос говорит, чтобы готовилась к худшему. Славик сообщил, что эта малолетняя пакость приползёт домой к Балевичу в понедельник, и я хочу вроде бы ненароком зайти к нему и посмотреть на потаскушку, что на самом деле она из себя представляет.

– В тебе простая женская ревность играет. Всего-навсего мужик решил поразвлечься. Проститутка, она и есть проститутка. Сегодня есть, завтра нет.

– Не говори, Галочка, здесь всё подозрительно.

– Если тебя волнует связь жениха с пацанкой, отправься к нему и скажи всё прямо в глаза.

– Да, ты права. Именно так и поступлю. Сейчас же к нему, и всё узнаю.

– Постой, не спеши, сейчас только дров наломаешь. Тебе надо успокоиться и как следует обсосать каждую деталь. В таком состоянии тебя не отпущу. Вот завтра, тихая, мирная, уравновешенная, навести свою любовь. Но повторяю, обдумай всё хорошенько. Кто знает, как он среагирует. Куда тогда ребёнка пристроишь? К Славику? С него, как с гуся вода, и взятки гладки. Он и сам не согласится, зная, что ты его не любишь.

– Пусть будет так, как советуешь, но в понедельник обязательно нагряну к Балевичу.

 

Виталий не подозревал о заговоре, готовившимся против него и Вики двумя неразлучными подружками. В это воскресное утро он проснулся в плохом настроении. То, что бракосочетание состоится через четырнадцать дней, а вернее, теперь через тринадцать, его тревожило. Парень никак не мог свыкнуться с мыслью, что Мила превратится вскоре в его жену, и он, как муж, будет обязан делить с ней супружеское ложе, каждый восход и закат видеть её лицо, такое нежеланное. Должен будет о чём-то разговаривать с ней, хотя общих точек соприкосновения, интересов у них нет. И что скажет Вике во вторник? Как оправдается? Ведь скрыть после вступления в брак, что он женат, нереально. А любит он её, а вовсе не Милу. Но Вика ещё ребёнок. Как Виталию разрешить эти проблемы, нежданно-негаданно навалившиеся на него? Юноша не находил никакого выхода.

Молодой человек приготовил завтрак, чтобы немного заморить червячка. Но кусок не лез в горло. Он не мог есть, только думал и думал о том, как посмотрит на него несчастная Вика, узнав о свадьбе. Да ещё эти проклятые деньги, взятые им у невесты-прилипалы. Все последние события словно ожесточились против него, и порвать с Зарыпиной не представлялось возможным.

Виталий поднял трубку зазвонившего телефона.

– Привет, дружище. Слава тебя беспокоит. Достал деньги?

– Достал, можешь забрать. Ты запомнил дом, в котором я живу, когда подвозил меня? Поднимешься на третий этаж, квартира номер тридцать.

Деньги вскоре перекочевали от дебитора к Славику, и тот укатил на своей пижонской машине. Виталий приступил к работе. Какие бы не были у него проблемы, а доклад об учёбе в научном городке необходимо непременно подготовить. До самого вечера просидел за работой неутомимый «стахановец». И лишь когда полностью закончил отчёт, позволил себе лечь в кровать и уснуть. Сон, снившийся ему на этот раз, являлся продолжением кошмара о чёрном лесе. Парень очутился посреди огромной залы железного замка, перед троном, на котором восседал хозяин страшного царства. Рядом с чёрным человеком находилась возлюбленная юноши – Вика. Она плакала и протягивала навстречу ему руки. Сам Виталий был весь в крови и ожогах, причинённых диким лесом.

– Отдай девочку! – крикнул изо всех сил израненный боец. – Вика не принадлежит тебе, она не хочет этого! Оставь её!

Хозяин замка громко рассмеялся на такое требование и выпустил из руки следующую молнию. Виталий грохнулся на пол залы и скрутился в клубок.

– Попробуй, возьми, если такой храбрый. Она моя!

Вдруг замок озарился ярким, ослепительно-белым светом.

– Что такое? – воскликнул чёрный человек, прикрывая рукавом глаза. – Только этого не хватало! – на его лице выступил страх.

Сверху в мрачное здание, для которого не нашлось крыши, опускался божественно сияющий дух, за спиной его шумели два золотых крыла.

– Победи властителя зла, – обратился он к юноше и бросил к ногам Виталия меч, горевший, как солнце.

Дух с золотыми крылами исчез так же загадочно, как и появился. Парень схватил брошенный меч и полоснул им по невидимой стене, отделявшей его от хозяина трона и Вики. Стена мгновенно растворилась в никуда, и смелый солдат двинулся навстречу врагу. Но чёрный человек не собирался сдаваться и запустил очередную молнию в противника. Атакуемый воин испугался несущегося на него с бешеной скоростью огненного шара, но успел среагировать и отбил его мечом. Отразившись от оружия, электрический сгусток изменил траекторию и полетел обратно, в сторону молнеметателя. Огненный шар попал прямо в трон, который пошатнулся и рассыпался в прах. Но хозяин уничтоженного трона сумел уклониться от энергетической массы, и в руках его тоже зловеще заблестел металл, но, в отличие от меча, полученного Виталием, тот был чёрен, как ночь.

– Зря стараешься, мой юный друг. Девчонку тебе всё равно не спасти. Если она не достанется мне, то пусть не достанется никому, –  хозяин замка занёс стальную полосу над Викой и яростно опустил вниз.

Вика не упала от удара и продолжала протягивать ручонки к любимому. Но от просвистевшего сквозь неё клинка стала полупрозрачной, тело её приобрело невесомость и нереальность, за спиной выросли два маленьких, блестящих, как у стрекозы, крылышка. Молодой человек подбежал к пленнице, чтобы отвести её от опасности. Но рука его не коснулась плоти, а прошла, словно по голографическому изображению, не ощутив преграды.

– Ты к тому же и глуп, – захохотал чёрный человек. – Разве не видишь, я убил её? Теперь она мертва. Ты хочешь быть таким, как она? Тогда брось меч и дай поразить себя. Только смерть отныне в силах соединить вас. Зачем тебе жить без неё, ты ведь любишь девчонку? Я и мой меч поможем не расстаться с ней. Ну, давай, брось железку, всё равно не одолеешь меня, глиняный человечишка.

Вика неожиданно начала подниматься вверх, оставляя под собой страшный замок и сражающихся в нём. Она воспаряла выше и выше и, наконец, скрылась из поля зрения.

– Что теперь намерен делать здесь без неё? Разве нужна тебе такая жизнь, в которой нет любви? Брось меч, предупреждаю в последний раз.

– Нет! – прокричал парень. – Если суждено сложить голову мне, то умрёт и змий! Беспощадно уничтожу этот термитник бесов. Ты пойдёшь прямо в ад, но я и там стану преследовать тебя. Сполна заплатишь за смерть Вики. Она – единственный цветок, который я любил и люблю сейчас больше жизни!

Солнечный и ночной мечи скрестились, и грянул гром.

Виталий открыл глаза, которые наткнулись на темноту, и услышал, что за окном идёт проливной дождь, шмякая большими каплями по подоконнику. Сверкнула молния, и спальня осветилась зловещей вспышкой, бросившей на стены и пол тени предметов, вставших на её пути. Послышался гром, и посреди комнаты появился старый знакомец – бог, пришедший из забвения.

– Приветствую тебя, пророк, – произнёс нимбоносец. – Вставай, настало время продолжить наш труд.

– Я готов, – Виталий соскочил с постели и направился к письменному столу, извлёк оттуда чёрную книгу с кроваво-красным переплётом и новую чернильную ручку. – Я ждал вас. Вы никогда не предупреждаете о своём следующем визите, и потому я жду вас всегда.

– Так и должно быть. Я тот, кого надо ждать всегда. Книгу мы успеем дописать, торопиться некуда, всё в моей власти. Ты, конечно, помнишь, что в прошлый раз мы закончили первую часть. Сегодня очередь второй. Внемли, смертный. Поведаю о сыне зла и тьмы. Ему посвящена работа в эту ночь.

Юноша приготовился внимательно слушать.

– Начнём с того, что матерью Христа действительно является женщина по имени Мария, мужа её звали Иосиф. Иосиф находился в преклонном возрасте и не в состоянии был ублажать свою вторую, молодую жену, ненасытную в сексе. С каждым днём Иосиф всё слабел и слабел, а Мария всё с большим и с большим усердием заставляла  выполнять его мужские обязанности по отношению к себе, как к жене. Но вскоре Мария осознала, что Иосиф слишком слаб для прихоти плоти. Здесь и совершил своё подлое дело сатана. Он совратил женщину к измене, разделив ложе с Марией. Так и родился на свет пресловутый святой Иисус Христос. Непорочное зачатие придумано потом, чтобы возвести Иисуса в ранг божества, что диаволу впоследствии и удалось. И теперь люди почитают сына сатаны как Бога. Молятся тьме и её отродью. О младенце диавола стало известно великому царю Ироду. Он приказал верным воинам пойти и отыскать дитя зла. Но слуги его не обнаружили сына нечистого. Тогда Ирод распорядился перебить в Вифлееме и его окрестностях всех грудников, которым менее двух лет. Тяжело царю было отдать такое страшное распоряжение. Но он понимал, что необходимо уничтожить Иисуса, дабы не жило на Земле дитя зла, которое станет творить такие же злодеяния, как и его отец. И к тому же, Ирод знал, остальные убиенные его воинами младенцы попадут в рай, и душа его за них не беспокоилась. Было бы хуже, если эти малыши, превратившись во взрослых, наслушались бы своего сверстника – сына тьмы Иисуса, и поверили ему, и их души попали бы в ад. Это всё понимал великий царь Ирод. Но сатана укрыл Христа вместе с его распутной матерью в Египте, где они и прятались. Да ещё потащили туда обманутого Марией Иосифа, не желавшего покидать родину. Коварная Мария сказала мужу, якобы Иисус от него, Иосифа, и посему старик должен спасти ребёнка от Ирода.

– Вскоре диаволу удалось погубить славного царя и вернуть Иосифа, Марию и сына своего в Галилею, в город Назарет. Мария боялась возвращаться в Вифлеем, так как на место царствования своего отца встал Архиелай.

– Когда Иисус вырос, то нечистый решил ввести обряд среди людей вступления в слуги его. И назвал обряд крещением. И крестил Иисуса Назарянина никто иной, как Иоанн, впоследствии прозванный крестителем. Этот Иоанн прославился обжорством, пьянством и ненавистью к людям. Именно такими, как он, должны были стать, по мнению тьмы, все, принявшие крещение. Но бог любит всех, он любит и праведников, и неисправимых грешников. И готов сделать всё, чтобы грешники превратились в праведников. Поэтому он даже к сыну сатаны послал преданного ангела, чтобы тот наставил дитя зла на путь истинный. Ангел тот взял Иисуса в руки свои и отнёс в пустыню, где пробыл с ним сорок дней и ночей, пытаясь убедить его перейти на сторону добра. Иисусу тогда исполнилось тридцать лет. Но сказал Иисус ангелу: «Отойди от меня, ибо я буду поклоняться всегда моему отцу и служить ему». И подлетели к Иисусу слуги диавола и начали хрипеть песни во славу его. И пошёл сын нечистого набирать себе среди людей учеников, достойных по делам своим, готовых на всякие мерзости. И выбрал их двенадцать человек, среди которых находился Иуда Искариот. О нём мы ещё вспомним отдельно. Все ученики, кроме Иуды, являлись развратниками, убийцами, людьми злыми, хвалившимися дурными деяниями. Иуда же случайно попал в эту скотскую компанию, о чём впоследствии пожалел. Иисус принялся ходить с разбойниками из города в город, ругая бога и творя неугодное ему, преследуя фарисеев. Фарисеи – это истинные приверженцы бога, живущие по моим законам и почитающие только меня, отвергающие учение тьмы.

– О том, как Иисус приближал и жалел грешников, можно судить по одному эпизоду из его жизни. Однажды он увидел, что честные миряне жаждут забить камнями женщину, изменившую мужу своему. Тогда Иисус встал на её защиту и не дал воздать ей должное. Эту грешницу он выставил на показ, как святую, уча остальных женщин тоже заниматься блудом.

– Иисус оживлял мёртвых, говорится в диавольской книге – Библии. Но не говорится всей правды. Он на самом деле отнимал их от гроба. Но, сделав их двигающимися, не мог влить в умерших душу, как вдыхает её господь. Поэтому поднятые им тела представляли собой просто «зомби», в чьих сосудах не текла тёплая, животворящая кровь, в их груди не билось горячее сердце. Прежние мертвецы становились кровожадными убийцами, оборотнями, вампирами. Так же правдой является и то, что Иисус вылечивал различные болезни. Но, как и для чего он сиё совершал? Ответ прост. Сын нечистого делал это для того, чтобы люди поверили в него, как в бога всемогущего, и молились ему, и прославляли его. Он насылал то проказу, то слепоту, а затем, представ перед народом как небесный владыка, убирал то, что сам и дал. И доверчивые люди соблазнялись на фокусы.

– Однажды Иисус – сын тьмы, прибыл в страну Гадаринскую, что недалеко от озера Галилейского. Собралось много обманутых им встретить его и поклониться ему. И тогда, чтобы больше укрепить веру собравшихся в то, что он есть добро, вывел из толпы бесноватого, обитавшего на кладбище, так как крестьяне не находили средств его укротить, и сказал: «Выйди, нечистый дух из этого человека». И нечисть вышла, и легион бесов вселился в свиней, которые сразу погибли. Что, как не зло может приказать другому злу подчиниться себе? Так сын сатаны приказал легиону злых духов, являясь более сильным, чем они. Народ же, видевший, как бесноватый исцелён, поверил в могущественную, неземную силу Христа.

– Даже природные явления подчинялись этому исчадию ада. Так, например, когда он плыл со своими распутными учениками в лодке, на озере поднялся сильный ветер, волны стали захлёстывать лодку. Иисус в это время пребывал в сильном опьянении и посему спал. Ученики его бодрствовали и испугались бури, стали будить учителя. Хотя Иисус был в стельку пьян, но стоило ему приказать, как ветер стих. И сиё не трудно объяснить, потому, как ветрами повелевают злые духи, и они подчинились хозяину.

– Однажды Иисус рассказал одну из своих побасёнок. Вот, послушай ее, и ты поймёшь, чему учил этот безбожник. Фарисей и мытарь пришли в храм помолиться. И вот фарисей говорит про себя: «Благодарю тебя, Господи, что я не такой, как прочие люди – грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь». А мытарь стоял в отдалении, не поднимая к небу глаз, и шептал: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». И сказал Иисус тем, кто слушал эту побасёнку: «Говорю вам, что мытарь более оправдан перед Богом, чем фарисей, ибо всякий, возвышающий себя, будет унижен, а унижающий себя, возвысится».

– Что думаешь об этой так называемой притче, Виталий?

Юноша пожил плечами. Нимбоносный продолжал:

– Из слов сына диавола явствует: человек, не совершивший никакого греха – зло, а совершивший – добро. Здесь фарисей – зло, а грешный мытарь – добро. Разве это слова сына божьего? Нет, сии речи сына сатаны. Из этой побасёнки видно, что люди могут позволить себе грешить, сколько угодно, а затем, придя в храм, замолить грехи и стать чище, чем праведники. Нет, то не соответствует истине, Виталий. Запомни, так рассуждать выгодно только нечисти, и именно она – автор этой старой книги. В оной написаны те глупости. Настоящий бог – я. Кто этот Иисус, можно понять из его знаменитого въезда в Иерусалим. Воистину, осёл ехал на осле, лучше и не скажешь.

– Зная то, кем на самом деле является Иисус, Иуда Искариот решил разгласить правду о нём и выйти из учеников богоненавистника. И пошёл он к первосвященникам и рассказал им, где Иисус и кто он, и обещал показать его. И пошёл, и указал поцелуем. Несмотря на то, что Иисус – сын сатаны, Иуда жалел о нём и высказал к нему жалость поцелуем. Христос был схвачен, чтобы больше не смущать народ. Разведав о том, что Иуда сообщил об Иисусе правду, диавол настиг Иуду и убил ударом молнии, наказав за благородный поступок. Так умер Иуда Искариот, но душа его спаслась.

– Попал Иисус тогда к римскому прокуратору. Он подкупил прокуратора обещаниями озолотить, и чиновник задумал вызволить зло, поддавшись соблазну. Но непреклонная толпа, узнавши о том, не позволила ему совершить это и потребовала казни великого грешника. Прокуратор, как ни вертелся, всё-таки согласился, иначе его самого растерзал бы народ, вдоволь насытившийся злодеяниями Иисуса.

– Но диавол и здесь перехитрил доверчивых людей. Он выкрал сына своего и заменил другим человеком, внешне похожим на Иисуса. Люди, думая, что это сын тьмы, били его и плевали в него, и не замечали глаза их подмены, потому, как они находились в ярости и месть затмила их сердца. И казнили они невиновного. Сын же сатаны собрав всех учеников зла, избрал вместо Иуды другого и разослал их по всему свету проповедовать веру в своего отца и себя, как в бога единого. Сам Иисус спустился под землю, в логово родителя и написал там чёртову книгу Библию. Затем отдал её человекам как откровение Божье. За то и проклят вместе с отцом мною на веки вечные. Вот и всё, вкратце, самое основное, что ты должен держать в памяти о гнусном Иисусе. Сейчас мы приступим к написанию второй части святой книги. Где всё это и многое прочее найдёт место. Я слишком гнал свой рассказ, и навряд ли ты всё понял в нём. Когда перечтёшь, сказанное осмыслишь.

Виталий сел за стол, взял ручку, и рука его, как и в прошлый раз, чудесным образом начала писать сама по себе. Когда была заполнена вторая треть книги, она остановилась и упала. Пришелец попрощался с юношей, опять не назначив день следующего визита, и исчез. Было семь часов утра.

В семь часов пять минут юноша услышал входной звонок, звякнувший два раза.

– Кто бы мог прийти в такую рань? – подумал Виталий, поспешив в прихожую.

Он открыл дверь и увидел на пороге Милу.

– Ты удивлён? – кашлянула она в кулачок.

– Обычно в это время ты спишь. Наверное, где-то произойдёт землетрясение или день поменяется с ночью, раз так рано встала, – преодолев антипатию и раздражённость, ухмыльнулся Антонов.

– Хоть бы поздоровался сначала для приличия, кавалер, а потом насмехался, – девица легонько оттолкнула его от двери и вошла. – Я смотрю, ты не очень обрадовался моему посещению?

– Просто не ждал тебя так рано. Позвонила бы по телефону!

– Ну, вот ещё, стану я трезвонить. Мы не чужие, можем друг к другу без приглашения заглядывать. Так?

– Так.

– Вот видишь, ты со мной согласен. Пустишь в зал или здесь лясы точить?

– Пренепременно проходите, сударыня. Ждём вас с превеликим удовольствием-с.

– Спасибо, и не надеялась. А я уж заподозрила, что у вас на меня аллергия.

– Мила, у тебя дело ко мне или так, от скуки заскочила?

– И по делу, и просто так. У тебя найдётся кофе?

– Найдётся, сейчас на кухне чайник поставлю-с.

– Вот умница, заботливый какой, – съехидничала красотка.

Через пять минут они пили кофе.

– Ты, наверное, весь в работе? Всё что-то пишешь, – указала девица на чёрную книгу с кроваво-красным переплётом, лежащую на столе, раскрытую по середине. – Постой, а не об этой ли книге рассказывал? Ты говорил, что её передал тебе бог во сне.

– Нет, не об этой. Это был только сон и ничего больше.

– Дай-ка взгляну. Что там накалякал? – Мила поставила чашку с кофе на ручку кресла и направилась к столу.

Виталий обогнал её, захлопнул книгу прямо перед глазами любопытной гостьи, и спрятал в ящик.

– Извини, но нежелательно, чтобы ты её читала.

– Почему, разве там записана военная тайна?

– Это секрет.

– Наверное, писателем хочешь стать?

– Да, хочу.

– Виталий, а помнишь, ещё говорил о чёрном человеке, который подсматривал в твоё окно и разбил стёкла.

– Помню.

– Это-то хоть правда?

– Да, правда. Но зачем спрашиваешь, ведь всё равно не веришь? Чтобы посмеяться?

– Вовсе нет. Подобное позавчера вечером произошло и со мной. Я вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит, но в комнате никого не нашла. И тогда я взглянула в окно и там увидела его. И как только наши взгляды встретились, стёкла, находившиеся между нами, треснули, и он исчез, а я, невзирая на сильный испуг, сразу уснула. Утром, поднявшись с постели, удивилась: стекла, как ни в чём не бывало, оказались целы. Не правда ли, странно? Я ведь не похожа на сумасшедшую?

– Да, странно, но ещё и поразительно, что это произошло с тобой.

– А я не человек, по-твоему, или чем-то отличаюсь от тебя?

– Я не то имел в виду.

– Ах, ещё не рассказала, что, когда в тот вечер уснула, видела вещий сон. Он мне и сейчас не даёт покоя.

– Какой сон?

– Приснилось, как будто мы в жуткой пещере, нас там венчали, но ты стал улетать от меня к какой-то девочке, парившей в верхнем проломе.

– Действительно, необычный сон, но я тебе его не объясню.

– А ты подумай хорошенько, а вдруг?

– Я не снотолкователь, обратись к экстрасенсам.

– Не сказала ещё об одной вещи, о которой заикнулся Славик.

– О какой вещи? – насторожился молодой человек.

– Он мне намекнул, будто там, в парке у вокзала, ты целовал ту девчонку. Я, конечно, ему не поверила, но всё-таки спрошу. Ты должен меня понять. Целовал ли её?

– Славику показалось. Должно, я как-то наклонился к ней, что стало похоже на поцелуй.

– Так и предполагала, – хитро улыбнулась девица.

«Вот сволочь какая, Славик, – сердился Виталий, – а ещё говорил, чтобы я ему доверился, и что он будет молчать».

– О чём задумался, любимый?

– Нет, Мила, это я так, – парня выручила чашка кофе, – запахом кофе наслаждаюсь, очень приятно пахнет. Бразильский.

– Кофе ничего, хороший. Представляешь, оказывается, Балевич знаком с этой девочкой, которую ты провожал.

– Мне так не показалось, – возразил юноша, – он что-то путает.

– И хочешь узнать, что болтает о ней Балевич?

– Нет, меня не интересует.

– Но я всё-таки скажу, чтобы лучше впоследствии выбирал приятельниц. Эта промокашка торгует своим телом, продавая его за деньги. Проще – занимается проституцией.

– Ты врёшь! Этого не может быть! Балевич твой всё выдумал!

– Ты так считаешь?

– Тут и считать нечего. Неправда, она и есть неправда. Я Вику отлично знаю, она на такое не способна.

– Да нет уж. Как вижу, плохо знаешь. Тебе нужны доказательства?

– Нет, не нужны, – и тут молодой человек вспомнил: когда он был в Малиново, Александр Петрович говорил ему, что вроде бы родители Вики торгуют ею. Он тогда решил, будто это чушь собачья. Мать и отец, пусть даже опустившиеся, сего не осмелятся совершить. «Неужели это, правда, и Вика приезжает в город, чтобы зарабатывать для своих алкашей на водку, отдавая на поругание детское тело?», – Виталию стало мерзко от этой мысли, на лбу его появились складки.

– Ты переживаешь, услышав правду? Вон лоб весь в морщинах.

– Я думаю совсем о другом.

– О чём, позволь поинтересоваться?

– О свадьбе, – через силу пошутил Виталий, но слова не прозвучали как шутка, а совсем наоборот.

– Вот, лапонька, я тоже о ней день и ночь думаю. Кстати, – подмигнула Мила, – я приготовила тебе сюрприз.

– Какой сюрприз? – отрешённо осведомился юноша. – Только не говори, что свадьбу перенесла на завтра, этого не переживу.

– Что ты, любовь моя, успокойся. Свадьба через тринадцать дней, всё, как намечено. А сейчас, будь любезен, выйди на минуточку в коридор и не подглядывай. Стой там, пока не позову.

– Мила, хватит играться. Мне сейчас не до того.

– Иди, иди, и не подсматривай, а то я тебя накажу.

Парень нехотя поплёлся в коридор, сел там на пол, размышляя о Вике и о доставшейся ей нелёгкой судьбе.

– Любимый, поди сюда, я готова.

Молодой человек вернулся в зал.

– Подними глаза, дорогой.

Он поднял глаза и увидел, что Мила стояла совершенно обнажённая, выставив на показ все свои прелести. Зарыпина держалась гордо, уверенная в том, что ни один мужчина не выдюжит против её красоты и белоснежного тела. Платье валялось у ног. Девица даже не пыталась прикрыть самые пикантные места, наоборот, демонстрировала их, поворачиваясь то одним, то другим боком к жениху.

– Это и есть мой тебе сюрприз. Ну, как, что скажешь, хороша?

– Да, очень, даже слишком, – ответил безразлично юноша.

– Что медлишь? Подойди ко мне, я жду тебя. Трепещу в ожидании твоего поцелуя… Любимый…

Виталий не шевельнулся с места. Тогда соблазнительница взяла инициативу на себя и обняла его, прижившись всем телом, вцепилась в губы молодого человека своим красненьким ротиком, застонав.

– Ты, как истукан каменный.

Виталий почувствовал в себе желание овладеть этим гибким, упругим, стройным телом. Но как разряд в тысячу вольт пролетело у него в голове имя той, которую любил: Вика. Имя любимой отразилось от стенки его черепа и метнулось в другую сторону, затем ещё и ещё раз: Вика, Вика, Вика…

– Нет, Мила, так не пойдёт, так нельзя.

– Что ты, ласковый, я вся твоя, возьми меня. Горю одной надеждой быть с тобой, – она опять окутала его рот поцелуем.

«Вика, Вика, Вика», – вновь застучало имя девочки.

– Нет, не могу.

Парень вырвался из цепких объятий, выскочил в коридор, а затем и в подъезд, прочь от соблазна обладать той, что не любил. Спустился по лестнице вниз. Оказавшись на улице, присел на скамейку и обхватил голову руками. «Вика, Вика, Вика», – всё ещё звучало в его мозгу.

Через десять минут из подъезда высунулась раздосадованная гримаса неудавшегося Казановы в женском обличье.

– Ну, дорогой, этого не ожидала от тебя. Оставил бедную девушку одну, улепетывая, как заяц. Ради Бога, если хочешь терпеть до свадьбы, то терпи. Просто я хотела доставить тебе несколько приятных мгновений. Думала преподнести сюрприз.

– Я тоже такого не ожидал, – парировал Виталий, вытирая со лба капельки пота.

– Хоть проводи меня, раз боишься оставаться со мной наедине. Как вижу, придерживаешься старых правил: все половые отношения после женитьбы. Уверяю, это давно немодно среди наших сверстников, тем более у мужчин. Но я именно и люблю тебя за то, что ты такой несовременный. Это сейчас в дефиците.

«Вот притвора, – рассудила про себя обиженная прелестница, – сам таскается с этой малолетней проституткой, а передо мной комедию ломает. Строит из себя мальчика. Каплун бесстрастный. Подожди, шут гороховый, я тебя ещё выведу на чистую воду».

– Пожалуй, пойдём, провожу, –  поднялся со скамейки не поддавшийся искушению соития юноша. – А ты разве не на машине?

– Хоть и не привыкла ездить в общественном транспорте, но на этот раз сделала исключение.

Зарыпина пошагала в направлении автобусной остановки, Антонов поволокся за ней в комнатных тапочках.

– Пока, – махнула хитрая «лисичка» ручкой, входя в автобус, – сегодня обязательно встретимся в институте. На понедельник назначено слушанье твоего доклада. Прости, что потревожила с утра пораньше, ведь у тебя нынче ответственный день. Надеюсь, не подведёшь, и твоё выступление будет приятно для моих ушей.

Красотка послала жениху воздушный поцелуй через окно, когда двери «Икаруса» захлопнулись.

 

   19 глава.

Прозрение.

 

Проводив надоедливую невесту до автобусной остановки, Виталий вернулся домой, сбросил с ног промокшие насквозь комнатные тапочки, впитавшие влагу ночного дождя, и прошёл в зал. Включил телевизор, сел в кресло. Впрочем, телевизор он давно не мог смотреть – просто решил отвлечься от чёрных мыслей, а постоянно болтающее, поющее, пляшущее изобретение двадцатого века успокоительно действовало на его нервную систему, создавало эффект присутствия чего-то живого. Виталий не хотел оставаться сейчас один. Телеприёмник являлся как бы котёнком или щенком, которые пищат, гавкают, мяукают, но никто их не понимает, хотя все радуются маленькому пушистому существу. Юноша также не понимал, что ему там пытаются вдолбить в голову из говорящего ящика, а просто глядел на постоянно меняющиеся на телеэкране картинки и думал о своём. Отчёт о пребывании в научном городке назначен на тринадцать часов, так что времени поразмыслить хватало.

«Откуда про Вику знает этот Балевич, какое он к ней имеет отношение? Не вполне ясно. Если только Милка сказала правду. Но почему Вика терпит то, что её родители торгуют ей? Разве не может рассказать о том кому-нибудь, кто бы защитил её и оградил от происходящей мерзости? И почему скрывает всё от меня? Она ведь так привязалась ко мне, и я – к ней, да так, что не представляю свою жизнь без неё. Вот к Миле давно абсолютно равнодушен и близость с ней не привлекает меня. И всё из-за Вики. Подумать только, мне неприятно прикосновение Милы уже сейчас, как же с ней жить после свадьбы? Это катастрофа. Эх, если бы не боялся испортить мнение о себе у её родителей… Они такие славные, порядочные люди. Не оправдать их доверия и доброго отношения ко мне я не в силах. А с Зарыпиной порвал бы, не задумываясь. Но, в конце концов, разве женюсь на её родителях? Так почему не найду выход из сложившейся ситуации? Постоянно, с каждым днём всё больше и больше мечтаю о Вике. Не скрываю уже сам от себя, что безумно люблю её, хотя она ещё совсем девочка. И чувствую, она испытывает ко мне такую же сильную любовь. Но нам никогда не суждено быть вместе, любить полнокровной любовью друг друга. Если наша любовь и найдёт продолжение после моей свадьбы с Милой, то Вика и я превратимся в воров, по куску разрывающих свою любовь и обманывающих окружающих. Непременно, когда Вика приедет, я должен сказать обо всём, что переживаю. Надо, наконец, поставить все точки над «и». Больше так продолжаться не может. Всё переворачивается внутри, когда вспоминаю о бедной «золушке» из Малиново. Я люблю, люблю её. И пусть целый мир восстанет против этой любви, всё равно буду любить прекрасную девочку, каждую минуту, секунду думать и мечтать о ней. Я вырву Вику из рук её родителей. Стоп! А как вырву Вику, если женюсь на Миле? Нет, это какой-то замкнутый круг, из которого никогда не выбраться. Есть ли лазейка из него, или я вынужден всю жизнь, как цирковая лошадка на арене, бежать по непрерывному кольцу? Мысли путаются в моей голове, и от них она готова разорваться на миллионы, миллиарды частей. Болит и ноет душа от неистовой, но безнадёжной любви, которой наказала меня судьба. Почему она не влюбила меня в Милу? Мне бы было сейчас спокойно. Любовь слепа, и чаще всего вбирает в себя тех людей, которые никогда не смогут быть вместе и нередко образует неправильные треугольники. Последствия от этого не в её пользу. Вика, единственная девочка моя, любимая, как хочу, чтобы всегда находилась рядом со мной. Пусть ты вынуждена отдавать своё тело на потребу другим, но я-то знаю: душа твоя чистая принадлежит мне. Я-то знаю: ты – ангел, сошедший с небес, чтобы принять на себя мучения за людей. И я, единственный человек, любимый тобою, не в состоянии помочь, потому, как сам попал в железную паутину судьбы. Её мне вряд ли удастся разорвать».

Виталий сходил с ума от мыслей, воспаливших мозг. Мысли, как мураши, заползали в свой муравейник, не находя правильной дороги, плутая в собственноручно построенных норах-лабиринтах. Страдания его были велики. Юноша достал из стола чёрную новую библию, намериваясь прочесть вторую её часть, написанную сегодняшней ночью, и как-то найти успокоение в божьих изречениях. Но глаза не слушались. В них поселился густой туман, закрывающий слова, перемешивающий одну строчку с другой. Так Антонов просидел над книгой с кроваво-красным переплётом часа два, но не осилил и двадцати страниц.

Он любил. Кажется, что может быть прекрасней любви? Но его любовь являлась жестокой и немилосердной к влюблённому. Она истязала так, как, пожалуй, ещё ни один палач не издевался над узником в камере пыток. Рвала душу на части, слепила глаза, заливая их слезами отчаянья и заполняя кровью, поливала ядом безумия мозг, душила веру в светлое будущее, умерщвляя надежду.

В двенадцать часов, Виталий сложил тетради и учебники в сумку. Не забыв и доклад, отправился в институт. Ему предстоял трудный день. В главном зале высшего учебного заведения студент должен был прочесть отчёт о пребывании в научном городке. Парень делал всё по инерции и не помнил, как добрался до альма-матер. После бессонных ночей он еле держался на ногах.

* * *

Вика, увезённая в четверг электричкой, разлучившей её с любимым, зашла в убогую избушку, пропахнувшую табаком и перегаром, достала из кармана платья пачку денег, подаренную Балевичем, и бросила на стол перед Машкой и Петькой. Поднялась по лестнице на чердак и, закрывшись там, заплакала. Просидела на чердаке всю ночь, а утром, когда слёзы истощили до дна весь свой источник, спустилась вниз и тайком от пьянчуг пробралась к дому Александра Петровича. Глазам Вики было приятно видеть ласкового соседа и добрую Ольгу Прокопьевну. В их жилище царили спокойствие и уют, как в квартире Виталия. Девочка постучалась в дверь и вошла. Залетевшую раннюю «пташку» усадили за стол пить чай. На вопрос Александра Петровича, почему у неё заплаканные глаза, Вика предпочла не отвечать, и Александр Петрович больше не беспокоил молчунью, по опыту зная, что всё равно ничего не добьётся.

Вика Морозова всегда держала обиды на жизнь при себе и никому и никогда не жаловалась. Научилась этому давно. Ей не хотелось, чтобы её кто-то жалел, в жалости она видела унижение для себя. Бедняжке просто мечталось найти любовь и тепло у этих пожилых людей, и она их получала, как всегда получает корм птица, не заботящаяся о нём впрок и знающая, что будет день – будет и пища.

Девочка стала приходить к соседям в гости каждый день, вечером же отправлялась к себе и, запершись на крыше, всю ночь проводила в мрачном убежище. Вике, как и Виталию, находилось о чём подумать. Происходившее с ней по воле Машки и Петьки переполнило её чашу всетерпения. Она встретила на пока недлинном жизненном пути человека, которого полюбила и всецело желала принадлежать ему и никому более. Но как того добиться, если считаешься маленькой девочкой, не имеющей право принимать те или иные решения и творить свою судьбу самой? Что она могла поделать, такая беззащитная и слабая, полностью зависящая от опостылевших родителей, ненавидимых за их постоянно пьяные маски на лицах и за то, что они так исковеркали её жизнь, убив детство и сделав Вику самой несчастной на свете. Затворница чердака тоже, как и юноша, не спала в ту ночь с воскресенья на понедельник, ей было не до сна. Она сидела в трухлявом помещеньице, ставшем сырым от ночного дождя, у окошечка и смотрела во тьму, в никуда, полностью погрузившись в раздумья. Её одолевал холод. Озябшая «дюймовочка» обхватила колени руками и съёжилась. Она походила на маленького мышонка, заблудившегося и потерявшего свою норку, вынужденного пережидать сильный дождик под случайным укрытием. Зубы ребёнка от холода постукивали, но «мышка-норушка» не спускалась вниз погреться, туда, где мирно, беззаботно и в тепле похрапывали надравшиеся горе-супруги Морозовы. Ей неприятно было находиться с ними в одной избе. Несмотря на то, что Машка являлась матерью, родившей Вику, а Петька – отцом, для девочки они стали абсолютно чужими людьми. В них и от них она видела только зло.

Проданной «рабыне» в понедельник придётся отправиться на квартиру Балевича, намеренному на сей раз устроить вертеп, и не только самому попользоваться её услугами, но и разрешить то своим дружкам, пришедшим на пирушку. Так называемый групповой секс, и в нём Вика должна сыграть главную роль. Она закрыла глаза и представила эту картину: несколько потных, подвыпивших мужиков тянут руки к её обнажённому телу и стонут в предвкушении будущего удовольствия, передают объект надругательства из рук в руки и наслаждаются беззащитностью осквернённой жертвы. От причудившегося Вика ужаснулась. Её затошнило, по щекам потекли бриллиантовые горькие слезинки и закапали под ноги, растворяясь в лужице, набежавшей через дырочки проржавевшей кровли. На этот раз, как говорила Машка, девочка поедет на электричке в город одна, без провожатых. Так оно и случилось. Машка вытащила дочь с чердака и велела собираться в дорогу, дав совет угождать как можно старательней клиентам.

Вика доехала до города и пересела в автобус, шедший мимо девятиэтажки Балевича. Когда жёлтенький автобус затормозил в нужном месте и надо было выходить, она вдруг резко отвернулась от открывшейся перед ней двери, отскочив от неё, как от огня. Девочка не хотела снова залазить в грязь насилия и купаться в ней совместно с дружками Балевича. Вика выпрыгнула на следующей остановочной площадке. Теперь она точно знала, куда идти. От остановки, на которой сошла, было недалеко до дома Виталия, и взбунтовавшаяся невольница, не колеблясь, зашагала в выбранном направлении. Подойдя к двери квартиры дорогого ей человека, нажала на кнопку звонка, но никто не отворил. Тогда девочка сняла с шеи ключик, висевший на верёвочке, сунула его в замочную скважину. Ключ Антонова, подаренный ей в последнюю их встречу, повернулся, дверь скрипнула и отошла от косяка. Вика ступила через порог.

Там, в автобусе, девочка вдруг ясно поняла, что больше не может скрывать то, о чём боялась даже нечаянно, ненароком проговориться.

«Пусть он узнает всё, – решила она, – и о моей мерзкой работе, и о моих чувствах к нему. Больше обманывать я не в силах. Если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда. Пусть мне будет стыдно, но скажу всё – всё, до последней капельки, всё, что наболело. И пусть он прогонит меня, пусть ударит, но он узнает всё».

Вика любила и не желала осквернять свою любовь, ложась в постель бесстыжих подонков, покупающих её, как бездушную резиновую куклу.

* * *

Вопреки переживаниям Виталий с блеском прочитал доклад о научном городке. Преподаватели кафедры, где он учился, остались очень довольны. И когда юноша закончил говорить, они все подошли к нему, поздравить с успехом.

Поздно вечером преуспевающий студент возвращался домой. Он забежал в подъезд, на ходу доставая ключ, поднялся на третий этаж и уже приготовился щёлкнуть замком, как увидел, что дверь его квартиры чуть приоткрыта. Юноша толкнул её и осторожно заглянул вовнутрь, опасаясь натолкнуться на грабителя, вскрывшего квартиру. Но, зайдя в прихожую, не услышал ничего подозрительного. В комнатах присутствовала тишина. Виталий прокрался в зал и включил свет. На диване, свернувшись калачиком, лежала Вика. Она спала крепко, и включенная люстра не потревожила её. Парень от неожиданности уронил сумку с учебниками на пол. Опомнившись, на цыпочках подобрался к дивану, пытаясь не шуметь, встал на колени, любуясь спящей красавицей. Веки девочки вздрогнули, и она открыла большие голубые глаза, почувствовав приближение чего-то родного и близкого. Вика увидела друга и, подняв руку, коснулась его виска.

– Любимый, – произнесла она, – я так долго ждала тебя. Теперь я навсегда останусь с тобой, – её глаза наполнились слезами.

Виталий склонился над светловолосой «принцессой» и поцеловал слезинку на её щеке. Они сплелись в объятии.

– Мне так много надо тебе сказать, милый.

– Нет, молчи, молчи, иначе заткну уши.

– Но я люблю тебя, и ты должен узнать всё, – Вика легонько отстранила от себя Виталия. – Как знать, не прогонишь ли меня, когда услышишь сказанное.

– Что ты несёшь? – испугался юноша. – Как ты посмела подумать такое? Могу ли я тебя прогнать, когда ты навсегда поселилась в моём сердце? Полонила мою душу.

– Я чувствую это. Но ты не знаешь всего обо мне.

– И не хочу ничего знать, ни ведать, ни выведывать.

– Нет, я обязана рассказать, иначе между нами всегда будет невидимая стена лжи и обмана. Приготовься услышать то, что может сделать твоё отношение ко мне невыносимым. Любовь твоя превратится в жалость и презрение.

– Прошу тебя, замолчи.

– Я проститутка, – Вика закрыла от стыда лицо руками и так громко заревела белугой, что если бы кто из жильцов дома поднимался в это время по лестничной клетке подъезда, то решил бы, что в какой-то квартире разыгрывается драма века. Но может статься, она и являлась таковой.

– Прошу тебя, Вика, дорогая, перестань, – унимал истерику девочки молодой человек. – Я всё знаю.

Эти слова Виталия, как жала тысячи пчёл, ударили в чувствительное девичье сердце. Ревунья тут же замолчала и открыла лицо.

– Ты знал? – недоумевая, спросила она.

– Вернее сказать, узнал только сегодня утром.

Вика присела на диван, опять залившись слезами, упала головкой на плечо друга.

– Успокойся. Мне ничего не надо, только бы ты всегда находилась рядом со мной. Я давно одурманен твоей красотой, с той самой первой встречи. Но, понимаешь, всё против нас, – юноша гладил девочку по золотым распущенным длинным волосам, пытаясь остановить её слёзы, но сам чуть удерживался от рыданий. – Не надо думать о плохом. Всё пройдёт, всё пройдёт, и ты ещё будешь счастлива.

– Я не виновата, – не прекращала Вика, – это отец и мать торговали мной. Разве я этого ждала от жизни? Ненавижу Балевича! Он сегодня хотел отдать меня на потребу своим грязным дружкам. Но я не смогла, не смогла пойти туда. Мне противно это занятие, но родители заставляют. Всё из-за денег, а потом пропивают их.

– Так правда, Балевич пользовался тобой? Вот сволочь-то, если бы раньше сказала, убил бы эту гадину там же, у вокзала. Мерзавец, подонок. Как он посмел? Теперь понимаю, что с тобой тогда произошло, в парке, когда ты увидела его. Вся затряслась и побледнела, как снег. Я-то, дурак, решил, что ты продрогла. Задавлю его при нашей следующей встрече. Скажи, где живёт этот тип?

– Что ты намерен делать, Виталий? Умоляю, никого не убивай из-за меня, – на лице Вики появился испуг. – Ты не должен брать такой грех на душу.

– Хорошо, не убью, только успокойся, не плачь больше. Мне больно смотреть на твои слёзы.

– А помнишь, ты сказал, – улыбнулась «златовласка», – когда я плачу, то становлюсь ещё красивее.

– Помню, но ты не должна больше никогда, слышишь, никогда плакать. И я сделаю всё для этого. Ромашка моя синеглазая, успокойся. Никто не посмеет теперь обидеть и унизить тебя. Я ведь тоже страшно виноват перед тобой.

– О какой вине ты говоришь? Ты ведь ничего не знал обо мне. И поэтому ничего не мог исправить.

– Я не о том.

– О чём же?

– Я тоже многое скрывал от тебя.

– Что ты скрывал? В твоих глазах вижу только любовь. И нет в них никакого обмана.

– Это так, я правда сильно люблю тебя, и мои глаза не лгут. Но ровно через двенадцать дней у меня должна состояться свадьба.

– Свадьба?

– Да, свадьба, чёрт бы её побрал! Мне предстоит стать мужем той, которую никогда не любил и никогда не полюблю.

– Так зачем женишься?

– Когда познакомился со своей невестой, ещё не встретил тебя, и она как-то умело окрутила меня, представив своим родителям, как претендента на её руку, и ловко устроила без моего согласия помолвку, а затем и самолично назначила день свадьбы. Я ничему не противился, обстоятельства сложились так, что был вынужден согласиться на этот брак.

– Выходит, меньше чем через две недели ты перестанешь принадлежать мне и будешь с другой? Как же так? Можно ли жениться не по любви? Мы только-только открыли друг другу свои чувства и снова должны разлучиться? Ты гасишь во мне последний огонёк надежды, теплящийся в душе. В разлуке с тобой он потухнет, погибну и я. Я никогда не вылезу из болота, в которое попала, и день за днём оно станет засасывать меня всё глубже и глубже, пока не поглотит окончательно. Не совершай ошибки, Виталий. Я умру, если ты будешь с другой. Мне станет незачем жить на Земле. Я никому не нужна, кроме тебя, и мне никто не нужен – только ты. Останься со мной, не уходи! Жизнь моя, любовь моя, останься со мной! День перестанет для меня быть днём, если покинешь меня. Вся жизнь превратится в одну страшную, сплошную ночь. Любимый, помоги мне остаться с тобой. Разве лучше для тебя, если ты будешь обнимать и целовать нелюбимую, а думать обо мне?

– Вика, солнышко моё, мой прелестный цветок, я пойду на всё, чтобы избежать этого брака. Я много раз размышлял над этим, но не находил никакого выхода. Но теперь твёрдо уверен – свадьбе не бывать. Пусть умру, но не расстанусь с тобой, не отдам никому.

«Голубки» вновь крепко обнялись. Они любили друг друга, и души их пели песнь любви. Они возносились к небу, потому что любовь их являла чистоту. Как чист родник, бьющий из недр земли. И ничто не могло остановить влюблённых, как не может камень остановить родник, упав на то место, откуда тот бьёт. Упорный источник всё равно отыщет себе новый путь к солнцу и выдержит испытание, стремясь напоить траву и деревья, скот и людей, подарить жизнь земле. Так было, так есть, и так будет всегда.

Любовь ослепляет, но от принесённой ею слепоты люди начинают видеть то, что раньше никогда не замечали, и чувствовать то, чего раньше никогда не чувствовали. И они готовы отдать свои жизни лишь бы сохранить, сберечь эту самую слепую любовь, которая царит на Земле и будет царить, пока живы люди.

Вика уснула в объятиях Виталия сладким и крепким сном, которым никогда ещё не спала в своей жизни. И во сне продолжала шептать имя любимого. Юноша, увидев, что девочка спит, осторожно вынул руку из-под её головы и поднялся с дивана. Принёс одеяло укрыть любимую, чтобы она не озябла во сне. Из кармашка розового платьица высовывался уголок глянцевой бумажки, готовой выпасть наружу. Молодой человек наклонился, намереваясь засунуть её обратно, но глаза его ненароком прочли: «Балевич». Виталий выдернул небольшой прямоугольный блестящий кусочек картона из кармана спящей девочки и прочитал текст полностью: «Балевич Сергей Игнатьевич. Улица Сеченова, 46 – 123, телефон: 458-21-17». Это бала визитная карточка. Антонов сразу вспомнил об этом нечистоплотном типе, осмелившимся осквернить его любовь, купившем Вику для отвратительных забав. В душу парня разгорелся огонь ненависти. Он представил, как Балевич истязал тело возлюбленной, как он брал её насильно, пользуясь, как проституткой.

– Мразь, – злобно прошипел и в то же время простонал Виталий. – Ты поплатишься за всё!

Молодой человек оделся и, сунув визитную карточку в карман брюк, во втором часу ночи покинул квартиру.

* * *

Мила, как и планировала, с нетерпением дождавшись вечера понедельника, поехала на квартиру Балевича, взглянуть на вставшую между ней и Виталием девочку-проститутку. На её звонок дверь открыл сам хозяин квартиры.

– Милочка, – удивился он, – что привело тебя в столь поздний час в мои скромные покои?

– Да так, просто решила заглянуть, нанести визит по старой дружбе. Давно не виделись. Забывать ты прежних друзей стал, Сергей, а мы ведь учились в одной школе.

– Ой, и не говори, Милочка, летят годы, летят. Старые друзья расползаются, кто куда, а новые – одно дерьмо. Да что там вспоминать, проходи скорей, ты как раз вовремя. У нас тут небольшая вечеринка, и мы совсем без женщин. Прямо какой-то мальчишник получается.

– А что так? Почему дамы вас обходят стороной?

– В общем-то, не обходят. Этого добра хватает, как шавок нерезаных. Сегодня на нашем празднике должна была присутствовать одна необыкновенно очаровательная мадемуазель, но она, почему-то, погнушалась нашим обществом и не явилась, испортив все наши благочестивые планы.

– Почему одна мадемуазель? По шуму вечеринки, доносящемуся из гостиной, слышу – вас там, мужчин, немалое количество.

– О, Мила, существуют такие леди, которые дарят любовь всем, независимо от того, сколько бы мужчин не присутствовало.

– Да? Неужели есть такие любвеобильные?

– Смею тебя заверить, есть. Ну, пойдём скорей! А то мы с ума сходим без женщин. Ты прямо как нельзя кстати, – Балевич взял незванную красотку под руку и повёл по коридору туда, откуда доносился разговор его подвыпивших друзей.

Войдя в гостиную, девица застала там троих прилично одетых парней, одним из них был Славик.

– Разрешите вас познакомить, господа, – торжественно протянул Балевич, – с этой симпатичной девушкой Милой. Славик, тебя представлять не надо, а вот справа от Славы, вон тот чернокудрый джентльмен, носит имя Игорь, а слева сидящий – Юра.

– Эх, Сергей, Сергей, – пропищало новое лицо компашки, – ты даже с этикетом не знаком. Сначала даме представляют кавалеров, а затем кавалерам даму.

– Да какой этикет, Милочка, здесь все свои собрались. Лучше не бузи и садись за стол, а то мы умираем со скуки. Господа, я провозглашаю сей тост за милых дам, коих представляет в своём лице дорогая Милочка. Виват, всем женщинам! – Балевич схватил фужер с вином и выпил его. Затем заставил выпить всех. – Вот это по-нашему, по-гусарски, – воскликнул он, когда Зарыпина тоже вылакала до дна вино в своём фужере. – Господа, для лучшего знакомства с милой Милой предлагаю всем мужчинам по очереди выпить с ней на брудершафт.

– Вот ещё! – возмутилась девица.

– Так нельзя, дорогая, мы все тебя просим, – продолжал настаивать Балевич, наполняя бокалы вином.

– Ладно, Сергей, от тебя всё равно не отвяжешься. Хоть бы посуду поменьше нашёл. Если со всеми вами выпью, то стану совсем пьяной. Знаю, каждый раз заставляешь вылизывать всё до последней капли.

Парни по очереди сплетали руки с зеленоглазой прелестницей, и та пила. Через час Балевич так напоил вином свою  подругу юности, что она еле сидела за столом. Игорь и Юра, не дождавшись обещанной Балевичем девочки, отправились по домам, оставив школьных друзей.

Мила говорила через силу, так как язык от выпитого у неё не ворочался:

– Ох, и сволочь ты, Серый, как тебя встречу – всегда надираюсь. У тебя талант спаивать людей. Налей-ка мне ещё, раз пошла такая пьянка.

Гостеприимный хозяин наполнил до краёв бокал и отошёл в сторонку к стоявшему у окна и поманившему его пальцем Славику.

– Чего тебе?

– Ты, Серёга, кадр, – зашептал Славик. – Что с девчонкой так прокололся? Хоть диск с программой мне достал? Ну, тот, что я просил.

– Дьявол бы побрал эту девчонку! Не понимаю, что с ней случилось? Она сегодня в шесть часов должна была прийти, а уже первый час ночи. Может, заболела, или ещё что. Она же не захочет заразить клиента. Потому как клиент всегда прав. А диск тебе достал. Можешь снимать навар. Ты у меня теперь в долгу. Смотри, – насмехался Балевич, – Милка-то как упилась, сама еле сидит, а винишко потягивает. Надеюсь, отвезёшь эту в драбадан наклюкавшуюся гулянью на машине? А то сама она не дойдёт домой. Зря я её так накачал. Похожа на бурдюк вина.

– Вот что, – ещё тише зашептал Славик, – у тебя найдётся комнатка для меня и Милы?

– О чём речь, друг. Но Милка ведь не согласится на это.

– Как бы не так, я её уже давненько обихаживаю со всех сторон, – похвалялся самовлюблённый фанфарон. – Эта паинька – моя верная наложница.

– Повезло тебе. Такую девку окрутил!

– Да нужна она мне больно, вешалка. Я тебе говорил, у неё другой женишок есть. Им она дорожит аж до потери сознания, а я так, балуюсь иногда.

– Всё равно, повезло. Я бы за такую деваху гору денег не пожалел. Хотя, в общем-то, не следовало бы этого произносить: всё-таки учились мы с ней в одной школе. Но, как говорится, одна рука грешит, а другая грехи замаливает. А в комнатушку вон дверь, – ткнул пальцем Балевич. – Можешь её туда затащить, а я, пожалуй, ещё винца подегустирую, да телек посмотрю. Всё равно моя девчонка сегодня не заявилась.

Славик поднял Зарыпину из-за стола и повёл в ту комнату, что указал дружок.

– Куда мы идём? – спросила пьяная, ничего не соображающая великовозрастная дивчина.

– Сейчас узнаешь, – ответил похотник, заведя её в тёмный закуток, на середине которого стояла двуспальная кровать. Там он раздел Милу донага.

Через семь минут Славик вышел из комнаты без подруги.

– Как она, ничего? – причмокнул Балевич. – Насладился уже? А Милка что прячется, ещё не оделась? Ох, и баловники вы! Ты знаешь, а я вспомнил её жениха. Это тот босяк, что сосался с моей девчонкой в парке, у вокзала. Виталий, кажется.

– Правильно, вспомнил. Слушай, Сергей, ты сказал, вроде бы я у тебя в долгу за компьютерную программу. Так могу с тобой рассчитаться.

– Да брось, какие счёты между карифанами. Деньги мне не нужны, их полны карманы, хоть стены обклеивай.

– Я вовсе не деньгами.

– А чем тогда?

– Иди в комнату, где я оставил Милу. Она там тебя дожидается. Умирает от нетерпения. Полоса аэродрома свободна, сливай керосин.

– Правда? – обрадовался Балевич. – Ну, если это так, то я у тебя в вечном долгу.

Славик обманул. Зарыпина от выпитого вина просто уснула и никого не ждала. А любовник рассудил про себя так: «Всё равно она скоро замуж выходит, так что добру пропадать – пусть хоть Серёге кое-чё перепадёт». Когда Балевич залетел в комнату, где возлежала пьяная развратница, Славик выскользнул за дверь квартиры. Что произойдёт дальше между Милой и Сергеем, его мало интересовало.

Сменщик закадычного дружка, сделавшего подарок с лёгкой руки, ласково «прокукарекал»:

– Кошечка, я тут, – но не услышал ответа. «Притворяется спящей, – подумал Балевич, – даже не шелохнулась».

Раздевшись, он лёг рядом с девицей и начал волосатой лапищей водить по инертному, расслабившемуся телу. Затем, возбудившись, забрался верхом. Милка проснулась от тяжести надавившего на неё возжелавшего воздыхателя.

– Славик, какой ты всё-таки ненасытный перпетуум-мобиле, – сказала она и схватила Балевича за ягодицы, приготовившись к утехам плоти.

Вдруг неожиданно для себя бесстыдница почувствовала, что это был вовсе не Славик. Но распутная женщина даже не открыла глаза, чтобы посмотреть, кто соблазнился на неё, а только застонала, когда «незнакомец» овладел не оказавшем сопротивления бастионом и предалась всецело плотской страсти, задрожав и заработав всем телом, извиваясь, как змея. Ей стало приятно, и легкомысленная ветреница не хотела знать того, кто доставляет ей сиё удовольствие. Балевич остановился и захрипел, достигнув пика сексуальных ощущений, упал рядом с красоткой, всё ещё продолжавшей стонать и приподнимать бёдра, не получившей окончательного наслаждения. Она разлепила веки и, повернув голову к ублажателю, думала попросить, чтобы тот продолжил начатое и довёл дело до логического конца, как в дверь позвонили.

– Мать его за ногу! – выругался Балевич. – Кто это прикатился? Два часа ночи, принесла же нелёгкая.

Мила не слышала ни звонка, ни речи делившего с ней ложе, находясь в сильном опьянении и возбуждённом эротическом состоянии.

Балевичу не хотелось открывать пришедшему дверь, но когда он решил: «Должно быть, это притащилась Вика», соскочил с кровати, напялил кальсоны, накинул на плечи махровый халат, и побежал в прихожую в надежде увидеть девочку. Но вместо неё увидел Виталия.

– Тебе чего? – запротестовал хозяин квартиры, преградив дорогу молодому человеку.

– Ты меня помнишь? – спросил Антонов, пихнув объект мести и ненависти в грудь, и вошёл.

– Да вроде видел один раз. Ну и что? По какому праву врываешься?

– А вот по какому! – Виталий размахнулся и со всей силы заехал Балевичу кулаком в лицо.

Тот упал, зацепив обмякшим телом один из шкафов, стоявших в прихожей. Шкаф потерял равновесие и последовал за причиной своего нестабильного состояния. Раздался страшный грохот. Побитый Балевич, оказавшись под шкафом, заохал и заматюкался.

Мила, услышавшая ужасный шум в прихожей, подумала, что это пьяный Сергей что-то уронил и от злости чертыхается. Она выбежала из комнатки в коридор, в чём мать родила, чтобы посмеяться над неловкостью и неуклюжестью однокашника. И остолбенела, увидев помахивающего отбитым кулаком жениха. Надо сказать, что Надежда Николаевна – мать Милы – родила её в таком виде, что Виталий сразу догадался, что бесстыжая делает в этой квартире. Он ухмыльнулся такой искривленной улыбкой, что грешница в мгновение ока протрезвела, но продолжала оставаться в проёме двери, окаменев от неожиданности. Балевич снова заохал. Виталий плюнул на пол, показав тем самым своё пренебрежение к реальной действительности, и вышел вон.

Он возвращался домой и насвистывал. Все его проблемы решились в одну минуту. Виталий дал в морду этому мерзкому типу, посмевшему покуситься на его возлюбленную, и застал невесту в, мягко говоря, невыгодной для неё ситуации. Теперь ни о какой свадьбе не могло идти и речи. Девица полностью скомпрометировала себя, первая сделала шаг к разрыву всех отношений между ними. Сейчас он придёт к Вике и скажет, что свадьба не состоится, и что с этого момента он принадлежит только ей.

– Подумать только, – высказывался по дороге Виталий, – сколько мучений! И из-за кого? Из-за какой-то дрянной бабы-аферистки, какой оказалась Мила, говорившая, что любит только меня, что мечтает принадлежать только мне. А на самом деле притворялась, обманывала, пользовалась тем, что верю в её любовь. Сама же жила с другим любовником. Но позитивный момент здесь, безусловно, присутствует. Мне страшно повезло сегодняшней ночью. Если бы я не пошёл к Балевичу, чтобы набить его поганую харю, то никогда не узнал бы, кто такая на самом деле Милка и чего хитрая охмурительница стоит, и чего стоит её блефовая любовь ко мне. А ведь мог связать жизнь с этой женщиной-финтифлюшкой. Как бы разочаровался потом! Какое счастье – этого не случится. Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты помог мне и защитил мою настоящую любовь, – Виталий поднял глаза к небу, покрытому миллионами звёзд, и перекрестился.

*

– Куда ты ходил? – спросила Вика. – Проснулась, а тебя нет. Я так испугалась. Где ты был?

– Да так, разобрался с одним подонком.

– Ты ходил к Балевичу? – догадалась Вика.

– Да. И дал ему по роже. Да так, что он снёс собой часть меблированной прихожей.

– Зачем ты? Мы же теперь вместе. Я ведь просила тебя.

– Никогда его не прощу, да и ты тоже. Но это не главное. Я принёс тебе радостную новость.

– Какую? – девочка повисла на шее молодого человека.

– У меня больше нет невесты.

– Почему? Ты ей тоже дал по роже? – засмеялся прелестный ангелочек.

– Я застукал её с Балевичем. Они спали друг с другом. Никакой свадьбы не будет. И точка.

– Я так счастлива! – почти что закричала девочка. – Значит ты полностью мой и только мой! И никто не отнимет тебя у меня.

– Да.

– Я люблю тебя.

– И я очень люблю тебя.

– Я тоже очень, любимый.

Они снова обнялись и говорили, говорили. И уснули только под утро, счастливые. И спали, пока солнце не перекатилось с востока на запад и не заглянуло в окно, разбудив их ласковыми, тёплыми лучами.

Вика первая открыла глаза. Посмотрела на Виталия и сама не поверила своей беспредельной радости. Наконец-то, они вместе, наконец-то, их любовь пустила крепкие корни и расцвела нежным пышным цветом.

Влюблённые решили, что Вика пока должна поехать домой. Иначе её родители заподозрят подвох и отправятся к Балевичу, а тот им всё выложит: расскажет про то, что купленная им малышка не приходила на очередной секс-сеанс, и они жестоко накажут взбунтовавшеюся «рабыню». Сам же Балевич после вчерашнего визита Виталия к нему вряд ли осмелится посетить Малиново и жаловаться на девчушку. А молодой человек на следующий день, как проводит Вику, навестит чету Зарыпиных и доложит им обо всём, творимом их дочерью, и порвёт с ней все отношения. А уж после того, на другой день, поспешит к Машке и Петьке Морозовым, чтобы забрать любимую от них навсегда.

Вечером Виталий посадил девочку на электричку и почувствовал себя безгранично одиноким. Но он знал – это ненадолго. Скоро они соединятся на всю жизнь.

 

20 глава.

Новая библия, часть третья.

 

Виталий, простившись с Викой, в начале седьмого часа вечера вернулся домой и принялся детально рассматривать план действий на ближайшие дни. Во-первых, завтра ему предстояло навсегда порвать все отношения с Милой. Это представлялось не таким уж и трудным. Но вот разговор с её родителями являлся куда более неприятным моментом, нежели разрыв с невестой. Они ведь так полюбили его! У Виталия возникло чувство вины перед ними, хотя он понимал, что во всём виновата только Мила. Надежда Николаевна и Григорий Иванович приняли молодого человека, как родного, а он не оправдает их ожиданий. Но когда они узнают о Миле и Балевиче, то, наверняка, поймут Виталия и встанут на его сторону. Юноша не жалел изменщицу, он жалел её родителей, которым предстоит услышать о непристойном поведении дочери, а это – тяжёлый удар. Ведь Зарыпины затратили на подготовку к свадьбе большую сумму денег, но это ещё ничто по сравнению с тем, сколько любви Надежда Николаевна и Григорий Иванович отдали дочери, заботясь о кровиночке и растя её. Настал час, и вот Мила сполна расплатилась за родительскую любовь и заботу. И как парень ни хотел огорчать Зарыпиных, другого выхода у него не находилось, иначе никак не расстроить свадьбы. Во-вторых, послезавтра молодой человек должен поехать в Малиново и заявить свои права на Вику. Вот это на самом деле трудная задача. Но Виталий был уверен в том, что когда он скажет Машке и Петьке о продаже ими своего ребёнка, о принуждении Вики заниматься проституцией и пообещает сообщить куда следует, то они согласятся на его условия.

Последние, прошедшие дни стали самыми счастливыми для Антонова. Наконец-то, его мечты и желания по отношению к девочке сбылись. Сегодня он пропустил лекции в институте, но это мало тревожило студента. Пожалуй, ради случившегося стоило пожертвовать и большим. Но завтра признанному отличнику обязательно необходимо посетить занятия, а сейчас непременно надо лечь отдохнуть, чтобы хорошенько выспаться. Но Виталию Викторовичу опять не удалось погрузиться в сон. Комната его наполнилась туманцем, какой обычно пускают в цирковых балаганах при выступлении факира, и появился тот, по чьим словам можно судить, что никто иной, как он создал жизнь на Земле – бог, пришедший из забвения, решивший дать миру свою единственную, верную библию.

– Настало время завершить нашу работу, – произнёс нимбоносец. – Сия последняя ночь, в кою пишется священная книга. Готов ли ты?

– Как всегда, готов делать то, что вы прикажете, – отбросив мысли об отдыхе, ответил юноша.

– Тогда приступим к третьей части книги. Достань наше детище и возьми в руку перо. Сию часть я сам продиктую тебе, без предварительного изложения содержания, ибо речь в ней пойдёт ныне не о лжебогах и лжепророках, а обо мне – истинном, незыблемом, всевидящем боге и о тех законах, кои дам людям, дабы жили они по ним и исполняли их беспрекословно. Ибо страшен я во гневе своём для тех, кто не последует им. В третьей части ты начертаешь про число шестьсот шестьдесят шесть – святое число, и про число диавола семьсот семьдесят семь. Ждёт многострадальная Земля труд наш, пора установить на ней царствие моё.

Виталий достал рукопись, ручку и приготовился вписать последнюю часть в чёрную книгу.

* * *

Фёдор и Феофан вот уже шестой день болтались без дела в каменных джунглях. Старец как свои пять пальцев изучил город, в котором прожил телесную жизнь его спутник. Страдая от безделья, эфирные существа летали от одного дома к другому, пытаясь найти себе мало-мальски достойное занятие, отвлекшее бы их от бездействия. То проникали в какой-нибудь местный музей и там восхищались картинами или чучелами вымерших животных, разглядывали монеты, отчеканенные в разные времена, или растрескавшиеся глиняные сосуды. То заныривали в кинозал посмотреть демонстрирующийся исторический фильм или старую добрую комедию, то просто в чью-нибудь квартиру и, устроившись на потолке, обсуждали последние телевизионные новости. Но больше всего Феофану нравилось посещать спектакли, идущие в городском театре. Он считал игру актёров самым лучшим искусством, придуманным людьми. Где еще, как ни в театре получаешь нравственное и моральное удовлетворение? Фёдору, наоборот, не приходились по душе театральные пьесы, но всё-таки он всегда сопровождал старца. Боровков любил шастать по видеозалам и там «протирать штаны». Так же он мог запросто просидеть у телевизора весь день, если, правда, хозяева квартиры, куда залетал Фёдор, не выключали его. Но телеприёмник есть в каждой семье, так что волноваться особенно не приходилось: можно было, перебравшись к соседям, спокойно досмотреть понравившуюся передачу. По ночам, когда люди ложились спать и, кинотеатры, театры и музеи не работали, аморфные бездельники просто летали по ночному городу и любовались его огнями, цветными рекламами магазинов и фирм, переливающимися всеми цветами радуги. Хотя занятие сиё являлось довольно-таки скучным, так как духи проделывали это уже шестую ночь. И сами не ведали, сколько ещё таких ночей им придётся блуждать в этом изрядно поднадоевшем бетонном муравейнике. Они с нетерпением ждали часа выполнения того, зачем сюда прибыли.

– Ох, и опостылело всё! – базлал Фёдор, проплывая над очередным хорошо освещённым рекламами проспектом. – Сколько это будет продолжаться – год, два? Даже начал скучать по подземной житухе. Конечно, приятно обитать на поверхности, смотреть на солнце, деревья, людей. Но мы им абсолютно не нужны, они не видят и не слышат умерших. Как будто нас и нет вовсе. А там, под землёй остались Андрей и Анастасия. Где, интересно, сейчас великий путешественник? Может, прямо под нами? А может, совсем на другом конце Земли совершает очередные небывалые в истории открытия. А Анастасия? Она, наверное, все глаза проглядела, ожидая нашего возвращения. Мы ведь наобещали ей с три короба. А как тут вернёшься, если путь обратно закрыт? Единственным утешением является то, что предстоит выполнить миссию, угодную Богу. Но сколько ждать до её осуществления?

– Жить в ожидании трудно, – успокаивал Феофан, – но на всё воля Божья. Знак свыше ещё не подан нам. А на судьбу обижаться не следует. Я думаю, она у нас самая счастливая. Даже став духами, мы имеем возможность служить свету. А о житухе под землёй не грусти, не такая она и весёлая там.

И седьмую ночь Феофан и Фёдор, говоря просторечным выражением, прошлялись по городу, рассуждая о превратностях судьбы, выпавшей на их долю. И дотянув до шести часов утра, уселись на крышу одного из домов, предчувствуя скорое появление солнца. Им нравилось встречать пурпурные рассветы и наблюдать, как оживает город. Люди начинали выползать из своих бетонных коробок, заполняя собой улицы и тротуары. Светило не спешило подниматься. Каждый день оно восходило всё позже и позже, не торопясь раскрашивать живописной палитрой чёрное небо, так как день неминуемо уменьшался с приближением зимы.

– Полетели, – вдруг попросил старец.

– Куда? – встрепенулся Фёдор. – Сперва встретим солнце.

– Я слышал голос. Он говорит: «Пора».

– Что пора? – опять не понял Фёдор Васильевич, погружённый в свои мысли.

– Пора вершить то, зачем мы пришли. Сегодня раскроем тайну, сокрытую от нас чёрными, адовыми силами и разгадаем их загадку.

– Неужели время звонить в колокола? – оторвался от крыши взволнованный Боровков. – И нам не надо маяться в ожидании? Но куда полетим? Голос вам ничего не сказал об этом?

– Нет, мы сами найдём дорогу, – старик схватил верного спутника за руку. – Наши сердца поведёт Господь к месту, где притаилось зло.

* * *

Новоявленный бог вещал, рука Виталия без устали и ошибок записывала сказанное, не останавливаясь ни на секунду, ни на сотую долю секунды, работала, как автомат, – беспрестанно и точно, подчиняясь голосу пришельца. Было шесть часов утра, но кисть Антонова, вооружённая ручкой, всё строчила и строчила, не зная покоя. Восемь часов подряд не прекращался её труд. Пришелец диктовал и диктовал. Чистых листов в книге оставалось всё меньше и меньше. И вот, наконец, исписан последний лист и рука, как и в предыдущие разы, безжизненно упала на стол. Каллиграф почувствовал, что каждый сустав её ноет от боли.

– Мы закончили великую работу, – торжественно возвестил новый бог. – Самое основное свершилось. Теперь повелеваю, чтобы о книге узнало всё, живущее на Земле. В следующий приход я дам тебе средства на публикацию книги. Выпустишь её миллионными, миллиардными тиражами. Придётся загрузить всю книжную промышленность, привлекши её к изданию новой библии. Её тираж в сотни раз должен превысить тиражи старой Библии за более чем две тысячи лет. Ты задействуешь всю индустрию печатного дела. Тысячи и тысячи переводчиков начнут переводить её на разные языки, дабы в каждом доме, в каждой семье находилась моя книга. И чтобы никто не мог сказать: «Я не слышал о новом боге». И тогда я всем задам вопрос: верят ли они в истинного бога и исполняют ли мои законы?

Претендент на небесный престол ещё желал добавить к своему монологу несколько слов, но что-то отвлекло его. Он резко обернулся к окну, до этого стоя к нему спиной, и чего-то испугался.

– Прощай, – выговорил, запинаясь «всевышний», – у меня есть неотложные, срочные дела. Помни, Виталий, всё то, чему я тебя учил. Читай мою священную книгу, вникая в каждую мелочь, так как нести тебе её людям, – пришелец растворился, не оставив и следа присутствия.

Молодой человек не сообразил, почему его гость так странно, торопясь, удалился, да и не мог сообразить, потому, как не видел за окном то, что заметил нимбоносец.

Гадил сбросил с себя образ ангела света и спеша вылетел прочь от Виталия из-за того, что обнаружил к великому удивлению за подоконником маячивших духов людей, неизвестно как выбравшихся на поверхность и наблюдающих за ним. Их необходимо было срочно поймать. Кто знает, зачем эти духи подглядывали и подслушивали? Гадил сразу заподозрил неладное и решил настичь двух беглецов из подземелья и бросить их в огонь боли, чтобы те не помешали случайно его замыслам.

Этими двумя духами являлись никто иные, как Феофан и Фёдор, кои уже давненько следили за происходящим в комнате Антонова. Старец, поняв то, что они обнаружены псевдотворцом, принявшим образ посланника света, тут же схватил Фёдора за плечо и помчался с ним прочь от грозящей опасности.

Царь тьмы, очутившись за окном квартиры избранного пророка, заметил удаляющуюся пару и бросился за ней вслед. Началась погоня. Скорость полёта Гадила в несколько раз превышала скорость передвижения Феофана и Фёдора, и поэтому он становился всё ближе и ближе к преследуемым. Богослов потянул своего преданного ученика влево, и они пронзили стены одного из густо посаженых домов, насквозь. Затем протаранили другой, третий, четвёртый дома. Зверь потерял из вида духов дерзнувших засунуть свои носы в его дела и последовал за ними в первый дом, спрятавший бестелесных. Он начал метаться по этажам высотного здания, но хитрецов не обнаружил. Его обманули, объегорили. Гадил негодовал. Повелитель ночи хлопнул в ладоши, и перед ним появились верные рабы. Сподручники построились по ранжиру.

– Вы, четверо, слушайте меня внимательно! – приказал Гадил. – Вы знаете ту квартиру, где я писал новую библию? Так вот, расставьте вокруг неё посты, и чтобы ни одна тварь прозрачная не пробралась вовнутрь!

– Как прикажете, хозяин. Ни один человек не попадёт в неё!

– Дубина! – рассвирепел Гадил. – Я тебе не о человеках толкую, а о духах!

– Но как духи могут выползти на поверхность Земли? – хихикнул один из слуг. – Невозможно и невероятно.

– Держишь меня за идиота? – главный идеолог зла выпустил молнию из руки, вонзив её в непокорного. Тот вскрикнул от боли. – Это тебе за ехидство, чтобы больше не ставил под сомнение слова господина. Впредь соблюдай субординацию. Говорю вам, собственными глазами видел здесь души погребённых. Не пойму, как им удалось выбраться? Вы всё усвоили? Чтобы ни одна душонка не проникла в эту квартиру и не прикоснулась к новой библии!

– Как прикажете, хозяин, –  всё ещё корча от боли лицо, пролепетал слуга, – никто не приблизится к книге книг нашего повелителя.

– Запомните, от вас полностью зависит сейчас, победим мы Отца своего или нет. Если провороните эти аморфные останки глиняных млекопитающих, то сгорите вместе со мной в геенне огненной. Чувствую, Отец решил сыграть в эту игру, Он послал их сюда. А теперь пошли вон, исполняйте приказ! Вы упустили Зузула – я вам простил, но на сей раз вы упустите свои жизни! Чего ждёте? Или ещё хотите заработать по одной молнии?

Подчинённые смиренно удалились, а Гадил, пробив твердь Земли, забрался в свой замок на покой, изнурённый работой над книгой, чтобы передохнуть и набраться сил для новых дел.

 

*

Солнце взошло. Виталий выключил уже не нужную настольную лампу и принялся за чтение третьей части рукописной книги. Но прочесть удалось немного – зазвонил будильник. Молодой человек аккуратно положил новую библию в стол и засобирался в родную альма-матер.

Вскоре он находился в институте. Зайдя в аудиторию, заметил среди занявших свои места студентов Милу, специально пораньше пришедшую в надежде переговорить с женихом о недавнем инциденте. Виталий сел на конец другой длинной, дугообразной скамьи, подальше от девицы, чтобы не общаться с ней. Но Зарыпина поднялась и пересела на галерку к Антонову.

– Здравствуй, Виталик, – сказала она беспардонно. – Почему тебя вчера не было на занятиях?

– Это вас не касается, – огрызнулся юноша.

– Мне надо с тобой поговорить, любимый. А то ты, никак, чураешься меня?

– Нам не о чем говорить, я лучше потолкую с твоими родителями. Обязательно навещу их сегодня.

Прозвенел звонок, и перед студентами появился педагог, объявивший тему лекции.

– Зачем так, Виталий? Ведь я ни в чём не виновата.

– Не рассказывай мне сказки про беленького козлика и злобного серого волка – сыт по горло, ничего не хочу слушать.

– Милый, но скоро свадьба. Десять дней осталось. Ты должен меня выслушать. Теперь у нас нет секретов друг от друга.

– Антонов и Зарыпина, – сделал замечание преподаватель. – Прекратите перебрасываться репликами во время лекции. Вы мешаете другим студентам.

– О какой ещё свадьбе ты осмеливаешься намекать, колючий репейник, после случившегося? Свадьба не состоится, – тихо прошептал парень, стараясь не навлечь очередную порцию гнева преподавателя.

– Как не состоится, дорогой? Сколько денег потрачено!

– Засунь их себе… – Виталий не продолжил фразу, надеясь на то, что Мила сама найдёт то место, где поместятся банковские купюры. – Свадьбе не бывать. Амба.

– Ах, так! – крикнула взбешённая девица на всю ивановскую.

Студенты, как один, повернули головы в сторону ссорящихся молодых. Красотка, пожалев о несдержанности, увидев, что все на неё смотрят, вскочила со скамьи и выбежала прочь из помещения.

– Что там случилось? Я вас спрашиваю, Антонов! – возмутился преподаватель.

– Ничего, Валериан Потапович, продолжайте, пожалуйста. Мы тут поспорили по поводу несовместимости двух противоположностей.

Валериану Потаповичу не хотелось разбираться в данной ситуации, отбирая у студентов время, и он продолжил лекцию.

Когда Зарыпина выбежала из аудитории, Виталию стало легче на душе, и он погрузился в мир знаний, не желая не только думать об изменнице, но и вспоминать о ней.

«И слава Богу, что ушла», – рассудил юноша.

Милочка Зарыпина выскочила из здания института, села в свой красный «Фиат» и помчалась на всех парах к Галине. К кому же ещё она могла поехать? Конечно, только к единственной подруге, бывшей в курсе всех её дел, не знающей только о последнем событии. Сим событием и поехала поделиться зеленоглазая красавица.

Галина распахнула дверь. Мила, даже не поздоровавшись, пролетела в гостиную и шлёпнулась на диван, задрожавший всеми пружинами.

– У нас какое-то очередное, новое несчастье? – последовала за гостьей Галя, удивляясь такой бесцеремонности.

– Да, Галочка, несчастье, и ещё какое! Представляешь, Виталий отменяет свадьбу!

– Ах, он негодник, – фыркнула хозяйка. – А причина у него есть?

– Есть и огромная – со стоэтажный дом! – чуть не плача, пропищала девица. – Он застукал меня с Балевичем.

– Как застукал?

– Да вот так, застукал. Он видел меня в обществе вышеназванного… В общем, абсолютно голой.

– Я что-то не вникаю. Постой, Милочка. Выходит, ты и с Балевичем спишь? Как ты можешь? Это такой мерзкий тип. Расскажи всё по порядку.

– Конечно, расскажу. За этим и приехала. Галочка, родная, помоги! Ты ведь такая умная, всегда меня выручала. Ну что тебе стоит?

– Если смогу – помогу. Но сначала выкладывай всё, как на следствии раскалывается преступник, не упуская ни одной детали. Чтобы помочь, я должна знать всё до последней мелочи, от и до.

– Так вот. Помнишь, говорила тебе, что собираюсь сходить в понедельник к Балевичу – посмотреть на ту девчонку-пигалицу, инфузорию-туфельку, с которой целовался Виталий?

– Помню, золотко, помню. Не раз тебя уверяла, память у меня отличная. Что я – склеротичка?

– В понедельник вечером и отправилась, как бы заглянуть на огонёк, на минутку. Но когда туда пришла, не застала проклятой желторотой цыпы: она почему-то не явилась. Непонятно, почему. У Балевича в квартире находились ещё два парня – их я видела в первый раз, и Славик тоже там был. Ты ведь знаешь Балевича, он напоит кого угодно, даже лошадь. Не понимаю, как всё случилось, но я вскоре стала пьяной донельзя. Так нализалась, что плохо соображала. А Славик, гавнюк, затащил меня в какую-то комнатушку и раздел. Ну, ты понимаешь, что он сделал? Кстати, двое незнакомых парней к тому времени убрались, не дождавшись оргии с уличной девкой. Потом я уснула. И проснулась, почувствовав, как кто-то снова залазит на меня. Когда его ощупала, то догадалась – это был вовсе не Славик, а кто-то другой. Я дотямала, что это Балевич. Как узнала потом, Славик смылся, бросив меня наедине с волосатым, как обезьяна, Серёженькой. И эта горилла от души позабавилась мной. Но, в общем-то, если честно сказать, я совсем не сопротивлялась. Вдруг стало так приятно, когда он… Как слаба женщина перед любовью!

– Как вас отыскал Виталий?

– Как он нас нашёл – неизвестно. Дослушай. Балевич куда-то выбежал из комнаты, я подумала, по нужде. Совсем не слышала, как зазвонил входной звонок, – пребывая в экстазе от ласк. И тут в коридоре раздался ужасный грохот. Я решила, что пьяный Сергунчик сдуру уронил что-то, и выскочила в прихожую посмотреть. И, конечно же, не оделась. В чём была, в том и выскочила. Откуда могла догадаться, что заявился мой женишок? Тут он и обозрел будущую спутницу жизни со всех сторон. И с отвращением так зыркнул на меня и на Балевича, сплюнул и вышел из квартиры. Потом этот придурок, Сергей, сказал, что посчитал злосчастный звонок в дверь за Викин и открыл, а там оказался Антонов. Виталий с такой силой ударил его по лицу, что тот тушей опрокинул шкаф, которым сердечного дружка и придавило. На шум и я, дура, тут как тут. Теперь ты осознаёшь всю серьёзность моего положения? А сегодня утром пыталась поговорить с Виталием, и он мне категорически заявил, что свадьба не состоится.

– Да, подруга, – подвела, как обычно, итог Галина. – Если бы я находилась на месте твоего жениха, то будь уверена – ответила бы точь-в-точь.

– Галочка, но ты ведь не на месте моего жениха, а на месте моей лучшей подруги. Придумай что-нибудь. Свадьба обязательно должна состояться. Родится ребёнок!

 – Вот ты бы сначала в загс отвела парня, а после выкидывала подобные номера.

– Но могла ли я представить, что так получится? До сих пор не понимаю, что Виталию в два часа ночи понадобилось у Балевича?

– Слушай, Милка, а не Славик случаем вас заложил? Так сказать, навёл?

– Я беседовала на эту тему с ним по телефону: он здесь совершенно ни при чём. Славик тоже не понимает, как нашёл Антонов хату Балевича. Он абсолютно ничего о Серёге не знал. Правда, встречал его в парке один раз, в тот день, когда самого застали целующимся с Викой.

– Славик и соврёт – недорого возьмёт.

– Нет, уверена – он здесь ни при чём. Что мне делать, Галя? Виталий сегодня обещал навестить моих родителей. Он им всё расскажет. Думаю, он объявит о разрыве наших отношений. Соображай, Галочка, соображай, напрягись.

– В общем-то, напрягаться надо тебе больше всех. Но у меня уже созрела в голове одна мыслишка.

– Говори скорей! – Мила подсела к подруге и приготовилась внимательно слушать.

* * *

Виталий вернулся из института домой на этот раз рано. Последнюю пару отменили, так как занедужил преподаватель, и студентов отпустили, не найдя заболевшему замены. Молодой человек бросил сумку на кресло, прошёл на кухню, где скромно, но сытно пообедал. После чего уселся дочитывать третью часть рукописной книги. К Миле ехать было ещё не время, её родители приходили поздно, и он решил выйти из квартиры часов в восемь вечера, чтобы застать их наверняка. До сего момента оставалось пять часов, и он полностью отдал их изучению чёрной книги. За триста минут молодой человек успел прочесть немало. Захлопнув книгу и положив её, как обычно, в стол, засобирался в «гости» к бывшей невесте, раздумывая над прочитанным:

«И интересная же эта третья часть, ещё не прочёл и половины, а так боюсь читать дальше. Одно слово «смерть» встретилось не менее ста раз, а уж о слове «страх» и говорить не приходится – оно появляется через каждые две строчки. Кто такой этот бог, что его так надо бояться? А эти десять заповедей, данные им? Пожалуй, если жить по ним, то лет через двадцать на Земле не останется ни одного живого человека. Наверное, я грешу против бога, имея такие мысли, но как мне понять его? По книге видно, что люди должны убивать друг друга лишь для того, чтобы души убитых попали в рай. А если хочешь попасть сам в тот рай, то убей себя. Абсурд какой-то! Много странного в книге. Неужели понесу эти знания человечеству? Если их примет на веру хотя бы одна сотая часть живущих на планете людей, то начнётся всемирная варфоламеевская ночь. В книге настойчиво навязывается идея, что человек не должен думать, а обязан исполнять законы, записанные в ней. Но для чего тогда голова? Может, я действительно много чего не понимаю? Когда вернусь домой, обязательно дочитаю третью часть до конца. Может, дальше найду то, что даст мне принять нового бога и встать на его сторону? Но пока этого, почему-то, не получается. Странная книга. Она вызывает какие-то противоречия во мне. С одной стороны, я сам взирал на бога, на его чудеса; с другой стороны, не в силах пустить его к себе в сердце, потому, как новые законы неприемлемы для меня. Может, ещё свыкнусь с ними? И почему он, бог, благословил меня на брак с Милой и обрадовался, когда я сообщил, что не люблю её? И ещё он говорил, – вспомнил молодой человек, – что настоящая книга книг не напишется человеком, который любит. Но ведь я её написал. А разве я не люблю Вику? Без Вики мне теперь и жизнь – не жизнь. Думаю о девочке каждую секунду. Так, где искать правду? Если она в книге, то зачем мне такая правда? Нет, с такими рассуждениями точно сгорю в аду. Как смею сомневаться в боге, если сам беседовал с ним! Необходимо только понять его, попытаться занять его позицию. Но как понять сего бога, если он сам вещает, что обаять его невозможно, так как он – высшее существо. А как верить без понимания того, чему и кому хочешь верить? Чертовщина какая-то».

С такими мыслями Виталий покинул квартиру.

* * *

– Почему мы удирали от него? – спросил у старца Фёдор, когда они благополучно завершили побег от Гадила. – Вы сами утверждали, уважаемый Феофан, что диавол не властен над душами умерших. Даже если бы он и догнал нас, что сатана мог сделать? И чё мы так драпали? Надо было остановиться, да наподдать ему как следует! А мы взад пятки.

Старик рассмеялся над словами Фёдора.

– Что ж не остановился, да не наподдал?

– И сам не знаю, почему сдрейфил. Вы меня потащили за плечо. А у страха глаза велики, надо головой было подумать.

– Вот и хорошо, что не стал думать, а дал стрекоча, а то бы мы точно попались.

– Как бы мы попались, если у него нет власти над нами?

– Власти-то над духами у него нет там, под землёй, в мире бестелесных, но мы-то оказались в мире живых. Ты данную мелочь упустил из вида. А здесь Гадил превалирует над всеми обитателями, как над живыми, так и над умершими.

– И чем же антихрист навредил бы нам?

– А вспомни хоть стену боли, отделяющую страну духов от царства нечистого. Ты ведь раньше, до того как попробовал проткнуть её, думал: дух уже никогда не испытает физических страданий, потому как свободен от материи, а, оказалось, это совсем не так. Сам теперь догадайся, что ожидает нас, попади мы в лапы чёрному чудовищу. Здесь, на Земле, он заставит нас корчиться от боли аж до второго пришествия.

– А как же теперь? Выходит, мы не в силах помешать злу?

– Почему не в силах? На нашей стороне свет, а он всегда сильнее тьмы.

– Но мы всего лишь духи, а не ангелы. Как одолеем Гадила, если он обладает над нами властью?

– Того не ведаю, но, надеюсь, найдём выход. Фёдор, ты имел возможность наблюдать за тем, как исполняется замысел сатаны. Книга им уже написана, теперь неоглобалист хочет отдать её людям, чтобы они жили по его законам и с его моралью. Сколько мирян отдадут пороку свои души, если звериный план удастся? Страшно подумать. Необходимо остановить им затеваемое.

– А как вам показался тот человек, служащий тьме?

– С виду приятный юноша, а занимается такой мерзостью. И вправду, по внешности не определишь, нравственен ли человек, пока не узришь дел его. Внешность часто обманывает.

– Интересно, за сколько серебряников продался Иуда? – сжал кулак раздражённый Боровков и погрозил в пустоту. – Ух, и попадётся он мне, когда превратится в духа. Уж я с ним потолкую!

– Гадил нас потерял, – продолжал богослов, – теперь мы отправимся назад и что-нибудь предпримем для уничтожения чёрной книги, пока она не натворила бед. Поторопимся немедля, время не терпит. Чем раньше с ней покончим, тем лучше.

Духи полетели обратно – в жилище к христопродавцу «Иуде», служаке диавола, записывающего законы сатаны в книгу, называемую им новой библией. Вскоре они заметили дом, к которому стремились.

– Стой! – схватил Феофан неосторожного Фёдора за руку.

– Что опять случилось, почему задержка? Цель близка.

– Близка-то она близка. Но, как говорится: «Глазам видно, да рукам не достать». Вон, смотри: чёрный дух. Как раз напротив окна, через которое мы несколько минут назад наблюдали за автором антибиблии и его подручным.

– Как я его сразу не усёк?

– Гадил почуял неладное и расставил на посты своих башибузуков. Попробуем совершить круг и пробраться с тыла.

Но когда малый отряд истинных христиан обогнул дом, к большому сожалению, пришлось констатировать, что со всех сторон здание охраняется падшими ангелами.

– Они перекрыли нам доступ, – негодовал старец, – теперь не доберёмся до чёртовой книги, до этого испражнения нечисти. Надо что-то придумать, мы слабы бороться с чёрными слугами Гадила. Они сильнее нас, и мы будем побеждены и взяты в плен. Не признавать это глупо. Попали из огня да в полымя.

– Да, – жалел Фёдор, – без подмоги нам не обойтись. Но кто нам поможет?

– Кто поможет! – радостно вскинул руки старик. – Я знаю того, кто поможет!

– Кто? Мы единственные из мира духов, попавшие на поверхность.

– Зузул! – воскликнул Феофан.

– Точно, – хлопнул ладошкой по груди Фёдор Васильевич. – Мы ведь ему оказали содействие, теперь настал его черёд.

– Зузул, как бывший член чёрного братства, получивший свободу, но не получивший ещё помилование от света, находится здесь, на Земле, и мы найдём его. Если он примет участие в делах Божьих, то прощение, о котором он так мечтает, приблизится к нему.

– Но где найдём Зузула? Кто знает, в каком месте он сейчас находится? Кроме того, изгнанник дня и ночи в состоянии принять любой образ, который ему заблагорассудится. Попробуй тут разгляди многоликого.

– Не беда. Непременно отыщем, и он сразится с охранниками чёрной книги, а мы тем временем расправимся с ней. Без консолидации нам не обойтись. Зузул рассказывал о своей Алёне. Сначала выудим из моря людей её: наверняка влюблённый рядом. Ангел ведь так дорожит сердечной привязанностью. Он говорил, что Алёна живёт в Малиново. Где это может быть?

– Малиново? Так это совсем недалеко, минутах в десяти лёту. Я знаю дорогу. Сколько раз там, в окрестностях по грибы и на рыбалку хаживал.

– Тогда чего ждём?

И вот духи-«сыщики» очутились в Малиново. Алёну не пришлось долго искать в этом маленьком шахтёрском городке. Имя довольно редкое, и друзья, прислушиваясь к разговорам местных жителей, через четверть часа нашли девушку. Но Зузула с ней не оказалось.

– Мы ошиблись, – заключил старец. – Как я не подумал, его и не может быть рядом с ней. Ведь ангел дал слово, прощаясь со мной, что перекроет все свои злые дела новыми – добрыми. Конечно, этим он теперь и занимается.

– Делать нечего, уважаемый учитель, придётся нам порыскать по всему свету. Хоть и трудновато, но вполне осуществимо, учитывая то, что мы обладаем большой скоростью передвижения.

– Но сейчас нам придётся остерегаться сил зла. Гадил объявит охоту на нас, надо быть предельно осторожными. Эй, Фёдор, ты где? – вдруг потерял спутника из вида Феофан. Старик наклонил голову и увидел Фёдора Васильевича, прильнувшего к окошечку чердака полуразвалившегося дома. – Что с тобой? – спросил изумлённый наставник, спустившись вниз.

– Только взгляните на это лицо, дорогой вы мой. Не ангел ли это?

Феофан посмотрел в маленькое оконце и натолкнулся на личико девочки, сидящей и взирающей вдаль сквозь него. Девчушка была необычайно красивой, её и впрямь можно сравнить с ангелом.

Вика изредка вздыхала и улыбалась, думая о Виталии. Завтра он приедет в Малиново и заберёт её навсегда.

– Чудный ребёнок, – согласился богослов, – она прямо вся светится от улыбки. Да, Фёдор, дети должны быть счастливы. У меня так радостно стало на душе. Так улыбается только счастливый человек. Но нам пора отправляться в дорогу.

Феофан подтолкнул в спину ценителя прекрасного, и духи взмыли ввысь. Им предстояло отыскать Зузула.

 

      21 глава.

Разрыв с немилой Милой.

 

Виталий спокойно шёл к Зарыпиным, и не подозревая, какие грандиозные события разворачиваются вокруг чёрной книги, написанной им под диктовку новоявленного бога. Подойдя к дому неверной невесты, он хотел войти в подъезд, но услышал за спиной знакомый голос.

– Виталий, постой, – юноша обернулся на гнусавый писк Милы. – Я уже давно тебя здесь поджидаю. Мне надо с тобой серьёзно поговорить. Ты совершишь непростительную ошибку, если, не выслушав объяснений, порвёшь со мной. Всё совсем не так, как ты себе вообразил.

– Я не намерен вести с тобой переговоры. Я пришёл к твоим родителям. Они дома?

– Да, дома, но сначала ты должен выслушать меня. Я жду тебя здесь больше двух часов. Я замёрзла. А ты и двух минут не желаешь потратить на меня. Даже не зная всего.

– А я и не хочу всего знать. То, что мне нужно, я уже видел в квартире Балевича. Этого более чем достаточно. Так оставим эти ненужные разговоры. Пропусти. Мне необходимо объясниться с твоими родителями. В отличие от тебя, я их уважаю, они очень хорошие люди. И как среди них образовался такой гнойник, как ты? Ты ничему не научилась у своих воспитателей.

Мила схватила Антонова за локоть, пытаясь задержать.

– Как можешь изрыгать такие непристойности? Какой ты вульгарный, фи! Подожди, дай слово вставить в свою защиту, троглодит твердолобый.

– Ни к чему, полагаю, вновь начнёшь врать и выкручиваться. Кто, если не ты уверяла меня совсем недавно в своей любви? Но теперь-то полностью расшифровал твоё словоблудие. Говоришь о святом чувстве каждому встречному-поперечному. Отпусти, тебе не удастся меня стреножить. Свадьба не состоится.

Виталий выдернул локоть из цепких пальцев.

– Ладно, посмотрим, – зло застонала девица, – на чьей улице будет праздник. Ты всё равно станешь моим. А к родителям зря рвёшься – тебе же хуже.

– Посмотрим, – и парень скрылся в подъезде. Невеста-пиявка последовала за ним.

Молодой человек приблизился к входной двери и приготовился нажать на кнопку звонка, но прилипчивая «язва» одёрнула его руку.

– Зачем звонить? Ты со мной, а у меня есть ключи.

– Не рассчитывал на то, что сама откроешь.

– Но почему, открою, открою своему любимому жениху.

– Я тебе не жених и не смей меня так называть.

– Утихомирься, сейчас убедишься в обратном, – хитрая «лиса» отворила дверь и пропустила юношу вперёд. – Проходи, дорогой, здесь-то ты меня точно выслушаешь – никуда не денешься. Хотя лучше было бы нам поговорить внизу, там мы всё могли бы обсудить без судорожных подёргиваний. Затем тебя и ждала, но не знала, что ты такой нервный.

Они зашли в квартиру. Мила хлопнула дверью.

– Раздевайся, дорогой, мои родители будут рады лицезреть тебя. Ты такой редкий гость в нашем доме, – специально, как можно громче произнесла надоедливая «липучка», чтобы её услышали отец и мать.

На дочкин голос в коридоре появилась Надежда Николаевна.

– Виталичка, какая радость! А мы и не ждали тебя сегодня. Уже с папой в домашнее переоделись, да не обращай на нас внимания – как-никак ты наш будущий родственник.

– Ничего, Надежда Николаевна, я ненадолго, по делу. Скажу всего два слова и уйду. А где Григорий Иванович?

– Он в гостиной, – ответила мама Милы.

– Я могу пройти?

– Зачем спрашиваешь, Виталий? – Надежда Николаевна взяла гостя под руку и повела в зал. Её дочь, не раскрывая рта, молчком, засеменила попятам.

– Заходи, Виталий, – встретил Григорий Иванович. – Я слышал, ты по делу. Обращайся, не стесняйся.

– В общем-то, не знаю, с чего начать, – замялся молодой человек. – Я вас полюбил в последнее время, как родных, привязался, и мне не хотелось бы огорчать вас, но обстоятельства складываются таким образом, что придётся это сделать.

– Мы слушаем тебя со всем вниманием, – приготовился Григорий Иванович.

– Да не тяни. Раз начал говорить, говори давай, без подъездов и обиняков, – бросила Мила.

– Так вот, дорогие Григорий Иванович и Надежда Николаевна, вынужден вам сообщить: свадьба не состоится.

– Вы хотите её перенести на другое время? – широко открыл глаза глава семейства Зарыпиных. – Ведь уже всё готово. Как же так? Сколько денег затрачено, сил! Да и родственники все приглашены и оповещены.

– Вы меня не так поняли, Григорий Иванович. Свадьбы вообще не будет: ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Вообще не будет.

– Т-р-р… – прикрикнул, как на лошадь, глава семьи. – Я что-то не уразумел. Вы поссорились? Так сегодня поссорились, завтра помирились. Не стоит принимать иррациональных, скоропалительных решений.

– Не в ссоре дело, –  настойчиво продолжал Виталий рвать цепи Гименея, – дело в том, что Мила, ваша нерадивая воспитанница, ещё не став мне женой, уже изменяет.

Григорий Иванович засмеялся.

– А-а-а, теперь понимаю. Ты, наверное, подловил Милочку в обществе какого-нибудь кавалера, ухаживающего за ней. В том ничего страшного нет. Наша доченька привлекательна, красива, вокруг неё много ухажеров вертится. То просто ревность, дорогой мой.

– Дело обстоит намного хуже, и ревность здесь вовсе ни при чём. Я застал вашу любимицу в обществе, как вы говорите, ухажёра, совершенно раздетой. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Милочка, – посмотрела на дочь Надежда Николаевна, – может быть, ты нам хоть что-то растолкуешь? Что молчишь как немая?

Настала очередь Милы вступить в прения. Она заранее приготовила текст выступления.

– Мамочка и папочка, всё дело в том, что недавно произошёл неприятный инцидент, который Виталий неправильно оценил, и рассматривает всё с предвзятой точки зрения. Я пыталась ему всё объяснить, но он не пожелал выслушать. И теперь это должно всплыть в нашем семейном кругу. Все недоразумения в моих отношениях с Виталием. Я, наконец, хочу, чтобы мой жених узнал всю правду, а не утрировал события в негативном свете. Итак, начнём по порядку. Не далее, как позавчера, я решила навестить школьного друга – Балевича Сергея. Мама, ты его, конечно, помнишь: он заглядывал иногда к нам домой, когда я училась в десятилетке. Он и Славик друзьями были. Продолжаю: придя к нему, я увидела, что у Сергея в гостях какие-то парни. Они там что-то отмечали. Ну и Сергей пригласил меня в компанию. Я, конечно, не отказала старому приятелю и согласилась, приняв его предложение. Присела за стол. Вот тут-то и произошло то, из-за чего и разгорелся весь сыр-бор. Я была так неосторожна, что опрокинула на себя бокал красного вина. Прямо на новое платье. Кстати, пятно от вина до сих пор осталось на нём, и если Виталий не верит, то принесу и продемонстрирую, – Мила сходила к себе в комнату и вернулась с платьем. – На вот, смотри, Фомка неверующий, – показала она пятно парню. – Естественно, что я оказалась вся мокрая, – девица кинула испорченный наряд на спинку дивана. – И когда товарищи Балевича освободили его квартиру, я зашла в ванную комнату и сняла с себя всё бельё, чтобы простирнуть. Повесила одежду на батарею и ждала, пока она высохнет. И тут услышала страшный шум в коридоре. Сильно испугалась. Подумала, что с Балевичем приключилось несчастье. И, естественно, в тот момент забыла обо всём. Немедленно выбежала посмотреть, что случилось, и помочь попавшему в беду Сергею. О какой одежде могла идти речь, когда решила, что Серёжа убился, сломав себе шею или позвоночник? Размышлять было некогда. Выскочила в коридор в таком виде, как была. Увидела Виталия и придавленного платяным шкафом несчастного школьного товарища, стонавшего от боли. А мой обожаемый ненаглядный, заметив меня обнажённой, вообразил Бог весть что. Как он мог только подумать такое? Прямо нелепость какая-то, вздор! Лапонька, Виталичик, это не я должна отчитываться перед тобой, а ты должен извиниться и просить у меня прощение за свои скверные догадки. И объяснить, за что ударил Сергея. Ну вот, дорогие мама и папа, теперь вы в курсе случившегося и можете судить о том, кто из нас прав, кто виноват. И вы, конечно, заметили – моей заслуги в нашей размолвке нет и быть не может. А то уличить меня вздумал! Я не виновата, что у него так разыгралось воображение. Как можно представить меня и Балевича вместе? Это унизительно! Я настаиваю, чтобы Виталий передо мной извинился, – Мила закончила свою адвокатскую речь и принялась ждать реакцию слушавших.

– Ну вот, – обрадовалась Надежда Николаевна, – всё прояснилось. – И ни о какой ссоре нельзя говорить. Надо было, Виталий, сначала обсудить всё с Милочкой, а потом приходить к нам. И ты обязан извиниться перед нашей доченькой – ведь она ни в чём не виновата. Как мог плохо подумать о ней! Мы-то с папой её хорошо знаем: она на такое неспособна. Мила любит тебя одного.

Антонов находился чуть ли не в шоке от представленной версии.

«Вот как всё повернула, – дыхание юноши участилось, – я же, оказывается, и осёл, и каяться должен. Кругом замазанный. И платье притащила в доказательство. Ловко она спекулирует на чувствах родителей. Как теперь быть? Нет, я обязан именно сейчас порвать с Милой раз и навсегда, как обещал Вике. Уверен на сто процентов: «плутовка» лжёт, всё происходило совсем не так, как она наплела. Это профанация истины. То прочёл я по бегающим глазкам, которые увидел в квартире Балевича, на её лице присутствовал след греха. Своим трусливым взглядом она призналась мне в содеянном. И к тому же, как объяснить растрёпанные волосы? Неужели и на них пролила вино? Знаю, что злодейка выкручивается, не верю ей».

– Мила выдумала эту неправдоподобную историю, – возразил Виталий, – чтобы очернить меня в ваших глазах. Если случившееся так невинно, как выставляет ваша дочь, то она прямо там, на квартире школьного дружка могла всё расписать девственными красками. Мила же просто испугалась, что я застал их, и прикусила язык. Это моё объективное мнение.

– Конечно, испугалась, – подтвердила зеленоглазая красотка, – но не того, что ты нас застал, а за жизнь Сергея. И, кроме того, то, что я пролила на себя бокал вина, находясь в гостях, подтвердит и Славик – он тоже при этом присутствовал. У меня полное алиби. Я чиста, и тебе нечего возразить против. Всё факты и аргументы не в твою пользу. Поэтому и бесишься, вместо того, чтобы понять всё и успокоиться. А не возводить напраслину.

– Ты лжёшь всем прямо в глаза и не краснеешь. Может, тебе удастся обмануть родителей, но меня не проведёшь.

– Послушайте, дети, – вмешался Григорий Иванович, – к чему эти баталии? Перестаньте ругаться. Мы разобрали проблему с разных ракурсов. По-моему, всё ясно, как Божий день. Произошло небольшое недоразумение. Полноте развивать эксцесс. Вы должны немедленно помириться. Ругань не доведёт вас до добра. Ну что с того, что Мила пошла навестить старого знакомого и облила там платье вином? Право, из-за этого нельзя отменять свадьбу, глупо. Потом сами пожалеете. Так подайте друг другу руки и заключите мир. Конец всем распрям, инцидент исчерпан.

Девица протянула обвинителю руку, улыбаясь победе.

– Нет, – отвернулся от назойливой невесты молодой человек, – всё кончено. Теперь ничто не примерит нас. Враньё и любовь несовместны.

– Хорошо, – еле сдерживаясь, сказал глава семейства. – Тогда я прямо при тебе, Виталий, позвоню домой Сергею, а затем Славе и расспрошу у них, как на самом деле всё происходило. У нас есть два свидетеля – чего спорить?

Как и предполагал разоблачитель, Балевич и Славик подтвердили по телефону один к одному всё, сочинённое Милой. Парень осознавал, что это заговор против него, жалкая инсценировка. «Лиса» не успокоится, пока не загонит его в сети супружеской жизни. И звонки Григория Ивановича молодому человеку ничего не доказали – он уже понял, как хитра и коварна падшая женщина. Она, конечно, всё предусмотрела и как следует подготовила почву для разговора. Антонов подошёл к платью, брошенному на спинку дивана, взял его в руки и принялся рассматривать. Коснувшись тёмно-бордового пятна, почувствовал, что оно влажное и пахнет не то «Портвейном», не то «Агдамом».

– Мила, – обратился юноша к изворотливой грешнице, – уточни, когда ты ходила в гости к Балевичу?

– Позавчера, ты же в курсе.

– Тогда не посвятишь ли нас, «дорогая» и «любимая» моя, – снисходительно проговорил молодой человек с усмешкой на губах, – почему пятно на платье свежее? Ведь оно давно должно было высохнуть. Не так ли? И, кроме того, потерять запах. Ты сама утверждала, что застирала его. Нескладица получается. Как же так обмишурилась? – теперь Виталий посмотрел на девицу взглядом победителя. – И ещё. Это питьё не иначе, как «Портвейн» или «Агдам», а я знаю, ты вина такого рода не употребляешь. Всё говорит за то, что эта клякса появилась на платье часа три назад, не больше. Что теперь соврёшь? Каковой будет твоя увёртка в этот раз?

Прелестница не ожидала такого выпада со стороны истца. Если бы она сделала пятно на день раньше… Но Галка предложила эту идею недавно, слишком поздно.

– Милочка, почему снова не отвечаешь? – выхватив из рук парня платье, ощупав и понюхав его, спросила Надежда Николаевна. – Ведь Виталий, кажется, прав.

Но лицедейка, онемев от неожиданности, закрыла бархатные уста на замок.

– Вот видите, – торжествовал молодой человек, – ей нечего сообщить. Надо дать ей возможность немножко собраться с мыслями. Может, найдёт оправдание. Но я больше не собираюсь выслушивать её вялую брехню и носить на шее ярмо, сплетённое из явной кривды, – Виталий направился в коридор и вышел за дверь.

Григорий Иванович, Надежда Николаевна и Мила остались  втроем. Мать и отец смотрели друг на друга, не размыкая губ, так как говорить после разоблачения их дочери было не о чём. Каждый из них про себя обдумывал случившееся. Просидели они так в тишине пять минут. Наконец, опозоренная дивчина не выдержала и убежала в свою комнату, запершись там на защёлку от красноречивого молчания родителей.

* * *

Вот уже, который день Зузула мучила мысль о том, что все его добрые начинания не приносят положительных результатов.

«Вероятно, – рассуждал озабоченно Зузул, – вовек не научусь творить добро. Десятки сотен лет, круг за кругом я сеял только зло на зелёно-голубой планете, сулившее смертным несчастье и горе. Раньше думал: зло влечёт за собой зло, а добро – добро. Но, оказывается, теория не всегда стыкуется с практикой. Всё доброе, приносимое мною людям, искажается через какие-то кривые зеркала, изменяет свой смысл и содержание. Неужели никогда не приближусь к небу и никогда не буду прощен? И что станет с обещанием, данным Феофану, совершить во сто крат больше благих дел, нежели исполнил злых? Неужели напрасно святой старец водрузил на себя мои грехи, и я не оправдаю его чаяний? У кого мне научиться творить добро? Как поднатореть в этом занятии? Я покинул чёрное братство, а свет ещё не принял меня. Алёна, милая Алёна, как люблю тебя и хочу быть с тобой! Но не выпало нам счастья быть вместе на Земле. Может, это случится потом, и мы соединимся на небесах? Сделаю всё, чтобы небо приняло меня обратно. Телесная жизнь для тебя, Алёнушка, только одно мгновение по сравнению с вечностью. Ради этой вечности я и покинул тебя сейчас. Поймёшь ли меня?»

Когда Зузул после своего освобождения расстался с Феофаном, Фёдором и великим путешественником, он залетел ненадолго к Алёне, чтобы рассказать о последних приключениях и проститься. Затем сразу отправился смывать с себя чёрную краску, замаравшую его душу за время службы у Гадила. Ангел предполагал, что стереть её легко. Ведь делал же он плохие дела, а хорошие тем более сумеет. Зло требует коварства, хитрости, продуманных и просчитанных действий. А совершающему добро разве нужны эти качества? И Зузул приступил к своим новым обязанностям. Найти несчастных людей, которым требовалась его помощь, не составляло труда: они встречались на каждом шагу. И работы у ангела было – непочатый край.

Однажды, маневрируя у продовольственного магазина, всесильный «Бэтман» уловил боковым зрением приютившихся на ступеньках универсама женщину и трёхлетнего мальчика. Они просили милостыню у входивших и выходивших посетителей. И ангел немедля взялся им помочь. Зузул бросился обшаривать киоски «Спортлото», заглядывая в коробки со «Спринтом», ища выигрыш. Ему не надо было вскрывать билеты лотереи, он всё видел и сквозь бумагу. Наконец, после продолжительных поисков в пятом посещённом им киоске обнаружил нужное. Бескорыстный воришка радостно схватил билетик и помчался назад, к гастрономическому магазину. Подлетев к женщине с ребёнком, он бросил им сверху запечатанный счастливый пакетик. Женщина сначала не сообразила, что это за бумажка. Наверное, она подумала, что кто-то из прохожих кинул ей очередной рубль, и хотела засунуть его себе в карман. Но потом догадалась на ощупь, что это не деньги. Распечатав заклеенный пакетик, ахнула, и к её лицу пристала улыбка.

Зузул остался необычайно доволен сделанным – ведь сиё, по его мнению, являлось благородным поступком, который попадёт в его копилку добрых дел, и он ещё на шажок приблизится к свету. Но то, что увидел потом, потрясло грабителя киосков до глубины души. Женщина, получавшая огромный выигрыш, вдруг швырнула ребёнка на мраморные ступени магазина и куда-то побежала. Мальчонка заплакал. Тут-то Зузула и осенило, что ребёнок-то вовсе не её. Нищенка-притворщица просто использовала малыша, как приманку, притягивающую рубли жалостливых дам и господ. Прозревший «добродетель» помчался вслед за убегающей лжебродяжкой, и, настигнув её, выхватил из руки лотерейный билет и испепелил его огнём. Женщина притормозила, не понимая, куда же делся билетик, и начала шарить у себя по карманам. Не обнаружив его, опустилась на колени и заползала по земле в слезах, пытаясь отыскать пропажу. Но все усилия были тщетны. И бывшая так недавно счастливой "бедняжка" поплелась обратно, подняла из грязи ребёнка и, посадив его на колени, заняла прежнее место. Протянула к прохожим ладонь, состроив жалостливые глаза обиженной судьбой.

Удручённый Зузул в последний раз взглянул на женщину, затем – на мальчика, и поспешил прочь, в надежде найти настоящее, стоящее занятие, достойное миссионера справедливости. И вскоре нашёл, влетев в банк номер четырнадцать тысяч шестьсот тридцать два. Где происходило следующее.

Перед директором банка стояла молодая рыжеволосая девушка и горько, безудержно рыдала. Оказалось, что, когда она на минутку отлучилась от рабочего места, с её стола исчезла крупная сумма денег. И директор обвинял её в хищении, грозя «Маше-растеряше» тем, что если она немедленно не внесёт исчезнувшую сумму, то он обратится в правоохранительные органы. Но растяпа уверяла разгневанного начальника, что не знает, кто стащил те деньжищи.

Зузул задумал выяснить, кто же является вором. Ангел принялся метаться по помещениям банка и без санкции прокурора, как гангстер, потрошить кошёлки, ридикюли и портмоне служащих. Наконец, к великому удивлению, обнаружил пачку пропавших банкнот в шкафчике у самого управляющего, который решил переложить вину с себя на молодую, неопытную работницу. Пинкертон осторожно извлёк сокрытый свёрток из тайника бесстыжего хапуги и положил на рабочее место девушки. Но и это доброе начинание на поверку оказалось не совсем добрым. Девушка, вернувшись к своему столу, обнаружила пропавшие дензнаки, но не помчалась с радостными возгласами возвещать о находке, а украдкой, чтобы никто не заметил, засунула их к себе в сумочку и, сделав вид, что утеря не нашлась, «искренне» продолжала горевать.

«Эх, люди, люди, – расстроившись, хлопнул крыльями ангел, – видно вас нельзя исправить. Вы на всё готовы ради этих цветных бумажек. И бросить ребёнка, и душу продать».

Как и в предыдущем случае с лотерейным билетом разочарованный добродел метнул компактную молнию в сумочку девушки-хамелеонши, и деньги вспыхнули, охваченные огнём. Что стало дальше, бывший небожитель не ведал, так как более не пожелал находиться в банке.

«Отныне никогда не буду иметь дело с продукцией монетного двора, ценности не приносят людям счастье, – рассудил Зузул. – Займусь тем, что не связано с обогащением смертных. Чем они богаче, тем они злее, я убедился в том, ещё служа у Гадила».

Но и последующие действия, проделанные ангелом, не привязанные ни к серебру, ни к злату, ни к другим псевдоценностям всеядных двуногих, также не принесли положительного результата. Выпавший птенец из гнезда неба седьмого всё больше и больше осознавал, что добро творить гораздо труднее, нежели зло. И, в конце концов, аника-воин решил, что если не будет знать последствий своих сомнительных подвигов, ему станет легче. Он просто совершал благородные поступки, а происходящим потом не интересовался. Но это самое «потом» сильно мучило Зузула, и ангел не находил себе места, зная, что не приближается к свету, а лишь топчется на месте.

«Что же такое, всё-таки, добро, как его измерить и определить? Как создать такие условия, чтобы оно не тянуло за собой зло? Все мои труды остаются напрасны. И зачем Гадил и его сателлиты тратят силы для распространения зла на Земле? Если бы они совершали добро, то результат, похоже, был бы один и тот же. И как я закрою свои старые злые дела добрыми, если мои нынешние светлые намерения приносят такой же эффект, как и прежние – тёмные? Замкнутый круг. Не получается из меня ассенизатора нечистот земных. Люди сами не хотят превращаться в праведных. Так есть ли смысл делать добро грешникам? Неужели царство Гадила настолько утвердилось на обоих полушариях Земли, что его нельзя сломать даже самыми благими устремлениями?»

Но однажды Зузулу, всё-таки, выпала одна стоящая, по его мнению, работёнка. Работёнка, связанная с чернокнижницей.

«Вот уж с кем расправиться бы, – думал в прошлом почётный член чёрного братства, – со служанкой диавола, ползающей среди людей. Это деяние наверняка мне зачтётся».

О всемогущей чернокнижнице Зузул прослышал уже давно. Сплетни и слухи о ней с завидным постоянством бродили среди мирян. Они утверждали, якобы старуха обладает огромной силой и властью. Может рассылать всевозможные хвори, вызывать бури, напускать порчи, присушить к нелюбимой парня, или, наоборот, разлучить любящих друг друга, и многое – многое другое. Эта старушенция пользовалась среди человеков определённой таинственной славой. И нет – нет, да кто-нибудь из смертных обращался к ней за помощью. И Зузул без труда выследил объект своей охоты. Старуху звали Зайцева Агафья Тихоновна, и жила она в глухой деревушке под названием Ведьмин хутор. Собственно говоря, деревней-то её назвать и язык не поворачивался. Стояли всего три избушки посреди сибирской тайги, равномерно коптившие небо чумазыми трубами. Людям сюда добраться было сложновато, но кто хотел и очень хотел, добирались и получали от старухи то, зачем пришли. Она никому не отказывала в своих услугах, но требовала за них, с тех, кто мог раскошелиться, определённую плату. На эти деньги и существовала, и поддерживала хоть как-то соседей, отдавая им безвозмездно часть заработанной суммы, чтобы они только не уезжали из глухомани. Тянуть лямку одной в тайге ей было страшновато. Шаманить Зайцева научилась у родной бабки Прасковьи Никитичны, которая раскрыла ей все премудрости чернокнижного занятия. Мать и отец Агафьи погибли, когда ей исполнилось двадцать лет. Их задрал медведь-шатун. Следом за ними на тот свет отправилась и бабка – Прасковья Никитична. Агафья осталась одна-одинёшенька. Замуж её никто не брал. Да и кому было взять, если в деревне-то и женихов не родилось. Жить-то надо, и сиротка-колдунья начала промышлять тем, чему научилась у бабки. Постепенно молва об её искусстве разошлась далеко-далеко. И к Агафье потянулись люди со всех уголков земли русской. В наследство от родителей ей достался добротный дом, превратившийся теперь в сплошную труху, а от бабки – книга заклинаний, которую она прочла от корки до корки не одну сотню раз. Других книг Агафья в своей жизни не встречала. Учебные заведения в неперспективной деревне, естественно, отсутствовали, и отторгнутая цивилизацией провинциалка не получила никакого образования, кроме школы оккультных наук.

Зузул застал старуху за просмотром её единственной книги, которую она листала при свете тлеющей лучины. Агафья не видела явившегося ангела, и он решил показать себя. Ему не хотелось испепелять чародейку огнём исподтишка. Воинственно настроенный мститель подумал, что если он рассекретит себя, будет честнее и справедливее. Так старая карга сможет узреть свою смерть в лицо и узнать, за что её получает.

– Господи, Боже мой! – испугалась старуха, заметив в своей хатёнке ангела с крыльями за спиной.

– Дрожишь, дерзкая служительница вечной ночи! Пришёл твой последний час. Смерть близка твоя. Огонь ада ожидает душу осквернённую.

– За что такое наказание, Господи? – старуха начала креститься.

Зузул было хотел пустить молнию в презренную грешницу, но когда она упомянула Господа и наложила на себя крест, его рука почему-то дрогнула и не поднялась.

– О Боге вспомнила, крест наложила! А думала ли о Нём, шепча чёртовы заклинания, направленные против людей?

– Да в чём вина моя, ангел небесный? Неужто грех мой так велик перед Всевышнем, что Он послал слугу своего, чтобы истребить меня с лица Земли?

– А как ты мыслила, хрычовка? За тот вред, что наносишь народишку, разве не достойна кары?

– Да о каком вреде толкуешь, добрый ангел?

– Ты кто, не чернокнижница ли? – спросил, ничего не понимая Зузул.

– Не отрицаю. Чернокнижница я. И бабка моя была ею. У нас это из рода в род передавалось по наследству. Вот, последняя я осталась, больше некому передавать.

– Как, если бы ты нашла возможность, то научила бы своему злу кого-нибудь ещё?

– Злу? Я не причиняла никому зла.

– Как так? – терялся в догадках самоназначенный судия. – Ты ведь чернокнижница?

– Да, чернокнижница.

– Так чем занимаешься, как не колдовским искусством, вред приносящим?

– Да сохрани тебя Господь, касатик. Могу ли я? – замахала Агафья руками.

– Что же ты делаешь, и зачем к тебе наведываются просители?

– А люди ко мне приходят по разным причинам: у кого ребёнок болен неизлечимо, – нужно помочь, от кого порчу отогнать, пущенную по ветру злыднями, у какой женщины муж загреховодил, бросив детей-малюток,– так помочь его вернуть. С разным люди-то приходят, всего и не перескажешь. А то, что про меня небылицы распространяют, будто я ведьма и только беды от меня, то это неправда. Никого я ещё в своей жизни не обидела, и никто зла от меня не видывал. И соседи могут подтвердить. Случаются такие болезни, любезный мой, и молитвами не залечишь. Вот и приходится использовать заклинания чёрных сил, чтобы отогнать их, проклятых.

«Да, – щёлкнул пальцами Зузул, – вот сейчас бы я совершил ещё одно «доброе» дельце. Хорошо, что сразу не испепелил её. Старушка-то, оказывается, божий одуванчик, помогает людям. Надо же, с помощью зла она делает добро, а я с помощью добра в последнее время делаю только зло. Вот ведь как бывает! Пойди тут, разберись, кто свой, а кто чужой». – Ты уж прости меня, бабуля, – извинился вновь проколовшийся горе-добродел. – Бес попутал, ошибся я. Слухам поверил. Спасибо, остановила руку мою, крест на себя наложив.

– А ты ангел ли? Уж больно чумаз, прямо, как уголь, – спросила Агафья.

– Ангел-то я, ангел, – отвечал изгнанник и света, и тьмы, – да вот только падший. Диаволу служил, его за хозяина почитал, против Отца-Создателя попёр. Но теперь опомнился и принялся добрые дела творить, надеясь очиститься,– вот и ищу их по всем закоулкам.

– Вот оно как, – покачала головой старушка. – То-то я приметила, что ты не в себе. А я тебе вот что скажу, касатик: подожди чуток, не ищи ты добрых дел. Они сами тебя найдут, коли возникнет потребность в твоём содействии. Вот я, например, сижу тут посреди тайги, а ко мне со всех концов Руси люди съезжаются, помощи просят. И как не помочь – ведь всех жалко.

– Да как не искать, Агафья Тихоновна. Грехов на мне много, и каждый из них искупить необходимо. Иначе не видать мне света и Отца, как своих ушей.

– Ты делай, как я советую. И добрые дела сами придут к тебе. Спешка ещё никому не помогала.

– Я уж прошу вас, – склонил голову Зузул, – простите меня. Разве ж я знал про вас всё? И прощайте, будьте счастливы, мир вашему дому, – и теперь уже не самоназначенный судия, а самобичеватель взметнулся вверх, к серебряным облакам, всё-таки довольный, что на этот раз не допустил непоправимой беды.

*

– Вон, смотри, – крикнул Феофан. – Видишь тот чёрный силуэт?

– Вижу, – подтвердил Фёдор. – Но это, кажется, слуга Гадила.

– Слуга. Но только бывший. Не различаешь ли два крыла за его спиной? Это тот, кого мы ищем. Вот куда забрался. Никогда бы не предсказал, что встретим его здесь в глуши.

Ангел не сразу заметил двух приближающихся духов, размышляя над разговором, произошедшим с Агафьей Тихоновной, но, случайно поймав их в своё блуждающее поле зрения, сначала подумал, что это ему только мерещится. Могут ли духи попасть в мир телесных? Нереально. Зузул машинально, сосредоточенно прищурился и сфокусировал взгляд. Наконец, он опознал Феофана и Фёдора и подлетел прямо к ним с изумлённым лицом.

– Это вы? Как здесь оказались, какими судьбами? Не верю глазам.

– Придётся поверить, – заулыбался Фёдор.

– Бог ведёт нас, – пояснил старец, – на всё Его воля. Захоти Он, так мы бы сейчас не только здесь оказались, но и на Марсе. Но о том опосля потолкуем. Перед нами возникла очень трудная проблема, Зузул. Мы за тобой давно гоняемся. Где ты был?

– После того, как с вами расстался, уважаемые Феофан и Фёдор, посвятил себя исполнению обещания данного вам. Но пока мало что получается. Я всё время путаюсь. Часто спотыкаюсь на ровном месте. И успехи мои вовсе не толкают меня в гору, а даже наоборот. Никак не найду себе должного применения. Хотя лезу из кожи вон, стараюсь изо всех сил.

– У нас есть для тебя одно серьёзное задание. Мы нуждаемся в тебе.

– Неужели, правда? Да, истину сказала Агафья Тихоновна: добрые дела не надо выискивать, они сами приходят.

– Кто такая Агафья Тихоновна? – спросил Фёдор.

– Просто интересная старушка, с которой недавно познакомился. Она помогает людям. Вон там, – указал Зузул, – три дома посреди тайги. В этой деревушке и живёт…

– Расскажешь потом, – не дал закончить ангелу богослов, – у нас срочная, неотложная миссия и времени на разговоры нет. Пора отправляться в путь. Вперёд, друзья мои!

 

22 глава.

Заговор зла и назначенный выкуп.

 

Мила Зарыпина сидела в своей комнате униженная и уничтоженная. Предложенный Галкой план действий полностью провалился, разбит в пух и прах. Если бы не это злосчастное платье, облитое вином… И зачем только она вынесла его в знак доказательства правоты? Могла бы обойтись и без него, поверили бы на слово. Как теперь сложится судьба? Что делать? Эти и другие вопросы покусывали нервные окончания мозговой субстанции обезоруженной обманщицы.

Мила набрала номер телефона Галины.

– Галочка, ты? – сквозь слёзы проговорила она.

– Ты что там опять ревёшь? – послышался в телефонной трубке голос подруги.

– Галочка, дорогая, у меня ничего не получилось. Меня раскусили.

– Как раскусили, о чём ты лопочешь?

– Вначале всё шло, как по маслу, по сценарию, разработанному нами. А потом всё сорвалось из-за противного платья. Представляешь, уже все поверили. Родители даже вступились за меня. И вдруг, Виталий подобрал с дивана это самое платье и потребовал объяснений, почему пятно свежее. А мы ведь совсем не предусмотрели это. Что теперь будет?

– Дурёха! Не могла что-нибудь соврать?

– Знаешь, Галочка, когда Виталий потребовал ответа, а я этого совсем не ожидала, меня как будто током прошибло, так вся и обомлела. Стояла и молчала, и все мгновенно догадались, что вру. Даже отец и мать притихли, – девица всхлипнула.

– Да не реви, квашня, слезами горю не поможешь. И как умудрилась такой план провалить? Ведь всё так хорошо придумано. В конце концов, показала бы платье издали и отнесла обратно, чтобы к нему никто не притрагивался. Да что там теперь советовать – поздно. Глупая ты какая-то, ничего сделать как следует не умеешь. Ох, и попала ты с Балевичем в переделку! И на черта он тебе сдался?

– Да не нужен мне этот Балевич, чтобы он лопнул, горилла волосатая! Как же мне теперь? Виталий заявил моим старикам, что свадьба не состоится. А я-то брюхатая хожу. Кому теперь такая нужна?

– Значит вот что,  простофиля этакая. Судя по всему, у тебя осталось два варианта. Первый – это всё-таки скрутить Виталия и вынудить его таки жениться. Как это теперь проделать, не имею ни малейшего представления. Но здесь все средства хороши. Я знаю, он тебе, кажется, должен большую сумму за ремонт машины. Уже плюс в твою сторону. Кроме того, впрямую можешь заявить своему пигмею, что ты – богатая невеста, и если он пойдёт напопятную, то будет обеспечен на всю жизнь и ни в чём не станет нуждаться. Любовь ведь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Так? И второй вариант – аборт. Но это в том случае, если используешь все оставшиеся средства в борьбе за Виталия. Вот и всё, милашка, выбирай: или пан, или пропал. А Антонов ещё ничего не пронюхал о ребёнке?

– Нет, пока ничего, старики промолчали.

– Это замечательно! Но уверена, долго они молчать не будут, раз так дело оборачивается. Так что надо торопиться. Ну, ладно, мы потом ещё потолкуем, ко мне тут Рональдик заскочил. Не плачь, где наша не пропадала, – Галя положила трубку.

«Легко ей рассуждать, – думала Мила, – ей-то что, у неё всё нормально. Ну и что с того, что мне Виталий должен деньги? Он из тех, кто ради звенящих монет не женятся, хоть в долговую яму посади. Но ничего, ещё до свадьбы есть время, непременно что-нибудь заумное успею откаблучить. Галка права: теперь для достижения цели все средства хороши. А если ничего не получится, то и аборт тоже выход неплохой. Делают же другие, не умирают. Так что я хуже их? Правда, если об этом прознают, возни не оберёшься. Начнут тыкать в меня своими грязными култышками, как в прокажённую. А сами ничуть не лучше. Все люди – дрянь, и жизнь – дерьмо. Но я ещё всем докажу, кто я такая. Ещё посмотрим, кто кого!»

Зарыпина легла в кровать, шепча скверные ругательства, обидевшись на весь белый свет, и не заметила, как опустилось солнце и начало темнеть. Вскоре город накрыла звёздной шапкой ночь. Наступил первый час, но отвергнутая невеста не спала, анализируя свою неудачу. Родители после того, как их дочь заперлась в спальне, не беспокоили её и не требовали никаких дополнительных объяснений. И это радовало лгунью. Ей сейчас никак не хотелось оправдываться перед кем бы то ни было.

Мила вздрогнула от неожиданности, вдруг заметив в кресле, стоящем с боку от кровати, сидящего мужчину лет тридцати, худощавого, с правильными полуженскими, полумужскими чертами лица.

– Вы кто такой? – испугалась девица и инстинктивно схватила увесистый серебряный канделябр. – Как вы здесь очутились? Дверь-то заперта. Что вам здесь нужно?

– Я тот, кто тебе в данный момент необходим больше всего, – отчётливо ответил мужчина.

– Уходите немедленно, иначе начну кричать.

– Пожалуйста, ори, сколько влезет. Всё равно никто не услышит.

– Услышат, ещё как услышат, – и Мила завопила. – А-а-а! Помогите! – затем истерично завизжала.

Мужчина рассмеялся.

– Ну что ты горланишь? Твоя комната, пока я здесь, звуконепроницаема. Оставь свои попытки, на помощь никто не придёт. Кроме того, я не грабитель и не насильник. Похож ли я на того, кому чего-то не хватает?

– Что вам угодно? – продолжала настаивать взъерошенная крикунья. – Кто вы такой?

– Я? Я – Гадил. Сиё тебе что-нибудь говорит?

– Нет, абсолютно ничего.

Зарыпина бросила подсвечник, соскочила с кровати, подбежала к двери и попыталась открыть её. Мужчина на действия взбудораженной красавицы только усмехнулся. Видя, что дверь не поддается, Мила вернулась к кровати и вновь присела на неё.

– Короче, – сказала она, – или говорите, что вам нужно, или убирайтесь отсюда. А то пожалеете о своём визите.

– Скорее всего, если я уберусь, то пожалеть придётся тебе. Ты ведь нуждаешься во мне больше, нежели я в тебе.

– Нет, ни в чьих услугах я не нуждаюсь. Особенно в ваших. Проваливайте, – нервничала девица. – Чего вам, всё-таки, надо? И как вы сюда попали?

– Как обычно, – опять засмеялся возмутитель покоя, – через стену. Это же так легко понять. А прилетел я, чтобы оказать необходимую вам, мадам, поддержку. За что, разумеется, взамен попрошу и от вас кое-что. Я уже давненько за тобой наблюдаю и знаю о тебе абсолютно всё.

– И что вы такое знаете обо мне?

– Всё. Тебе двадцать один год, ты беременна, тобой пренебрег жених…

– Вам Галка наболтала?

– Что ты, ящерка зеленоглазая, у меня есть свои соглядатаи. Да мы уже как-то виделись с тобой лицом к лицу. Никак совсем запамятовала?

– Не припоминаю. Навряд ли мы знакомы.

– Ну, как же. А треснувшие стёкла?

– Так это вы? Это вы чёрный человек? Вы – волшебник?

– Зачем так низко опускать меня. Я вовсе не волшебник, не факир и не фокусник.

– А кто тогда?

– Я сказал, Гадил. Объясняю для непонятливых. Я – сын неба. И вовсе не то, что сейчас видишь. Я не человек. Я – ангел. Правда, чёрный ангел, но, в общем, это для тебя значения не имеет.

– А поточнее?

– Поточнее? Сведения обо мне можешь найти в Библии. Меня ещё часто там называют змием, веельзевулом.

– Вы диавол?

– Зачем опять так грубо… Хотя ты права.

– Вы пришли купить мою душу?

– И ты веришь в эти сказки, в которых говорится, что я покупаю души людей за деньги? – снова засмеялся Гадил. – Да нет же, вы – люди, сами приносите мне их.

– Тогда что вам угодно, и почему я должна всему верить? Может быть, вы просто какой-нибудь гипнотизёр.

– Это уж слишком. Хорошо. Что бы тебя могло убедить в том, что я – это я, и никто другой? Заказывай чудо.

Мила задумалась.

– А вот что. Превратитесь в слона.

– В слона? – захохотал громче прежнего Гадил. – Запросто. Но, пожалуй, слон в эту комнату не поместится. Я тебе здесь всё попереломаю.

– Ага, значит, не можете.

– Ну, если так настаиваешь, то, будь любезна, получи. Но превращусь я в маленького слонёнка, чтобы не провалиться через пол к соседям.

Мила не верила: в её комнате вместо мужчины появился слонёнок.

– Тебе достаточно? – протрубил хоботом слонёнок, помахивая хвостом.

– Более чем, – открыла рот красотка. – Не соизволили бы вы принять прежний образ? Слонов мне только здесь не доставало.

– Как угодно, – шмыгнул носом слонёнок, и перед капризной барышней возник мужчина.

– Прямо как в цирке, – захлопала в ладоши зрительница. – В жирафа можете?

– Могу, но не стану, я не клоун. Гаеров и без меня хватает. Вполне достаточно одного доказательства, что я – это я.

– Так значит, вас зовут Гадил? Немного странное имечко. Оно делится на два слова: «гад» и «ил». А вместе звучит ничего, прилично, правда, немного смахивает на глагол – гадил. Вы, надеюсь, не обиделись на меня за такое деление и сравнение?

– Ни капельки, оно так и есть, но в переводе на ваш язык оно звучит несколько иначе. Это имя я получил от Отца своего, когда поссорился с Ним.

– А кто ваш отец, позвольте узнать?

– Глупый вопрос. Нетрудно и догадаться. Бог, Иегова, – Гадил поднял глаза к потолку. – Все мы некоторым образом Его дети. Ведь Он сказал, и – стало, а не было бы, то и говорить не о чем.

– Скажите, – приблизилась к новому знакомому осмелевшая девица, – вы, наверное, знали ещё Адама и Еву?

– Знал.

– И Ноя знали?

– Я знавал многих.

– Значит, всё, написанное в Библии, правда?

– Для кого как, – сдвинул брови Гадил, – лично для меня – нет. Кстати, из-за библии я сюда и прибыл, вернее из-за новой библии.

– Есть какая-то другая, новая библия?

– Да, теперь есть, и скоро все смогут её прочесть. Новую библию, между прочим, написал твой женишок под моим чутким руководством.

– Бывший женишок, – уточнила Мила.

– В наших общих интересах, – поманил Гадил собеседницу к себе ещё ближе, – чтобы он не был бывшим.

– А вам-то какой прок?

– Виталий необходим мне не меньше, чем тебе. Фифти-фифти.

– Разрешите поинтересоваться, почему?

– Видишь ли, ласточка сизокрылая, дело в том, что Виталий, кажется, здорово втрескался в одну девчонку. А новую библию может нести людям только человек, не ведающий чувства любви. Иначе книга погибнет. Так устроен мир.

– В кого он, по-вашему, влюбился?

– В Вику.

– Так он действительно любит ту малолетнюю потаскушку-разлучницу? И что в ней нашёл? В этой торговке телом. Это ведь так пошло.

– Вот именно, дитя моё, ты абсолютно права. Гораздо лучше было бы, если бы Антонов женился на тебе.

– Теперь я всё понимаю. Вот почему так настроен против нашей свадьбы мой суженый-ряженый. Потому, что ему вскружила голову эта сучка недоразвитая.

– Не только вскружила голову, но и привязала к себе так, что и не оторвать.

– Срам-то какой!

– К сожалению, любовь не ведает стыда, моя зеленоокая прелесть.

– Да о какой любви может идти речь, когда взрослый парень, двадцати двух лет, связывается с совсем ещё соплячкой? Отвратительно. Да за такое казнить надо.

– Казнить? А разве ты не желаешь его, разве не хочешь, чтобы он стал всецело твоим?

– В том-то и беда, что хочу. Да ещё этот ребёнок. Всё уже приготовили к свадьбе. И всё в один миг погибло.

– Ничего не погибло, дочь моя, всё устроится.

– Но как, возможно ли?

– Сама посуди, что нам, двоим, мешает достичь своих целей? Любовь Виталия к Вике. А если убрать девчонку? То твоя прихоть – женить на себе беглеца, сбудется, и моя книга останется жить. А она мне так нужна. Сколько сил я на неё затратил!

– То есть как, убрать Вику? – не дошло до сознания Милы более чем ясное предложение. – Куда убрать?

– Да вот так, ликвидировать и всё, – Гадил провёл указательным пальцем по горлу. – Чик, и в омут.

– Убить? – испугалась красотка. – Нет, что угодно, только не это. Я не решусь на такое.

– А я тебя и не прошу её убивать. Тебе только необходимо уговорить на это дело одного человека, который обстряпает всё за нас. А мы как бы и ни при чём.

– Да с кем я поговорю на такую тему? У меня нет знакомых киллеров.

– Ой ли? Плохо ты знаешь людей, сударушка. Да любой встречный исполнит это предложение, если к нему найти подход.

– И к кому его искать?

– Ну к кому, как не к отцу твоего ребёнка?

– К Славику? – вздрогнула злодейка. – Но этот уж точно не рискнёт марать своих рук в крови.

– А крови и не будет. Вот, – Гадил извлёк из кармана флакончик, завинченный блестящей пробочкой, – всего капли этого вещества достаточно, чтобы уничтожить тысячи смертных. Настоящая панацея от всех коллизий. Славик всего лишь подаст стакан воды со смертельной жидкостью, и готово.

– Но он не согласится.

– А ты пригрозишь ему тем, что расскажешь: от кого в интересном положении, кто настоящий автор ребёнка. И, кроме того, он не останется без вознаграждения, – подстрекатель на мокрое дело взмахнул рукой, и на столе появилась целая гора новеньких, запечатанных в пачки купюр. – Хоть один смертный устоит перед таким выгодным контрактом? Здесь баснословная сумма, здесь обеспеченность на всю жизнь, слава, успех. Или твой сожитель – закоренелый бессеребряник?

– Да за такие деньги и отца с матерью кто угодно укокошит, – расширила глаза Мила, смотря на кучу неизвестно откуда взявшихся банкнот.

– Так по рукам? – дружелюбно улыбнулся Гадил. – Поговоришь со Славиком?

– Да. Но опасаюсь, вдруг всё раскроется?

– Ни о чём не беспокойся, всё сохранится в тайне. Никто ничего не узнает. Яд, даваемый мною, действует после двадцати четырёх часов, как его принимают. Так что Славик убежит далеко-далеко, а девочка будет ещё жива. И тем более никакая экспертиза не обнаружит у умершей сей яд. Это мной запатентованное верное средство. На, – протянул властелин тьмы бумажку, – здесь указано, как найти Вику. Передашь её, деньги и пузырёк Славику.

– Хорошо, сделаю, как советуете.

– А сейчас иди ко мне, дорогая, – прижал Милу к себе соблазнитель дев, – я возжелал обладать тобой. Ты великолепно сложена, – выразил своё мнение глава падших ангелов, срывая с прелестницы одежду. – Дозволь насладиться яхонтовыми губками, – изрыгал радетель сусальные речи.

Он обнял сообщницу и утонул в женских охах, дав волю бушевавшем в себе низменным, человеческим страстям.

 

Искуситель освободил одуревшую от ласк девицу только под утро. Грешница осталась одна в комнате. Через два часа её ждал институт, и она решила немного отдохнуть, но спать по-прежнему не моглось.

«Вот это мужчина, – вскинула глаза вверх познавшая затворника неба, – ни с кем мне не было так сладко, как с ним: ни со Славиком, ни с Балевичем. Он в совершенстве владеет искусством плотской любви. Я многому у него научилась. Всё происходило чудесным образом. А какие приятные ощущения испытала! Никогда и не думала, что может быть так удивительно приятно, – Мила взяла бутылочку с ядом и повертела её в пальцах. – Теперь с соперницей покончено раз и навсегда. И я добьюсь того, чтобы Виталий вернулся ко мне. Когда уже вроде бы всё потеряно, является спаситель. «Гадил» – какое славное имечко. Эх, если бы все земные мужчины походили на этого симпатягу! Гадил – неистовый демон в любви. И как он отлично придумал убрать Вику чужими руками. Теперь осталось поговорить со Славиком, завтра обязательно встречусь с ним, – Зарыпина взглянула на кучу денег, лежавшую на столе. – Да за такие деньжищи Славан удавится, совершит всё, что угодно. Я бы за такие несметные богатства сама угробила эту паршивую девчонку-пичужку, но моя главная задача пока – заполучить Виталия. Пусть грязную работу выполнит школьный дружок».

Рассуждая о Гадиле, Славике, Виталии и Вике, злопыхательница не заметила, как пролетели два часа, и настало время вставать с постели и идти в институт. Она покинула кровать и приблизилась к столу с деньгами.

«Куда бы их спрятать, чтобы отец и мать не обнаружили? – и нашла решение проблемы, закинув пачки новеньких банкнот под кровать, прикрыв их для маскировки одеждой из личного гардероба. – Надо бы позвонить Виталию. Я, конечно, увижусь с ним в институте, но вряд ли он даст мне возможность поговорить там с собой. Лучше это сделать по телефону. Пусть не надеется, что я отступилась от своих намерений. У меня найдётся для него пара нежных слов».

Коварная бестия услышала в трубке длинные гудки.

– Алло, – добежал по проводам голос Антонова, – говорите. Что вы молчите? Я слушаю.

– Здравствуй, Виталичка. Это твоя Милочка. Как спал, дорогой?

– А тебе какое дело? Как смеешь звонить мне после того, что случилось? Неужели непонятно: между нами всё кончено! Я кладу трубку.

– Погоди, погоди, – быстро заговорила «лиса», испугавшись, что Виталий выполнит угрозу и прервёт разговор, – у меня есть, что тебе сказать. Если не выслушаешь, то тебе же будет хуже.

– Не думаю, что будет хуже.

– Как знать, как знать…

– Давай, выкладывай побыстрее, я не хочу с тобой долго болтать. У меня есть более важные дела.

– Ах, ну извините, вы такой деловой, занятой молодой человек, – записклявила Мила. – Ну так слушай, дорогой, может, это охладит твой пыл по разрыву наших отношений. Или ты думаешь, я ничего не знаю о тебе?

– И что ты пронюхала?

– А то, любимый: в своих поступках, оказывается, ты выглядишь гораздо низменнее, нежели я. И напрасно строишь из себя святого.

– И в чём то выражается?

– Ты ещё спрашиваешь, в чём, любимый? Да как тебе не совестно? Да, пусть я один раз поддалась женской слабости и уступила Балевичу, но это ещё ничто по сравнению с твоими деяниями. Мне стало известно, чем ты занимаешься с малолетками, ещё совсем детьми – шашни крутишь. По крайней мере, мне пока известен только один случай. Ты втрескался по уши в эту продажную путану, Вику. Что, сразу замолчал?

– Послушай, дорогуша, я не знаю, откуда тебе известно доподлинно про наши отношения, но тебя это совсем не касается, и ты не смеешь называть её путаной. Если посмотреть внимательней, то ты больше похожа на женщину лёгкого поведения.

– Ага, значит, правда втюрился. А я-то, дурочка, сомневалась. Как ты осмеливаешься обвинять меня, если сам поступаешь куда позорнее? Ты просто извращенец, сексуальный маньяк, охотник за малолетками! Только подумать, обихаживает двенадцатилетнюю девочку! Ну и как, тебе нравится?

– Я тебе уже сказал – не твоё дело.

– Ах, так это не моё дело? Так вот, если всерьёз решил отказаться от свадьбы, то имей в виду, я тоже не останусь в долгу перед тобой. Раскрою всем твою тайну, расскажу про Вику. Каждая собака в институте узнает, кто ты такой на самом деле, и твой имидж прилежного, безукоризненного ученика лопнет, как мыльный пузырь. И в одну секунду превратишься в изгоя общества. В тебя все до последнего будут тыкать пальцами, о тебе начнёт пересуды вся периодика: газеты и журналы расскажут о том, чем занимаешься в свободное от учёбы время. Век не отмоешься!

– Я больше не намерен с тобой говорить. Мне надоели твои происки.

– Нет уж, постой, свет мой ясный, дай мне высказаться. Дай закончить. Надеюсь, не забыл о долге за разбитую машину? Как собираешься вернуть? Или надеешься, я прощу его за нашу сорванную свадьбу? Где возьмёшь эти деньги, ведь ты нищий? У тебя ничего нет, одни дыры в карманах. Только посуди, эту проблему ты решишь сразу, лишь взяв меня в жёны. А уж после свадьбы, не сомневайся, станешь жить припеваючи, кататься, как сыр в масле. Итак, выбирай: или позор и нищета, или благоденствие и богатство. Даю тебе на размышление ровно трое суток. До свадьбы девять дней, так что время подумать есть. Ну, желаю тебе удачи, надеюсь увидеть своего любимого в институте. Пока.

– Извини, Мила, но такого удовольствия я тебе не доставлю. Сегодня не пойду в институт.

– Почему? Ты ведь такой примерный мальчик! Итак, запомни: ровно три дня, и – баста! – шантажистка первая положила трубку телефона, довольная тем, что её выслушали до конца.

После неприятного разговора Виталию стало скверно на душе. Зарыпина действительно может сделать из него посмешище, растрезвонив о связи с Викой. Разве люди поймут, что между ним, студентом архитектурного института, и двенадцатилетней девочкой – настоящая, светлая, чистая, невинная любовь.

«Но пусть будет, что будет, – решил юноша, – поворачивать обратно нельзя, иначе потеряю самого дорогого мне человека. Пусть лучше превращусь в изгоя общества, чем женюсь на коварной дряни, в которой не присутствует ничего человеческого. Она готова на всё, лишь бы добиться своего. Даже купить меня. Она не понимает, что в жизни есть место более высокому, нежели материальное благосостояние. Чем нельзя пожертвовать ради бумажек с большим количеством нулей».

Виталий старался не думать о звонке, сейчас ему надо было думать только о Вике. Он должен вырвать девочку из грязных рук её родителей, забрать к себе. Только вместе они обретут счастье и найдут покой. И через тридцать минут парень уже сидел в электричке, мчавшейся в Малиново.

*

Вика, как обычно, ютилась на чердаке и всматривалась вдаль в надежде увидеть любимого. Ведь он обещал сегодня приехать за ней. На лице девочки засияла радостная улыбка – приближался Виталий. Она быстро спустилась вниз по шаткой лестнице и побежала ему навстречу.

– Наконец-то, ты здесь, – прошептала златовласка, – я так ждала тебя. А тебя всё не было и не было, но я знала – ты обязательно приедешь.

– Как я мог не приехать? – Виталий обнял Вику и поцеловал. – Я всё время думал о тебе.

– А ты уже порвал с прежней невестой?

– Конечно, свадьба не состоится. Сделал всё, как обещал. Могу ли обмануть тебя? Я так сильно люблю прелестную мою дюймовочку. Пойдём, Вика, мне надо встретиться с твоими.

– Они сейчас спят. Опять всю ночь дебоширили, а днём отсыпаются.

– Ничего сейчас мы их разбудим.

– Виталий, я, пожалуй, не пойду с тобой. Я боюсь. Давай, ты зайдёшь в дом и поговоришь с ними, а я подожду на улице. Можно?

– Да, пожалуй, так лучше.

Они подошли к лачуге. Парень решительно шагнул вовнутрь, а девочка осталась снаружи.

– Эй, хозяева, подъём! – крикнул молодой человек ещё в прихожей для поддержания воинственности. – Кончай ночевать!

Но на его клич никто не отозвался. Тогда юноша заглянул в комнату, откуда доносился храп. Машка сидела на залапанном, грязном стуле, положив голову на стол, и крепко спала. Петька же валялся прямо на половицах.

– Хозяйка! – Виталий пошевелил Машку.

Та открыла глаза и спросонья, ничего не понимая, захлопала ими, как сова.

– Тебе чего надо? – просипела она. – Выпить?

Молодой человек наклонился над Петькой и, подхватив того подмышки, усадил на табурет. Петька тоже открыл глаза и сразу схватился за стакан, в коем присутствовала вчера не допитая мутная сивуха. Опорожнил его одним глотком, занюхал рукавом драной рубахи и закряхтел.

– Голова-то как трещит, – выдохнул опохмелившийся пьянчужка, только сейчас заметив постороннего, и принял позу хозяина дома: выпрямил спину и расправил плечи. – Ты кто такой, как вошёл без стука?

– Вы меня помните? – спросил парень. – Я сюда заходил один раз, вместе с вашим соседом.

– Ты как, с делом, аль без дела шатаешься? – наливая ещё водки в стакан, прохрипел любитель крепких напитков.

– Без дела бы не побеспокоил.

– Ну, так сказывай, – свистнула сквозь зубы Машка, отобрав у мужа налитый им стакан, и опустошила стеклянный сосуд.

Петьку обидело то, что из-под носа уплыла драгоценная жидкость, и он прикрикнул на жену:

– Молчи, женщина, здесь мужики гутарят! Не видишь, что ль? Так чего надобно, господин хороший? Что за дело?

– Видите ли, я приехал забрать у вас Вику.

Хозяин хибары поперхнулся слюной и закашлял.

– Ты кто такой, чтобы её забирать, из милиции?

– Нет, не из милиции. Сам по себе.

Супруги Морозовы дружно, издевательски загоготали.

– Так, какое право, шельма, имеешь врываться на территорию частной собственности? – опять захрипел Петька. – И отнимать дочь у её родителей? А ты, часом, по шее не желаешь схлопотать? А то я могу, молокосос сраный! Многие тут на неё зарятся, да за так и снега не выпросишь. Всяких прохиндеев видели, но такого наглого впервые. Шёл бы ты восвояси. А то порублю на мелкие кусочки и замариную в литровых баночках.

– Мне известно, – начал пугать юноша несговорчивую пару, – вы торгуете дочерью, как проституткой, и если мне её не отдадите, об этом узнают правоохранительные органы, и у вас девочку всё равно заберут в детский дом. А вас посадят, как торговцев её телом. Ответите по всей строгости закона.

– Напужал! – засвистела во всё горло Машка. – Типун тебе на язык, цуцик брехастый. Может, у тебя и свидетели есть, которые подтвердят, как мы ею торгуем? Хотела бы я на них поглядеть. Ты ври, да знай меру! Чего несёшь, совсем сдурел? Честных людей оговариваешь. Небось, сам попользоваться девчонкой захотел – вот и приплёлся. Да только не видать тебе её, локоть укуси сначала. На-ка, выкуси! – Машка сплела из пальцев шиш и сунула прямо под нос молодому человеку.

– И свидетели найдутся, если потребуется, – отстранив от себя руку с фигой, продолжал Виталий. – Я их на аркане притащу.

– Вот когда притащишь, тогда и приходи, – заявил Петька и снова потянулся за бутылкой. – А сейчас не морочь людям голову. Крути педали, пока не дали!

– Хорошо, а что вы хотите за Вику? Раз уж вы торгуете ей, то могли бы продать мне девочку насовсем.

– Да у тебя денег не хватит, дурачина, за Вику расплатится. Ты ведь сам не из богатеньких?

– У меня есть двухкомнатная квартира. Я могу её продать и заплатить.

– Квартира? – прикинул мужичок. – Да таких квартир штук сто надо. Ты что, принял нас за недоумков? Мы знаем настоящую цену за Вику, не лыком шиты. Растили её, кормили, поили, одевали, лелеяли, а тут является какой-то сопляк – и нате вам: «Я её забираю». Руки коротки!

– Так сколько вы хотите?

Морозовы переглянулись.

– Ну, миллиард, – выпалил Петька, сам удивившись такой цифре.

Машка выпучила глаза, услышав фантастическую сумму выкупа дочери, и подтвердила:

– Агашеньки, не меньше. Расценочка – что надо!

Вика стояла за дверью и слышала весь разговор. Поняв, что Виталий зашёл в тупик, она вбежала в комнату, обняла юношу вокруг пояса и сильно прижалась к нему.

– Отдайте меня, отдайте, пожалуйста! Я только его люблю. Где ему взять такие деньги?

– Ах, значит, ты его любишь, а родных отца и мать во грош не ставишь? – Машка схватила дочь за волосы и отодрала от Виталия.

– В общем, так, щенок, – вытер пот со лба продавец отпрыска своего, – или миллиард, или гуляй на все четыре стороны.

– Да не бумажками, – стонала Машка, – а золотом. А то тут уже один дал миллион купюрами, половник блевотины ему в хайло, а на следующий день они в пепел превратились. А Вику мы теперь на ключ запрём, чтобы она с тобой не удрала. А если и удерёт, то мы тебя найдём и за решетку посадим. За воровство детей, знаешь, сколько дают? Если похитишь девчонку, то к годам пятидесяти, может, и выйдешь на свободу, если там, в тюрьме, не загнёшься. А то он нас на понт берёт… Да мы сто раз пуганные - перепуганные.

– А сейчас вали! – угрожающе оскалился хозяин, схватив нож со стола. – А то до греха недалеко! Вкось и вкривь щас хавальник тесаком изваляю. Кантуй отседа. Чапай подобру-поздорову.

– Вика, я ещё приду сюда и заберу тебя, – попятился к двери парень, – обязательно заберу!

– Виталий, я люблю тебя, – заплакала девочка, удерживаемая матерью. – Я буду ждать. Нет жизни для меня без тебя. Придумай что-нибудь, иначе я умру.

– Обязательно придумаю. Ты только надейся.

Петька, видя, что парламентер не торопится покинуть помещение, зашагал вперёд, грозно помахивая ножом. Наконец, выпроводил неугомонного гостя и захлопнул дверь, закрыв её на засов.

Такого разворота событий Виталий никак не ожидал. Он находился в полной растерянности. Незадачливый освободитель думал, всё будет намного проще, но куда там! Студент вышел со двора и побрёл, еле волоча ноги, к железнодорожной станции.

– Здравствуй, Виталий Викторович, – вдруг услышал он. – Каким ветром тебя в Малиново занесло?

Юноша оглянулся и увидел перед собой Александра Петровича.

– Ты что такой потерянный? Прямо лица на тебе нет. Случилось что?

Молодой человек редко плакал в своей жизни, но тут от обиды из его глаз брызнули слёзы.

– Да ты совсем расквасился, – подхватил под руку парня Александр Петрович. – А ну-ка, докладывай всё начистоту.

И Виталию ничего не оставалось делать, как отойти с Александром Петровичем в укромное место и поведать ему всю историю.

– Удивил ты меня, – проговорил старый инженер, выслушав рассказ. – С Милой ты порвал, конечно, правильно – такая горгона тебе ни к чему. А вот насчёт Вики я ничего сказать не могу. Посуди сам, она ведь ещё ребёнок. Но то, что её необходимо отнять у Машки с Петькой,– это точно. В кого лихоимцы превратили девочку – в товар для своего обогащения. Намыкалась девчушка вконец. Знаешь что, как раз завтра собираюсь съездить в ваш город по делам. Ты дай-ка мне свой адресок, я к тебе загляну. Там мы всё и обсудим, и постараемся очистить авгиевы конюшни, – Александр Петрович достал ручку, блокнот и приготовился записывать.

 

23 глава.

Разоблачение обманувшего.

 

Феофан, Фёдор и Зузул с бешеной скоростью неслись туда, где хранилось рукописное творение зла, обгоняя птиц и даже быстрокрылые лайнеры. Феофан по дороге рассказывал Зузулу о чёрной книге и о предстоящем деле.

– Чёрной книгой, – говорил старец, – Гадил надеется заменить Библию, данную людям Всевышним, и стать полновластным хозяином на Земле. Работу над ней лиходей уже закончил. Помогал нечистому в том некий Виталий. В гости к которому сейчас и нагрянем. Тебе, Зузул, придётся сразиться со слугами Гадила, охраняющими квартиру, где сокрыто сиё омерзительное сочинение. К сожалению, я и Фёдор не в состоянии противопоставить себя стражам диавольского утопического произведения. Это исполнишь ты. Мы же, пока дерёшься, прорвёмся к рукописи и попытаемся её уничтожить. Ты задержишь собак сатаны до тех пор, пока мы не выполним нашу миссию.

– Находясь во служении у тьмы, я мельком слышал – хозяин затевает что-то грандиозное, чтобы изменить ход истории на Земле и обратить всё во благо себе. Однако я занимал низшую прослойку в иерархической лестнице чёрного братства и что-либо более конкретное не мог узнать. Смотря правде в глаза, я являлся марионеткой, мальчиком на посылках, которому поручали выполнять всякие мелкие, грязные делишки. Но ныне, кажется, понял, что задумал повелитель ночи. Он мечтает заставить забыть людей об истинном Боге, поставив на Его место себя. И если это произойдёт, то на планете воцарится хаос, беспредел, насилие, ненависть человеков друг к другу. Страшно вообразить, сколько погибнет душ, признай люди в Гадиле небесного царя. Я без содрогания вступлю в схватку с его псами, пусть даже мне угрожает плен или гибель. Хотя, в общем-то, знаю: ангелы бессмертны до Божьего Суда. У меня есть меч – он окажет подлецам, преклоняющимся перед тьмой, достойное сопротивление и послужит во славу света. А тот гомо сапиенс недоразвитый, посмевший написать продиктованную Гадилом чёрную книгу, познает смерть вечную. Не придёт мир и счастье на Землю, пока существуют такие, как он.

– Но ведь совсем недавно ты сам был таким, – покачал головой Феофан, – а уже готов истребить каждого, кто не на твоей стороне. Вспомни слова из Книги книг: «Не судите, да не судимы будите». Любовь к ближним – вот что ты должен испытывать ко всем, тебя окружающим, какими бы грешниками они не казались. И только на праведном Суде определятся виновные и невинные.

– Вы как всегда правы, – вмешался Фёдор, – но я, почему-то, сейчас на стороне Зузула.

Богослов ещё что-то хотел прибавить к сказанному, но заметил вдали поселение смертных, к которому они стремились, и перешёл к делу:

– Вот и приближаемся. Скоро прибудем на место, собирай силы, Зузул. Обнажи меч, он тебе непременно понадобится. Вороги не дремлют.

Трое храбрых воинов, борющихся со злом, подлетали к дому Виталия Антонова.

– Твоя задача, Зузул, – решительно настроившись, инструктировал старец. – Гадил поставил стражу с четырёх сторон вон того здания, – Феофан указал перстом на пятиэтажное блочное строение. – Ты облетишь вокруг постов, чтобы все четыре охранника погнались за тобой. Итак, приступим. Когда я и Фёдор увидим, что путь для нас свободен, заскочим в то окно на третьем этаже. Именно за ним спрятана книга, кою необходимо уничтожить. На абордаж, друзья мои!

– Будьте спокойны, уважаемый Феофан, исполню всё в точности, как вы просите, – и Зузул поспешил к бывшим сослуживцам.

До одного из чёрных слуг тьмы оставалось метров десять. Зузул притормозил и принялся ждать, когда стражник кинется на него. Но тот, заметив ангела с крыльями за спиной, не сделал никакой попытки организовать преследование.

– Эй ты, дубина стоеросовая! – крикнул Зузул. – Ослеп никак?

– Я тебя сразу узнал, крылатик, – лениво загнусавил страж чёрной книги. – Чего надобно? Ретировался бы добровольно, пока перья не повыдёргивали. Семафор колченогий.

– Это кто мне их выдернет, не вы ли, милостивый государь? Экий шустряк.

– Могу и я.

– А что ты здесь дислоцируешься без дела, как болванчик вкопанный, заняться нечем? Столбняк напал? Или в чёрном братстве все дела переделаны, и у вас безработица началась?

– То тебя не касаемо, желаю и стою. Значит надо.

– Кому надо?

– Кому надо, тому и стою.

– А ты по лбу получить не хочешь, рахит? – съязвил Зузул. – А в лоб?

– Ты доиграешься, скоморох! Сейчас рассержусь и покажу тебе кузькину мать.

На сии слова охранника Зузул ответил тем, что начал корчить рожи, выпучивая глаза, высовывая язык, дразня бывшего собрата по вере как только взбрело в голову. Наконец, видя, что и это не произвело на статичного истукана никакого впечатления, крылатый ангел подскочил к нему вплотную и так треснул стража по шее, что у того чуть «котелок» не отвалился.

– Ах, ты так, – рассвирепел часовой, не успевший парировать удар, и извлёк из ножен меч. – По-хорошему у нас с тобой не получается, так будет по-плохому. Сейчас-то тебе крылышки быстро подрежу! Ишь, раскрылатился, петух гамбургский, павлин недорезанный!

И обиженный служака бросился вдогонку за Зузулом. Тому только этого и надо. Зузул, завернув за угол дома, на своём пути встретил ещё одного верноподданного раба Гадила и, пролетая мимо второго соплеменника, тоже дал затрещину. Так, облетев вокруг здания, он увлёк за собой всех четырёх чёрных братьев, с яростью занявшихся преследованием в надежде отомстить за оплеухи, только что полученные. Затем ангел взметнулся вверх и наградил одного из догонявших верзил ударом меча, развёрнутого плашмя, прямо по заднему месту. Удар получился откровенно липкий. Охранник подпрыгнул от неожиданности и взревел, как лев. Зузул остановился, не желая больше продолжать стратегическое бегство, и повернулся лицом к противникам, размахивая мечом. Сражение началось. Раздался гром, и в ясном небе засверкали молнии. Громы и молнии являлись последствием соприкосновения меча Зузула с мечами слуг Гадила, пытающихся наказать своего обидчика.

Люди, проходившие внизу, возле дома, над которым шёл бой, поднимали головы, стараясь найти ту тучу, что подняла такой тарарам, но, не обнаружив в небе ни облачка, пожимали плечами и шли дальше, не найдя объяснений такому светопреставлению.

– Пора, – засуетился старец, – путь свободен. Нужно торопиться, вероятно, Зузул не сможет один долго сдерживать натиск четверых.

И два духа порхнули в окно третьего этажа.

*

Виталий, вернувшись вечером из неудачной поездки в Малиново, решил успокоить себя словом божьим – почитать книгу книг.

«Может, в новой библии я отыщу ответы на свои вопросы?».

Но чёрная книга молчала, не давая ответов. У юноши с каждой прочитанной строчкой всё больше и больше росло недоверие к рукописи. Что-то враждебное ему, человеку, присутствовало в ней.

«Когда вновь явится Создатель, задам ему все вопросы, возникшие у меня. И обязательно спрошу о себе и о Вике. Интересно, что он посоветует? Денег на выкуп любимой у меня нет, так хоть воспользуюсь советом. Что мне ещё остаётся? Придётся сделать так, как скажет всезнающий владыка. Ведь в нём сосредоточена вся мудрость высшего разума. Он теперь мой поводырь».

– Вот он коллаборационист сидит, – почему-то шёпотом произнёс Фёдор, – и листает какую-то книгу.

– Наверное, это и есть та самая? – тихо вымолвил старец и подкрался поближе к читавшему парню. – Да, это она, её и диктовал Гадил. Но как нам проклятую уничтожить – ведь мы не можем воздействовать на материальный мир?

Виталий за спиной услышал чьё-то шушуканье и, оторвав глаза от страницы, повернул голову в ту сторону, откуда доносились звуки.

– Здравствуйте.

– С кем этот смертный здоровается? – удивился Фёдор.

– Понятия не имею, – пожал плечами старик. – Мы не видны человеческому глазу и не слышны человеческому уху. А ведь он – человек.

– Это точно, что человек. Я мизинец дам на отсечение, если не так, – подтвердил Фёдор.

– Здравствуйте, – ещё раз повторил юноша. – Вы от небесного учителя? Он обещал прислать средства на издание книги. Я догадался, кто вы. Вы его ангелы, не так ли?

– Ты нас видишь? – сообразил Фёдор. – И слышишь наш разговор?

– Конечно, – махнул головой парень. – Я вижу и слышу вас.

– С ума сойти, – растерялся Фёдор. – Ты часом не чёрный ангел, принявший образ смертного? – мелькнула догадка у него в голове.

– Я вас не пойму, вы о чём?

– Ну, я говорю, ты, случайно, не прислужник тьмы? Человек ли ты?

– А как же, человек. А кто они – прислужники тьмы?

– Вот те раз, – хлопнул себя по бокам дух. – Так почему ты нас видишь и слышишь?

– Должно быть, – высказал свою точку зрения более рассудительный проповедник, – Бог открыл ему глаза. Вероятно, для того, чтобы он мог узнать, что есть те, которые борются против его злых дел.

– Вы говорите о боге? – уловил Виталий. – Он вам не сообщил, когда прилетит ко мне ещё раз? Мне необходимо задать ему несколько вопросов.

– А тебя навещает Бог? – спросил Феофан.

– Да, – утвердительно качнул головой молодой человек. – Он являлся мне уже четыре раза для того, чтобы написать вот это, – Антонов поднял книгу с кроваво-красным переплётом со стола и показал гостям.

Услышав сказанное, Фёдор зашёлся смехом:

– Надоть же, к нему бог прилетает! А-ха-ха-ха…

– Постой, – оборвал смех спутника старец. – Я, кажется, кое-что начинаю понимать. Мне стало ясно, почему мы видели здесь Гадила в образе ангела света. Скажи мне, юноша, ты и, правда, думаешь, что встречался с истинным правителем вселенной?

– Я ничего не понимаю, – Виталий поднялся со стула. – Почему вы задаёте мне эти вопросы? Разве вы сами не знаете на них ответов? Или вы не ангелы Господа? Конечно, я говорил с богом. С кем же ещё? И он доказал мне это, пролив на землю звёздный дождь и устроив снегопад из чудных снежинок. А кто вы такие?

– Так, всё ясно, – оставив вопрос без внимания, заключил Феофан. – Он и впрямь в заблуждении, не осознаёт, с кем ему пришлось иметь дело. Ловко пройдоха Гадил всё устроил, выдав себя за создателя.

Вдруг гром за окном прекратился, и перестали сверкать молнии.

– Так, заметался Фёдор, – кажется, Зузул не выдюжил битвы. Сейчас сюда нагрянет чёрная стража, пора убираться. А мы ничего не успели.

Но неожиданно для духов в комнату через окно влетел Зузул, разгорячённый и радостный.

– Всё! – крикнул витязь. – Я прогнал этих трусливых шакалов. Не предполагал, что это будет так легко. Стоило мне каждому из них дать по одному удару меча, и они попрятались, как навозные жуки. А-а, вот сей негодяй! – нервно оскалил зубы Зузул, увидев Виталия, и замахнулся на него мечом. – Не тебя ли здесь охраняли? Сейчас снесу эту дурную головёшку.

– Стой! – приказал богослов. – Ты опять допускаешь ляпсус. Он невинен, обманут Гадилом, выдавшим себя за отца мироздания.

Антонов молча и спокойно наблюдал за всем происходящим, стараясь разобраться, что к чему.

– Это хорошо, – продолжал Феофан, – что ты оказался победителем в неравной схватке с чёрными братьями. Значит, мы можем, не торопясь, во всём разобраться. Ты успокоился, Зузул? Тогда приступим. Итак, наш юный друг утверждает, якобы видел у себя бога, демонстрирующего фокусы с падающими звёздами и снегом. А известно ли тебе сказанное в Библии, что Создатель никогда не станет показывать чудес в доказательство того, что Он – Бог. Надо ли Ему доказывать, кто Он такой? Конечно, нет. Как не надо голубю доказывать, что он не корова.

– Но тот, кто являлся мне, уверял, что Библия – лживая книга, и мы должны написать новую и открыть людям глаза. И скрупулезно доказывал это, приводя яркие примеры.

– Ты болтаешь ерунду! – рассердился Фёдор.

– Не мешай нам, мы сами разберёмся, – взглянул в сторону нетерпеливого друга старик. – А что тебе, Виталий, самому дороже: та Библия, которая была, или та, которая будет?

– Честно говоря, не знаю, как вам ответить. Я многого не понимаю, и поэтому не в состоянии принять написанное в рукописи. Старая Библия мне пока ближе. Но господь заверил, что это пройдёт со временем и всё встанет на свои места. Но позвольте и мне задать вам вопросы. Я тоже хотел бы знать кое-что. Во-первых, кто вы такие? И, во-вторых, почему вы ведёте этот допрос? Объясните, наконец, в чём дело?

– А в том, юноша: тебя крупно надули, – удивился непониманию молодого человека Зузул. – К тебе прилетал не бог и даже не ангел света, и даже не дух умершего человека. Ты видел у себя диавола, князя мира сего, выползшего глиста из чрева планеты. Имя ему – Гадил, и тьма – его царство.

– Диавол? Гадил? Но он не похож на диавола. Чем вы подтвердите свои слова?

– О, недоверчивый юноша, подтверждений сколько угодно. Падшие ангелы, как и ангелы света, могут принять любой образ, но первые пользуются сим, чтобы обмануть людей, вторые – дабы вывести их из обмана. Вот я, например, раньше служил Гадилу, был его слугой и рабом, батрачил до седьмого пота. Правда, сейчас осознал свою ошибку и пытаюсь исправить её. Так вот, я в состоянии принять любой образ и за ним скрыть свою сущность, – Зузул превратился на глазах у Виталия в старую, дряхлую старуху с клюкой. – Вот видишь, – прошепелявила старушенция, щёлкая редкими, гнилыми зубами, – я тебя не дурю. Пожалуйста, могу превратиться в кого пожелаешь, – ангел опять стал собой. – Теперь веришь?

– Ты уже узнал, кто такой Зузул, – вступил в разговор нетерпеливый Фёдор, – я познакомлю тебя с нами. Этот старец – уважаемый Феофан, убитый повелителем теней за веру и преданность Создателю. Ну а я – Фёдор, просто Фёдор. Когда-то я жил в этом городе. Надеюсь, ты догадался, кто мы? Мы – духи людей. Умерших людей, умерших физически, но не духовно.

– Я подозревал, что что-то нечистое связано с рукописью, – согласился Виталий, – но боялся об этом и молвить, ведь думал, Гадил – настоящий бог. Только благодаря вам открыл, что это за книга. Она принесёт людям несчастье и смерть. То-то Гадил восставал против любви, говоря, что человек, испытывающий это чувство, не может быть до конца преданным ему – богу. Грязный лжец! Я-то ощутил прекрасную силу любви на себе. Это самое чистое и благое, имеющееся на Земле.

– Ты всё правильно разложил по полочкам, мой дорогой друг, – подлетел к юноше поближе Феофан. – Я и не ожидал найти здесь просто облапошенного.

– Это всё великолепно, – опомнился Фёдор. – Но что мы сделаем с проклятой книжонкой?

– Я знаю, что делать, – кинулся к книге Зузул. – Я испепелю её одной молнией. И конец злокачественной опухоли.

– Постойте! – крикнул Виталий.

– Ты что-то хотел? – недоумевая, спросил ангел. – Ты защищаешь чёрную книгу? Неужели ты притворялся обманутым, а на самом деле предан Гадилу, и поэтому не даёшь уничтожить её?

– Нет, вы не так меня поняли, господа. Просто каждый сам должен исправлять свои ошибки. Вот вы, Зузул, уйдя из чёрного братства, сами исправляете свои. Так почему мне вы не даёте такой возможности?

– Он прав, – вступился справедливый праведник. – Юноша должен сам разобраться с книгой. Кому ещё, как не ему, решать её судьбу?

– Спасибо, уважаемый Феофан. Вы верите мне? Клянусь, я ничего не знал о Гадиле. И Зузул зря на меня набросился.

– Извини, не прав, погорячился, – сдвинул брови ангел. – Ты сам убьёшь зло, совершённое тобой, и в помощниках не нуждаешься.

– Я очень благодарен всем вам. Вы помогли мне, наконец, во всём разобраться. Но у меня ещё есть беда, которой хочу поделиться. Может, вы поможете и здесь?

– Говори, что за беда? – с нескрываемым любопытством заторопил Зузул. – Мы поможем тебе. Эх, и права всё-таки бабуля Агафья Тихоновна. Добрые дела сами находят меня. Пришло и моё время приносить пользу свету. Говори, я горю желанием действовать.

И Виталий поведал двум духам и ангелу наболевшую историю своей любви к Вике и о выкупе, требуемом за её освобождение.

– Даже и не придумаю, как облегчить страдания, – вздохнул Зузул. – Я-то ждал сражений. Но, выслушав сердечную трагедию до конца, не нахожу себе в ней места. Но очень сочувствую, потому как сам знаю, что такое настоящая любовь. Единственное, чем могу помочь, так это испепелить Машку и Петьку, пожалуй, и всё. И я исполню это, нужно только одно твоё слово.

– Зузул, как тебе не стыдно, – упрекнул ангела старец, – не дано тебе карать живущих на Земле. Забудь ты про испепеление. Это не твоя прерогатива. Скорее всего, найдётся и другое решение.

– Непременно найдётся, – подскочил Фёдор до потолка и, зависнув над собранием, принялся агитировать за свою версию разрешения проблемы. – Я знаю, где взять золото и драгоценности для выкупа девочки. И ты, Зузул, достанешь их, так как мне до ценностей не добраться.

– Что, нужно ограбить банк? – с усмешкой прищурил глаза ангел.

– Такого бы не предложил. Нет, банк грабить не придётся. Я, ещё будучи ребёнком, начал искать клад купца Афанасия Засыпина, но так и не выудил его из подземного тайника. А когда умер, и затем вырвался из царства Варвары – своей бывшей жены, то отыскал зарытый сундучишко. Долго в прятки с ним не играл. Правда, он стал мне уже ни к чему. Но теперь наверняка сгодится молодому человеку. И не надо испепелять Машку и Петьку. Да и зачем – пробьет час возмездия, и Создатель призовёт их на Суд страшный и праведный. А сейчас пусть они получат то, о чём так мечтают. За что согласны продать единственную дочь и души.

– Так чего мы тут сидим? Вперёд, за кладом, – завертелся Зузул. – Веди меня, вмиг извлеку побрякушки из-под земли.

Дух и ангел выпрыгнули из дома наружу, как ошпаренные, оставив Виталия и Феофана вдвоём.

Не прошло и пяти минут, как в окно постучали. Молодой человек открыл рамы, и в комнату попали златодобытчики и огромный старинный сундук.

– Спасибо, что открыл окно. А то по привычке чуть не пролетел сквозь него, забыв о сундуке. Вот жахнулся бы! Ладно, Фёдор подсказал и напомнил постучаться, а то бы стёкла осколками посыпались.

– Не рассусоливай, открывай скорее, – запереживал обнаруживший клад Боровков.

Зузул мощной, геркулесовой рукой сдавил замок и тот затрещал, посыпался из-под пальцев железным песком. Крышка открылась.

– Ого! – присвистнул удивлённо Антонов, увидев содержимое ларца. – Интересно, сколько это может стоить?

– По нынешним деньгам, – почесал затылок Фёдор, – в аккурат миллиард, не меньше, а то и больше, если учесть ценность антикварных ювелирных изделий.

– Всё отдам Машке и Петьке, – решил Виталий. – Пусть подавятся, сволочи! Освобожу Вику. Хотя нет, – подумал он, – ещё Милке долг верну.

– А кто такая Милка и почему ты ей должен раздавать эти сокровища? – резонно возмутился Фёдор Васильевич. – Эдак на всех не напасёшься.

И парню пришлось рассказать всем троим о своей бывшей невесте – Миле Зарыпиной, и о её разбитой машине.

 

Под утро духи и ангел простились с Виталием. Миссия их теперь исполнена: чёрная книга непременно будет уничтожена. Зузул изъявил желание навестить горячо любимую Алёну, так как сильно соскучился по ней, а затем снова отправиться путешествовать по свету в поисках добрых деяний. Феофан предложил доброхоту полететь вместе. Так как сами они, бестелесные, бессильны, а с Зузулом могли хоть как-то повлиять на мир. Ангел согласился, потому как действительно нуждался в их содействии, советах, учитывая то, что в добрых делах он мало смыслил, и в последнее время за что бы ни взялся – всё получалось из рук вон плохо.

Оставшись в одиночестве, Виталий готовился к казни диавольской библии. Схватил чёрную книгу и бросил на пол, принёс из ванной комнаты эмалированный тазик, в котором собрался сжечь рукопись, и коробок спичек. Раскрыв окно, чтобы дым от горящей бумаги не заполнил комнату, зажёг спичку. Но тут зазвонил телефон. Виталий дунул на спичку, и та погасла. Взял трубку.

– Здравствуйте, – услышал молодой человек женский голос. – Я попала в квартиру Виталия Антонова?

– Да.

– Это звонит мама Милы, Надежда Николаевна.

– Надежда Николаевна, я вас слушаю, здравствуйте.

– Ты, наверное, догадался, по какому поводу я звоню?

– Нет, не догадываюсь.

– Ну, как так, Виталий? Ты сам должен был первый обсудить с нами этот вопрос.

– Извините, Надежда Николаевна. О чём идёт речь?

– Да о ребёнке.

– О каком ребёнке?

– Как о каком? О вашем с Милой ребёнке.

– Не пойму. У нас что, уже с ней ребёнок есть?

– Ну, конечно, нет, но скоро появится.

– Так я-то здесь причём?

– Как, причём? Ведь он от тебя!

– Надежда Николаевна, я не в курсе того, что там опять выдумала Мила, но, клянусь вам, всё это ложь, инсинуация.

– Как ложь? Я сама вчера ходила в женскую консультацию и беседовала с её врачом. Мила на третьем месяце. Ребёнок развивается нормально.

– Надежда Николаевна, а вы к Балевичу не обращались? Может статься, он – истинный виновник происшедшего?

– Не выдумывай, Виталий! Балевич – всего лишь минутная слабость в её жизни. Так, неприятный эпизод. Любит же она тебя и утверждает, что это твой ребёнок, и ничей больше.

– Надежда Николаевна, заверяю вас, ничего такого у меня и Милы не случалось и не могло случиться. Слишком мы разные люди. Если бы она насочинила, что летала на луну, вы бы тоже купились?

– Дочь нам рассказывала, что посещала твою квартиру и встречалась с тобой в интимной обстановке. И твой отказ от ребёнка просто неприличен. Я была лучшего мнения о тебе. Ведь ребёнок-то ни в чём не виноват, у него должны быть отец и мать. Я думаю, именно из-за него вам надо пойти на примирение.

– Надежда Николаевна, а где сейчас Мила?

– Здесь, рядом со мной, у телефона. И папа с нами. Мы все хотим услышать, что ты скажешь.

– Могли бы вы передать трубку ей?

– Да, конечно. Возьми, Милочка. Виталик просит тебя.

– Алло, Виталичек, любимый, – услышал он натянуто-ласковый голос девицы-прилипалы, – подтверди моим родителям: ведь я приходила к тебе домой, и ты видел всю меня, какая я есть, без одежды.

– Эва, как закрутила! Знаешь, родная, от взглядов не появляются дети! Я уже не маленький, и про детишек в капусте мне нечего рассказывать, найди кого-нибудь другого. Не намерен становиться отцом твоего с Балевичем ребёнка. И прекрати меня преследовать. Пойми, наконец, между нами всё кончено! Да и кончаться, собственно говоря, нечему, между нами ничего не было, – Виталий бросил трубку.

Молодой человек снова схватил чёрную книгу, зажёг спичку и поднёс к рукописи. Книга загорелась, но так как страницы были плотно сжаты между собой, огонь вскоре погас, и бумага начала тлеть. Тогда Виталий принялся вырывать листы, мять их и бросать в таз. Полусферическая ёмкость наполнилась до краёв, он опять чиркнул о коробок серную головку. На этот раз огонь пожрал всё. Парень на куски раздирал ранее бывшее единым целым и подбрасывал в неразборчивое пламя никому не нужные остатки сатанинских догм. На уничтожение фиктивной библии ушло не меньше часа. Наконец, и обложка последовала за своими внутренностями. Загоревшись, она наполнила комнату едким, густым дымом.

*

Гадил слишком поздно узнал о нападении изменника Зузула на дом, хранивший чёрную книгу. После того, как он покинул Милу, немедля отправился в Китай, где у «заботливого покровителя» душ человеческих намечались серьёзные крупномасштабные мероприятия по отлову больших партий грешных людишек. Когда хозяин вернулся в подземный замок, то нашёл в нём четырёх слуг, ожидающих появления господина. Услышав об их поражении в схватке с Зузулом, Гадил невероятно разгневался.

«С этими ублюдками, невыполнившими мой приказ не допускать к новой библии никого, я ещё успею разобраться. Необходимо, как можно быстрее лететь на поверхность Земли и спасать книгу».

Но вскоре, заглянув в открытое окно комнаты избранного пророка, повелитель теней понял, что не поспел. Молодой человек сидел на полу перед розовым, раскалённым тазом, где веселился огонь, и бросал драгоценные листы прямо в его ненасытную пасть.

– За это ты будешь мучиться всю свою жизнь! – прошипел Гадил. – Ещё пожалеешь, что родился на белый свет! Ты будешь завидовать мёртвым! – и разоблачённый обманщик повернул назад, в замок, превратить провинившихся стражников в навозных червей, или даже нет – в навоз, который едят черви, на тысячу лет.

 

* * *

 

Вечером к Виталию, как и обещал, приехал Александр Петрович. Юноша открыл дверь с улыбкой на лице.

– Надо же, ты светел, как Божий день! А я-то думал, ты весь в горе, в слезах.

– Александр Петрович, всё сложилось как нельзя лучше. Теперь я вырву Вику из рук Машки и Петьки.

– У тебя в квартире гарью пахнет. Пожар, никак, случился?

– Да нет, не пожар, я тут одну книжонку сжёг.

– Книги жечь неприлично, – шутливо помахал пальцем гость. – Их читают обычно.

– Это одна из тех книг, которую читать не следует.

– Ну, я таких книг, которые обязательно надо придать огню, не встречал.

– А я вот встретил и спалил.

– Так просвети, чему всё-таки улыбаешься? И почему так уверен в скором вызволении Вики? Освободить её не так и просто, но у меня есть несколько предложений.

– Теперь не нужны никакие предложения.

– То есть, как не нужны? Объяснишь что-нибудь?

– Обязательно, – парень подошёл к сундуку, стоящему посреди комнаты, и открыл крышку. – Вот моё объяснение.

– Ты где это взял? – не веря глазам, спросил Александр Петрович. – В музее не видел такого. Даже эквивалент не подберу такому сокровищу.

– Добрые люди помогли, вернее, не люди, а два духа и ангел.

– Виталий, перестань чушь молоть, говори серьёзно! Какой из тебя спирит?

– А я и говорю серьёзно: два духа и ангел. Если желаете, я изложу вам всё, как на духу, но вряд ли поверите.

– Почему не поверю? Если это выглядит правдоподобно, то поверю.

Виталий приступил к повествованию о новой библии. Ему не надо было больше молчать о лживом божке Гадиле. Он поведал о Зузуле, о Феофане и Фёдоре, и об огне, сожравшем чёрную книгу и даже ни разу не поперхнувшемся, и о чудо-сундуке, набитом доверху сокровищами, найденном Фёдором и принесённом Зузулом.

– Такой сказки ещё не слыхал, – признался Александр Петрович.

– Ну вот, вы мне не верите, – опустил разочарованно глаза рассказчик. – Я так и предполагал. Но это чистейшая правда, хотя у меня и нет никаких доказательств, кроме сундука и его драгоценностей. Ну хоть чему-то поверили? Теперь всё знаете обо мне.

– Слишком много в твоей жизни происходит необычного. Знаешь, если откровенно, то верится с трудом.

– Вот и в нашу любовь с Викой вы тоже слабо верите.

– Да, потому как Вика ещё ребёнок. Становиться любимой женщиной ей рановато. Представь себе, что, когда она подрастёт и превратится во взрослую девушку, то может разочароваться во всём. И в тебе, в том числе.

– Нет, она ни в чём не разочаруется!

– Не говори «гоп»…

Александр Петрович и Виталий беседовали о Вике и о необыкновенных приключениях юноши до часу ночи. И только в половине второго улеглись спать, решив по настоянию Антонова, что поедут выкупать прекрасную златовласку утром, сразу, как взойдёт солнце.

 

      24 глава.

     Смерть Вики.

 

– Что он тебе сказал? – дознавалась Надежда Николаевна.

– Ничего путного, – Мила положила телефонную трубку на место. – И вообще, вы зря вмешиваетесь в наши дела, я бы сама во всём разобралась. Напрасно, мама, ты решила позвонить.

– Что он всё-таки сказал? – с нетерпением переспросил Григорий Иванович.

– То же, что и маме. Он не хочет признавать ребёнка. Другого ответа от него и не ожидала. Подлец, перевёртыш! А я так любила Виталия, так верила ему.

– Мила, позволь спросить ещё раз, – снова заговорил Григорий Иванович, – ребёнок действительно Виталия?

– Папа, ну как ты можешь такое спрашивать? Я ведь вам тысячу раз твердила – это его ребёнок. Просто он боится сознаться.

– Если бы не твоё приключение с Балевичем, то всё было бы нормально. Сама во всём виновата, и я полностью поддержал Виталия, когда он отказался от свадьбы. Но я не в состоянии понять, почему он отнекивается от ребёнка? Ты, Милочка, верно, что-то не договариваешь.

– Не волнуйтесь вы так! Уверена, Виталий раскается в том, что отменил свадьбу. Ведь я – единственная, кто ему нужна. Надо только кое-что сделать.

– Что сделать? – потерялась в догадках Надежда Николаевна.

– Да, это я так, мамочка. А ребёнок, правда, от него, не сомневайтесь.

– Эх, и впутала ты нас в комедию! Как мы теперь родственникам в глаза посмотрим? Ну да ладно, мать, давай собираться на работу.

– Да-да, уже пора выходить, а то опоздаем, – опомнилась Надежда Николаевна.

Девица обрадовалась тому, что от неё, наконец, отстали, кинулась к телефону и набрала номер.

– Хелло, Славик.

– Я. А это ты, Мила? Сразу узнал. Чего звонишь спозаранок? В институт тороплюсь, перезвони вечером.

– Вечером я, Славик, к сожалению, не позвоню. А в институт ты сегодня не идёшь, а едешь сюда. У меня для тебя небольшое дельце имеется.

– Ну, вот ещё! Не собираюсь пропускать занятия из-за твоих капризов и из-за какого-то дельца. Мне-то от этого какой профит?

– Если возьмешься за это дельце и исполнишь его, то не пожалеешь. Внакладе не останешься. Речь идёт о больших деньгах, об очень больших деньгах, которые заработаешь за один день, совсем не надрываясь.

– Да иди к лешему! Что лапшу на уши вешаешь, как школьнику. У меня есть свой маленький бизнес и «бабок» вполне хватает.

– В общем, так, друг детства. Ты должен ко мне явиться через тридцать минут – максимум, – настаивала Зарыпина. – И нечего пальцы веером гнуть. Я тебе сказала – пахнет большими деньгами, значит, оно так и есть. С тобой никто не собирается в бирюльки играть. За такую сумму не только один день можно пропустить, но и вообще не учиться в институте. Жду тебя через тридцать минут.

– Уговорила, приеду. Но если почую, что дело плёвое – на мою помощь не рассчитывай. Прибуду через пятнадцать минут. Я уже оделся, а машина в стойле, за окном. До встречи.

Через тринадцать минут затрезвонил входной звонок.

– Ну чего тебе? Даже позавтракать не дала спокойно, – залетел запыхавшийся Славик в квартиру. – Ни бельмеса не понял. Что с утра пораньше мозги компостируешь?

– Куда так торопишься? – спокойным тоном осадила красотка. – Не суетись. Что ты потерял в этом институте? Я вот в свой сегодня не иду и ни капельки не волнуюсь.

– У нас сейчас новое правило выдумали: студент, пропустивший лекцию, должен самостоятельно изучить пропущенный материал и сдать его зачётом, – пожаловался дружок.

– Ничего страшного, сдашь.

– Сдать-то я сдам, но хотелось бы сначала узнать, из-за чего перед преподавателями страдать буду.

– Сейчас узнаешь, лапонька. Не будь таким меркантильным. Пойдём, – Мила поманила торопыгу пальцем.

Они оба вошли в спальню девицы.

– Прояви любезность, дорогой, посмотри, пожалуйста, под кровать и достань оттуда то, что увидишь.

– Вот ещё, под твоей кроватью грязь собирать! У меня у самого дома пыли хватает. Что я, полотёр? Найми уборщицу.

– Лезь, говорю! – топнула ногой Зарыпина на несговорчивого приятеля. – Или хочешь заставить меня ползать, чистоплюй? Ишь заартачился.

– Ладно, изволь, только не кричи. А то, ух, как испугался, ажно колени дрожат, – гость неохотно приземлился на живот и сунул голову под ложе. – И за этим лез? Здесь валяется какая-то куча шмоток.

– А ты кончай сачковать, раздвинь тряпки, да погляди получше.

Озадаченный джентльмен выполнил распоряжение.

– Вот это да! – воскликнул он. – Где столько денег нахапала? Этого на десять жизней хватит, – и извлёк глуповато-удивлённую мимику наружу.

– Чего вылез? – спросила девица. – Я тебе сказала: вытаскивай всё и клади на стол.

Через семь минут Славик перенёс пачки банкнот на стол, аккуратно сложив их ровненькими стопочками.

– Что я должен совершить, госпожа миллионерша, чтобы ты выделила мне маленькую толику своего богатства? Приказывай, всё исполню, если, конечно, игра стоит свеч.

– Можешь не подхалимничать. Эти деньги все твои, – торжественно объявила вовсе не бескорыстная дарительница.

– Мои? Шутишь! Да ты, я смотрю, вовсе не скупердяйка.

– Но при одном условии: ты выполнишь то, о чём попрошу.

– Да за такие «бабки» гору перенесу по камушку с одного места на другое!

–Зачем гору переносить? Ты ведь у нас интеллигентик, работать не привык. Ещё белы ручки испачкаешь… Нет, всё гораздо проще, – злодейка достала из кармана халата маленький пузырёк с золотой крышечкой. – Всего лишь нужно капнуть одну каплю из этого сосуда в стакан моей сопернице – и деньги твои.

– Что это? – Славик, не спрашивая, взял из рук своей тайной любовницы пузырёк. – Снотворное? Такого ещё не встречал в аптеках, – он открыл флакончик и понюхал. – Довольно приятно пахнет, напоминает цитрусовые.

– Осторожно! – одёрнула его Мила. – Это сильный яд. Одна капля запросто убивает тысячу человек.

– Что ж ты, дура, сразу не предупредила? – испугался кандидат в исполнителя коварного плана и быстро закрутил крышечку на место. – То есть, как я предполагаю, ты собираешься кого-то отравить. Не так ли? То есть, толкаешь меня на убийство. Но за это можно и в тюрьму сесть. А зачем там деньги, даже такие большие?

– Неправильно мыслишь. Да, мне, действительно, необходимо убрать некую поганку, но о том, что она отравлена, не прознает ни одна живая душа. Во-первых; яд действует ровно через двадцать четыре часа после принятия, и ты будешь уже далеко от жертвы. На тебя никто не подумает. Во-вторых; никакая судебная медэкспертиза не обнаружит присутствия яда в организме умершей. Предлагаю верное дело, выйдешь сухим из воды.

– Хорошо, – задумался восстающий из небытия новый Каин, – но ответь сначала на несколько вопросов. Первый: где надыбала такую астрономическую сумму?

– Это не твоё дело. Твоя задача – отработать.

– Но хоть предполагаемую жертву могу узнать?

– Не можешь, а должен. Но дай сперва слово исполнить всё.

– Нет, сначала назови свою соперницу.

– Уступаю. Это Вика.

– Какая ещё Вика?

– Та самая девчонка, которую ты встретил, провожая Балевича, у вокзала, в парке, вместе с Виталием. Та самая Вика, которую ты ждал на квартире у Сергея в тот день, когда я притащилась взглянуть на неё. Но, слава Богу, теперь её никогда не увижу, а если увижу, то только в гробу.

– Здравствуйте – пожалуйста! Ты хочешь, к тому же, чтобы я укокошил ребёнка? За это пожизненно нетрудно схлопотать или расстрел получить. Ты в своём уме?

– Гарантирую, всё будет шито-крыто. Никто даже не догадается, отчего она умерла. А смертную казнь, которую так боишься, давно отменили.

– И за что ты намерена лишить её жизни?

– Из-за Виталия.

– Из-за Виталия?

– Понимаешь, Славик, у них, оказывается, любовь. Я недавно получила такую информацию, и есть тому подтверждение. И именно из-за Вики расстроилась свадьба. А ты, конечно, в курсе того, что у меня родится ребёнок? Кстати, твой ребёнок. И если не согласишься исполнить выгодный заказ, не только денег не получишь, но и все узнают, чьё дитя ношу в себе. И моё молчание тоже придётся заслужить. Если не заполучу Виталия, то так и поступлю. Чикаться не буду.

– Не горячись. Скажи лучше, как найти девчонку.

– Вот её адрес, – работодательница протянула старому дружку листок бумаги. – Вижу, ты согласился. Слушай, что придётся делать.

– Слушаю вас, госпожа миллиардерша, приказывайте!

– Сегодня вечером сядешь на малиновскую электричку, доедешь до конечной остановки, найдёшь дом, адрес которого записан на листке. Там встретишься с родителями Вики, они продают девчонку на потребу любому, кто заплатит. Купишь малолетку на одну ночь. Проторчишь в этом борделе до рассвета. А утром дашь потаскушке выпить яд, что держишь в руке, и со спокойной душой отправляйся назад. Вика проживёт после твоего отъезда ещё двадцать четыре часа. Так что тебя не заподозрят. Как вернёшься, сразу позвони, сообщи, как всё прошло. Запомнил?

– Замётано. Я, по-твоему, тупой? А башли когда получу?

– Деньги забирай прямо сейчас, они уже твои.

– Мои? Но как их вынесу – пачек столько много?

– Одолжу тебе чемодан.

– Вообразить только, – радовался новоиспечённый киллер, – я стану одним из самых богатых людей  в городе! Тащи свой чемоданчик под мой гонорарчик.

*

Выполняя инструкцию, Зарыпиной, наёмник ровно в восемь часов вечера прибыл в Малиново. Он похлопал по карману костюма и, убедившись в том, что яд на месте, принялся искать жилище Морозовых. Наконец, после долгих блужданий наткнулся на нужное и, подойдя к двери, постучал.

– Входи. Кто там? – услышал Славик женский хриплый, пропитый голос.

Он вошёл и увидел перед собой женщину, одну из тех, которых презирал. Опустившуюся, грязную, с морщинами на физиономии не по годам.

– Тебе чего? – спросила халда.

– Я насчёт Вики, мечтаю заняться с ней любовью, – без всяких предисловий нахраписто наехал наглец. – Сколько просишь за неё?

– А сколько есть?

Покупатель вытащил из-за пазухи деньги и протянул Машке.

– Ну что ж, – согласилась ярыжка, пересчитывая в темноте купюры. – Этого вполне достаточно, краля твоя на всю ночь. Ты вовремя заглянул: я как раз в Кульяновку собралась ехать. Козёл-то мой туда вчера укатил, к братцу своему, да до сих пор нет. Наверное, загулял, паскудина! Оставляю вас вдвоём, тешьтесь, голубчики, воркуйте до зари. Никто не помешает. На-ка вот, – всучила Машка незнакомцу истёртый гнутый ключ, – это вон от той комнаты. Мы сейчас держим Викторию под замком, чтобы не удрала со своим полюбовником. Когда будешь утром уходить, запри её. Ну, я пошла, – женоподобное существо сунуло полученные барыши, не стесняясь, в лифчик и вышло вон, покачиваясь и напевая под нос второй куплет нашумевшего народного шлягера – «Шумел камыш», предоставив клиенту полную свободу действий.

Славику понравился такой поворот событий. Женщина явно находилась в сильном алкогольном опьянении, да и в помещении царила темнота, так что баба не рассмотрела как следует его лица и при возможной встрече не опознает вечернего гостя. И к тому же, в доме он был как хозяин, и не боялся с кем-нибудь столкнуться и быть впоследствии узнанным. Всё шло как нельзя лучше.

«Ну, что же, – решил киллер, –  раз так, можно и поразвлечься с цыпочкой. Девчонка и впрямь – королева, и я не откажусь от удовольствия переспать с ней. Если бы она знала, сколько ей отмерено последних минуточек жизни».

Зверь в обличии человеческом завертелся у двери, за которой скрывали Вику, отпёр замок и завалился в маленькую, пахнувшую сыростью комнатушку. Девочка сидела на полу.

– Привет, – махнул Славик рукой. – Как жизнь?

– Пошёл прочь! – всхлипнула Вика. – Ты от меня ничего не получишь. Слышишь? Убирайся! Я не позволю изгаляться над собой.

Но нечестивца эти слова ничуть не тронули. Он заперся изнутри и начал раздеваться. Затем подошёл к задыхающейся от негодования златовласке и хотел содрать с неё платье, но она сильно, до крови укусила мерзопакостного молодчика за палец.

– Ах ты, мурена зубастая! – застонал наймит.

Он скрутил девочке руки и насильно обнажил её тельце. Вика кричала. Но кто мог услышать её слабенький голосок? Безбожник прижал несчастную девочку своим весом и прикусил губу от удовольствия. Вика продолжала звать на помощь, но насильник творил своё чёрное дело, зажимая вопящий маленький ротик ладонью. Оголтелому архаровцу это доставляло какое-то сверхъестественное удовольствие.

«Когда женщина сопротивляется, – сравнивал он, – получается куда более приятнее. Такое наслаждение не получишь от покорной».

Закончив грязное занятие, подонок выпустил из-под себя обезумевшую добычу, которая отскочила от изверга и забилась в угол, плача и дрожа всем телом.

– Что сырость разводишь, цыплёнок? – ухмыльнулся хорошо оплаченный наёмник.

Он завалился на серую, давно не стираную постель и стал ждать утра. Первая электричка уходила от станции в четыре тридцать, так что времени было навалом. И Славик ещё не единожды, набравшись сил, прижмёт к себе хрупкое тело девочки, чтобы в очередной раз после прилива энергии похоти поглумиться над ним.

Всю ночь истязал и насиловал её нанятый палач и лишь к трём часам, когда мужской потенциал его иссяк, упокоился и задумал совершить последнее. Он оделся, достал из кармана ключ и, отворив дверь, вышел из комнатушки. Взял со стола мутный, треснувший стакан, зачерпнул им воды из ржавого ведра, найденного у порога, и добавил в стеклянную посудину содержимое запасённого пузырька, опорожнив склянку полностью.

– На, хлебни водички, – подал убийца девочке смертельную жидкость.

Вика не брала стакан, а забившись ещё дальше в угол, продолжала плакать, положив голову на колени. Оскорблённое тело её била судорога.

– Пей, тебе говорю!

Изувер схватил пятернёй нижнюю челюсть непокорной «рабыни», поднял её головку и подсунул сосуд с ядом к губам. Но Вика вдруг резко стукнула кулачком по стакану, выплеснув отраву на костюм обидчика, вскочила и бросилась к открытой двери, пытаясь избавиться от бесчинствующего насильника. Но тот настиг её, повалил на пол и принялся душить. Бедняжка захрипела от нехватки воздуха, но силы ещё присутствовали в ней. Она ударила со всей мочи нападавшего между ног. Ничтожество завизжало от боли, оторвав руки от шеи ребёнка. Снова оказавшись свободной, Вика кинулась наутёк. Тогда взбешённый неудачей душитель схватил табуретку и метнул вдогонку. Удар пришёлся прямо по темени. Вика упала, потеряв сознание. Возбуждённый охотник подлетел к ней, как птица-падальщик, и увидел, что подраненная добыча ещё жива. Он вновь схватил табуретку и начал долбить ею по голове ребёнка. И успокоился лишь тогда, когда превратил лицо обездвиженной жертвы в одно сплошное кровавое месиво. Девочка была мертва. Вокруг бездыханного тела образовалась лужа крови. Славик посмотрел вниз. Ноги его тонули в тёмно-красном горячем море. Он весь затрясся, испугавшись содеянного, и выпрыгнул из дома в темноту.

На Малиново опустился густой туман. Убийца дал дёру по направлению к вокзалу. Но вскоре понял, что заблудился. Душегуб растерялся, не зная, что делать дальше. Слишком страшно то, что он совершил. Ужас охватил его. Неожиданно в тумане ему привиделись два идущих рядом и о чём-то спорящих человека. Внезапно один из них поднял с земли камень, в то время как его собеседник отвернулся, и сильно молотнул по черепной коробке отвлекшегося спутника булыжником. Тот упал замертво. Тогда преступник закидал листьями труп и рванул, сломя голову, прочь.

– Где твой брат – Авель? – вдруг услышал Славик чей-то голос, исходивший ниоткуда и в то же время отовсюду.

– Разве я сторож брату своему? – произнёс наречённый Каином.

Ужас целиком поглотил безжалостного палача Вики. И точно так же, как убийца брата своего, понёсся он прочь с того места.

Наконец, измученный головорез уловил в тумане тепловозный гудок. Вокзал был недалеко. Вскоре он сидел в электричке и ждал, когда покажется город. Его всего трясло и остальные пассажиры, думая, что это больной, отсаживались подальше, чтобы не заразиться. Изувер уснул, убаюканный ритмичным стуком колёс. Проснулся он от вопроса:

– Где брат твой – Авель?

Убийца открыл зрачки и увидел прямо перед собой проводника, похлопывающего его по плечу.

– Вставай, вставай, конечная, – будил служащий, – ух, как тебя мандражит. Пить надо меньше. Такой молодой, а надираешься без меры.

Славик, ничего не отвечая, поторопился к выходу, выскочил из вагона на платформу. Отыскал глазами телефонную будку.

– Алло, – сонно сказала Мила в трубку.

– Это я, – услышала она раздражённый полукрик. – Я убил её!

– Вот и молодец. Но зачем так гаркать по телефону? Мог бы просто намекнуть. Она выпила то, что находилось во флакончике? Сколько капель булькнул в стакан? И почему у тебя такой лихорадочный голос? Ты замёрз?

– Нет, она ничего не пила.

– Чего тогда орёшь, что убил? Ты не во хмелю случайно?

– Я сейчас не могу открыто разговаривать, тут люди подходят. Еду к тебе, – боязливый наёмник повесил трубку и, как пьяный, шатаясь, направился к автобусной остановке.

 

– Наконец-то, пришёл, – встретила его Зарыпина. – Ты такой чумазый, как поросёнок. Где ты рыльце-то увазёкал, свинтус? Что вообще случилось? Проходи скорее, только тихо – родители спят. Молодчина, что постучал в дверь, а не позвонил, а то бы от звонка они очухались. Ну, проходи и рассказывай, – торопила медлительного дружка коварная «лиса».

Славик протрусил в спальню девицы и в испачканном костюме опустился в бархатное кресло. Во взгляде его присутствовало безумие.

– Я весь вымазанный от ушей до пят, потому что заблудился там, в Малиново, и драпал, не разбирая дороги, лишь бы оказаться подальше от дохлой девчонки. Ты понимаешь, я убил её? – слабонервный киллер зарыдал в истерике, и зубы его принялись отбивать мелкую дробь. – Я убил её!

– Слюнтяй, квашня, ты и должен был сделать это. Зачем ещё я тебя посылала в Малиново, если не за этим? Расскажи всё подробно. Как дал яд? Хочу всё знать. Да не переживай. Теперь ты богач, полностью отработал всю полученную сумму.

– Будь прокляты эти деньги! – взвизгнул человечишка с подлой душонкой.

– Ты что так орёшь, как истеричка? – испугалась красотка. – Заткнись, слизняк! А то разбудишь стариков. И не реви, как баба!

Славик вытер слёзы с подбородка забрызганным грязью рукавом пиджака.

– Девчонка не стала пить яд. Я вылил ей в стакан весь пузырёк, а она опрокинула его прямо на мой костюм. Всего облила.

– Но почему тогда, раз она не приняла яд, ты утверждаешь, что убил её?

– Я прикончил её, как кончают скот на бойне. Размозжил голову табуретом. Господи, как это ужасно! – ослушник пятой заповеди опять зарыдал и застучал зубами.

– Дурак, – шлёпнула его по щеке жестокосердная «гарпия». – Влил бы яд насильно. Теперь понимаю твоё состояние. Кретин, и здесь напортачил.

– Ничего ты не понимаешь! Если бы только видела это изуродованное тело и лужу крови, вытекшую из него. Я убийца! Слышишь, я убийца!

– Замолчи, раззява! Перестань блеять. Что сделано, то сделано. Ты мужчина, держи себя в руках. Какая разница, как добиться результата, главное – достичь его, а за ценой нечего стоять. Вики больше нет, так чего её жалеть? Надо себя жалеть. Я думала, ты гораздо умнее и исполнишь всё так, как запланировано. Но раз вышла осечка, нечего клыками клацать. Да не реви, надоело. Главное, не терять над собой контроль. И помалкивать о том, что мы знаем только с тобой вдвоём. Но теперь тебя могут заподозрить в убийстве. Скажи, кто тебя видел там, в Малиново?

– Никто, – насторожился Славик. – В этом Малиново хоть глаз коли – ничего не высмотришь. На столбы лень фонари повесить. Дыра, она и есть дыра. Целых полчаса искал нужный дом, бродил в темноте. Никто меня не заметил.

– А Машка с Петькой – они-то тебя точно видели? Ведь ты с ними договаривался насчёт Вики? Где они находились в момент убийства? Почему этого сразу не рассказал?

– Меня никто не видел. Когда я вошёл в дом, там была почти такая же темень, как на улице. Петька уехал куда-то к своему брату. Встретился я только с Машкой, с ней и вёл переговоры. Уверен, рассмотреть моего лица замухрышка не могла. Потом Машка уехала вслед за Петькой, оставив меня с Викой на всю ночь. Удавил девчонку без зевак.

– Так, это уже лучше. Значит, никто тебя не узнает. Что тогда волноваться?

– Но я убил человека! Понимаешь, человека! И не твоим ядом, а своими собственными руками. И, кроме того, в этом доме отпечатки моих пальцев. Если захотят, то найдут. Менты поганые. На дактилоскопию они горазды.

– Как найдут тебя, если они понятия не имеют, где и кого искать? Ты раньше был преступником?

– Что ты несёшь?

– Значит, не был. Следовательно, твоих отпечатков в их картотеке нет. Не с чем идентифицировать твои пальчики. Так что угомонись. Поезжай домой и радуйся своему богатству.

– Да, это, пожалуй, единственное утешение, – перестал лить слёзы последователь библейского героя – Каина. – Я богач из богачей, магнат. На всю жизнь обеспечен. Клянусь, больше ни за какие деньги не соглашусь на убийство. Эта кошмарная картина и сейчас у меня перед глазами.

– Вот и образумился, и зубами перестал барабанить. И славненько. А сейчас давай, выпуливайся из квартиры, пока предки не проснулись. Что они подумают, если заметят тебя в такой грязной одежде?

Девица выпроводила раннего посетителя, вернулась в спальню и легла в кровать. Она не ощутила на себе до конца испуга Славика. Ей была приятна мысль, что Вики больше нет. И теперь никто не помешает арканить Антонова.

«Виталий скоро забудет девчонку и вернётся ко мне обратно. Уж этого я добьюсь», – мечтала она.

– Ты довольна, душечка? – вдруг услышала знакомый голос Зарыпина.

– А, это ты, Гадильчик. Ты всегда оказываешься кстати, – обрадовалась курносая красотка.

– Видишь, лягушоночек, всё случилось так, как обещал. Вика мертва. И ты у меня в неоплатном долгу. Виталий отныне всецело твой. И поделом ему. Не пойму, правда, что в нём нашла? Ведь теперь у тебя я.

– О, да, повелитель, теперь у меня ты. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Но тут дело принципа.

– И в чём состоит принцип, принципиальная моя?

– Если бы Виталия кинула я, то была бы спокойна. Но когда бросают меня – это просто унижение. Хочу, чтобы он мучился из-за меня, как мучаюсь из-за него я.

– Мы оба хотим его мучений.

– А ты-то почему, Гадил? Кажется, он пишет для тебя книгу, и ты желаешь сотворить из него пророка?

– Нет, фифочка драгоценная, к сожалению, сиё не осуществимо. Этот говёныш сжёг труд, написанный под мою диктовку. Я поклялся, что за содеянное глупец будет страдать всю жизнь. И я помогу женить его на тебе, потому как для него это явится страшным мучением.

– Почему страшным? Неужели я такая уродка? – кокетка присела в кровати, отбросила одеяло и, распахнув халатик, выставила на показ всю себя.

– О, нет, мегерочка бесподобная, ты прекрасна. Вовсе не имел в виду твою внешность.

– И как намерен обуздать строптивого, своевольного жеребчика?

– Очень просто, – Гадил достал из кармана конверт и бросил на подушку.

– Что это? – подобрала заклеенный прямоугольник Мила.

– Направление на обследование. На экспертизу.

– Какое ещё направление?

– Слышала ли ты, любовь моя, что время не стоит на месте и наука развивается?

– А если поточнее, – попросила разъяснить озадаченная злодейка.

– А если поточнее, то с этой бумаженцией пойдёшь, разумеется, предварительно прихватив с собой своего обожаемого Виталия, туда, где определяют подлинных отцов зародышей. Сейчас это возможно сделать при беременности, сдав анализы и пройдя парочку тестов.

– Но ты же знаешь, ангел мой чёрненький, ребёнок не Виталия. И, согласившись на анализы, я только подтвержу его непричастность.

– Не волнуйся, всё устрою должным образом. Результаты заговорят в твою пользу. Выполнишь это прямо сегодня.

– А что так печёшься о моём ребёнке?

– А вот что, милашка-мордашка. Я решил так: книгу, которую уничтожил этот умник, напишет никто иной, как твой сын. Пророков придётся растить самому, так сказать, заниматься селекционной работой.

– Вот в чём дело. Но и чёрт с ним. Хоть пол ребёнка узнала: значит, будет мальчик.

– А ты как думала? Я ни о чём просто так не забочусь. К вашему сведению, я наблюдал там, в Малиново, эпизод убийства Вики твоим школьным дружком. Надо признать, Славик превзошел все мои ожидания. Он выглядел великолепно, – Гадил рассмеялся.

– Может, хватит болтать, кощеюшка мой бессмертный. Исстрадалась от разлуки с тобой, – Мила вцепилась в руку покровителя и притянула его к себе. – Я хочу тебя жутко, шалунишка бесстыжий.

– Ты права, змейка. К чему слова? – соблазнённый искуситель сдавил похотницу в объятиях. – Довольно разглагольствовать о Виталии – никчёмный сморчок не заслуживает того. Если бы неверный только знал, что, когда превращал в пепел новую библию, то Вика, практически одной ногой стояла в могиле, – Гадил снова засмеялся и улёгся в постель, жадно целуя падшую.

 

     25 глава.

Невозможное возможно.

 

Солнце кольнуло острыми лучами верхушки домов сонного города. Александр Петрович пробудился первым.

– Виталий, просыпайся, – растормошил постоялец спящего юношу, – пора вставать. Новый день на носу. Поднимайся, петухи, небось, третий раз прокричали.

Антонов открыл глаза и соскочил с кровати.

– Доброе утро, – потянулся молодой человек.

– Доброе, доброе. Давай собираться в дорогу. А как у тебя с институтом? Совсем забросил? Придётся догонять сокурсников. Много лекций пропустил?

– Не беспокойтесь, не так много. Нагоню быстро, голова у меня неплохо варит. Хочу спросить насчёт вчерашнего разговора. Я вас убедил хоть в чём-нибудь?

– Не болтай, отправляйся умываться.

Виталий пошёл в ванную комнату, а Александр Петрович – на кухню. Там он открыл холодильник и, найдя с десяток яиц, решил приготовить лёгкий завтрак. Включил печку и поставил на неё сковороду. Через две минуты на кухне зазвучал бодрый голос Виталия:

– Я умылся. Теперь ваша очередь.

– Так быстро? Прямо метеор. Слушай задание: разобьёшь четыре яйца и хлеба нарежешь. А я пока ополоснусь. Да посолить не забудь.

– Хорошо, хорошо, яичницу-то я мастерски готовлю. Сварганю за милую душу, – Виталий принялся кашеварить.

Зазвонил телефон. Кулинару пришлось отвлечься и взять трубку.

– Говорите, слушаю.

– Салютик, Виталичек. Твоя Милочка на проводе. Извини, пожалуйста, что потревожила. Ты, почему-то, не появляешься в институте, и кроме как позвонить ничего не остаётся. Ты в число прогульщиков попал. Все преподаватели всполошились, куда это надежда нашего высшего учебного заведения испарилась? Наконец-то, трансформируешься в нормального человека с гипертрофированным самолюбием.

– Говори быстрей, мне некогда.

– Ты в курсе, дорогой, что у нас родится ребёнок? Наш ребёнок.

– Не наш, а твой и Балевича, – перебил парень.

– А как докажешь?

– Не собираюсь никому ничего доказывать.

– Хочешь, помогу?

– Здесь не нужна твоя помощь.

– Зря так брыкаешься. Ты сегодня должен съездить со мной в институт экспертизы – там могут подтвердить твою причастность или непричастность к зачатию беби.

– У меня нет времени на такие мелочи.

– Это совсем не мелочи, солнышко. Учти, если заерепенишься, то обращусь в суд, и тебя данную процедуру заставят пройти насильно, не считаясь с твоим мнением и временем, а так же репутацией.

– Я поеду в этот институт, но только не сегодня, сегодня очень занят.

– Но это займёт всего час, не больше. Тем более, я подскачу на машине. Отвезу вас, мистер, туда и обратно. Только если согласишься – отстану от тебя. Ты ведь этого хочешь?

Виталий почувствовал запах гари в квартире и вспомнил про забытую яичницу, жарившуюся на плите.

– Подожди секунду, – бросил он в трубку, – у меня глазунья горит, – и, положив переговорное устройство, побежал устранять источник дыма.

– Ну вот, тебя ни на минуту покинуть нельзя, – залетел в задымлённую кухню Александр Петрович. – Пока я находился в ванной комнате, ты умудрился подпалить завтрак. Неужели так трудно последить?

– Да я и сам не знаю, как получилось, – оправдывалась оплошавшая стряпуха, стряхивая подгоревшую массу в мусорное ведро. – Милка позвонила, и я был вынужден уйти с кухни. Телефон ведь в зале.

– И что ей надо? Ты, кажется, докладывал о порванных с ней отношениях?

– И это так. Но недавно возникло ещё одно нелепейшее недоразумение. Виной тому – эта хитрая лиса-Алиса. Она, оказывается, беременна и утверждает, что ребёнок от меня.

– А это не так?

– Конечно, не так! Вы ещё спрашиваете! Не понимаю, чего добивается. Уверяю вас, с Зарыпиной у меня ничего не было. Её бесконечные интриги, как гидры, которым отсекают головы гильотиной, а на их месте появляются всё новые и новые.

– И зачем она звонила?

– Настаивает, чтобы я немедля поехал с ней на один часок в институт экспертизы. Там определят: я – отец, или кто-то другой.

– Раз уверен, что это не твоё чадо, то чего бояться – ноги в руки и – вперёд.

– Но мы собрались за Викой. Не могу же разорваться.

– Один час ничего не изменит, Морозовых навестим чуть позже. Для тебя ведь важна экспертиза?

– Да, она даст мне основание уличить Милу во лжи.

– Так не тяни, а я подожду тебя. Иди, сообщи бывшей подружке, что не упустишь шанса вывести её на чистую воду.

– Она ещё сидит на телефоне.

– Так скажи о принятом решении.

– Слушай, – Виталий вновь подошёл к телефону, – алло, Мила, я согласен, встречу твою машину у подъезда.

*

Зарыпина обманула: процедуры, связанные с экспертизой, заняли не один час, а целых два с половиной, и только без десяти десять молодой человек вернулся домой.

– Порядок? – спросил Александр Петрович, когда Виталий, усталый и нервный, прошёл в зал и присел на диван.

– Да, всё в порядке. Вот только задержался изрядно. Знал бы, что столько времени потеряю, никогда бы не поехал. Но зато теперь докажу её родителям, что не имею никакого отношения к беременности плутовки. В отличие от Милы Надежда Николаевна и Григорий Иванович – замечательные люди.

– А я, пока ты шатался, целый обед соорудил. Поспеши на кухню, подкрепись и – в дорогу.

Вскоре Виталий позавтракал и начал собираться. Достал из темнушки большую дорожную сумку и занялся перекладыванием в неё драгоценностей из сундука Афанасия Засыпина.

– Всё отдашь Машке и Петьке? – поинтересовался Александр Петрович.

– Мне эти безделушки ни к чему. Главное, чтобы Вика была свободна. Отложу только один вот этот браслетик, верну Милке долг. Сдам в скупку или в ломбард, расплачусь за разбитую машину. Не хочу ничего общего иметь с этой лживой притворщицей.

Баул быстро наполнился до краёв, и юноша еле-еле застегнул молнию. Поклажа была очень тяжела, и нести её до вокзала пришлось вдвоём. Навьюченные выкупщики сели в электропоезд и уже через полтора часа оказались в Малиново. До пристанища Вики оставалось всего пять – десять минут ходьбы. Счастье находилось так близко и, казалось, теперь никуда не могло убежать от Виталия. Сейчас он передаст ношу с драгоценностями вымогателям и увезёт отсюда прекрасную златовласку, навсегда избавив девочку от рабства и дикой обязанности исполнять роль проститутки, наложенную на неё собственными родителями. Наконец, они открыли дверь морозовской халупы, которая, почему-то, была незапертой, проследовали в комнату и увидели обычную картину: мужчина и женщина сидели за столом, заставленным бутылками спиртного, и поглощали их содержимое.

– Эх, Мария Осиповна, Пётр Никодимович, опять вы пьёте! И как вам не совестно? Совсем опустились. Сколько можно бражничать?

– А тебе какое дело? – злобно зыркнула на Александра Петровича Машка. – Что я не имею права выпить за упокой души дочери?

– Замолчи, женщина, – крикнул Петька. – Это же наш соседушка. Чего окрысилась? Проходи, Петрович, выпей с нами за Вику. Нет её больше. Господь прибрал к рукам.

– Как нет? – растерялся Александр Петрович. – Вы что, с ума посошли, куда она девалась?

– Убили её, убили. Я-то с женой у брата гостил, а Вика дома одна, значит. Утром приезжаем, а она, бедненькая, лежит – вся в крови и не дышит. Тёплая ещё была, когда пришли. Потом скорая прикатила, милиции понаехало. А что толку-то? Всё равно её не вернёшь. Садись, давай помянем. Проходи к столу, мадеры тяпнем, да вон смотри: там лужа крови – не наступи, а то ботиночки испачкаешь. Вот, прямо в ней и распласталась. Всю голову кто-то размозжил табуретом, да так, что и узнать нельзя. Попадись он мне, сучоныш, я бы у него такую компенсацию потребовал за нанесённый ущерб и издержки! Он бы вовек не расплатился!

– Ох, и как нам жить без неё? – запричитала в пьяном дурмане Машка. – Кровинушка ты наша! Всё для тебя, всё для тебя старались, ночей не спали. За что же ты нас покинула, голубушка наша!

Сначала Антонов не понимал, о чём идёт речь, о чём глаголят эти пьяные мужчина и женщина. Но, вслушиваясь в слова, он постепенно осознавал, что они для него значат. Парень побелел лицом, как гипс, взглянув на пол, где горела спёкшаяся кровь. Это была кровь Вики. Зашатался, выронил доверху набитую ценностями сумку из рук, голова его пошла кругом, и силы покинули его.

– Тебе плохо, Виталий? – успел поймать падающего парня Александр Петрович. – Выйдем на воздух, скорее. Пойдём же, – он вытащил молодого человека на улицу и усадил на скамейку.

Из глаз несчастного, получившего страшное известие, не текли слёзы, но душа его утопала в бурном, бесконечном потоке рыданий. Он сидел молча, как невменяемый, с каменным потупленным взором. Смерть любимой поставила печать на его чело. Если бы Виталий только мог предположить, что должно произойти, то непременно бы приехал в Малиново ещё вчера и вырвал Вику из лап смерти. Но кто ведает наперёд будущее? Ночь опустилась на глаза безутешного в горе, и в тумане плутали мысли его. Для юноши теперь всё было потеряно. Жизнь в одно мгновение перестала интересовать его, больше он в ней не нуждался.

*

Через два дня после убийства Вики состоялись похороны. Эти два дня Виталий провёл у Александра Петровича, который позвонил в институт, где учился студент, своему другу – декану Владимиру Семёновичу, и просил пока не тревожить вынужденного прогульщика. Двое суток скорбящий юноша сидел, словно парализованный, ни с кем не разговаривая, ничего не ел и не пил. Когда прощались с Викой лица её не открывали, чтобы не видеть, как изуродована бедняжка. Антонов подступил к гробу, впился воспалёнными глазами в оббитый красной материей последний приют милой сердцу девочки, всё ещё не веря в её смерть. Для него она оставалась жива, а если умерла, то умер и он. Могилу начали забрасывать землёй. Казалось, закапывают совсем не Вику, а кого-то другого, незнакомого ему человека. Но внутренне он отдавал себе отчёт, что это не так, и пустота какофонией гудела в голове колокольным звоном.

До железнодорожной станции впавшего в прострацию парня сопровождал Александр Петрович. Он, видя болезненное, депрессивное состояние его, намеривался проводить осунувшегося, ослабленного несчастьем гостя до самого порога квартиры. Но Виталий настоял на том, что доберётся сам.

Вернувшись домой, молодой человек запер входную дверь и упал на диван. Пролежал так: может, час, может, два, а, может, и день или два, или вечность. Теперь для него времени не существовало. Он не принадлежал этому миру, как и Вика. И ничто не в силах было вернуть его к жизни. Смерть теперь должна соединить двух влюблённых – жизни это не удалось.

* * *

– Виталий, – тихо позвал Феофан.

Но тот не отзывался.

– Неужели опоздал? Виталий! – закричал старец со всей силы. – Вставай, это я тебя зову, Феофан! Очнись!

Но юноша не шелохнулся. Вот уже больше недели он находился в забытьи. И, вероятно, ничто теперь не могло его потревожить. Виталий не реагировал ни на телефонные, ни на дверные звонки, ни на что-либо другое. Он умирал. Апатичная душа его стремилась покинуть тело, но тело пока не отпускало её, вцепившись в духовную сущность зубами, руками и ногами.

– Проснись! Я прилетел сообщить: Вика жива. Слышишь меня? Вика жива!

Сии слова Феофана уловил уже начинающий отключаться мозг и бросил их из одного уголка в другой. «Вика жива, Вика жива, Вика жива», – постепенно весь мозг заполнило эхо произнесённых духом слов. – «Вика жива, Вика жива».

Веки Виталия медленно поднялись, и он увидел над собой сквозь пелену тумана парившего у потолка старца.

– Наконец-то, ты открыл глаза. Уже начал бояться, что душа твоя где-то далеко, и я беседую только с физической оболочкой. Но слава Всевышнему, это не так. Очнись полностью. Вика жива.

– Повторите ещё, – попросили слабые губы обессиленного отрешенца.

– Вика жива.

– Не смейтесь надо мной. Её больше нет. Я знаю. Всё во мне говорит, что она жива, но, к сожалению, невозможно невозможное. Она мертва – и я мёртв. Разве вы этого не чувствуете? Оставьте меня одного, я хочу умереть. Зачем вы здесь?

– Да приди же в себя и выслушай старика. Видишь ли ты во мне того, кто смеётся над горем человеческим?

Виталий оторвал голову от подушки и сразу уронил. Тело не слушалось – оно стало восковым и как бы нереальным. Он попробовал приподняться ещё раз, собрав весь остаток биологической энергии, и сел на диван.

– Совсем ослаб, – пожалел Феофан. – Слишком великим страданием явилась для тебя потеря любимой.

– Да, уважаемый дух, после случившейся трагедии мне самому больше не хочется существовать. Боже, как кружится голова. Но почему, скажите мне, вы говорите о потере, и тут же утверждаете, что Вика жива? Когда я сам лично своими глазами, видел, как поглотила её земля.

– Слушай же, Виталий, и молись, и восхваляй Господа своего. Он дарует тебе верх над злом и врагами света. После того, как я, Фёдор и Зузул улетели от тебя, чтобы посвятить себя делу добра, мы странствовали по миру, пытаясь улучшить его. И всё было бы хорошо, если бы диавол – Гадил, не устроил на нас охоту, вознамерясь отомстить за то, что мы явились первопричиной сожжения чёрной книги. И вот, однажды, ему всё-таки удалось загнать нас в ловушку, окружить со всех сторон бесовской ратью. Победа уже приблизилась к сатане вплотную. Но когда Гадил предвкушал чувства удовлетворения и упоения, радуясь добыче, вдруг отверзлись небеса, и простёрлась десница Господня, и оградила нас от нападавших слуг лукавого. Вся пиратская шайка в мгновение ока ослепла и в ужасе скопом бросилась бежать от кары небесной кто куда, толкая и натыкаясь друг на друга. Чёрных ангелов было не менее двухсот, так что паника создалась неописуемая. Фельдмаршал Гадил бросил на произвол судьбы войско казаков-разбойников и позорно покинул поле брани, улизнув в свой подземный замок, воспользовавшись сумбуром. Меня же призвал Господь в Дом высокий. И я, оставив Фёдора и Зузула, говорил с Ним и радовался Ему. И открыл Он мне тайны Свои, и дал знать мысли Свои, и поручил задание почётное, которое я должен выполнить и, простившись с матерью – Землёй, навсегда уйти служить свету, находясь подле Создателя. Но видимся мы не в последний раз. Придёт время, и будешь знать небо седьмое, и служить Тому, Кому я служу. Но много дел у тебя ещё под солнцем, и я пришёл помочь тебе в них, принеся радостную весть, и развеять горе твоё. Вика жива. Ничего нет невозможного для Отца нашего. Из праха Он создаёт человеков, в прах же их и обращает. И сотворил Он чудо, чтобы ты поразил зло, ибо без любви в душе его нельзя одолеть. А борьба за любовь – это борьба за добро. Всё от края до края зиждется на ней. И тысячу лет будет в руках твоих тот, кто возмечтал отнять любовь твою. Радуйся, Создатель зрит на тебя, возлагая великие надежды. Молись во славу Его.

– Так Вика жива? – перебил старца Виталий, всё ещё находясь в сомнениях.

– Господи, прости его за недоверчивость, ибо в печали он. Жива, конечно. Я возвестил тебе. Жива.

– Где она? Хочу видеть! – вскочил юноша. Всё его тело встрепенулось, и неизвестно откуда появились силы. – Скажите, прошу вас, где она? Я хочу видеть её.

– Терпение, прямо как дитя малое.

– Умоляю вас!

– Именно за тем я и прибыл сюда. Но тебе необходимо сначала узнать, что это уже не та девочка, которую ты знал ранее.

– Почему?

– Так угодно Творцу.

– В чём её изменение?

– Во-первых, ей не двенадцать, а семнадцать лет.

– Семнадцать лет?

– Да, Господь мудр в своих решениях. Во-вторых, Вика не помнит абсолютно ничего из прошлой жизни. Ни того, что с ней было, ни тебя, ни родителей-истязателей, ни своего пребывания в мире духов, ничего.

– Значит, если она не помнит меня, то и не любит так, как любила прежде?

– К сожалению, то истина. Тебе снова предстоит попытаться завоевать её любовь. И последнее: у неё другие отец и мать.

– Пусть, пусть она ничего не помнит, лишь бы жила. Я уверен, Вика полюбит меня, и мы будем счастливы. Где она, скажите? Не терзайте душу.

– Что ж, запоминай. Она в этом городе: Ордынская, двадцать семь, пятнадцать.

– Это совсем недалеко от моего дома! Вы уж простите меня, но я хочу немедленно помчаться туда и взглянуть на неё хоть одним глазком.

– Не стоит извиняться, молодой человек, я и сам не задержу вас дольше. Скоро мне отправляться к свету, где моё настоящее место. А сейчас надо, пока есть время проститься с Зузулом и Фёдором. До свидания! – крикнул Феофан, вылетев в окно. – До встречи в мире вечности!

– Прощайте, – помахал ему вслед юноша. – Я верю, мы встретимся. Огромное спасибо вам за хорошую весть и за возвращения меня к жизни. До свидания!

Всё пело в душе у Виталия. Смерть отступила от него, более её содействия не требовалось.

– Ордынская, двадцать семь, пятнадцать, – как попугай повторял влюблённый. – Вика, ты жива. Какое счастье! Вика. Вика…

Ему вдруг страшно захотелось есть. Истощенный организм требовал пищи, чтобы восполнить потраченный запас калорий. Он забежал на кухню, достал из холодильника четыре банки консервов со скумбрией и, распечатав их, съел всех рыбок до одной, закусывая высохшим хлебом, который размачивал в масле, оставшемся в банках. После сытной трапезы посетил ванную комнату, где умылся, побрился, привёл себя в полный порядок. Затем надел новый парадный костюм и собрался уже выйти из квартиры, как кто-то с другой стороны нажал на входной звонок. Молодой человек распахнул дверь.

– Это вы, Александр Петрович! – радостно воскликнул парень. – Я так рад вас видеть. Сегодня такой жутко праздничный день! – Виталий обнял гостя, да так, что у того аж косточки захрустели. – Вы даже представить не можете, какой я счастливый!

– Ну, знаешь что, – вырвался из тугих объятий пожилой архитектор, – никак не ожидал от тебя такое услышать. А я, дурак, приехал тебя спасать.

– Меня спасать?

– Да. Я позвонил вашему декану и спросил у него, как там Антонов себя чувствует. А он мне докладывает, что ты уже больше недели не появляешься. Владимир Семёнович посылал навестить тебя студентов, но им никто не открыл. Я и сам много раз пытался связаться с тобой по телефону, но всё без толку. Уж испугался, решил, что что-то случилось. Не дай Бог летальный исход. Ты такой убитый уехал с похорон. А что я вижу? Неуместное веселье! Нисколько не печалишься. Совсем наоборот, живёшь бурной жизнью, полной праздников. Быстро же забыл Вику! Велика оказалась твоя любовь! Больше не хочу с тобой разговаривать, выпусти меня. Я уважал тебя, думая, ты настоящий человек, а ты просто никто, дырка от бублика. Знать не желаю!

– Стойте. Я вас не отпущу. Ещё недавно я мечтал умереть, но теперь во мне снова проснулась жизнь: она бьёт непрерывным ключом. Милый Александр Петрович, Вика жива! Она жива, я точно знаю. Сейчас иду к ней.

Гость подозрительно взглянул на Виталия, и в его голове проснулась догадка: «Да он сошёл с ума, сбрендил. Буробит всякую ерунду. Счастлив, как ребёнок. Вика умерла, а он, кажется, на полном серьёзе считает её живой».

– Скажи, – попросил Александр Петрович, – и давно она жива?

– Не знаю, – улыбнулся молодой человек. – Мне сказали об этом только сегодня. Я так рад! Готов петь, плясать, как туземец.

«Он и вправду не в себе, да и исхудал, как дистрофик. Ему необходима помощь».

Александр Петрович прошёл в зал и поднял телефонную трубку. Виталий последовал за ним.

– Вы куда звоните?

– Сейчас приедут люди и окажут тебе помощь. Ты слишком переутомился.

Юноша вырвал из рук гостя трубку и положил на место.

– Вы всё не так поняли, я совсем не сумасшедший. Я в здравом уме и холодном рассудке. Мне не нужна помощь неотложки и бугаёв-усмирителей в белых халатах. В психушку мне рановато. Просто Вика действительно жива.

– Ты помешался. Как она может жить, если её похоронили? Отдай телефон.

– Да успокойтесь вы! Со мной всё нормально, всё в полном порядке, – смеялся Виталий. – Пойдёмте, я вам докажу свои слова, – он схватил архитектора за руку и потащил к выходу.

– Куда ты меня тащишь? – упирался Александр Петрович. – Немедленно отпусти!

– Когда вы её увидите, вы тоже свихнётесь. Тогда в психиатрической больнице потребуется две кровати, а не одна.

– Отпусти меня. Куда мы идём?

– На Ордынскую, двадцать семь, пятнадцать.

– А что там, на Ордынской?

– Там живёт Вика.

Александру Петровичу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он решил, выйдя на улицу, убедить кого-нибудь из прохожих в том, что у юноши завихрения в мозгах, чтобы доброволец помог отправить его лечиться. И когда им навстречу попался здоровенный, спартанского телосложения мужчина, Александр Петрович обратился к нему:

– Гражданин, не посодействуете ли? Этот парень, – указал он на Антонова, – полностью потерял способность логически мыслить. Помогите доставить его в больницу, он нуждается в медицинской помощи.

– Александр Петрович, – погрозил пальцем мнимый умалишённый, – перестаньте смешить публику, на артиста-юмориста вы не тяните. А-то подумают, что вы с заскоком.

Здоровенный мужчина взглянул на Виталия и, усмехнувшись, произнёс:

– Ну и шутки у вас дурацкие! – и пошагал дальше.

Больше подобных мероприятий Александр Петрович не осмеливался предпринимать и шёл теперь за молодым человеком молча, ожидая, что произойдёт дальше. Наконец, они приблизились к двадцать седьмому дому на Ордынской и вскоре отыскали пятнадцатую квартиру.

– Звоните. Сейчас прибудет на одного шизофреника.

– Я не намерен звонить, – запротестовал Александр Петрович. – Зачем беспокоить людей?

– Тогда я позвоню, – и Виталий надавил на кнопку.

За дверью кто-то зашуршал.

– Вам кого? – послышался приятный девичий голосок.

– Вику, – ответил несмело подозреваемый в отсутствии здравого смысла.

– Я Вика, – сказала девушка, отворив дверь. – Но кто вы? Я вас не припомню.

Незваные посетители застыли в нелепых позах, раскрыв рты и выпучив глаза.

– Говорите, я вас слушаю.

– Извините, мы ошиблись этажом, а имя просто совпало, – нашёлся Антонов после продолжительной паузы.

– Ничего, бывает, – мило улыбнулась девушка, ослепив растерявшихся вралей своим очарованием. – До свидания, – и исчезла за дверью.

– Виталий, я схожу с ума! Но готов подтвердить кому угодно под присягой – это была Вика. Да, именно Вика, несмотря на то, что она так чудесно повзрослела, переменилась.

– Она превратилась в настоящую красавицу из сказки, более прекрасную, нежели была. Господи, как она великолепна! Прямо живой прелестный цветок. Возродилась, как птица феникс.

– Но как ты объяснишь всё это? – поймал Александр Петрович юношу за руку. – Это ведь была Вика, пойми ты – Вика!

– Александр Петрович, я пошёл заказывать места в психушке.

– И, правда, подо мной словно фундамент едет. Но где разгадка к загадке? Объясни. Как она воскресла и обернулась в такую взрослую, цветущую девушку? Это невероятно! Фантастика!

– Вы помните, я рассказывал о Гадиле, Феофане, Фёдоре и Зузуле? Вы мне тогда не поверили. Так вот, презревшая смерть Вика и есть доказательство того, что эти вышеназванные духи и ангелы существуют на самом деле. То есть, есть Бог и есть диавол. Сегодня утром меня навестил дух Феофана и всё поведал о Вике. Господь вернул её к жизни, для Него ничего нет невозможного. Он изменил её возраст и дал ей новых родителей. Но, к сожалению, девушка ничего не помнит из прошлого. Пусть не помнит, но пусть живёт. Вот почему вы нашли меня в таком радостном настроении и приняли его за сумасшествие.

– После того, как воочию увидел восставшую Вику, поверю не только в чёрта, но и вообще во всё, что угодно, хотя и приверженец дарвинизма. Это чудо! А я-то, старый осёл, подумал, что ты спятил, – Александр Петрович нервно скривил дрожащие губы. – Неужели всё не сон, и я не сплю. Ущипни меня.

– Не сон, Александр Петрович, и щипать вас не собираюсь, неудобно.

Они вышли из подъезда, потрясённые встречей с необъяснимым для человеческого сознания.

– У меня есть один вопрос к тебе, Виталий.

– Спрашивайте.

– Ты случайно не знаешь, куда делось то золото, что мы привезли Морозовым для выкупа девочки?

– Конечно, не знаю. Я тогда находился в шоке. До драгоценностей ли мне было? Подумайте сами.

– Да, извини за такой идиотский вопрос.

– А что случилось?

– Понимаешь, сумка пропала. Никто не признаётся в её хищении. Но я, всё-таки, грешу на Машку с Петькой – наверняка, их рук дело. Успели-таки нагреться на дочери. Как таких людей земля держит? Хочу поблагодарить тебя за то, что выложил мне всё, как на духу, и показал Вику. Теперь со спокойной душой вернусь в Малиново. Надо хорошенько обдумать случившееся. Ты проводишь до электрички?

– Буду рад.

– Тогда пойдём. А в институт обязательно соберись, не забрасывай. Ты ведь талант, тебе учиться надо.

– Да я не то, что институт закончу, но и реки в обратную сторону поверну. Вика жива, и я жив. Она – мой эликсир жизни!

 

Александр Петрович уехал. Молодой человек решил пройтись от вокзала до дома пешком, чтобы всласть надышаться свежим воздухом. На пути возникло шоссе. Предстояло пересечь его, и Виталий уже занёс ногу, приготовившись спуститься с тротуара, как вдруг прямо перед ним притормозил ярко-красный «Фиат». Дверца автомобиля щёлкнула, и из машины высунулась Милина голова.

– Так вот ты где, оказывается. Прогуливаешься. Моцион, променад совершаешь. А в институте все с ног сбились, разыскивая тебя. А ты просто на всех наплевал. И я звоню тебе каждый день. Почему трубку не берёшь? Я вся испереживалась.

– Отстань от меня, – парень начал обходить машину спереди, чтобы уйти от неприятной встречи, но «Фиат» тронулся с места, вновь преградив дорогу.

– Куда так спешишь, дорогой? Я не договорила. Какой ты джентльмен, если не в состоянии выслушать даму? Помнишь ещё про анализы, которые мы сдали в институте экспертизы, чтобы определили: не ты ли отец ребёнка?

– И что желает от меня мадам?

– А то. Мои родители жаждут увидеть ваши ясные очи. Они получили результат исследований.

– Явлюсь пренепременнейше. Наконец-то, Григорий Иванович и Надежда Николаевна узнали, что отец не я. Передай им, зайду сегодня вечером.

– Они тебя очень будут ждать, – фыркнула девица. – Пренепременнейше передам!

Дверца машины захлопнулась, и «Фиат» резко рванул с места, выбросив из-под колёс мелкие камушки и обдав Виталия струёй выхлопных газов.

 

      26 глава.

Судьба переменчива.

 

Дела у Антонова снова шли как нельзя лучше. Вика Морозова, благодаря чуду, была жива и здорова. Экспертиза, которой подвергся молодой человек, конечно, докажет, что отцом ребёнка Зарыпиной является не он. И, наконец, осталось последнее: вернуть долг экс-невесте за разбитую машину.

Виталий залетел в свою квартиру, схватил браслет – последнее, что у него хранилось из сокровищ купца Афанасия Засыпина, и побежал сдавать его в скупку ювелирных изделий. Там он получил за золотое украшение довольно приличную сумму денег. Теперь юноша мог вернуть долг и ещё кое-что, правда, мелочь: отложить на текущие расходы, пополнить свой скудный бюджет. Это было Виталию как раз кстати, так как в последнее время совсем поиздержался, забросив ночную работу на вокзале, а стипендия подходила к концу. Дома он пересчитал деньги, засунул часть, которая предназначалась бывшей невесте, в карман брюк, остальные забросил в шкаф, как говорится, «на чёрный день».

Вечером, часов в восемь, Антонов вновь покинул жилище и направился на назначенную встречу с Зарыпиными. Дверь ему открыл Григорий Иванович. Они прошли в гостиную, где сидели Надежда Николаевна и Мила, очевидно, давно ожидавшие молодого человека, о чём свидетельствовали их серьёзные лица. Юноша поздоровался и опустился на свободное кресло.

– В ваших с Милой отношениях не предвидится сближение? – после недолгого молчания спросила Надежда Николаевна.

– Сближение? У нас не предвидится вообще никаких отношений. И то, что я согласился сегодня придти сюда, так только из уважения к вам. А никак не из-за того, что между мной и Милой наметилось потепление.

– А как вы решите насчёт ребёнка?

– Ребёнка? Я думаю, младенца должен воспитывать отец. Я прав, Мила? – смело определился ничего не подозревающий молодой человек.

– Ты прав, Виталий, – съязвила девица. – Воспитанием дитя обязан заниматься отец.

– Ну, вот видите, – обрадовался недавний невольный претендент на место зятя, – она сама подтверждает.

– Значит ты, Виталий, хочешь сказать, что не снимаешь с себя ответственности за последствия? – вмешался в разговор Григорий Иванович.

– Не снимаю? – ничего непонимающе переспросил гость. – Что-то я не вникаю. Мы вроде бы говорим об одном и том же, но совсем на разных языках. Неужели не ясно из результатов обследований, которые я прошёл в институте экспертиз? Ребёнок вовсе не от меня!

– Ну вот, дорогие родители, я вас предупреждала: он опять выкручивается. Строит из себя дурачка, – заискивала Мила обиженным тоном. – Негодяй, натворил делов – и голову в песок, как страус. Нет, пернатенький, тебе придётся отвечать за всё сполна. И как честный человек, если, конечно, такового представляешь, ты обязан жениться на мне. Надеюсь, у тебя присутствует хоть одна капля совести?

– Мы начинаем переливать из пустого в порожнее. Зачем опять заниматься тавтологией? Откуда, Мила, ты взяла, что я – отец твоего ребёнка? Ты знаешь, это не так. Чего добиваешься? Я согласился на экспертизу, а всё не уймёшься. К чему эта квазиневинность в твоих глазах? Чего хочешь?

– Чего хочу? Да я хочу, чтобы ты меня не оскорблял и, наконец, сознался моим маме и папе в нашей близости. Желаешь взглянуть на заключение специалистов? Пожалуйста, – девица выдвинула ящик стенного шкафа и извлекла из него листок бумаги, который затем бросила на столик перед молодым человеком.

Он взял листок и прочёл.

– Но здесь написана ересь! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Результат фальсифицирован.

– По-твоему, умник, все эксперты – придурки недоразвитые?

– Нет, не придурки, но документ говорит неправду. Он утверждает, дескать, я – отец ребёнка. Но мы ведь с тобой, Мила, никогда не были вместе. Это фальшивый документ, ты его подделала. Липа. И зачем это тебе? Всё-равно никогда не стану твоим мужем, после всех обманов. Зачем мне жена, врущая на каждом шагу? Мы уже сотню раз перемалываем эту тему, все зёрна давно превратились в муку.

– Ну вот что, «мельник», – соскочил с дивана глава семейства Зарыпиных, – я думаю, надо прекратить никому не нужные препирательства. Виталий, ты просто ничтожество! Я больше не желаю видеть тебя в своём доме. Даже после предъявления неопровержимых доказательств имеешь наглость утверждать о своей непричастности к случившемуся. Не хочу слушать наглую ложь. Будьте так любезны, милостивый государь, пойдите прочь, – Григорий Иванович указал рукой на выход. – Пока вас не вышвырнули взашей, как паршивого котёнка! Хватит унижать мою дочь. Если вы – подлец, то я не думаю, что мне будет приятно иметь такого зятя. Пошёл вон! – крикнул глава семейства и весь затрясся от гнева.

Надежда Николаевна зарыдала. Молодой человек встал и вышел из гостиной. В коридоре его догнала Мила.

– Я с тобой, – заявила она и выпрыгнула за порог вместе с Виталием.

– Что ты вцепилась в меня, как ржавая заноза? – взмолился измученный парень. – Прошу, отстань от меня, сил моих нет выслушивать твои небылицы. Зачем я тебе? Зачем эти поклёпы и напраслины? Ты же понимаешь, ничего у нас не получится всё равно. Прошу, оставь меня, – Антонов хлопнул себя руками, показав тем самым, что уже не может терпеть дальнейших приставаний. Его кисть наткнулась на карман, где лежали деньги, вырученные в скупке за золотой браслет. – Ах, вот, чуть не запамятовал. Может, ты из-за денег ко мне прицепилась? Так на, возьми их и отвяжись навсегда, – юноша протянул назойливой девице пачку купюр. – Возьми и отпусти меня. Я лаконично излагаю?

Мила приняла деньги.

– Стиль твой вполне лапидарный. Но нет, цветик-семицветик, так просто не отделаешься. Анализы показали – ребёнок твой. Так что нечего мной брезговать.

– Но ты-то сама знаешь, это не так.

– Я-то знаю, но кто знает ещё? И имей в виду, если мечтаешь освободиться от меня, то это дорого тебе обойдётся. Не признаешь ребёнка за своего, обращусь в суд, и он-то уж докажет. Теперь у меня есть компромат на тебя.

– Стерва, дрянь! – выпалил Виталий и ударил шантажистку по щеке ладошкой так, что её левая половина лица загорелась огнём.

Он бросился прочь от липучей преследовательницы и вскоре скрылся за углом соседнего дома. Мила сжала пальчики в кулачки и поплелась в подъезд.

«Ещё посмотрим, чья возьмёт. Ты скоро узнаешь, на что способна обиженная женщина».

                                                                                   * * *                                                                                  

Славик был в ударе. Ему везло необычайно. Фортуна сражалась за линией фронта баловня судьбы. Удача улыбалась до ушей. Казино, в которое он заглянул, казалось, только его и ждало, чтобы отдать все свои призы. Во что бы везунчик ни играл, всегда попадал в число преуспевающих лидеров. Карманы были полны жетонов. Игрок насвистывал от привалившего счастья. Перед уходом из игорного заведения на прощанье он решил сыграть в рулетку, испытать очередной раз удачу, потянуть её за хвост. Поставил на красное шесть, и опять пребывал в выигрыше. К столу с рулеткой подошёл мужчина лет тридцати, высокого роста и приятной наружности.

– Я вижу, вам сегодня везёт, – обратился он к удачливому игроку. – Не соблаговолите ли сыграть со мной? Так редко можно найти приличного партнёра. Вы сразу мне понравились своей азартностью.

– Отчего не сыграть? – поддался Славик предложению нового знакомого. – Если время и деньги есть – чего ещё надо? К вашим услугам. Ставлю полторы сотни фишек на красное.

– Ого, да вы настоящий боец! Я чувствую, начинается хорошая драчка. Наконец-то, отыскал достойного соперника! Разрешите с вами познакомиться, – мужчина подал руку.

– Слава, – представился азартный игрок. – А вас?

– Вообще-то, меня зовут все хозяином, но ты можешь называть просто Гадилом.

– «Гадил»… Интересное имя. Что-то антикварно-коллекционное, наверное?

– Вроде того.

Рулетка закрутилась. Фортуна вновь махнула серебряным крылом над головой Славика, и фишек в его кармане значительно прибавилось.

– Вы меня обставили, сударь. Не хотите ли сыграть ещё, но с более крупной ставкой?

– Я не против. Каков ваш ход?

Гадил достал блокнотик, чиркнул на нём цифру и поднёс к глазам партнёра.

– Ничего себе! – присвистнул азартный игрок. «Да это целое состояние! – размышлял про себя потрясённый Славик. – Как раз такую сумму я получил от Зарыпиной за убийство Вики. Это рискованное дело. Но, с другой стороны, мне сегодня сказочно везёт. Только подумать, я сейчас имею шанс вдвое увеличить свой капитал! И не предполагал, что таким образом можно так легко заработать огромные деньги». – Эх, была – не была, иду ва-банк! – согласился игрок после недолгих раздумий. – Но где мы возьмём такую гору фишек? Да и наличных столько у меня с собой нет.

– Это не страшно, у меня тоже нет. Я полагаю, достаточно, если мы поставим вместо фишек чеки. Чековая книжка-то у вас при себе?

– Разумеется, – обрадовался Славик такому решению проблемы, вынул из пиджака книжку и выписал чек.

Гадил сделал то же самое. Колесо рулетки завертелось.

– Тринадцать, чёрное, – объявил крупье.

– Я выиграл, – с иронией произнёс Гадил. – Вот и мне повезло, – он присвоил чек азартного игрока. – Ещё не желаете сыграть?

– Нет, – дрожащим голосом промямлил Славик, раздавленный неожиданным поражением.

Азартный игрок, профинтивший за считанные минуты прорву денег, взглянул в сторону соперника, но глаза его наткнулись на пустоту. Мужчина исчез, как будто его и не было, развеяв в пыль солидный банковский счёт богатенького простофили, поверившего непостоянной фортуне, которая, теперь нескромно смеясь, полетела к другим.

* * *

Мила улеглась в кровать, но сон не торопился охмурять её негодовавший рассудок. Щека ещё горела, оставаясь красной от полученной пощёчины. Обида и ненависть жгли изнутри девицу. Желание отомстить росло.

– Привет, кукушечка. Что такая невесёлая? – услышала она голос Гадила. – О чём печалишься, красавица?

– Здравствуй, Гадильчик! Ты опять как нельзя кстати.

– Твоё тело вновь истосковалось по сексуальным забавам и шалостям?

– Перестань пошлить. Наши планы насчёт Виталия рушатся. Он приходил ко мне домой…

– Ты ошибаешься, малышка, всё идёт так, как я задумал. Неужели до сих пор надеешься, что Виталий согласится вступить в брак с тобой?

– Нет, после сегодняшнего случая сильно сомневаюсь. Он показал, ударив меня, что это невозможно. Жажду рассчитаться с ним сполна. Хочу, чтобы мучился, чтобы корчился от физической боли, как приговорённый смертник, посаженный на кол.

– А как твоя любовь к нему? – ухмыльнулся изгнанник неба.

– Любовь? А была ли она? Нет, пожалуй, я никогда не любила этого чухонца. Просто меня задел за живое его отказ сходить со мной в кино, когда, поспорив с подругами, написала записку Антонову.

– Наконец-то, ты всё проанализировала, услада моя. Нет любви на Земле и хорошо, что это осознала. Есть только плотская прихоть, и когда сия истина дойдёт до каждого смертного – наступит благоденствие.

– Скажи, звёздоликий Гадил, как отомстить наглецу за унижение? Скажи, ты ведь всё знаешь. Помоги рабе, которая готова сделать в ущерб себе, лишь бы уничтожить обидчика.

– В ущерб себе, говоришь? Что ж, это великолепно.

– Не только жизнь пожертвую, но и душу.

– А разве твоя душа уже не принадлежит мне? В общем, если готова на всё, то подскажу. Но должна будешь исполнить совет точь-в-точь.

– Согласна.

– Тогда завтра утром позвонишь в милицию.

– В милицию? Но для чего?

– Позвонишь инкогнито и сообщишь, что знаешь убийцу Морозовой.

– Нет, не собираюсь стучать на Славика.

– Разве веду речь про Славика, глупая? Скажешь, что убийца – Антонов. Нам с тобой обоим выгодно, если он на недельку – другую попадёт за решётку. Это даст возможность действовать.

– Но к чему нам его садить? Можно насолить и по-другому. Всё равно выпустят.

– Не перебивай, а слушай. Скоро сама поймёшь, зачем. Завтра же в институте расскажешь всем о связи Виталия с Викой и выставишь их отношения напоказ со своей точки зрения. Добьёшься исключения его из вуза.

– А не проще ли сломать руку или свернуть шею? Это куда и приятнее, и легче.

– Не неси ахинею! Муки душевные куда страшней для человека, нежели физическая боль или даже смерть. Я знаю таких людей, как Виталий, он взвоет от душевных страданий.

– Но к чему звонить в милицию? Ты мне так и не пояснил. Большой выгоды не вижу.

– Вика жива, – мрачно выложил Гадил.

– Что? Повтори ещё раз! Что ты там прошептал? – кинулась к покровителю ошарашенная Зарыпина. – Как жива? Ты сам хвалился, что лично наблюдал, как Славик прибил её. Как жива? Значит, она сама может пойти и донести на своего убийцу. А Славик-упырёк точно не из молчунов, сразу расколется. Я ведь науськивала его на это.

– Не дрожи, она ничего не помнит, – успокоил боязливую преступницу антихрист. – Теперь Вике семнадцать лет, у неё другие родители. Она абсолютно потеряла память и даже забыла о любви к Виталию.

– Как это может быть?

– Скорее всего, в мои дела начал вмешиваться Отец. Чувствую, Он скоро всерьёз возьмётся за меня. Видать, лопнуло Его терпение. Боится проиграть наш спор. Но мы ещё повоюем. Я не сдамся так просто и успею закончить свою буффонаду.

– Виталий знает про Вику?

– Да, он видел её.

– Надо их разлучить во что бы то ни стало!

– Наконец-то, догадалась, зачем Виталия необходимо на время упрятать в каталажку. Так он не сможет нам мешать.

– Но когда слезет с нар, то опять встретится с Викой. Какой же тогда смысл?

– За это время найдём принцессе подходящего принца. Который должен свести её с ума.

– Да, но где его отыскать?

– Ты забыла о Славике.

– Но Славик теперь богатый человек, ему до фени мои задания.

– Богатый! – загоготал Гадил. – Не далее как полчаса назад, транжир продул мне все деньги в казино. Я обул балбеса вчистую. Так что игрок снова в нашем полном распоряжении.

– Милый Гадильчик, ты всё просчитываешь до мелочей!

– А как иначе? Семь раз отмерь – один раз отрежь. Уж я отрежу, так отрежу!

– Чем ему заплатить?

– Вот этим, – в руках нечистого появилась сумка, он открыл её.

– Боже мой! – схватилась за голову девица, увидев содержимое.

– Лучше бы сказала «ни черта себе» вместо «Боже мой», – оскалился тот, кого люди называют иногда Люцифером.

– Прости, не хотела тебя обидеть.

– Это золотишко я позаимствовал у Виталия.

– Неужели Виталий так баснословно богат? Недавно и долг мне вернул.

– Нет, он гол, как сокол. Это богатство скряги купца Засыпина. Я его умыкнул в Малиново. Очевидно, Виталий получил драгоценности от бывшего моего придворного Зузула для выкупа Вики. Теперь они сослужат хорошую службу нам. Отдашь их Славику, поставишь перед ним задачу околдовать девчонку. Денег пусть не жалеет, пусть возит свою «ненаглядную» в рестораны, бары, цирки, в Парижы, Голивуды. В общем, куда взбредёт, но чтобы через неделю-две Вика согласилась выйти за него замуж. За такое короткое время это, конечно, трудно исполнить, но уж придётся постараться. Иначе я ему голову оторву. Пусть крутится вокруг девчонки, как волчок!

– Я тебя поняла, Гадил. А Славику и подавно сумею объяснить. А сейчас хватит о делах. Впереди у нас целая ночь, полная блаженства. Отдохни, трудоголик мой бесценный, от забот своих…

*

Утром, как и повелел Гадил, Мила позвонила в местное отделение милиции:

– Здравствуйте, – изменила наперсница ангела ночи голос. – Я по поводу убийства двенадцатилетней Вики Морозовой, произошедшего в Малиново.

– Убийство? – раздалось в трубке. – Куда выезжать?

– Да никуда не надо выезжать. Убийство произошло полторы недели назад. Я просто хочу раскрыть вам имя убийцы, а вы передадите кому следует.

– Я вас слушаю. Где вы говорите, в Малиново? Вика Морозова?

– Да. Так вот, убийца – Виталий Антонов, студент архитектурного института.

– Назовите вашу фамилию.

Доносчица на невиновного испугалась этого вопроса и бросила трубку. Исполнив намеченное, девица собралась и вышла из дома. Теперь предстояло дискредитировать, очернить Виталия в институте. Уж она сочинит, что сказать, ему не удастся сохранить реноме. С прилежным учащимся Антоновым будет покончено навсегда.

Перед началом занятий Зарыпина решительно «подрулила» к Людмиле Аркадьевне, которая должна была вести первую пару, и попросила:

– Людмила Аркадьевна, можно мне перед лекцией сделать заявление?

– Хорошо, только недолго, – согласилась та. – Сегодня материал лекции очень труден, не отнимай много времени.

Студенты расселись по местам. Лгунья выступила на середину аудитории, окинула всех колючим взглядом, отыскала на заднем ряду Виталия и приступила:

– Людмила Аркадьевна, хорошо, что вы присутствуете как наш куратор группы при моём сообщении. Я долго скрывала это от вас, но больше терпеть не в состоянии. Речь пойдёт о нашем сокурснике, Виталии Антонове.

Молодой человек чуть не подпрыгнул, услышав свои имя и фамилию, и мгновенно догадался, что Мила затевает ещё какую-то гадость, но решил сначала выслушать, а потом вступить с коварной «лисой» в дебаты и укоротить ей язык.

– Дорогие друзья, – продолжала «лиса», – вы все, конечно, наслышаны о моих с Виталием отношениях. Все знаете о нашей помолвке. Но свадьба, к сожалению, не состоялась, так как я – порядочная девушка, и не желаю связывать судьбу с негодяем и тем самым уничижать себя.

Студенты зашумели, перешёптываясь между собой.

– Что ты говоришь, Милочка? – недоумевая, вставила куратор группы.

– Дайте договорить. Не останавливайте, пожалуйста. Вы все в курсе нашей помолвки, но пока никто не знает, что я от него беременна.

Студенты зашумели сильней.

– Так вот. Несмотря на то, что Виталия признаёт отцом экспертиза, он отказывается от ребёнка, пытаясь втоптать меня в грязь. Но и это не всё! Виталий совращает малолетних девочек, крутит с ними шуры-муры, амурчиками потешается.

Аудитория загомонила на полную катушку.

– Я хочу привести пример гнусного поведения растлителя. Так, Антонов отнюдь не равнодушен к двенадцатилетней Вике Морозовой. Чёрт знает, чем он с ней втихомолку занимается. Пусть скажет, что это не так! Извращенец!

Публика повернула головы в сторону Виталия. Он молчал.

– Друзья, – вошла в раж выступающая, – я хочу, чтобы вы выразили презрение своему сокурснику и решили: достоин ли он продолжать учёбу в нашем любимом институте, он ведь позорит его честь!

Мила ещё не закончила своё грандиозное «разоблачение», как в дверь аудитории постучали.

– Войдите, – разрешила Людмила Аркадьевна.

Перед глазами разгорячённого собрания предстали два блюстителя порядка в форме и один в штатском.

– Здесь сейчас находится Виталий Антонов? – спросил мужчина в сиреневом костюме, видимо, старше по рангу своих товарищей.

– Да, – подтвердила куратор студенческой группы.

– Прошу названного гражданина подойти к нам, – приказным тоном сказал мужчина.

– А в чём дело? – поинтересовался педагог.

– Мы вынуждены его задержать по подозрению в убийстве.

Виталий приблизился к вошедшим представителям закона.

– Знаете ли вы Вику Морозову?

– Да, – ответил юноша.

– Вы арестованы, наденьте на него наручники.

Бравый милиционер защёлкнул железные браслеты на руках ошеломлённого парня. Грозные конвоиры вместе с обескураженным подопечным покинули помещение.

– Никак не ожидала. Садись на место, Мила. Надо же такому случиться, – захлёбываясь от волнения, сорвавшимся голосом просипела Людмила Аркадьевна. – Я немедленно должна сходить к декану. Ведите себя тихо, скоро вернусь, – и она тоже поспешила к выходу.

Аудитория загудела, как когда-то гудел коллизей во время гладиаторских поединков.

* * *

– Здравствуйте, Александр Петрович! – обрадовался Виталий, в первый раз за две недели увидевший приятное, знакомое лицо.

– Здравствуй, здравствуй. Опять в передрягу попал. Нельзя тебя и на минуту из вида потерять. Пойдём скорее отсюда. Слишком здесь как-то мрачно и муторно, воздух – и тот зловеще спёртый. Пойдём, выйдем на улицу. И как ты тут две недели провёл?

Александр Петрович и Виталий оставили здание КПЗ позади.

– Я уж думал, никогда не освобожусь. Решил, что тюрьма – мой дом. Вы знаете, оказывается, человек ко всему привыкает.

– К такому привыкать я тебе не советую. И как всё случилось? Я, понимаешь ли, уехал в командировку в Красноярск на десять дней. Приезжаю, звоню Владимиру Семёновичу в институт и спрашиваю у него, как там, дескать, мой старый знакомый, Виталий Антонов, живёт-поживает. А он мне отвечает: «В тюрьме твой Антонов, за убийство сидит, а из института его исключили за аморальное поведение». Я чуть не двинулся. Сразу на электричку и к тебе. Думаю, выручать надо, пока не поздно. Сейчас со следователем разговаривал, который ведёт дело об убийстве Вики. Ты, кстати, не проболтался здесь, что она жива?

– Ну что вы, Александр Петрович, я пока в сумасшедший дом не хочу попасть.

– И молодец! Так вот. Я спрашиваю у следователя: «На каком основании вы задержали Антонова?» А он мне, дескать, поступил сигнал анонимный, и мы должны среагировать, разобраться во всём. А я ему говорю: «Вы сняли отпечатки пальцев с места преступления?». Он: «Сняли». Тогда я спрашиваю: «И что, они совпали с отпечатками пальцев Антонова?». Он мне: «Нет». Тогда говорю: «Чего вы держите парня, что вы его мучаете, если он невиновен?». А он мне: «Сигнал поступил – мы должны проверить». Тебя хоть здесь не били? Ну-ка, правду говори!

– Нет, только спать допросами не давали. Скажи да скажи, что ты убил. Бумаги какие-то подписывать подсовывали, но я отказывался.

– И верно сделал. Правду всегда надо отстаивать. А кормили-то хоть как? Я вот тут тебе яблочки принёс. На вот, держи, а то похудел ты, лицо осунулось.

– Какая тут еда! И камера у меня одиночка, не с кем словом перемолвиться. Как какого-то злодея держали. Вокруг сырость, тараканы туда-сюда шныряют. И откуда они только взялись? Да здоровенные такие!

– Ничего, не увидишь больше этих насекомых. Да ешь яблоки, ешь – они мытые. Так вот. Задаю следующий вопрос следователю: «А говорил ли вам Антонов, что у него есть алиби?». «Говорил», – отвечает. «Говорил, что ночь, в которую совершено убийство, он провёл с вами, в своей квартире. Но вы уехали в командировку, и мы были вынуждены задержать его до полного выяснения обстоятельств. Обвинение нешуточное – инкриминировано убийство всё-таки». «А что», – спрашиваю, – «вы не могли вызвать меня из командировки?». «Не хотели», – говорит, – «от работы вас отрывать, да и дело неспешное». Вот так-то, Виталий! Какие люди неторопливые здесь зарплату получают, волокитчики. Для них человек – это ничто, раз плюнуть и растереть. Так вот. Оставил я ему свои показания и подтвердил твоё алиби. И чей, интересно, это анонимный навет был? Вот бы узнать подлеца! А из института тебя за какую аморалку выгнали? Я ведь тогда не дослушал Владимира Семёновича, бросил трубку. Как узнал, что ты в следственном изоляторе, сразу к тебе, не раздумывая.

– То, что из института меня турнули, тому виной Милка – гиена ненасытная. Она заявила при всех, что я открещиваюсь от своего ребёнка и то, что я – совратитель малолетних. Привела в пример Вику. В общем, поносила огульно.

– Вот ведь баба зловредная, исчадие ада! И видит, что зуб неймёт, а всё равно кусает. Змея подколодная, я выведу её на чистую воду!

– Не надо никого выводить, Александр Петрович. Бог с ним, с этим институтом, главное – Вика жива.

– Как это, Бог с ним? Ты ведь талант! Нет, я так этого не брошу. Знаешь что, уже поздно, вон – солнце садится. Пойдём к тебе и там договорим. Переночую, коли места не жаль, а завтра утром к вашему декану поеду и, как другу, приватно всё объясню.

– Не делайте этого. Обещайте.

– Успокойся. Утро вечера мудренее, посмотрим.

*

Спозаранок Александр Петрович поднялся с постели и начал потихоньку одеваться, чтобы не разбудить Виталия. Ему предстояло навестить Владимира Семёновича и в общих чертах обрисовать тому истинную сложившуюся ситуацию, в кою попал юноша. Антонов не слышал, как хлопнула дверь, и проснулся лишь через час после того, как Александр Петрович исчез из квартиры. Не найдя в комнатах никого живого, он подумал, что пожилой архитектор уехал домой, жалеючи, не потревожив сладкий сон молодого хозяина двухкомнатной хрущёвки. Но через полчаса услышал трель звонка, открыл входную дверь и увидел перед собой пропавшего гостя.

– А я решил, что вы уехали в Малиново, и не ждал вас совсем.

– Разве мог уехать, не попрощавшись с тобой? – Александр Петрович прошёл в зал. – Я ездил к Владимиру Семёновичу.

– Зачем? Я вас просил не делать этого.

– Да я, собственно, ничего и не добился. Моя протекция не помогла. Всё оказалось намного сложнее, чем рассчитывал. На просьбу восстановить тебя в институте получил отказ. Владимир Семёнович тоже в сложном положении. Он бы с удовольствием вернул назад такого студента, как ты, но, к сожалению, пока этого невозможно сделать. Декан сказал что, несмотря на снятие с тебя подозрения в убийстве, ещё остался отказ от ребёнка. А в том, что это твой ребёнок, у него нет никаких сомнений, так как Зарыпиной было предъявлено заключение из института экспертиз. И, кроме того, ты не реабилитирован по наговору в порочащих связях с несовершеннолетними девочками. Весь институт гудит по этому поводу, как взбудораженный улей. Студенческая малотиражка уцепилась за этот скандал. Статья за статьёй о твоём недостойном поведении каждый день выстреливает. Того и гляди весь город взорвётся от раздутой темы. А я, как ты понимаешь, не могу объяснить всего того, что происходило с тобой, да и усомнился бы глава факультета в подлинности этих мистических историй с ангелами и духами. Я-то безоговорочно поверил потому, как видел Вику воскресшей собственными глазами. Кстати, что собираешься предпринять для возвращения её любви?

– Пока не знаю.

– Конечно, жаль, что Вика не помнит ничего из прошлой жизни, но уверен: у вас всё наладится. Слишком много вы пережили, должно же когда-нибудь повезти. Я к тебе на секундочку забежал – через сорок минут отходит моя электричка. Не мог не проститься.

– Александр Петрович, я вас провожу.

– Не волнуйся, сам доберусь.

– Нет уж, позвольте.

– Хорошо, раз настаиваешь, то собирайся, только быстрее, а то опоздаем.

Вскоре они ехали в усатом троллейбусе к железнодорожному вокзалу. Посадив в вагон Александра Петровича, Антонов не поспешил на автобусную остановку, а пошёл пешком. Институт его больше не ждал, и опальный студент направился к дому, где теперь жила Вика. Через час он находился подле него. Опустился на скамейку у первого подъезда, задумав сидеть здесь, пока не встретит любимую. Виталий надеялся, что вот-вот она появится. А там он найдёт какой-нибудь способ познакомиться. Но, проторчав в ожидании девушки четыре битых часа, не выдержал и, поднявшись на пятый этаж, нажал кнопку звонка пятнадцатой квартиры. Ему открыла женщина лет сорока. По всей вероятности, как предположил Виталий, мама Вики. Женщина сразу понравилась молодому человеку. По лицу её можно было определить, что она очень добра.

– Здравствуйте, – поприветствовал незнакомец.

– Добрый день, – ответила женщина.

– Извините, пожалуйста, я могу видеть Вику?

– А её нет дома, она ушла. Может, что передать?

– Нет, спасибо. Я зайду попозже, вечером, если не возражаете.

Виталий, попрощавшись, спустился вниз по лестнице. И чтобы убить вяло текущее время, зашагал в сторону кинотеатра. Купил билет и очутился в вестибюле, даже не поинтересовавшись, что за фильм предстоит посмотреть. Ужасно хотелось есть, и юноша занял очередь в кафе, за съестным. С утра у него не было и крошки во рту. Впереди, спиной к нему, стоял шикарно одетый и приглаженный пижон в клетчатой кепи. Виталий смотрел на витрину, выбирая еду и напитки. Из-за стекла показывали себя различные пирожные и пирожки с капустой. Молодой человек соблазнился на аппетитные с блестящей корочкой пирожки и лимонад. Экстравагантный субъект, разнаряженный, как какаду, за которым он занял очередь, повернулся и взглянул на позади стоящего.

– Виталий, ты? Давненько с тобой не сталкивался! Сколько лет, сколько зим, – пижон фамильярно протянул руку.

Антонов никак не ожидал встретить здесь какого-нибудь приятеля и растерянно бросил глаза на лицо протянувшего руку. Перед ним с фальшивой довольной улыбкой находился Славик.

– Привет. Какими судьбами?

– Да вот, я тут со своей девчонкой. Задумали оценить кинишко. Говорят, крутой вестерн с элементами эротики.

– С Анжелой, что ли? Ты, кажется, за ней ухаживал?

– Да нет, что ты! С Анжелой у меня ничего не получилось. Это совсем другая девушка. Я тебя с ней сейчас познакомлю: она пошла немного привести себя в порядок. Ну, сам понимаешь, куда. А вот и очередь кончается. Два пирожных и два стакана кока-колы, – заказал буфетчице ценитель крутых американских приключенческих фильмов.

Виталий получил свои пирожки, бутылку лимонада и сел за столик вместе с расфуфыренным Славиком.

– Сейчас ты умрёшь от зависти, когда моя отрада очей придёт. Она просто прелесть! Я с ней познакомился две недели назад. В общем, хочу сообщить тебе по секрету – это моя невеста. Представляешь, сколько сил я потратил, чтобы добиться её согласия. И вот вчера сделал ей предложение при родителях, и она уступила. Я тащусь, балдею от счастья! Такой красивой жены нет ни у одного. От её красоты можно ослепнуть. У неё умопомрачительные длинные светлые волосы. А глаза! Да, впрочем, что я тебе рассказываю? Сейчас сам увидишь. А сколько денег угрохал на её завоевание! Дежурил возле её дома и днём, и ночью. Она пешком не ходила, я её сам лично на своей машине возил. Даже институт забросил, «в академ», так сказать, пошёл, только бы она стала моей невестой. А подарками просто завалил. Да вон идёт, обернись и увидишь. Она сразу бросается в глаза, такую принцессу нельзя не заметить.

Виталий повернул голову и, поперхнувшись недожеванным пирожком, закашлял. Девушка грациозной лебёдушкой подплыла к столу.

– Знакомься, – важно вздёрнул нос кверху Славик с присущей для себя нагловатой манерой, – Вика. Позволь, дорогая, представить моего друга – Виталий.

Да, это была никто иная, как Вика. Та Вика, из-за которой вся жизнь молодого человека покатилась кувырком. Та Вика, которую он любил больше всех на свете, за которую готов отдать жизнь.

– Здравствуйте, – пропела девушка мягким, бархатистым голоском, присела за столик и взяла мраморными пальчиками пирожное. Она вспомнила, как Антонов дней пятнадцать назад позвонил к ней в дверь, якобы ошибшись квартирой, но сделала вид что не узнала его, видимо, сочтя неудобным напоминать об этом, раз сам он промолчал.

Виталий был в шоке: лицо его побелело, как только что выбеленная стена. Конечности онемели.

– А как у тебя дела с Милой? – допрашивал с поддельным пристрастием Славик. – Разобрались вы с ней, наконец, или нет? Ребёнка-то признал? Слышал, ты медэкспертизу проходил?

Антонов хотел что-то сказать, но язык не слушался. В голове зашумело и ему стало дурно.

– Извините, – он поднялся со стула. – Я должен идти, – юноша, слегка покачиваясь, поволок одеревеневшие ноги к выходу, прочь из кинотеатра.

Горемыка не помнил, как добрался до дома, не помнил, как открыл дверь. Судьба снова обманула его. Жизнь прожить – не поле перейти. Виталий упал на пол, и тело его затряслось от рыданий.

Постепенно голова начала проясняться, а мысли выстраиваться в логическую цепочку.

«Что ж, если так случилось, ничего не поделаешь, – лихорадочно разбирал произошедшее молодой человек. – Может, действительно, Вика нашла своё счастье? Что-что, а стать счастливой она имеет полное право. Уж слишком страшна была её прошлая жизнь. Я очень желаю ей этого. Как я могу вмешиваться в её, закрытое для меня, идильное пространство со своей никому не нужной теперь любовью и вносить хаос и неприятности? Вика не помнит абсолютно ничего и не её вина, что она полюбила другого. Пусть хоть с ним, святая душа, найдёт утешение. А я? Ну, что я… Кто я такой для неё? Просто ничего не значащий прохожий, как и тысячи, миллионы остальных людей. Такова уж моя планида – терпеть танталовы муки. Господи! Зачем я родился на белый свет, если меня, кроме страданий, ничего не ожидает? Зачем мне это прозябание, если смерть гораздо лучше? Нет, я должен переродиться, я должен чего-то достичь! Вот Феофан: и на этом, и на том свете посвятил себя Богу и горд этим. Ведь и я могу последовать его примеру. На что ещё уповать? Уйду куда-нибудь в пустыню или в глухую тайгу, как отшельник. И ко мне начнут приходить люди, жаждущие успокоения и ищущие правду. В этом мире мне отныне нет места. Надо создать для себя новый мир. Вика теперь не принадлежит мне. Но зато буду знать, что она счастлива. А разве мне надо большего? Для её счастья я готов на всё, даже убить свою любовь. Нет, пожалуй, любовь к ней никогда не убью. Никогда не забуду Вику. Нет, никогда. Но я должен, должен перестать мечтать о ней. Всё снова против того, чтобы мы были вместе. Мог ли я предположить, что голубоглазая златовласка после воскрешения изберёт не меня, а кого-то другого? Всё гораздо хуже, чем до её смерти, но хуже для меня, а не для неё. Пусть, пусть мне хуже. Чем хуже мне, тем лучше ей. Пусть я мучаюсь один, но никогда не заставлю мучиться её. Я не в силах навязывать свою любовь и преследовать ту, что ко мне так равнодушна. Пусть остаётся всё так, как есть. Бог мудр в своих решениях. Мне ли осуждать Его?».

 

     27 глава.

И имя ей…

 

Вот уже четыре недели Виталий почти не покидал квартиру, кроме как изредка посещал хлебный магазин, чтобы не протянуть от голода ноги. Он начал новую жизнь и отошёл от мирских забот. Юноша изучал священную Книгу книг, готовился к более высокому предназначению. Ничего, кроме служения Творцу, теперь не интересовало молодого человека. Он покончил с прошлым, разочаровавшим его навсегда. Библия же, читаемая им, придавала хоть какой-то смысл существованию. И ради этого смысла стоило жить. Виталий день за днём, страницу за страницей, штудировал книги пророков Моисея, Иисуса Навина, Матфея, Иоанна Богослова и других. Свет появлялся в его глазах и мечта: изменить мир, где так много зла и несправедливости. И посвятивший себя всецело благим намерениям видел спасение мира в Создателе, в вере в Него. Десять священных заповедей, данных Господом Моисею на горе Синай, облагородили сознание добровольного последователя Христа, ясно и чётко определили общечеловеческие ценности, за которые он теперь будет бороться до конца.

В дверь позвонили. Виталий оторвался от чтения книги, единоверной, коей безмерно доверял, и пошёл открыть звонившему. На пороге стоял Александр Петрович.

– Что случилось? – заговорил он. – Я которую неделю кручу телефонный диск, а линия постоянно занята и занята. Ты что, трубку днём и ночью из рук не выпускаешь? О чём столько можно трепаться?

– Здравствуйте, Александр Петрович. Мне телефон более не надобен, я и не трогаю его. Наверное, он сломался или трубка не правильно лежит.

– Постоянно выкидываешь какие-нибудь фокусы!

– Это не я их выкидываю, а жизнь. Вика выходит замуж.

– Вот и прекрасно! Наконец-то, вы будете вместе.

– Александр Петрович, дослушайте сначала. Она выходит замуж не за меня.

– То есть, как? – развёл руками гость.

– Вот так. Пусть случится так, как она хочет, пусть хоть в этой жизни ей повезёт.

– И ты отступился от неё? Нет, я этому не верю!

– Придётся поверить, я так решил.

– И кто её избранник?

– Славик, вы его не знаете. Занятная, одиозная личность.

– И ты даже не разговаривал с Викой?

– Нет.

– Но почему?

– Что я скажу? Зачем коробить её безоблачную эйфорию чувств? Она встретила человека, которого полюбила, а я уже никто для неё.

– Вот это да! – пожилой архитектор прошёл в зал и присел на диван. – Вот так перипетия. Такого поворота событий не ожидал. Как же так всё могло произойти? Слушай, Виталий, не согласишься ли поехать в Малиново и пожить у меня? Тебе ведь нужна поддержка. Я бы нашёл применение молодому таланту, устроил на творческую работу.

– Нет, Александр Петрович, я для себя избрал другой путь. Хочу уйти из этого мира.

– Ты с ума сошёл! Только суицида не доставало. Что за странный прожект?

– Вы опять не дослушали. Я далёк от самоубийства, не собираюсь покидать физическую оболочку, а лишь бросаю мирскую жизнь и становлюсь нечто большим, чем простой обыватель, – Антонов поднял со стола Библию, – вот эта книга вдохнула в меня силу, и я понял: не всё потеряно, надо жить. Не для себя – для других. Ведь это прекрасно, не правда ли? И если… – Виталий не договорил, услышав входной звонок, забренчавший вновь, но на этот раз как-то надрывно и тревожно, вернулся в коридор и распахнул дверь, его глаза врезались в каменно-спокойную гримасу Милы. – Тебе чего? – спросил раздражённо парень.

– Ох, как неласково ты меня встречаешь! Мог бы и улыбнуться. Совсем анахоретом заделался.

– Мила, прошу тебя, уходи.

– Я бы с удовольствием, но внизу, в машине, сидят мои родители и ждут, что спущусь вместе с тобой. На вот, – сунула она бывшему жениху бумажку. – Ты что, совсем пренебрегаешь почтовым ящиком? Посмотри, что там завалялось. Это повестка в суд, куда ты сегодня должен явиться. Как чувствовала, что ничего не знаешь. Поэтому и заехала за тобой.

– В суд? Зачем? Что я ещё натворил: украл у тебя из кармана шоколадку или отобрал сумку с фантиками от конфет?

– Перестань придуриваться! Суд рассмотрит дело о нашем ребёнке.

– О твоём.

– Хорошо, к чему споры? Надеюсь, заметил, что меня разбарабанило, как пышку? Бального платья, как не кряхти, не напялишь. Я не вправе оставлять малышку без отца.

– Ладно, поеду, но скажу в суде всё, что думаю о тебе.

– Ради Бога, говори, что влезет.

Из зала в коридор выглянул Александр Петрович.

– Поезжай, Виталий, – подбодрил он. – Может, докажешь правду, как знать. Я тоже по своим делам отправлюсь. Ты уж мне сам звони в Малиново. Давай хоть изредка знать о себе.

– А вы кто ещё такой? – с презрением зыркнула на советчика Зарыпина. – Не вмешивайтесь не в своё дело.

– А я и не вмешиваюсь! – жёстко приструнил вспыльчивую зубоскалку гость. – Обязательно позвони, – попросил Александр Петрович, находясь уже на лестничной площадке.

*

Суд закончился. Несмотря на то, что Антонов категорически отрицал все доводы, приводимые истцом, его признали уличённым в сокрытии истины, основываясь на документах из института экспертиз. Решение судебной коллегии гласило, что нерадивый папаша после рождения младенца должен будет ежемесячно отчислять из своей заработной платы двадцать пять процентов на воспитание ребёнка и плюс ещё на содержание матери-одиночки до трёхлетнего возраста дитя. Но так как молодой человек нигде не работал, ему вменили в обязанность трудоустроиться в течение двух недель, иначе к нему будут применены штрафные санкции и другие неприятные мероприятия, вплоть до уголовной ответственности.

– Ну что, чья взяла? – прошипела Зарыпина, когда враждующие стороны вышли из зала суда. – Раздолбали в пух и прах твою презумпцию невиновности. А ты утверждал, что обвинение сфабриковано. И на амнистию не надейся. Может, всё-таки возьмёшь меня замуж?

– Для меня ошибочные выводы законослужителей ничего не значат. Правосудие потерпело фиаско. И вообще, я больше не довольствуюсь мирской жизнью. Я посвятил себя высшим идеалам.

– Да ну? – вызывающе рассмеялась выигравшая процесс плутовка в глаза ответчику. – И каковы твои «высшие идеалы»?

– Ты всё равно ничего не поймёшь.

– Ну, куда нам смертным до вас небожителей! Не такая я и дура, как ты представляешь. Сам ты дефективный. Мне, между прочим, приятно тебе сообщить: сегодня у Славика свадьба.

– Сегодня свадьба?

– А что вас, сударь, так взволновало? Да, он надыбал хорошенькую невесточку, – она посмотрела на часы. – Ну вот, опоздала на церемонию бракосочетания. Но не беда, успею к праздничному столу. Что так побледнел? Не желаешь составить компанию? А то как-то неудобно: с животом и без кавалера.

– Составлю, – поддался необъяснимому порыву Виталий.

– Ага, значит, мирская жизнь всё-таки интересует высоко идеалогизированного представителя расы голубых кровей.

– Могу и не ехать…

– Да ладно, чё уж там, садись в машину, – Зарыпина открыла дверцу кабриолета и компанейски подтолкнула нерешительного парня в спину.

После небольшого набора километража на спидометр «Фиат» обосновался на автостоянке вблизи ресторана «Арагви», который уже успел наполнить себя гостями, желающими поздравить молодожёнов.

– Шикарная свадьба! – восхищалась красотка, пройдя в банкетный зал мимо швейцара, показав приглашение. – Славик для своей невесты ничего не жалеет. Вот если бы ты делал всё так для меня, как он старается для Вики… Но куда тебе, лапотник, деревенщина неотёсанная, с ним тягаться.

– Мила, Виталий! – крикнул Славик, увидев школьную подругу и Антонова. – Идите сюда, травите якорь возле нашего пирса. Что так задержались? И к загсу не соизволили причалить.

– Да утрясали кое-какие мелкие проблемы. Поздравляю! А это вам подарки от нас, – Зарыпина выдернула из сумочки конверт и вручила жениху. – Хотя ты в деньгах не нуждаешься, благодаря своей деловой жилке и сообразительности, но традиция есть традиция. А это невесте, – девица протянула Вике увесистую золотую цепочку и кулон с изображением девы Марии с младенцем Христом на руках. Затем артистично чмокнула виновников торжества, разукрасив их лица губной помадой. – А ты, Виталий, разве не хочешь воспеть этот союз горячих сердец? Подойди же, пожми руку Славе и облобызай молодую.

Юноша послушно шагнул к жениху.

– Что ж, поздравляю, – еле слышно проронил он, потом приблизился к Вике и поцеловал её в щёку. – Будь счастлива, пусть исполнятся все твои желания.

Вика вздрогнула от поцелуя, и в глазах голубки, облачённой в белое, воздушное платье, появилась растерянность. Виталию на мгновение показалось, что его любимая как бы проснулась и вспомнила всё вычеркнутое из её памяти. Но происходящее вовсе не походило на сказку о спящей принцессе. Вика поблагодарила юношу за поздравление и предложила ему и Миле занять свободные места.

– Виталий, – заговорил Славик через стол, – вы всё-таки помирились? Хорошо, что вы вместе.

– Да, Слава, помирились, – ответила Зарыпина на вопрос, заданный не ей. – Правда, ещё не совсем, но в будущем, надеюсь, достигнем полного согласия.

– Прекрати! – оборвал сидящую рядом протобестию Виталий.

– Хорошо, хорошо, я больше и слова не скажу. Только не рычи.

– Господа! – привлёк к себе взоры окружающих мужчина, играющий роль тамады. – Прошу вас наполнить бокалы и поддержать тост за новобрачных, пожелав им долгой семейной жизни и кучу детишек – девчонок и мальчишек. А теперь посмотрим, насколько сильно они привязаны друг к другу. Горько! Я буду считать: сколько продлится их страстный поцелуй – столько радужных лет они и проведут в крепких, добровольно зарегистрированных узах любви. Я надеюсь досчитать, как минимум, до ста. Итак, начали!

– Горько, горько, горько! – завопили присутствующие.

Славик и Вика встали, и их губы сомкнулись.

– Горько, горько, горько! – раззадоривалась публика.

Антонов неожиданно для себя вдруг вскочил и с яростью бросил свой бокал на пол. Тамада не успел досчитать и до двух, как поцелуй прекратился. Бокал рассыпался на мелкие осколки, и вино, находившееся в нём, забрызгало главных героев пиршества, окрасив их свадебные наряды в кровавый цвет. Все притихли в ожидании того, что же произойдёт дальше. Нарушитель праздничного ликования отпрыгнул от стола, опрокинув стул, и выбежал из ресторана, никем не задерживаемый. И бежал, пока увеселительное заведение не скрылось из вида. Только тогда он остановился и уселся на бруствер тротуара, обхватив голову руками, не обращая внимания на недоумённо смотрящих на него прохожих.

– Идиот, дурак! – ругал себя Виталий. – Зачем я согласился пойти на эту свадьбу? Этого нельзя было делать ни в коем случае!

– Ты поступил правильно, – неожиданно услышал чей-то голос занимающийся самоистязанием парень.  Он выпрямил шею и увидел зависших над собой Зузула и Фёдора.

– Друзья, как я рад вас видеть! Думал, вы совсем забыли про бедного студента. Ан нет. Как бы я хотел унестись сейчас с вами за горы, за моря, но не могу. Завидую крыльям твоим, Зузул, и твоим ногам, Фёдор, они в отличие от моих не прикованы к земле.

– Меня теперь звать не Зузул, а Пётр. Это новое имя я получил от Отца. Известил о том Феофан, прилетая проститься с нами. Мы здесь, чтобы помочь тебе.

– Чем вы поможете? Я всё потерял в этой жизни.

– Но ты ещё не ведаешь всего предначертанного.

– И не хочу, –  упёрся безразличными глазами в асфальт Виталий.

– Ты обязан выслушать смиренных посланников света, потому как Феофан доверил нам замысел Божий. Пришло время запереть на ключ силы ада на тысячу лет, как пророчествуется в священной книге. Чистая правда откроет твоё опустошённое око веры, и ты не будешь так слеп.

– Я слушаю вас, – качнул головой несчастный влюблённый в ту, что уже ему не принадлежала.

– Знай же, что во всех твоих злоключениях виноват хозяин тьмы – Гадил. Все нечистоты проистекают из пасти этого шакала. Подчинясь его приказу, Мила подговорила жадного до презренного металла Славика на убийство Вики.

– Что? Зарыпина подкупила этого патологического урода? Ведь Славик сегодня женится на Вике. Значит у убийцы свадьба с умерщвленной им жертвой! – Виталий истерически засмеялся и вновь сдавил виски ладонями. – Гад этот Гадил! Он мне мстит за свою чёртову книгу.

– Ты сам всё сразу понял, – подтвердил Фёдор. – Ты должен отправиться с нами, а по дороге мы всё тебе распишем подробно. Летим!

– Куда? Да и как лететь – я не птица, не дух и не ангел?

– Дело поправимое, – Зузул, а вернее теперь Пётр, подхватил парня подмышки и взвился в небо.

Все трое устремились прочь из большого города. Ветер бил в лицо молодого человека, растрёпывая его волосы и сбивая дыханье. Пётр и Фёдор наперебой, взахлёб принялись передавать Виталию злодеяния антихриста. Так же со слов бойких рассказчиков юноша узнал, что летят они в глухую деревушку – «Ведьмин хутор», расположенную в самом центре Сибири, к старушке Агафье Тихоновне. И что именно эта самоотверженная женщина способна подвести их мероприятие к закономерному исходу. Внимательный слушатель не замечал высоты, на которую поднялся. Он не боялся упасть – пальцы Петра крепко держали ношу.

Наконец, они приземлились посреди непроходимой тайги, возле одного из трёх полуразвалившихся домов. Виталий последовал за бестелесными внутрь избы, но не через окно, как это умудрились сделать спутники, а через дверь. Гостей встретила семидесятилетняя бабушка.

– Вы прилетели, – обрадовалась она. – А это, насколько я понимаю, и есть Виталий, о котором вы мне все уши прожужжали? Вот и сама познакомлюсь, – старушка подошла к Антонову и низко, до самого пола поклонилась, потом взяла руку его и поцеловала.

– Что вы делаете? – отдёрнул он руку.

– Божий человек в моём доме, – ласково заговорила старушка. – Как же ещё я могу его встретить? Проходи к столу, защитник наш, я только накрыла, с пылу с жару. Угощайся, соколик, чем Бог послал.

Виталий вопросительно взглянул на друзей.

– Садись, садись, – кивнул Фёдор. – Подкрепись, тебе понадобятся силы.

Виталий опустился на табурет, а заботливая Агафья Тихоновна засуетилась вокруг него, стараясь всячески угодить.

Юноша насытился.

– Теперь-то объясните мне всё до конца, – попросил он.

– Читал ли ты Откровение Иоанна Богослова? – спросил ангел.

– Разумеется, читал. Это самое интересное и загадочное место в Библии, дающее представление о будущем, ожидающим нас.

– Хочу напомнить один отрывок из последней книги Нового Завета: «И видел я ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время», – Пётр замолчал.

– Да, я знаю этот фрагмент наизусть, – отметил Виталий правильность цитируемого текста. – Но какое отношение это имеет ко мне и к вам?

– Я открою тебе тайну, – продолжал Пётр. – Так же, как мне и Фёдору, открыл то Феофан, улетая служить свету, навсегда оставляя Землю. Ангел, о котором идёт здесь речь, это я – Пётр, ключ от бездны – это ты, мой друг, цепь же в руке моей – это меч, который я передаю тебе, – Пётр вынул из ножен меч и торжественно протянул юноше.

Виталий принял оружие.

– Но почему я должен схватиться с Гадилом? Разве хватит у меня сил противостоять ему? Даже ты – ангел, не в состоянии совершить этого, потому как он сильнее. А я – человек, гораздо уязвимей тебя.

– На твоей стороне Господь, и печать Его будет на челе твоём. Ты под эгидой света. Всё написанное должно исполниться. Так было, так есть и так будет.

– Ты знаешь, Пётр, я именно сейчас понял: кто же, если не я сразится с Гадилом? Пусть даже смерть ожидает меня, пусть погибну в битве! Ведь он отобрал у меня всё. Что толку, если бы я начал бороться против лжи Милы, против душегуба Славика и других, подобных им. Это ведь не имеет смысла, потому как наступит день, и они будут наказаны самим Создателем за дела свои, и бездна огненная стиснет их в своих ржавых тисках навечно. А вот Гадил может искалечить тысячи и тысячи жизней, таких, как моя, и попытаться истребить ещё не одну любовь. Да, я хочу стать ключом, который запрёт хозяина тьмы на замок. Но не знаю, хватит ли у меня сил и как мне отыскать злодея и вызвать его на бой?

– Именно за этим мы сюда и прибыли, в это глухое место, к уважаемой Агафье Тихоновне. Она – чернокнижница.

– Чернокнижница? Выходит, она в подчинении сатаны?

– Я тоже так думал, когда узнал про неё, и, честно говоря, чуть не испепелил при первом свидании. Но, Виталий, не всё то золото, что блестит. Или, говоря иначе, Агафье Тихоновне удалось поставить силы зла на служение добру. Хотя сиё, кажется, и невозможно, но и такое случается. Парадокс, но факт.

– И как она поможет нам?

– Благодаря старинной книге, доставшейся в наследство. В ней есть рецепты от многих болезней, а не только колдовские пакости, истребляющие людей. И так же имеется заклинание вызова царя тьмы.

– Так чего мы медлим? Надо вытащить этот галактический аппендикс на эшафот, я не боюсь встретиться с ним!

– Это не так просто. Вызвать главаря чёрного братства можно только в ночь полной луны, и чтобы полная луна совпала с тринадцатым числом древнего календаря. И, кроме того, для заклинания необходимо много трав и всякой другой дряни. Например, зуб умершего человека, сотня кошек и так далее.

– Значит, это пока нереально?

– Отнюдь. Ночь полной луны на подходе и совпадает с тринадцатым числом по древнему календарю, а всё остальное уже приготовлено. Именно поэтому-то сегодня ты должен был непременно оказаться здесь. И замысел Отца нашего осуществится.

– Что ж, я готов. Смерть или жизнь. Сегодня выяснится превосходство зла или добра. Затянувшаяся партия подошла к эндшпилю. А ты почему загрустил, Фёдор?

– Как мне не грустить, Виталий? Ведь с последнем лучом Солнца Пётр покинет меня и унесётся к свету, к крылатым братьям своим, и я останусь совсем один. Один дух на всей поверхности Земли.

– Это правда, Пётр? – сочувственно поинтересовался молодой человек.

– Правда. Наконец-то, свет примет меня, и я смогу обнять Отца, и пасть перед Ним ниц, и молить о прощении. То поведал мне старец Феофан. Последняя огненная стрела светила ныне ударит в меня, и меч мой, который я передал тебе, и очистит нас от чёрной краски зла. И одежды мои превратятся в чистые и белые, а меч засверкает ярче, чем сто солнц, вместе взятых. И я покину земную твердь.

– И ты не посодействуешь мне в битве с Гадилом?

– Нет. Его ты одолеешь сам. Каждый должен играть свою роль. А пока, иди, приляг – тебе нужен отдых. До заката ещё пять часов, и ты обязан как следует выспаться.

– А где хозяйка дома? – Виталий закрутил головой. – Я и не заметил, как она вышла. Где она?

– Сейчас Агафья Тихоновна готовит варево для заклинания, у нашей кудесницы полно работы, – пояснил Фёдор.

– Ни о чём не волнуйся, почивай спокойно. Я разбужу тебя, когда пробьёт час, – вновь посоветовал Пётр.

Юноша ушёл спать, и спал. И видел сон.

И кошмарен был сон. И пот выступал на теле от увиденного. И слёзы текли из глаз от услышанного. И видел он побоище страшное – избиение младенцев. Паника охватила людей, и крик застыл в их глотках, не давая дышать. И ужас нашёл место в их глазах. И падали с неба звёзды, которые должны были служить маяком для младенцев сих на пути их жизненном. Матери хватали детей своих и закрывали их телами нежными от мечей острых. Но немощны они перед грозным железом, и ослабевали объятия их, и снова падали звёзды. И видел Виталий командующего войском убийц, но не видел лица его. И по словам его понял, что не нашёл он Того, Кого искал, и текла кровь невинных.

И видел юноша младенца, искомого, взрослым и окрепшим, и твёрдо стоящим на земле пустынной, и молящимся небу. И рядом с Ним видел того, кто сыпал звёзды с неба в ту сумасшедшую ночь избиения младенцев. И давал убийца камни неубитому им, говоря: «Вели камню этому сделаться хлебом и насыться, ибо ты голоден». Но не ел неубиенный камней сих, и остались они лежать посреди пустыни. И поставил командующий войском убийц, лица которого не видел Виталий, не евшего камни на краю храма, и сказал: «Полети, как птица, человек, ангелами подхваченный». Но не стал Он слушаться советовавшего Ему, и храм держал Его ноги на себе. И дал убийца богатства все земные голодному, и положил их у ног Его, и сказал: «Поклонись мне – и это всё твоё». Но отступил домогатель от крещённого на сороковой день, так как слаб он был перед голубем Его.

И плыл крещённый на лодке вместе с попутчиками своими. И поднял камни дающий ветер и воды, дабы потопить плывущих. И испугались плывущие, и смерть восстала в глазах их. Но поднялся непринявший богатства мира сего и усмирил бурю верой своей. И опять не видел Виталий лица того, кто вызвал бурю, а лишь спину его.

И видел юноша того, кто целовал усмирившего бурю, и предал Его по наущению вызвавшего ветер и поднявшего воды. И слышал звон серебряников, замазанных кровью предавшего.

И видел Виталий, как у римского прокуратора били преданного, и среди подстрекавших на это видел убийцу спиной к себе. И видел, как плевали в молчавшего и издевались над Ним, и капли крови из-под тернового венца, капавшие под ноги подстрекавшего.

И лобное место видел Виталий, и на кресте распятого, и видел солнца затмение после смерти Его. И видел плачущих и смеющихся, и видел спину того, о ком уже догадывался и ненавидел.

И видел, как ненавидимый им стоял у тела убиенного в гробнице и смеялся, и смех сотрясал Землю, и рыдала Земля, напившись крови чистой. Но встал распятый и вышел из рук смерти, и зажёг звезду свою. И в ужасе было лицо убийцы, видевшего это. И узнал ненавидимого Виталий, и узрел лицо его. И имя убийце тому – Гадил…

Виталий открыл глаза. Было ещё светло, но солнце уже клонилось к закату. Вечерело.

– Ты вовремя проснулся, – сказал Фёдор. – А мы хотели будить тебя.

– Пора, – сжал ангел ладонь в кулак.

И все четверо – Виталий, Агафья Тихоновна, Фёдор, Пётр – высыпали из дома на улицу и встали посреди двора полуразвалившейся избёнки.

Солнце метнуло последний луч и скрылось за горизонтом. Наступила кромешная темнота. Но тут произошло чудо. С Петра спали чёрные одежды, и тело его покрылось белым, сверкающим покрывалом. Образ ангела преобразился. Краски зла отступили от него. Меч же, который держал в руках молодой человек, загорелся тысячами солнц, и вокруг стало светло как днём. Поднималась полная луна.

– Вот и всё, – ангел бережно обнял юношу. – Я сделал своё дело – теперь очередь за тобой. Уверен, ты справишься. А мне пора, Отец зовёт. Прощайте, друзья. Я буду ждать вас в свете. Прощайте! – Пётр поднялся в небо и вскоре скрылся за чёрной пеленой космоса.

– Прощай! – кричали трое оставшихся на Земле и махали руками вслед покидающему их ангелу. – Прощай! До встречи! Прощай, мы будем помнить тебя! Поклонись от нас Феофану!

 

– Надо начинать, – поторопил Фёдор. – Луна почти в зените: как раз, самое время.

Агафья Тихоновна достала из кармана огниво и подпалила с его помощью приготовленные дрова для костра. На выложенных кругом чурках берёзы стоял огромный медный котёл. Затем старушка раскрыла свою единственную книгу на нужной странице и принялась читать заклинание на каком-то непонятном, ломаном языке, бросая в красно-серый чан разные травы и мощи умерших животных и людей.

Сто кошек, выпущенных из клеток, закружили вокруг костра и душераздирающе заорали. Картина была не из приятных, не для слабонервных. Кошки подходили всё ближе и ближе к пылающим поленьям, и уже можно было уловить запах их подпалившихся шкур, как произошло невероятное: животные сомкнулись в плотное кольцо и начали по очереди прыгать в самое пекло. Когда последняя, сотая, кошка совершила свой смертельный прыжок, и крик её заглушил огонь, из котла повалил густой, смрадный дым и всё вокруг покрылось облаком зловонья.

– Я здесь. Кто осмелился потревожить меня? – услышали все трое голос из подземелья.

Дым постепенно рассеялся и перед ними предстал Гадил.

– А, это ты, мой добрый друг, – узнал сатана Виталия. – И дух Фёдор с тобой, я давно за ним гоняюсь. А где же ваш сопровождающий – Зузул?

– Он более не Зузул, а Пётр, – дерзко заметил юноша.

– А, так его, значит, принял свет. Почему этот крылатый храбрец сбежал от вас? Струсил лобовой атаки со мной?

– Он не сбежал, это я вызвал тебя! – крикнул владелец огненного меча. – Я хочу сразиться с тобой.

Гадил разразился сардоническим смехом.

– Ты? – сквозь хохот проговорил он. – Ты? Глиняный человечишка, хочешь мне показать, где раки зимуют? Да я тебя уничтожу одной молнией! Или думаешь, что будешь изображать из себя матадора в этой корриде? И кто этой зелёной сопле-пацифисту дал совет попробовать померяться со мной силами? Кто тот глупец? А, эта старая ведьма, кляча хромоногая, –  Гадил заметил в руках Агафьи Тихоновны книгу заклинаний, вынул из ножен меч и обрушил его на старушку. Та упала замертво, не успев даже поднять руки, чтобы хоть как-то защитить себя. – Или ты? – повернулся хозяин тьмы к Фёдору. Дьявол приподнял левую руку и выпустил из неё молнию в бестелесного. Фёдор весь скрутился от боли и застонал. – Как ты посмел, червь, потревожить меня? Если ищешь смерти, то пойди и повешайся – это куда приятнее, чем умереть в адовых муках. Или вообразил, что меч удравшего Зузула спасёт тебя? Ты, наверное, решил, раз удалось уничтожить мою книгу, то справишься и с автором оной? Так вот, что скажу перед бесславной кончиной твоей. Это я растоптал Вику, и я отдал её убийце в жёны. Теперь мне осталось последнее – выпотрошить зарвавшегося молокососа.

– Я всё знаю. И вызвал тебя, чтобы ты расплатился за зло творимое! – вскричал в справедливом гневе Виталий. – Ты несёшь с собой только смерть. Ты даже бездумно и безжалостно устранил ничем не угрожавшую тебе старушку. Ты гордишься тем, что с лёгкостью расправляешься со слабыми. Посмотрим, совладаешь ли со мной. Любовь моя к Вике будет щитом, который ничем не пробить. А карающий меч Петра – цепью, что скуёт твою силу. И да сбудется предрешённое! – Виталий бросился на Гадила, и мечи их скрестились.

И поднялись дерущиеся в небо, к мириадам звёзд, кои расступились, освободив им место для схватки. И изведал дракон силу любви, и вспомнил все свои преступления. И бились они на равных. Один – на стороне света, другой – на стороне тьмы. И готов был юноша драться до последнего дыхания, и не знал он, что зверь никогда не одолеет любовь, живущую в его сердце, и что звезда его никогда не покинет небосвода. Потому как имя ей – Непадающая.

 

 

P. S.

( Приписка ко второму изданию)

 

– Ты где ходишь? – застонал Фёдор, когда я вошёл в квартиру. – Сколько тебя можно ждать! Уже футбол начался, включай скорее телевизор. Небось, пару забитых мячей просмотрели. Я же тебя просил прийти пораньше!

Фёдор висел у потолка, лицо его было грозно-укоряющее. Он впился своими стыдящими глазами в мои, ожидая, что начну оправдываться.

– Извини, дела задержали, – попросил я у него прощения. – И, кроме того, ты мог слетать через стену к соседям и посмотреть футбол там.

– Как же, у них вторую неделю телевизор в ремонте, – продолжал стыдить Фёдор. – И что я, в конце концов, какая-то бездомная собака, чтобы шляться по квартирам в поисках включенного телевизора и настроенного на необходимую мне программу? И какие такие у тебя дела важные, что из-за них должен пропускать футбол? Это ведь полуфинал!

– А вот какие дела, – я достал из сумки небольшой свёрток.

– Ну и что это?

Развернул свёрток и извлёк из него книгу.

– Вот, получил по почте. Вышла моя первая книга, – радостно возгласил я. – «Непадающая звезда». Теперь можешь её прочитать.

– Сам читай, – обиделся дух. – Мне ли не знать, что в ней написано? Это моя история. Ты её просто записал и вогнал в блестящую обложку. Вот когда напечатают твою работу – теорию: «Слово», тогда и подкатывай. Иди скорее, включай телевизор.

Пришлось пройти в зал. Там сунул пахнувшую типографскими красками книгу в тесный ряд её бумажных сестёр и, приблизившись к телевизору, щёлкнул тумблером.

– Знаешь, что не могу воздействовать на материальный мир, и пользуешься этим, –  опять запричитал Фёдор, когда голубой экран засветился и он увидел, что счёт на табло «один-один». – Два мяча из-за тебя пропустили! Какие, наверное, красивые мячи были…

– Ничего, – успокаивал я, – может повтор покажут.

– Жди, как же, покажут… – Фёдор поглядел в мою сторону и засмеялся, заметив меня прилипшим к книжному шкафу и любующимся своей книгой. – Ну вот, теперь будешь говорить всем, что твоё произведение стоит в одном ряду с такими авторами, как Чехов, Агата Кристи, Достоевский, Конан Дойл.

Я залился розовой краской, почувствовав язвительную колкость «комплимента», но, однако, ещё и заметил, что на полке стояли книги таких авторов, как Шекспир, Дюма, Вальтер Скотт, Лев Толстой и других, не менее знаменитых, но об этом, из ложной скромности, промолчал.